Теперь мне некому, когда-то же я не любил дарить цветы. Покупные. Особенно на 8-е Марта. Бесило, что они бешено дорожали к этому дню. Красота как бы губила мир.

Я шел-гулял себе по длинной дороге, погода отличная, и вспомнился накануне прочитанный вкусный такой рассказ – «Снегири» Александра Тажбулатова. Ну так там красиво были описаны красные снегири на первом снегу. С ранетками. Как будто воочию видишь. И этот первый снег. И слышишь ту тишину, обволакивающую вместе со снегом всю природу. Всю природу. Не меньше. Так красиво. Не рассказ, а как бы восклицательный знак.

– Так уж и восклицательный? – въедливо спросил «я»-обычный интерпретатора в себе. И окружающее пространство для «я»-обычного пропало.

– Да, восклицательный, – сказал «я»-необычный. – Вот Бабель тоже сочно писал, но – безобразие. Красоту он видел – наступящей в исторически скором будущем. Советский был писатель. Верил… А Тажбулатов – современный. Не может верить в современную красоту, потому и кричит, а не говорит.

– Ну почему кричит? Очень даже спокойно описывает, например, разговор торговок цветами.

– Вот именно, что разговор, что торговок и что именно цветами. А главное – описывает. Не дает диалогом, чтоб мы сами наслаждались сочностью их речи, а описывает.

(Потом, придя домой, проверил. Действительно:

«У цветочниц еще нет покупателей, и они вкусно, под сладкий чай из термосов, курят и рассказывают друг другу самые свежие сплетни. Смеются иногда весело и громко. Будто собрались давние подруги». Чай, правда, пьют «вкусно», и это не только им вкусно, но понимать это вкусно. То есть и написано вкусно. Но действительно – не кричаще вкусно. Этот чай не вспомнился на дороге. Его вкусность – тоже. То ли дело, как снегирь, садясь на заснеженную ветку, слегка промахнул и сбил с нее наросшую горку снега. Сделал место для подруги. Или эти красные ранетки. Их изобилие, широта пиршества снегирей. Не сравнить с разговором цветочниц.)

– Потому что природа – таки красива. А общество людей – нет, – продолжил «я»-необычный.

– Ну почему… Там довольно мирно описаны приличные людские отношения. Вон, богач на машине, – специально оговорено, – очень уважительно отнесся к переходящему улицу бомжу. И когда бомж разбил стекло теплицы, цветочница ж не побила все-таки его и жалостно смотрела.

– Потому что этот бомж смирился. Он не представляет опасности для имущих.

– И ты сможешь другие нюансы объяснить с точки зрения такой вот идеи целого как «восклицательный знак»?

– …

– Для чего бывший зек там, в конце, пошел опять драться за давно уже бросившую его жену?

– …

– Почему именно цветочницы изображены? Зачем – свадьба? Почему упомянуты голландские цветы? Почему на самих цветах рассказ кончается?

– Вот потому и кончается на цветах самих по себе, что красота цветов дана именно как красота и все. Что растения ею конкурентную борьбу ведут за продолжение рода, то скрыто. И то, что голландские цветы проникли аж в эту заснеженную даль, тоже намека нет, что из-за конкурентной экспансии Голландии на российский рынок.

– А почему снегири красные?

– Они такие.

– А почему? Цветы красивые, чтоб видом привлекать насекомых, те их опыляют. А снегири?

– Почему-почему… Нипочему. Этим вопросом автор не занимается, как и почему в России цветы из Голландии. Красиво и все.

– Так и нечего настаивать на какой-то восклицательности художественного смысла рассказа.

– Ну нельзя не настаивать. Я ее чувствую. Красота кричит.

– Ну а снег.

– Тоже кричит. В качестве красоты. Именно кричит. Тем еще, что от выпадения снега как раз, наоборот, тишина становится. Вот это и есть крик. Это требование людям, чтоб устроили свою жизнь так же, как природа.

– Это в наше-то время? Реставрации капитализма…

– Вот именно потому!

Стало ж уже пошлостью страдать по справедливости. Стабилизация. Нацпроекты. Социальность.

– Ха. Это не потому ли так терпимы к бомжу?

– Да нет. Эта терпимость, как раз, наоборот, – есть авторская нетерпимость.

Ну сделают, мол, в России, как в так называемых цивилизованных странах, обеспеченную старость, ликвидируют бедность (вроде той, что в рассказе, – у мальчика, пролившего бидон с молоком). Ну сделают. Мол. – Будет хорошо? – Нет.

– Почему?

– Потому что красота в рассказе кричит. А чего ей кричать, если автор был бы исторический оптимист, как миритель-Бабель? Она же – кричит.

Взять хоть того же бывшего зека. О нем же так мельком написано, что не может быть – зря так. О том, что он пошел к бывшей жене и опять подрался, – еще более мельком. Почему?

– Это ты интерпретатор, ты и отвечай.

– Я и пробую.

Ведь этот бывший зек противопоставлен снегирю. У того – самочка. Все улажено. Бывший же зек и зеком стал из-за того, что половой вопрос стал неулажен.

– Это что? Автор, в смысле, за некий социализм, где жены мыслились общими? Или тот, что ликвидировать семью намеревался? Стакан воды? Коллонтай? Хочешь кого – бери, если партнер согласен?

– Нет. Не надо так утрировать.

– А как?

– Общо. Может, это образ мечты о каком-то изменении человеческой природы в сторону большей гармоничности ее. Как красива природа вокруг. Что-то еще очень аморфное для осознания. Потому так мельком… а все же протестант введен. Потому и кричит природа в рассказе. Та, что без человека.

Вот Пришвин природу без человека воспевал. Почему? Потому что так же заоблачно мечтал о гармонии. Ему стыдно было современников-символистов, тоже заоблачных мечтателей. Стыдно было своей тоже заоблачной мечты. Вот он и маскировался под певца природы без человека. Очень все зримо-слышимо у него написано. Вот и Тажбулатов…

– Хм. Значит, западный путь – к цивилизованности – не годится автору?

– Не годится. Может (но это уж совсем на подсознательном уровне – из-за затрепанности темы), – может, оттого что западный путь это путь к гибели человечества. Гибели из-за прогресса. Вот красота в рассказе и кричит. О пути к застою…

Нет. Это как-то утилитарно.

Просто – крылатые слова, но с другой модальностью глагола: ДОЛЖНА.

– А не слишком ли такой – с человечеством – автор похож на тебя?

– На уровне использования крылатой фразы и лишь перестановки акцента – не слишком, пожалуй. Ибо достаточно общо.

– А не слишком ли тогда банально?

– Ну художник же не мыслитель. Важно, чтоб ты почувствовал себя, как машина на испытательном стенде. – Почувствовал, значит, стенд хорош. «Снегири» ж увлекли при чтении, вспомнились же назавтра, заставили ж утонуть в себе, забыть о времени и пространстве, в котором передвигался. – Очень хорошо!