— Когда в пещеру полезем? Что-то прохладно стало, — поежился Ромашкин. — В конце концов, я не пьянствовать ехал сюда, а купаться. Пить можно и в лагере, в теплой «конуре».

— Не гони волну, замполит! Сейчас прибежит специально обученный туркмен, отопрет решетку, включит освещение, проводит до подземелья. Ты же не хочешь свернуть шею в темноте?

— А что, там темно?

— Конечно! Это ж пещера, а не какой-нибудь овраг. Глубокая пещера Али Бабы. Сказку в детстве читал? – усмехнулся Чекушкин. — Вот это она и есть. И клад где-то там замаскирован, возможно… Ага! А вон и проводник спешит!

Маленький сухонький старикашка-туркмен прихромал к машине:

— Салам! — произнес он и жестом показал: мол, следуйте за мной.

Проследовали.

— Товарищи командиры! А нам можно с вами искупаться? — подали голос Кулешов и солдатик-шофер.

— Можно! Но вначале сбегайте в душевую и помойтесь! — распорядился Чекушкин. — От вас портянками за версту воняет. А под землей и так воздух спертый. Бегом! Догоните…

Кулешов и солдатик-шофер помчались мыться. Офицеры, сказано, проследовали за старикашкой.

Тот поминутно оглядывался назад, что-то сердито бормотал про себя, энергично тряся редкой седой бородой. Чем выше они поднимались по серпантину, тем сильнее дул ветер. Врываясь в небольшую пещеру в конце тропы, он издавал звуки, напоминающие фальшивое пение простуженного человека.

— Джинн изволит сердиться! – произнес нарочито мрачно Чекушкин. — Или не джинн. Дух самого Али Бабы.

Добрались. Туркмен отомкнул массивную, выше человеческого роста решетку, дернул рубильник на электрощите и щелкнул потайным включателем. Минуту назад казалось, что сразу за решеткой — провал в таинственную мрачную бездну, где обитает злобный джинн. На самом деле — широкая площадка, которую соорудили обыкновенные люди.

Тут их и запыхавшиеся солдатики нагнали, у входа, — Кулешов с шофером, свежевымытые, полуголые. Быстроногие олени…

Никита легкомысленно пошел вперед и едва не загремел по ступеням, которые резко повернули вниз и влево. Вырубленная внутри скалы лестница имела крутой наклон и представляла собой закрученную против часовой стрелки спираль. Небольшие перильца из металлических прутьев — довольно жиденькие, раскачивались, за них лучше не хвататься.

Внизу действительно разверзлась пропасть глубиною несколько десятков метров. Никита благоразумно отпрянул к стене и уцепился за выступающий из нее остроугольный камень. Он взглянул вверх — там, высоко над головой, светила тусклая одинокая лампочка. Лучше бы не смотрел вверх — стены закружились и поплыли перед глазами. Никита зажмурился. Страшно! Вот ты какая, клаустрофобия! И вот ты какая, боязнь высоты, в придачу!

— А не лезь поперек батьки, герой! — придержал сзади Чекушкин. — Думал, спелеологом быть легко и просто? Улетишь вниз, костей не соберешь! Дай-ка я впереди пойду. Дорогу ветерану- следопыту!

Держась за плечи Никиты, он обошел его и аккуратно потопал вниз по ступеням, цепляясь за скальные выступы.

Ромашкин потряс головой и вновь огляделся. Ствол пещеры был в диаметре метров десять, имел форму купола цирка «шапито». Над лесенкой, выдолбленной в горном монолите, метрах в семи нависал каменный свод, где и была закреплена лампочка. Внизу — квадратная площадка с яркими фонарями по периметру. Воды как-то нигде не видать. Где-же озеро-то?

Осторожно ступая по неровным ступенькам, след в след спустились в нерукотворную шахту и из полумрака выбрались на освещенную террасу, сооруженную на шероховатом граните. Тут по углам висели четыре светильника, а над перилами был закреплен яркий прожектор. Под террасой действительно (о чудо!) плескалась вода. Вернее не плескалась, а расстилалась черная, спокойная водяная гладь. Настоящее озеро «мертвой воды»! Для того чтоб в него погрузиться, предстояло спуститься еще по нескольким скользким, узким ступеням на другую площадку. А вот с нее уже можно было нырять.

Какая неописуемая, величественная красота, сотворенная неведомыми силами, открылась взору! Какое великолепие и чудо создала природа! Сверху, на поверхности, безжизненные горы и выжженная солнцем пустыня, а под землей замечательный водный мир. И если у самого входа промозгло и сыро, то внизу холод совершенно не чувствовался. Наоборот, тепло, словно попали в другое время года. Вода тихо шуршала о камни, значит все-таки это живая вода, а не «мертвое море». Интересно, а есть тут рыба? 

— Васька, в озере живность какая-то имеется? Лягушки там, пиявки?

— Не боись! Ни крокодилов, ни змей! Акулы отсутствуют, барракуды не водятся! Пираньий тож нет. Проверено. Никто тебе яйца в воде не откусит! Раздевайся и ныряй. Водица чистая, можно сказать стерильная. Надеюсь, такой останется и после наших чмошников!

Ромашкин, Колчаков, оба солдатика разулись на верхней площадке у входа в пещеру и вниз спустились босиком (даже без носок), так как тапочек не взяли, а ненавязчивым местным сервисом наличие сменной обуви не предусматривалось.

Никита снял китель, брюки, майку… Трусы? А! И трусы! Чтоб после купания форму не замочить. Остальные поступили аналогично. И без неуместного в чисто мужской компании стеснения устремились к воде. О-ой, води-ичка! Как парное молоко! Не менее тридцати градусов!

Обоих солдатиков, окунувшихся несколько раз, отправили наверх, от греха подальше. Чтоб не плевались. Дрова там, вода, все такое… Хорошего помаленьку! Еще утонут, отвечай за них!

— Ох, хорошо! — воскликнул Колчаков, выныривая через минуту из воды. — Там глубина — не донырнуть! Я уж не стал опускаться ниже. Темно как у негра… Нырнешь, Никит?

Нырять Никита не любил — уши закладывает. Лучше он поплывет вперед, посмотрит, что там дальше.

Прожектор и фонари освещали овальное водное зеркало размером приблизительно двадцать метров на пятьдесят. Вдалеке каменный свод, резко снижаясь, опускался к воде. Непонятно, что это — большой и глубокий колодец, заводь от подводной реки или залив широкого озера? Кто построил, такой «бассейн»?

—Алади-и-инн! Али–и Баба-а-а! Джинны! — заорал, сложив ладони рупором, Никита.

Со скального купола булькнул мелкий камешек. Так, больше не орать! А то, не ровен час, накличешь булыжник на голову.

Никита несколькими гребками добрался до нависшего гранитного гребня и очутился перед торчащим из воды массивным каменным выступом. Вскарабкался на валун. Что удивительно, глыба теплая и гладкая — ни тины, ни водорослей, ни мха. Все мертво и безжизненно, только сглаженные водой гранитные края. Купол в этом месте нависал на высоте двух метров над головой. Далее потолок опускался еще ниже, соединяясь с кромкой озера. Видимо, этот валун когда-то был частью стены, которую подмыло, и она рассыпалась. Вода уходила в черную непроглядную темень, и что там в этой мгле разглядеть было невозможно, хотя и разбирало сильное любопытство.

— Разведаем? — предложил Никита подплывшему следом Колчакову.

— Можно попробовать. Но до тех пор, пока оглядываясь назад, будем видеть хоть лучик света. Как исчезнет — плывем обратно.

Осторожно гребя, углубились еще немного и почти уперлись в нависающий потолок. Продвигались, держась руками за острые камни, чтоб не удариться нечаянно о какой-нибудь остроконечный выступ. Вроде бы свод дальше в пещере вновь поднимался вверх, но свет ламп сзади совсем потускнел. Пора возвращаться обратно.

— Жутковато! — признался Колчаков. — Как перед преисподней, а?

— Не без того! — признался Ромашкин. — И вода намного теплей стала. Может, черти кочегарят? Поплыли обратно?

— Поплыли!

Поплыли… Когда — туда, было ощущение, что с километр преодолели. А как обратно — чуть ли не меньше стометровки.

Заветный камень находился на прежнем месте. Значит, полный порядок! Реальность не исчезла, жизнь продолжается! Фонари светят, потолок не рухнул, врата преисподней не открылись! Рановато туда, погодим.

— Ну, что? Теперь поплыли на террасу к одежде?

Поплыли. На свету как-то веселей.

— Сейчас только еще разок нырну! — впал в азарт Колчаков. Нет, я это дно доста-ану! — нырнул.

А интересно, русалки здесь водятся? Крокодилы-змеи, акулы-барракуды — нет, если верить Чекушкину. А вот русалки? Русалки, ау! Тут в первозданной наготе плещутся более чем достойные мужики!

Где-то под каменным сводом раздался звонкий женский смех. Как по заказу! Действительно, пещера Али Бабы! Только подумаешь о русалках, и пожалуйста!.. Или глюк? Никита потряс головой, но женский смех повторился. Никита похолодел — в теплой воде. Здрас-с-сьте!

— Не понял! — вынырнул из глубин Колчаков. — Это только мне мерещится? Или?..

— Глюк! — выбрал меньшее из зол Никита. — У обоих. У нас глюк. Причем одинаковый. Так бывает, я читал.

Мало ли, что читал! Жизнь богаче наших представлений о ней. Не глюк.

Не глюк, однако… Ромашкин с Колчаковым, более чем достойные мужики в первозданной наготе, поимели счастье наблюдать веселую компанию, спускающуюся по ступеням. Впереди — толстый туркмен, за ним — три стройные девицы, а замыкающим — офицер в шинели и с портфелями в обеих руках. Блин! Этот замыкающий явно из Ашхабада, штабной! На полигоне все офицеры одеты в бушлаты, а этот в шинели! Только нарваться на проверяющего не хватало в тайном подземелье!

На «пляже» новоявленных экскурсантов приветствовал Чекушкин громкими возгласами восхищения неземной красотой посланниц небес. Он, словно петушок вокруг курочек, что-то «кудахтал», щебетал, смеялся, совершенно не стесняясь отсутствия одежды. Даже не сымитировал ладонями «фиговый лист».

Девицы взвизгнули, дружно рассмеялись.

— Ребята, плывите сюда! Тут к нам шикарные девчата в гости!

Гм! Нахальства Чекушкина хватило бы на троих. Но Никита и Колчаков, хоть их с Чекушкиным аккурат трое, вылезать постеснялись. Без плавок-то! Плавали вокруг до около с якобы независимым видом (как бы до своей одежды добраться?!) — типа да мы еще поплещемся, нам и тут хорошо. Эх, а хотелось, хотелось пообщаться с девицами… Пришлых мужиков двое, а девиц — три. Перебор. Один экземпляр явно свободен для обхаживания. Если начнется разврат, не скучать же ей, не для того пришла. Или это «дуплет» для толстяка? Не переломишься, толстопуз? Тут другие тоже хочут.

Гм! Хочут-то, хочут, но кто ж им даст, изначально бесштанным! Как бы положено сперва представиться, каблуками щелкнуть, к ручке приложиться, всё такое… А уж потом… М-да, проблема!

Проблему в одночасье решили сами девицы. Если гора не идет к Магомету, то… Девицы скинули с себя все и бросились в воду. Две — голышом, а третья, относительно стеснительная, что ли, всё-таки в трусиках.

Чёрт! Подбор — как… на подбор. Брюнетка, блондинка, рыженькая. Ведьмы с лысой горы?

— Привет, мальчики! Вам тут не скучно без нас? 

— Исскуча-а-ались! — нарочито страстно протянул Колчаков. Если вдруг что, спишется на шутку. — А вы, девушки?

— Ой, а мы-то-о-о! — не менее страстно в голос отозвались девушки. И похоже, на шутку не списать.

— С такими-то ухажерами и скучать? — кивнул Никита в сторону сухопутных толстяка и шинельного. (На всякий случай, соломки подстелить…)

— Это?! Ухажеры?! Ой, я ум-моляю! — закатила глаза рыженькая. — Импотенты какие-то!

— О как! — фальшиво посочувствовал братьям по полу Колчаков. — А мы вот мы с Никитой — нет. Мы — не-е-ет, девушки, учтите!

— Что ты всё «девушки, девушки»! — хохотнула брюнетка, подпрыгнув в воде и продемонстрировав две зам-м-мечательные «боеголовки». — Чтоб у тебя такая дырка в голове была, какие мы девушки!

Рыженькая с блондинистой рассмеялись:

— Ну, ты, Ксанка, даешь! Как скажешь, так хоть ложись! — русалочий смех, русалочий, зазывный.

— Ошибка! — мнимо строго упрекнула подружек брюнетка (ага, Ксанка!). — Нарушена последовательность. Сначала — скажешь. Потом — ложись. И уж потом — даешь!

— Это у кого как! — блонда пристально взглянула, впрочем, не на подружка, а на Никиту. — Я и стоя могу, не ложась. А ты? Никита, да? Правильно поняла?

— Н-никита. П-правильно. А вас, простите… Нет, ну чтобы просто знать хотя бы…

— Ее звали Ната! — грудным голосом проворковала блонда. – Нате Нату Никита!

— А меня Вадим! — представился Вадим, протягивая руку рыженькой.

Та схватила его за ладонь, резко потянула к себе и обхватила бедрами. Ого! Непосредственность, граничащая с бесстыдством.

— И-р-р-рина, — прорычала она мурлыкающе, закинув руки Вадиму за шею и прижавшись к его груди своими твердыми сосками.

Тот инстинктивно отпрянул назад и ушел с головой под воду

— Ой! Утонул мальчик! — нарочито испугалась рыженькая Ирина, не выпуская затонувшего Колчакова из объятий. — Ой! А был ли мальчик?! О-о-ох…

«Мальчик» явно был. И даже находясь под водой, явно подавал признаки жизни, судя по чувственному «О-о-ох…» оседлавшей его «наезднице». Ну да, Колчаков большой любитель нырять, а уж что он там во глубине делает и чем, собственно, — догадайтесь с двух раз.

— Что, правда, Ната? — Ромашкин смущенно отвел глаза от резвящейся парочки и как бы продолжил светскую беседу с блондой.

Очень трудно изображать светскую беседу, будучи голым и будучи лицом к лицу в сантиметрах от голой же блонды. Еще и при том, что собственный организм реагирует адекватно ситуации. То есть, как пишется в старых целомудренных книжках, восстание плоти… Да-а, восстание плоти имеет место быть. Хорошо хоть под водой не видно.

— Вообще-то Натэла, — призналась блонда. — Но ведь почти Ната, скажи? Ника и Ната, символично, а? Просто знак с неба — для серьезных отношений.

— Ты еще о возвышенной любви что-нибудь ему скажи! — хихикнула брюнетка Ксанка, шлепнув ладонью по водной глади в направлении Никиты и Наты, обрызгав. 

— Отстань! — манерно фыркнула блондинистая Ната. — Не приставай!

— Я? Пристаю? Очень надо! Вы тут, судя по всему, распределились между собой? Мне чужого не надо. Вон на бережку еще экземпляр, вакантный — рыжий, голубоглазый. Эх, люблю высоких. Девчонки, я поплыла! На берег! 

И поплыла. приподнимая ягодицы над поверхностью, широко разбрасывая ноги при гребках. Ух-х!..

Никита снова смущенно отвел глаза — теперь уже от брюнетки, вплавь поспешающей к Чекушкину. И вновь наткнулся на пристальный взгляд блонды Кати, очень говорящий взгляд.

— Кха! Кха…Ната, А ваши попутчики не возмутятся, что мы тут в воде… кувыркаемся?

— А что, покувыркаться нельзя? У нас же ничего не было… — невинно захлопала ресницами блондиночка. И бесстыдно добавила: …пока. 

— Нет, ну все-таки… — промямлил Никита.

— Вон тот толстый — Байрам, — усмехнулась блонда, снизойдя до объяснений. — Давний дружок Ксаны, любовник, скажем так. Он ее сюда уже несколько раз привозил. Пусть сам с ней личные проблемы решает. А мы с Иркой — вольные пташки. Байрам нас с Иркой для этого капитана взял. Капитан какой-то странный. Байрам ему говорит, мол, развлекись с девочками, а тот грустит и беспрестанно курит. Мы в «Фирюзе» с утра шампанским баловались все вместе, ну а потом: «А поехали? А поехали!» Байрам говорит, если капитан будет сачковать, он нас всех сам обслужит. Охота была!.. А тут — вы! Как удачно!

Удачно, м-да.

Колчаков наконец вынырнул, отфыркался моржом. Надо понимать у него не только фырканье моржовое. Они с рыженькой Ириной о чем-то коротко переговорили и… поплыли судорожным брассом во мрак, к тому самому камню. Ну, понятно о чем таком они коротко переговорили. Спустя минуту из мрака донеслись громкие стоны, мужской и женский. Отнюдь не потому, что оба ударились об валун в темноте.

Никита, глядя за спину блонде Нате, в направлении валуна, неловко ворохнулся в воде, подавшись чуть вперед: что это там у них? нет, просто на всякий случай! вдруг случилось что-нибудь?

Случилось-случилось, робкий ты наш! У них уже случилось. А мы что ж стоим, робкий ты наш? Взгляд блондинки Наты стал пристальней некуда, она провела язычком по губам.

Подавшись чуть вперед, Никита непроизвольно ткнулся ей в бедро… э-э-э… своей восставшей плотью.

— О, извини! Я случайно! Не хотел.

Врешь, братец! И желал и хотел! Блонда Натэла, быстро сунув руку под воду, крепко схватила Никиту за…

— Ой, что это тут! — и не отпускала.

Колчаков со своей русалкой уже возвращались из-за камня — в направлении террасы, по диагонали. Мы славно поработали и славно отдохнем! Никита и Ната были вне их траверза.

— Наша очередь! — блонда Ната еще раз провела язычком по губам. Сплаваем за пределы лагуны? Хочешь узнать глубину моей лагуны?

Да в конце концов! Он живой человек! И… «на привязи».

— Сплаваем! Хочу!

— Очень?

— Ну, очень. Очень!

Да-а, настолько очень-очень, что даже слишком… слишком быстро. Слишком быстро всё кончилось. Только началось и тут же кончилось. Даже слишком. У кого случался большой перерыв в общении с женским полом, тот поймет.

— Может еще разок? — предложил Никита явно разочарованной блонде.

— Слабаки вы, мужики, — вздохнула она, скользнув губами от шеи Никиты до его груди, затем к животу…

От террасы зычно позвали:

— Эй, водоплавающие! К столу! Второй раз приглашать не будем! Утонете голодными!

К столу, так к столу. Восстановить силы не помешает. А там, глядишь, еще разок сплавать…

На берегу Никита стряхнул ладонями с тела воду, подергал руками и ногами, разбрасывая брызги, как дворняга после купания. Полотенца-то забыли взять! Ну вот, теперь можно и присоединяться к компании. Только трусы он все-таки натянет — у любой непринужденности должны быть свои границы.

На верхней террасе, оказывается, имелся столик. Металлическая столешница была вмонтирована в каменную глыбу, а сиденьями служили две вытесанные в скале лавки, гладкие и широкие.

Толстяк Байрам развалясь возлежал на одной из них.

На второй — Чекушкин между двумя мокрыми полуголыми (уже таки полуголыми, а не голыми) девицами.

Офицер в шинели понуро сидел с бутылкой пива в сторонке. Где-то Никита его раньше видел! Присмотрелся вблизи и понял, что где-то определенно видел!

Брюнетка Ксана притулилась в ногах толстяка Байрама и массировала его ступни, а он тем временем лениво жевывал шашлычок на косточке, запивая водкой прямо из горлышка бутылки.

Вадик Колчаков «павлинил», щедро разливал шампанское по кружкам и произносил тост за тостом, один смешнее другого. Судя по трем уже пустым бутылкам, вот-вот придется идти наверх.

Никите протянули кружку, и он машинально выпил шампанское. Была б кружка водки, хлопнул бы и ее, взбудораженный организм требовал покоя, вернее расслабления. Несколько раз он исподтишка бросал быстрые взгляды на капитана. Тот подстелил под задницу шинель, китель повесил на каменный выступ, снял сапоги, остался в рубашке и брюках. Где же Никита его все-таки видел?

Капитан, почувствовав чужой взгляд, отвернулся. Ага! В профиль! Вот в профиль — да! Теперь узнал! Это ж капитан… м-м… фамилию все равно не припомнить… начальник финансовой службы из медицинского батальона! Никита вместе со Шмером однажды на вокзале в пивнушке сидели, а этот капитан к ним тогда присоединился. Сидел строго в профиль. Как зовут, тоже не вспомнить. Саша? Сережа? Ну да ладно!

— Привет, Серега! — подсел к нему Никита. — Не признаешь своих, педженских?

— А-а-а! Да-да! — рассеянно взглянул капитан. — Припоминаю. Вместе в поезде ехали на сборы в Ашхабад…

— Нет, ошибся, братишка, в вокзальном кабаке пиво пили. Мишка Шмер нас знакомил.

— Точно! — начфин хлопнул себя ладонью по лбу. — То-то гляжу, рожа знакомая! Только я не Сергей, а Сергеич. Александр Сергеич! Как Пушкин.

— Извини дружище.

— Да ничего… м-м… Костя.

— Никита я. Ромашкин.

— Ну, извини.

— Квиты, Саша. 

— Квиты, Никита. «Жигулевское» будешь?

— Буду, — Никита взял одну из стоящих в длинном ряду пивных бутылок. — Ничего, что мы ваших курочек-цыпочек немножко… потискали?

— Ерунда. Они же общие, пользуйтесь. Я сегодня не в настроении. Вернее, не в форме. Пятый день пью, и хмель не берет. А девок Байрам набрал — специально черненькую, светленькую и рыженькую. Для разнообразия. Ему палитра цветов, а мне палитра — поллитра! О, каламбурчик!

— Неплохо! И девчата неплохие, шустрые. Главное, чтоб после них не страдать, посещая туалет. Контингент проверенный? Лечиться не придется?

— Вами и проверены. Только что. Результаты узнаем через несколько дней. «Любовь сладка – болезнь горька». Если что — заходи ко мне в медсанбат. Посодействую в конфиденциальном лечении.

У Никиты засосало под ложечкой, но он не подал виду, браво отмахнувшись:

— Чепуха! Это ж как насморк для настоящего офицера!

— Ну-ну! Досморкаешься. Не пожалеть бы в старости. Это я тебе как медик авторитетно говорю. Пусть я и финансист, но у медиков служу. Беречь орудие производства надо смолоду! И лелеять!

— А чего ж сам этих телок приволок целый табун? Гладить? Поить? Смотреть?

— Не знаю. Наверное, для того, чтоб полнее ощущать свободу. Пиво, водка, девчатки, воля! Всего этого я был лишен целых три месяца!

— Болел? 

— Сидел! В тюрьме сидел. Давил спиною нары.

— На гауптвахте, что ли? Так долго? Три месяца? Столько обычно не сидят. Что, начальник гауптвахты издевался и срок прибавлял?

— Я же тебе русским языком говорю: сидел в тюрьме! Не на «губе», а в вонючей городской тюрьме. В Ашхабаде! С уголовниками! — капитана передернуло от воспоминаний, и он залпом выпил полстакана водки. Протяжно занюхал кулаком.

— На, заешь! — Никита протянул шампур с мясом.

— Не надо. Я организм уже отучил от лишней пищи. Закушу пивком.

— Такими коктейлями быстро убьешь желудок! — Никита настойчиво всучил капитану шампур. — Ешь, Сергеич. Не то тебя на руках придется отсюда выносить, а ступеньки больно крутые! Разобьемся.

— Ладно… — начфин апатично куснул мяса, прожевал, еще куснул. Понравилось жевать. Вот-вот. Аппетит приходит во время еды. Главное, начать.

— Так как ты в тюрьму-то загремел? — Никита кожей ощутил, что капитану, кроме пищи как таковой, может быть, больше требуется пища духовная. То есть живого внимания и, по возможности, сопереживания. Требовался слушатель. Свободные уши…

— Что, правда, интересно?

— Интересно!

И ведь не слукавил Никита. Всяко интересней, чем по второму заходу плескаться с общими девицами в озере — со всеми вытекающими. Учитывая мимолетное предупреждение пусть и начфина, но все-таки медика по поводу возможных последствий… Да ну их! Один раз обошлось — с блондой Натой, нет гарантии, что второй раз обойдется — да хоть бы и с брюнеткой Оксаной. Да и с Натой еще не факт, что обошлось. Через несколько дней станет ясно…