В Москву я прибыл очень состоятельным, невероятно одарённым и молодым человеком.

В различных банках на моих счетах лежали (покоились) двадцать семь миллионов долларов с хвостиком – невесть какое богатство, добытое полулегальными способами.

Я был здоров, красив и активен.

Я побывал во многих странах, но так и не освоил иных языков, кроме русского. У меня всегда хватало средств на переводчиков. Знание языков ничто, если не знаешь универсального языка души – которого так и не освоил Вовка Ленин. А в голове моей постоянно самозарождались оригинальные бизнес-планы и социальные проекты. Я их раздаривал направо и налево. Но один, самый грандиозный проект, я вынашивал всю свою сознательную жизнь, и, наконец, решил взяться за его осуществление.

В тот год Москва активно строилась, градоначальничал достославный мэр. Вот я и добился встречи с ним и предложил взглянуть на проект.

Мэр в те времена носил кепку, и, раз взглянув на чертежи, минуты три то надевал эту кепку, то снимал её и мял в руках, то обмахивался ею, словно его атаковали летучие насекомые.

Справившись со своими эмоциями, он, наконец, подозрительно взглянув на меня, спросил:

– Чёрт возьми, всё это грандиозно, но из какого материала можно вылепить такое чудо?

Тогда я достал из сумки небольшой макет и водрузил его на стол. Коснувшись макета пальцами, мэр отдёрнул руку и побледнел:

– Что это?!

Дело в том, что макет имел серый цвет, но от малейшего толчка становился совершенно невидимым.

– Что это за материал? – повторил он вопрос, вглядываясь в пустоту.

– Ноу-хау! – гордо ответил я. – Особые пропорции мела, извести, некоторых щелочей, яичного желтка, костной муки, особой глины, кварцевой пыли и ещё кое-чего. При колебании материал меняет молекулярную структуру и уже не препятствует прохождению частиц света.

– Насколько же он прочен?

– При температуре выше +10 по Цельсию он становится аналогом сверхпрочному бетону. При падении температуры его свойства приближаются к качеству высококлассного каучука. Великолепно сохраняет тепло. Вот заключения специалистов.

– Каковы затраты на его производство? – мэр уже не знал – восхищаться ему или принять меня за прожектёра.

– Пока он очень дорогой, но можно выйти на цифру, превышающую стоимость кубометра бетона всего в десять раз.

– Всего?! – его снисходительная улыбка обеспокоила меня. – Да это всё равно, что строить из чистого золота! Это не к нам, это к военным. Всё, конечно, здорово и впечатляет, но… утопично. А это ваше ноу-хау, – он кивнул на вновь проявившийся макет, – принесёт вам хороший доход, только не торопитесь продавать ваши секреты заграницу.

Тогда я решил нажать на другую «педаль». Я взял обходительного мэра под руку и ласково начал:

– О, великолепнейший и достославный мэр, позвольте мне вас так называть приватно, – он машинально кивнул. – Драгоценейший и величайший мэр великого города, мы оба знаем, что мы смертны. Что после нас останется? Дети? Но какие материальные свидетельства о себе мы им предоставим? Вашими усилиями украсился облик Москвы, восстановлены многие храмы. Но восстановлены, а не созданы. Реконструируются и реставрируются дороги и дома, но нет эпохальной оригинальной идеи. При вашем правлении строятся десятки всяческих зданий, но где-то единственное и неповторимое, чем вы войдёте в историю страны? Конечно, вы рискуете остаться в памяти москвичей церетелиевским Петром, манежной подземкой и Сити-центром. Но вы достойны оставить большее впечатление, о котором мир будет говорить как о первом и последнем мировом чуде, затмившем все семь чудес! Сталин оставил о себе архитектурную память, тот же Никита, а вы?

Мой слушатель на глазах становился всё печальнее и грустнее. А я всё напирал:

– А вы, такой кипучий и самоотверженный, честный и бескорыстный, можете остаться в веках всего одной постройкой, но какой! Нигде в мире не будет такого здания ещё тысячу лет! Туристы со всего света устремятся в Москву, чтобы попытаться его увидеть. А увидеть его будет сложно. Это будет здание-миф, дом-тайна, дом-мираж. Проект и затраты окупятся наплывом туристов, а какая слава для России – я уже и не говорю! А самое главное – строение будет носить ваше имя, и ваши потомки получат пожизненное право жить в нём и занимать целый этаж. Вот примерно в этом месте, – я показал на макете.

Грандиозный мэр виновато заглянул в мои честные глаза и сиротливо посетовал:

– Но деньги… У города нет таких средств, у города столько долгов… У нас сложности с инвесторами… У города…

– Главное – начать, – успокоил я, – главное – ваше «добро» и ваша волевая поддержка. Начнём с моих скромных накоплений. Инвесторы подгребутся, как только дадим нужную информацию. Но пока всё должно быть в глубочайшем секрете, до той поры, пока здание не обретёт хотя бы первоначальные грандиозные формы.

– Столько ушей, столько ушей! – посетовал собеседник. – Ну да ладно, не такие объекты возводили.

– Такие впервые, – поправил я.

– Да, да, – уже, как молодой боевой конь, возбудился мэр. – Где бы нам подобрать место для нашего детища?

– Место уже есть, – и я показал на карте место, где задумал поместить своё детище.

Градоначальник удивился и был не согласен.

Мы ещё часа два спорили, пока я его не убедил – место не в центре, работы не привлекут внимание, дешевле, восточные окраины – символично, вокруг такого сооружения начнёт сформировываться новая городская архитектура.

– Ну, хорошо, – сдался он, – приходите на следующей неделе, подпишем договор, набирайте команду, переговорите со строительными фирмами, но начинать будете со своих денег, я пока на это дело не могу вырвать и копейки.

– И на том спасибо.

– А как вас величать, я что-то запамятовал?

– А зовите меня Архитектором, так будет конспиративнее.

– Ну, хорошо, разберёмся. Скажите там, пусть заходит следующий.

У высокочтимого и достославного мэра продолжался приём по личным вопросам.