Статья Александра Усова называется «Против религии и атеизма», и она действительно против религии и против атеизма (во всяком случае, «научного сознания»): «И религиозное и научное сознание стоят на ОДНОЙ И ТОЙ ЖЕ точке зрения: мыслят бесконечное как конечное, в лучшем случае как дурную бесконечность, иначе говоря, оба НЕСПОСОБНЫ мыслить бесконечное». Ближе к концу статьи становится понятно, как же мыслят бесконечное те, кто на это способен: «Даже если бесконечное и химера, то это такая химера, которая сообщает жизни смысл и вкус; химера, которая более реальна, чем сама реальность»; «Бесконечное есть "соль земли", СУЩНОСТЬ жизни»; «Ощущение, состояние счастья есть ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ преодоление собственной ограниченности; вкус счастья - вкус бесконечности»; «Реальная жизнь поистине бесконечна и потому способна удовлетворить все потребности духа…».

 

Всё-таки интересно, откуда берутся эти счастье и бесконечность. Куда же делись несчастье и конечность («противоположность между стремлением человека быть бесконечным, его бесконечным самосознанием, его бесконечным в себе бытием и его конечным существованием, т.е. смертным телом», то «фундаментальное» противоречие, с которым и пытались как-то справиться и наука, и религия). И как это вдруг (действительно – вдруг) получилось, что «реальная жизнь поистине бесконечна».

Понятно, откуда берётся бесконечность, когда говорят «вы бесконечны в своих детях» или «вы бессмертны в творениях». Это своего рода поэтизм, который на том и держится, что мы прекрасно слышим несказанное ЗАТО («вы умрёте, ЗАТО вы бессмертны в детях»). Т.е. реального бессмертия вам никто и не обещает, вы умрёте. Реальная жизнь не бесконечна, у реальной жизни есть начало и есть конец, и по-настоящему-то все мы это знаем. Но так хочется, чтобы было по-другому, что всё время что-нибудь придумываем. Придумал и А.Усов*. Какой же поэтизм он использует (а иначе и невозможно рассказать о том, чего нет)?

«Мгновение». Его рецепт бессмертия – «сделать каждое мгновение жизни бесконечным». Если мы попробуем убрать, снять этот поэтизм, будет: «рецепт бессмертия – сделать жизнь бесконечной», то есть та самая тавтология, которую автор так не любит.

Возникает вопрос: а почему я «обозвала» мгновение поэтизмом? Здесь я хочу процитировать Фейербаха (которому, кстати говоря, и посвящена статья А.Усова):

 

«Вся наша жизнь есть лишь теперешняя, мгновенная. Вся жизнь есть лишь продолжение мгновений; мы существуем всегда лишь мгновенно; я есмь теперь, а в следующее мгновение, может быть, вовсе и нет, и так в течение всей жизни. А к концу жизни я могу сказать: лишь мгновением была моя жизнь. Я – единичное, определенное существо; мое бытие есть, таким образом, также лишь единичное, определенное по времени, однако, теперешнее; теперь поэтому есть полное выражение моего определенного бытия. Лишь благодаря тому, что я есмь теперь, я уверен, что я есмь, ибо как единичное я существую, пока я есмь теперь; я чувствую лишь благодаря тому, что я чувствую теперь; если нет теперь, то нет и чувства. Время изображают лишь в измерении длины, как линию; но мгновение как нечто ограниченное и замкнутое кругло, как капля, как жемчужина. И подобно тому как капля, вырванная из плоской, ровной, слившейся водной массы, принимает шарообразную форму, так и я чувствую лишь благодаря тому, что из равного самому себе и непрерывного течения времени мгновение как бы выделяется и сливается в замкнутую форму шара, для того чтобы в нем отразилось чувство и охватило как бы замкнутое, наполняющее его пространство… Я чувствую лишь благодаря тому, что все мое бытие собрано, втиснуто и сжато в единственную точку времени, что все мое бытие объединено, наличествует и действительно в одном теперь. Мгновение – это молния, которая воспламеняет все мое бытие». («Из Эрлангенских лекций по логике и метафизике»).

 

Красиво и понятно. Но тут происходит то, о чём предупреждает Кортасар, говоря, что хороший стилист легко может отнять у читателя способность критически мыслить. Ведь здесь это красиво и понятно, но в действительности-то всё совсем не так! Жизнь – человеческая жизнь – никогда не «теперь», никогда не «я есть», всегда три времени: «я был», «я есть», «я буду». Как раз вот этот всегда грозящий обрыв, неясность, нелепица – буду ли? – и делает человека несчастным. Кошку это несчастной не делает – именно потому, что она живёт в единственном времени, в «теперь».

Сказать «я живу в этом мгновении» – вообще ничего не сказать, мгновение – не ближайшая представимая величина, а, пожалуй, и вовсе непредставимая. Даже пока мы произносим – «мгновение» – проходит БОЛЬШЕ, чем таковое. Можно, конечно, сказать не «мгновение», а «миг» – но и такие миги непредставимы. Представить – значит мысленно задержать, но в мгновении просто нечего задерживать. В мгновении невозможно находиться, ничего невозможно сделать сей-миг, да и чувствовать сей-миг, мгновенно, можно только «рефлекторное», то, что требует рефлекторных ответов, горькое, колкое и т.п. Чтобы чувствовать тревогу, любовь, скуку, радость – нужно длящееся, а не мгновенное время. Наш «сей-миг» – это скорее «сей-час», тут язык не ошибается…

Что я сделаю? Напишу слово «напишу», но вот оно уже и написано, но и эта мелочь не была мгновенной. Мгновение – конечно, поэтизм и прибегать к нему в каких-то объяснениях – всё равно что объяснять что-нибудь через «моё детство – красный конь»…

Вряд ли на этот рецепт бессмертия что-нибудь приобретёшь (кроме разве что хорошего настроя; Фейербах, кстати сказать, на этом и остановился). Эта лазейка через мгновение в вечность – она из ниоткуда в никуда, и если что-то меня тут и заинтересовало, так это САМО ЖЕЛАНИЕ ВЫБРАТЬСЯ. Это желание очень важно. Важно, чтобы у всех у нас когда-нибудь появилось это желание. Может быть, тогда было бы проще решить, ЧТО ЖЕ С НИМ ДЕЛАТЬ.

 

 

____________________________________________________

* И я бы не сказала, что это какое-то «ноу-хау». Вечность, которая есть сейчас, но не здесь, которая только при определённых условиях соприкасается со «здешним миром» (главное такое условие – «Я», личность), – эта вечность, конечно, не сегодня придумана, и если бы А.Усов посвятил свою статью не Фейербаху, а скажем, Бердяеву, это было бы заметнее.