|
Сергей Болотников
Действо
(роман)
29.12.2002г.
Пролог
Дом без привидений
Привидений в доме и вправду не было.
Зато было все остальное.
Ничем, впрочем, этот дом странен не был - обыкновенная панельная многоэтажка -
четырнадцать неряшливых проткнутых окнами квадратов простираются в небеса, да ровная,
как по линейке крыша с торчащими ржавыми грибками вентиляции. Неровные черные стыки,
ободранные стены со следами старой бурой краски, неустроенные квартиры, низкие потолки
- словом, возвышалось это все из ядреной осенней грязи в одном из близких Подмосковных
городов - таких близких, что их уже можно было считать Москвой, только маленькой.
Возвышалось, и не привлекало к себе никакого внимания.
В городе есть дома и получше - даже панельные, благо сейчас даже эта скоропортящаяся
продукция вполне может стать элитным жильем с нежно розовыми стенами и стеклопакетами.
Но этот дом не элитный. И у него нет никаких шансов им стать.
В нем имеется лифт и три подъезда - и, понятное дело, угластый подъемник может
обслужить только один из них. Но жильцов соседних это ни в коей мере не волнует,
потому как ценный механизм, принадлежащий одному из подъездов, все равно
осчастливливает своих владельцев более-менее бесперебойной работой крайне редко. Зато
в его привычке часто выходить из строя без объяснения причин. Бывалые жильцы это знают
и потому не спешат пользоваться коварной машиной, даже если она проявляла твердые
признаки работоспособности. Новички же... за прошедшее бурное десятилетие в доме
сыграли уже три свадьбы, которые фактом своим полностью и бесповоротно обязаны не
вовремя заклинившему подъемному механизму. И сейчас, войдя в его обитое вытертым
древозаменителем нутро можно заметить полустертые, писанные шариковой ручкой стихи,
что оставили на его стенах безвестные мечтатели, безнадежно опоздавшие домой/на
работу/в институт энное количество лет назад.
Помимо лифта у дома есть домофон, который работает всегда, хотя периодически уличные
вандалы пытаются пресечь его жизненный путь. Он звенит, впуская вас внутрь и
побренькивает, выпуская. Его стоппер, закрепленный под верхней кромкой дверного
проема, пропускает лишь людей ростом ниже метра восьмидесяти. Жильцы выше молча
страдают и приобретают раболепную привычку пригибать головы, входя в абсолютно любую
дверь, теми самым сильно роняя к себе уважение.
Домофон работает не один, ему помогает консьержка - имени ее никто не знает, и к тому
же создается впечатление, что они все время меняются. Возможно, так оно и есть,
докапываться до истины никто не пробует, жильцам просто важно знать, что кто-то сидит
внизу, олицетворяя собой вторую линию обороны перед ВНЕШНИМ МИРОМ, что настойчиво
стремится попасть внутрь панельной крепости большинства живущих здесь людей.
Коньсъержка смотрит старый черно-белый телевизор и с кем-то разговаривает. С кем -
никто не знает. Может быть с домофоном, который всегда отзывчиво звонит в ответ и
ободряюще подмигивает красной лампочкой. С жильцами консьержка не разговаривает.
Сразу за ней начинает тонкая кишка коридора, которая ведет куда-то дальше, освещая
вам путь одинокими люминесцентными лампами, да изредка встречающимися провалами окон.
Коридор длинен и уныл, и ясно видно, что у архитекторов, что проектировали давным-
давно это строение, была масса свободного времени и потуги на эстетство. Нет, коридор,
безусловно, не Критский лабиринт, но свежевъехавшие жильцы тратят не одну и не две
завлекательные минуты, чтобы добраться через эти покрашенные зеленоватой
потрескавшейся краской хитросплетения до вожделенного лестничного пролета...
Который в противовес коридора всего один и ведет строго ввысь. Зимой его ступеньки
леденеют. Разрываемая лестничными клетками череда ступенек ведет под самую крышу,
нигде больше не отклоняясь от строгой прямой. Подход к квартирам прост - пор три на
каждой клетке - две двери рядом друг с другом и одна прячется за поворотом. Бывает,
жильцы задумываются над этим противоречием коридора и лестницы в небо, но куда чаще
просто поминают нерадивым дизайнеров крепким словцом, в очередной раз пытаясь в полной
разбитых ламп темноте нащупать дорогу к выходу.
Под крышей дома лестница заканчивается завешенной угрюмым амбарным замком лестницы на
чердак. О том, что дужка замка только придвинута, но не защелкнута, знают лишь
избранные. Тем более, что дверь на крышу находится как раз напротив и потому чердаком
почти не пользуются.
Через крышу можно попасть в другие подъезды, минуя домофон, так что это проторенный
путь антисоциальных типов различной направленности. Еще на крыше водятся голуби и
потому черный рубероид давно приобрел бледно серый оттенок, на котором регулярно
поскальзываются ищущие новые пути антисоциальные типы. Голуби мирно воркуют и пикируют
с самого верха вниз, где у подъезда радетельные старушки всегда сыплют им хлебные
крошки.
Вокруг них расстилается двор - узкий, длинный и забитый строительным мусором.
Неизменные качели-карусели смотрятся среди него остовами давно вымерших то ли зверей,
то ли угледобывающих механизмов. Дети играют там в сталкеров и диггеров. Еще там
выгуливают собак, и потому собачьи отходы жизнедеятельности устилают двор таким же
ровным слоем каким голубиные - крышу. Юные сталкеры и диггеры часто в них влипают, чем
до слез радуют своих мамаш. Впрочем, иногда оные продукты появляются и в подъездах,
непонятным образом минуя консьержку и домофон.
Подъезды полны дверей - разных, внутренних и конечно внешних. Картонных
доисторических, модерновых железных и новомодных стальных -бронированных. Качество их
можно проверить лишь опытным путем, потому как внешне они друг от друга не отличаются.
Затейливые номерки радуют глаз пришедших снаружи, а мощные оптические глазки - органы
зрения стоящих по ту сторону двери хозяев.
Пол на площадках бетонный и с трещинами. На стенах граффити.
За дверьми живут люди. Их много, они все разные и именно они делают этот дом тем, чем
он есть. Ведь без жильцов любой дом мертв. И этот не исключение. И потому всех его
постояльцев - мужчин и женщин, молодых и старых, добрых и злобных - таких разных и не
похожих объединяет одно обстоятельство, делая их неуловимо схожими друг с другом, как
могут быть схожими люди волею судеб попавшие вместе в кризисную ситуацию.
Они все - соседи. И все живут в четырнадцатиэтажном панельном доме - справа, слева,
сверху и снизу друг от друга - разделенные тонкими кирпичными стенками и
непробиваемыми барьерами своих собственных обособленных жизней.
Они плохо знают друг друга, они мало разговаривают и считают, что ничем не отличаются
от окружающих, но это не так.
В конечном итоге они в одной лодке - высокой, строенной из бетона облезлой лодке, что
несет их сквозь жизнь совсем не в том направлении.
Такой он и был этот дом - самый обычный внешне и без привидений внутри. И день за
днем, год за годом смотрел он своими пыльными и не очень окнами на своего брата
близнеца через крошечный захламленный двор, пока на сырой асфальт, подле одного из
подъездов не шлепнулось, запечатанное в белоснежный, с сине-красным пунктиром конверт,
письмо. Ветер подхватил его и попытался унести вместе с желтыми, изляпанными в осенней
грязи, листьями да силенок не хватило. Протащил и бросил у самой двери.
Письмо осталось лежать.
Все начинается с малого.
Сергей Болотников. Действо (роман).
Страница 1. <следующая>
|
|