Когда я был маленьким, я очень любил людей.

Всех.

Мне казалось, что мы хорошие, только почему-то делаем глупости.

А сейчас, я вижу тех, кто окружал меня раньше, и на душе у меня больше нет безмятежности.

И возникает вопрос: что же будет со мной?

Что же будет со всеми нами?

ЧЕРЕЗ ПЯТЬ МИНУТ

Через пять минут Новый год.

Я вхожу в свою комнату, и неожиданно у меня перехватывает дыхание.

Я ничего не могу с собой поделать. Да и что я могу сделать?! Нет, мне не плохо, у меня не закружилась голова, у меня не скрутило сосуды. Просто я…

Просто я вдруг отчётливо понял, что произойдёт со мной через пять минут. Ровно через пять минут.

Да, я отчётливо это увидел. Нет, не в тумане, не в дымке неясных мыслей.

Я понял это.

Понял!..

Я стану взрослым. Я сам это понял. Сам.

И моя комната со всем своим содержимым останется в прошлом.

Моя дорогая комната. Моя милая комната-берлога, в которой я жил всю жизнь, все мои почти шестнадцать лет, жил и смеялся, жил и болел, жил и плакал, жил и валял дурака, жил и влюблялся.

Эта комната, моя шкатулка – и ничья больше – отныне не будет никому принадлежать. Только тому Серёже. Только тому, которому когда-то было два года, три года, шесть лет, пятнадцать…

Из моего дневника. 30 июня. Вечер.

…Если бы я жил в 1976 году, то есть тогда, когда моему папе было 15 лет, я был бы комсомольцем. Или хиппи. Или рабом, делающим китайские игрушки. А может, я бы скручивал папиросную бумагу для кубинских сигар. Или гонял футбол на бразильских просторах. Возможно, я бы косил траву в Национальном Австралийском парке, чтобы по ней беззаботно прыгали кенгуру. Может быть, моё имя звучало бы как Чан Ки Джу. Или Радж. Или Барри. Наверное, я бы увлекался коллекционированием марок или карточек с изображением известных бейсболистов. У меня не было бы компьютера и MP-3 плеера, только потому, что их ещё не изобрели. Но, честно говоря, я не знаю, кем бы я был в 1978 году. Трудно сказать. Ведь я также не знаю, кем я буду в 2078 году. Может, я стану роботом, а, может, меня клонируют. Слава Богу, что я ещё не дожил до этого времени. И пока я Сергей. Мне 15 лет.

ОКНО

Вот окно моей комнаты.

За ним падает праздничный снег.

Всю жизнь я воспринимаю мир через это окно.

Раньше, когда мне было лет семь, я пододвигал к окну стул и садился на него с коленками. И так смотрел на улицу и на всё остальное.

А ещё раньше…

Я помню, как я стоял на подоконнике, а папа прижимал меня к себе, обхватив руками, и дышал мне в макушку.

На улице проезжали машины. Туда-сюда, туда-сюда, и папа говорил:

– Трактор.

А я повторял:

– Катка!

А папа говорил:

– Мотоцикл.

А я повторял:

– Татика! – и безумно радовался этим каткам и татикам.

– Собака! – тыкал папа в стекло.

– Ав! – смеялся я.

– Кошка!

– Мяу!

– Корова! – шутил папа.

Я верил.

– Муу! – вторил я.

– Волк!

– Вука!

– Зайчик!

– Джяча!

– Ветер!

– Дуит!

Мы вопили на всю комнату, а за окном проносились собаки, коровы, волки, зайцы и ветер!

Какое счастье!..

А потом нам надоедала наша игра, папа предлагал:

– Раз-два-три?

Я расплывался в улыбке, но меня всё же обдавало лёгким холодком, и я хватал папу за большие пальцы, а он принимался отсчитывать:

– Раз! – говорил папа.

Я таращился вниз, туда, куда мне предстояло приземлиться с подоконника – с нашей ненормальной вершины…

– Два! – предупреждал папа.

– Вда! – отвечал я.

– Три!!!

И, не успев до конца ощутить всей прелести взлёта, я уже нёсся к потолку, поддерживаемый папой, или нет? – а потом стремглав падал вниз, захлёбываясь от восторга и соплей!..

СЕРЁЖЕНЬКО-РУССКИЙ СЛОВАРЬ, СОСТАВЛЕННЫЙ МАМОЙ И ПАПОЙ 22 ИЮНЯ 1992 ГОДА.

Чааай – чай.

Дзидзя – машина.

Адин – любое число.

Гука – рука.

Нона – нога.

Дом – доом.

Бигнин – пингвин.

Чочоф – купаться.

Ни нана – не надо.

Гавава – голова.

Каша – сахар.

Фафинка – конфетка.

Чича – птичка.

Чипа – цыплёнок.

Пепе – пюре.

Гангаш – карандаш.

Камар – муха.

Мача, Сеёжа – мальчик.

Вввввв – самолёт.

Буга – губа.

Ток – выключатель.

Куик – курить.

Пааты – тапочки.

Дзинсы – брюки.

Кокики – петушок.

Абага – облака.

Нос – нос.

Упава – упал.

Жопа – юбка.

Иига – монополька.

Бова – больно.

Каатя – Катя.

Сисяс мама нету – сейчас мамы нет.

Аааааааа – музыка.

Ни пока – здравствуй.

Мамес – майонез.

Бабай – «Спокойной ночи, малыши!»

ФитЯ – цветочек.

Воосиси – волосы.

Вавивин – капитан.

Папа абот! – папа работает.

Пупуп – пупок.

Бабиви ам-ам! – забыли покушать.

Бакха – надувной пляжный мяч…

БАКХА!

Я их боялся безумно – все эти шарики, пляжные мячи!

Они же взрывались – БАКХ!!! БАКХ!..

Это был ужас, меня охватывала паника! Мячи и шары от меня прятали в кладовке. И зачем их, вообще, надо было держать в доме?

Иногда папа пугал меня бакхой.

Он открывал дверь в кладовку и говорил:

– Эх, ты! Ну, что же ты боишься! Трусишка! Эх, ты!!!

Меня начинала бить дрожь, я вытягивал руку и, выпучив глаза выкрикивал-бормотал:

– Бакха! Бакха…

Не было от них спасения, не было…

Но вот прибегала мама, я утыкался в неё, я утыкался, и всё куда-то проваливалось, потому что от мамы пахло так вкусно – пахло мамой, так больше не пахнет ни от кого.

Из моего дневника. 1 июля. День.

…В Москве в «Детском мире» (я заскочил туда, чтобы купить календарь к новому году) я познакомился с девушкой. Она шла с огромным плюшевым зелёно-оранжевым мячом.

Она мне понравилась. Чисто внешне. А когда мне нравится девчонка, я подхожу, не стесняясь. В этом смысле я без комплексов. Видать, и та девчонка тоже. Потому что, как только я представился и попросил у неё номер её телефона, она тут же спросила:

– А где ты живёшь?

Я ответил.

– Что-то знакомое название…

– Да. На слуху, – ответил я, – у нас воду всякую делают. Лимонад, водку

– Точно! Мерзкая вода, вечно горчит, – сказала девушка. – Меня всегда после неё мутит.

– Лично меня не мутит, – отвечаю.

– Ну, у меня организм хрупкий. Нельзя мне все эти эссенции. Можно только натуральные продукты.

– У нас натуральная артезианская вода. Куда чище всей остальной! – я разозлился: чего прицепилась?

– Ой, да брось! Небось, берут эту воду из первой лужи, – усмехнулась она. – Деревня ведь.

Тут меня всего и перекосило.

– Да пошла ты! Живи в своей чистой Москве и пей воду из лужи!

– Сам иди! Дерё-ё-ё-вня!

Меня это уже не волновало. Я пошёл к киоску, за водой. За нашей. Из моего дорогого-родного-любимого городка!..

У киоска старушка продавала розового пластмассового зайца. И кто у неё купит такого доисторического замухрышку?..

ЗАЯЦ

А ещё очень вкусно пахло от моей подружки Кати. От меня, говорят, тоже пахло приятно, но я этого не помню. Я помню, как я внюхивался в мою беленькую пушистую Катю, которую знал с пелёнок, потому что наши мамы когда-то учились в одном классе, а потом вместе прогуливались по аллее, пока мы пускали пузыри в своих колясках.

Этого мягкого синтетического Зайца, который сидит на комоде, подарила мне Катя.

Он уже совсем старый, кажется, что он старше меня. Но это же не так. Я знаю. Он, по крайней мере, мой ровесник.

И всё-таки, какой же он старенький, вроде даже поседел, что ли?

Катя подарила мне его, когда мы только начали ходить в детский сад.

Тогда она ещё ухаживала за мной. Это было сто тысяч лет тому назад…

Когда нас кормили в детском саду, Катя приносила мою порцию еды мне на стол. Причем, если давали хлеб, Катя непременно приносила горбушку.

Это был великий жест, поскольку горбушка – самый лучший кусок хлеба, Так считали в саду.

Еще Катя учила меня писать буквы. И когда я правильно и аккуратно выводил какую-нибудь из букв на листе или на асфальте, она целовала меня в щеку. Поэтому я очень старался.

Самым высоким проявлением Катиной любви было завязывание шнурков.

Она завязывала и развязывала мне шнурки, снова завязывала и развязывали их, и могла заниматься этим бесконечно. Причем я считал, что так должно быть всегда. Оказалось – нет. Любить так сильно может только очень маленький человек.

В первом классе мы с Катей сидели вместе. Вечно болтали и воображали себя самыми умными. Во втором классе нас рассадили. И Катя перестала обращать на меня внимание. Теперь она была единственной отличницей в нашем классе. А в пятом классе, когда её просили заменить учительницу, она ставила мне тройки. И не объясняла почему.

Теперь я, кажется, догадываюсь. Она ревновала меня к Ане Адамаскиной.

В седьмом классе я ушел из школы. И все изменилось. Все друзья, кроме Дрона, испарились, и Катя тоже исчезла из моей жизни.

Когда мы случайно сталкивались на улице – городок у нас небольшой, она даже не здоровалась со мной. Она смотрела мне прямо в лицо и проходила мимо.

Я кивал ей, а она смотрела на меня так, что я чувствовал себя маленьким и беззащитным. И мне хотелось провалиться сквозь Землю, куда-нибудь далеко-предалеко в Космос.

В этом году я дал концерт в нашей музыкалке.

Катя пришла. Она взяла у меня автограф. И посмотрела на меня как раньше, когда развязывала и завязывала мои шнурки.

ПЕСЕНКА

В одном старом фильме, в «Карнавальной ночи», поют песенку про пять минут.

– Я вам песенку спою про пять минут.

Эту песенку мою пускай поют.

Пусть летит она по свету,

Я дарю вам песню эту,

Эту песенку про пять минут.

Пять минут, пять минут.

Бой часов раздастся вскоре,

Пять минут, пять минут,

Помиритесь те, кто в ссоре…

Как-то раз мы дежурили с Катей в школе, и после уроков нам надо было прибрать класс.

– Хочешь, я научу тебя песенке про пять минут? – спросила Катя.

– Хочу, – ответил я.

Я знал эту песню, но я соврал, чтобы сделать Кате приятное.

И мы принялись разучивать песенку. Я специально путался. Мне хотелось растянуть эти минуты. Но Катя не сердилась. И мы разучивали песенку, разучивали, пока не пришла учительница и не спросила:

– Что это Вы разорались?

Я стою в своей комнате. Я смотрю на Зайца.

И куда улетели наши пять минут?

Из моего дневника. 6 июля. День.

…«Соул-джа, Соул-джа…»

Эту фразу я слышу всё утро. Кто-то поёт её на улице, кто-то самозабвенно поёт солнечное регги, и звуки Ямайки переносятся ко мне в комнату через окно.

– Соул-джа-джа…

Вновь и вновь…

Наконец я выглядываю на улицу. Вокруг – никого. Идёт июльский дождь, и молнии блещут искрами.

Дует сильный ветер.

Я закрываю форточку и ложусь на кровать.

Бас-гитара въедается в меня, наполняя свежим ямайским воздухом.

– Соул-джа, – шепчет кто-то и труба восклицает ему в такт.

Труба играет всё громче и громче, и ветер вдруг затихает.

Звуки становятся отчётливее.

Через плотно затянутое облаками небо просачивается луч.

Он ослепляет меня.

Я зажмуриваюсь. Музыка исчезает.

Поют птицы, лают собаки.

Сегодня день рождения Боба Марли…

ПЯТЬ СКОРЛУПОК

Я провожу рукой по своему старому пианино.

Когда-то его приволокли к нам на девятый этаж дедушкины сотрудники – профессора и кандидаты наук.

Это был б/ушный, подержанный, инструмент, который мама с папой приобрели по чисто символической цене, и надо было всего лишь вывезти его от бывших хозяев из соседнего дома и дотащить до нашей квартиры.

В нашем маленьком городке с грузчиками туговато, и поэтому мама попросила дедушку предоставить для этого дела рабочих из его бывшего института, в котором он когда-то был директором. Дедушка договорился, с кем надо. По телефону из Москвы.

И вот вместо рабочих пианино доставили учёные люди. Мама с папой чуть сквозь землю не провалились от неловкости.

А профессора – ничего, шутили даже. Им, видно, не привыкать… Мне даже показалось тогда, что они специализируются по доставке пианино и роялей, так ловко у них всё получалось…

Когда это было?

Ёлки!.. Девять лет тому назад…

Эх, сколько я барабанил по моей, видавшей виды «Заре»! Как я порой ненавидел её! А потом – ничего, втянулся, и притерпелся к Черни, и зауважал Генделя, ну а дальше взялся разучивать на моей клавишной таратайке Фредди и всех остальных, и даже Боба Марли…

Сейчас я всё чаще музицирую на синтезаторе. Моё старенькое пианино пылится в углу, за такой же старенькой кроватью, и в последнее время чаще всего выполняет функцию своеобразного журнального столика, на котором чего только не накидано!..

Вот – кипа нот, а вот – подаренный Валькой непонятной формы кувшин с уродливой чеканкой, а вот – корзинка с мягкой игрушечной овечкой, которую мама и папа привезли мне из Литвы. В ней лежат фисташковые скорлупки. Те самые пять скорлупок...

И зачем я храню их? Бред какой-то… А может, каким-то образом они напоминают мне о быстротечности времени? О тех пяти минутах из песенки.

Но эта история со скорлупками не такая старая. Она произошла совсем недавно…

Как-то раз, в этом году, осенним вечером, в скверике, на лавочке, собрались все мы: Валя, Дрон, Бабон, Макс, Толик, Таня, и я.

Мы купили пять бутылок пива, пять сырков, семечки и фисташки. Бутылки расхватали мы впятером, а семечки достались Тане и Вале. И Толику ещё. Фисташки никому не достались. Потому что их моментально проглотил Бабон. Так что все остальные довольствовались сырками.

Разговор завязался, как только мы уселись на лавочку.

– Клёво, да? – сказал Бабон и выставил на всеобщее обозрение передние зубы.

В них застряла фисташка.

– Чё клево? – отреагировал Макс. – Тебе, может, и клёво! Все фисташки сожрал, придурок!

– Я думал ты не хочешь, чё ты? – глупо улыбнулся Бабон.

– Макс тут не один, между прочим, – обиженно пробурчала Таня, и посмотрела на Валю.

– Мааакс, чувааак, ты не один! – расхохотался Толик. – Ты с нами, да Валюш?

Валя даже не взглянула на Толика.

– Макс, ты чё такой невесёлый? Давай Бабону морду набьём? – Толик привстал с лавочки.

У него был такой вид, словно он, и вправду, собирался набить Бабону морду.

Бабон насторожился. Но всё равно продолжал глупо улыбаться и демонстрировать свою фисташку в зубах.

– Да чё ему там бить? – усмехнулся Макс. – Бить нечего. Вон, и без того красивый ходит.

Бабон выпрямился:

– Чё-о?!.

– Чё – чё? – продолжал Макс. – А кто это фонарик под очочками прячет?

Бабон нервно поправил на своей физиономии тёмные очки в пол-лица.

– Я ж тебя просил! – разозлился Бабон.

– Чё просил? – Макс делал вид, что не понимает.

– Я же просил не загонять это в слух! – Бабон раскраcнелся. – Чё ты, а?!

– Когда? – удивился Макс.

– Тогда! – разорался Бабон.

– Когда – тогда? – передразнил Макс Бабона. – Тогда… А я тя просил фисташки оставить? Просил?

Бабон тяжело сопел.

– Просил! – подытожил Макс, а потом задумчиво произнёс. – Ты, вообще! Чё тут делаешь? Тебя звал кто-нибудь?

Бабон закурил. Руки у него дрожали.

– Я тебе мешаю? – спросил он, стараясь говорить без выражения.

– Мешаешь, козёл, мешаешь! – вдруг разорался Макс. – Достал уже! Вчера не дал спокойно посидеть, сегодня задолбать успел! Иди, давай домой!

– Я, вообще-то, Серёге диск отдать хотел. Вот и пришел, – пунцовый Бабон достал из кармана диск «Queen».

– Да пошел ты! Диск он принес! Фисташки мои ты жрать пришел! – Макс тоже полез за сигаретами, и прикурил также нервно, как и Бабон. И руки у него тряслись. Но тут завопил Бабон.

Мы все при этом молчали.

– Ты, козёл!!! – брызгал слюной Бабон. – Да мне Серёга, как брат! Ты у меня поговоришь!

В экстазе Бабон шмякнул диском по землю. Диск даже не разлетелся на кусочки. Он раскололся на две совершенно одинаковые половинки. У меня потемнело в глазах.

Я аккуратно поставил бутылку на асфальт, поднялся и схватил Бабона за воротник его кретинской красно-зелёной куртки.

– Завтра принесёшь мне такой же, – сказал я совершенно спокойно. – Не принесёшь, убью.

Я снова сел и вернулся к своему пиву.

– Да пошли вы все! – ответил Бабон.

Он схватил с лавочки свою бутылку – не забыл про неё, родимую, – и быстрым шагом направился в сторону своего дома.

– Этому больше не наливать! – ни к селу ни к городу вставил Толик и крикнул вслед. – Бабон, нам будет тебя не хватать!

Затем довольный Толик приобнял Валю и Таню за талии. Валя сердито убрала руку Толика, а Таня – нет. Видно, её нравилось, что Толик такой бесцеремонный. Такой наглый и простой, как пробка.

– Ну, чё, девчонки, будем анекдоты травить? – предложил наглый-бесцеремонный- простой Толик и, не дождавшись ответа, жизнерадостно сообщил. – Вот мне батя на днях рассказал: «Штирлицу дуло. Штирлиц закрыл форточку. Дуло исчезло».

Толик бешено заржал. Таня с Валей тоже.

Мы с Дроном переглянулись.

– Ничего древнее вспомнить не мог? – спросил Дрон.

– А у Толика все шутки такие свежие! Да, Толян? – подколол Макс Толика.

– Ну чё вы, а? – внезапно расстроился Толик. – Чё ты грузишь? Блин, Макс, чё ты сегодня такой гружёный?

Толик залпом допил пиво и как-то по-детски добавил:

– Я ж к тебе не пристаю…

– Не обижайся, сладкий! – пропел Макс. – Ты так мило морщишь носик!.. Дай я тебя поцелую!

Макс со смехом полез к Толику целоваться.

– Отвали от меня працывный! – подыграл Толик.

– Ой, ну вас, придурки! Пойдем, Тань! – Валя схватила за руку Таню, и они исчезли, как будто их и не было…

– Лесбиянки!!! – умирал от смеха Толик.

– Ладно, пойдём уже! – Макс тоже вскочил. – Пора нам!.. Толян! Автобус через пятть минут!..

– Давайте пять, чуваки! – Толик нехотя пожал нам с Дроном руки. – Удачи!

Мы остались с Дроном вдвоём.

Через пару минут мы допили пиво, докурили, договорились, что созвонимся, и разошлись. Под лавочкой осталась обёртка от сырка.

Ещё до того, как мы ушли, я собрал с лавки пять скорлупок, оставшихся после Бабоновых фисташек, и почему-то положил их в карман.

Раньше я думал, что если сохранить скорлупки от фисташек, то на следующий год в них обязательно вырастут новые фисташки.

Так я мечтал, когда мне было пять лет.

Из моего дневника. 15 июля. Утро.

…По асфальту перекатывалась бутылка.

В ней ещё было немного пива, которое выбрызгивало из неё пивными салютиками.

Дорога была слегка под гору, поэтому бутылка катилась равномерно, и лишь иногда подскакивала на бугорках.

Я следил за бутылкой, чтобы она катилась прямо, время от времени я подправлял её носком ботинка и подталкивал.

Я делал это и думал: «Куда мы двигаемся с этой бутылкой. Может, это не бутылка от «Жигулей», а волшебный сосуд? Может, благодаря этой волшебной бутылке я наткнусь на чемоданчик с миллионом? А вдруг я встречу обалденную девушку, которой суждено стать моей единственной и любимой? Или мы с бутылкой набредём на какой-то райский уголок и останемся там навсегда?

Так я мечтал и следил за бутылкой, не отрывая глаз.

А она всё также перекатывалась по раздолбанному асфальту, а мечты и фантазии дурманили меня.

И в конце концов, бутылка остановилась, ведь я зазевался…

Она ткнулась в бордюр.

Я поднял глаза.

Передо мной стоял ржавый мусорный бак.

…Я разбил эту бутылку.

РОЛЬ

В третьем классе я возвращался из школы с Веней Дубровским. Это потом его прозвали Бабоном.

У мусорного бака, в котором копались две вороны, а рядом на низкой кирпичной стене грелись три кошки: белая, серая и чёрная, он приостановился и засмеялся:

– Правда! Ха-ха! Эта мусорка похожа на кукольный театр, а коты на зрителей?!

Я пожал плечами.

Веня посмеялся ещё минут пять, а потом вдруг стал очень серьёзным и, озираясь, зачастил:

– Слушай, моя мама готовит в своем театре представление в честь дня рождения Наташки… Хочешь главную роль?!.

– А почему ты шёпотом?

– Это секрет, – ответил он и раскраснелся не на шутку.

Глаза у него странно блестели…

Как-то раз я подслушал, как папа сказал маме:

– Этот Веня смеётся как шизофреник. Он мне напоминает Адольфа.

– Какого Адольфа? – не поняла мама.

– Ну да-да, – кивнул папа, – Гитлера…

– Так ты хочешь главную роль?! – продолжал шептать Веня.

– Ну… да! – кивнул я.

– Ты будешь играть Кролика из Алисы в Стране Чудес! – восторженно шептал Веня.

– А разве это главная роль? – удивился я.

– Мама говорит, что ключевая! – размахивал руками Веня.

– Тогда ладно, – согласился я.

На следующий день, в школе, Веня дал мне сценарий, точнее листочек, на котором было всего два предложения, две моих реплики с объяснениями, чем занимается Кролик на сцене:

«Кролик сидит за столом. Он берёт в руки стакан и ложку и ложкой стучит по стакану. Далее Кролик манерно подносит указательный палец ко рту, давая понять, что просит тишины. Встав из–за стола, важно произносит:

– Господа, я прошу тишины! Сегодня замечательный день! Это день рождения Наташи!

После первой реплики Кролик садиться за стол и громко шепчет:

– А где подарки? Наверное, их украла Соня. Давайте разыщем её. Вперёд!»

На этом моя роль заканчивалась.

После математики я подошёл к Вене и сказал:

– У меня же всего две реплики. Это не главная роль.

– А ты чё хотел? – засмеялся Веня. – Соню играть?

Я молчал.

– Ха! – сказал Веня. – Соню я играю!

На репетиции оказалось, что Веня играет Алису.

Я разозлился.: «Меня надули!»

И когда дело дошло до моих слов, я сказал:

– Господа, я прошу тишины! Сегодня замечательный день! Это день рождения Наташи! А где подарки? Наверное, их украла Алиса, которую играет Веня? Давайте её разыщем. Вперёд!

Людмила Владимировна, классная руководительница, зло прошипела:

– Вечно ты все портишь, Сергеев! Как юродивый, прямо я не знаю!..

Меня отстранили от роли.

Так печально закончился мой первый актерский опыт.

Она невзлюбила меня в первую же неделю. В первом же классе.

– Шибко ты умный! – сказала учительница, когда я спросил: «А почему у избушки на курьих ножках ножка одна, и то – пень?»

В нашем классе стояла такая избушка – гордость училки. Эту избушку сварганили родители прошлого выпуска. Она её показывала всем нашим мамам и папам и приговаривала:

– У меня все родители что-нибудь да делают для класса! Так что, милые мои родители, приготовьтесь к тяжёлым будням! Я с вас не слезу!

При этом она громко смеялась. Родители натянуто улыбались…

– Шибко ты умный! – сказала она и потрепала меня по волосам, как-то остервенело потрепала, а потом отчеканила. – У нашей избушки на курьих ножках – ножка такая! Понял? Тебя забыли спросить! Цыплёночек…

Потом у меня ещё долго в голове звенело…

Может быть, поэтому я не люблю колокольчики. Они звенят…

Однажды на Новый год дедушка подарил мне Санта-Клауса с колокольчиком. Это был китайский Клаус с дурацким колокольчиком, который звенел, как велосипедный звонок. Широколицый Клаус ездил по паркету, и из живота у него раздавалась непонятная мелодия. Мне этот уродец был противен. Улыбка у него была какая-то неестественная. Как у училки.

Радовался происходящему один только дедушка. Остальные вежливо улыбались.

Когда игрушка, наконец, остановилась, я так же вежливо поцеловал дедушку в щёку и поставил Клауса на шкаф. Он так и стоит там до сих пор в углу, покрытый слоем паутины.

Изредка оттуда доносится мимолётное позвякивание колокольчика. Тогда я почему-то вспоминаю, как учительница держала меня за волосы и говорила:

– Тебя забыли спросить, Цыплёночек! Шибко ты у нас умный.

И почему я до сих пор не выкинул этого новогоднего Цыплёночка с немелодичным колокольчиком?

Из моего дневника. 15 июля. Вечер.

…Валя спросила меня:

– Ты смотрел фильм «Цыпочка»?

– Нет, а что? – ответил я.

– Он такой смешной! Там актёр играет… волосатый такой… не помню, как зовут…

– Роб Шнайдер, – говорю.

– Точно, Шнайдер! А откуда ты знаешь, если фильм не смотрел?

– Кино интересуюсь.

– Вы посмотрите, он кино интересуется, а фильмы не смотрит! – Валя обращалась к пустоте.

Она говорила громко, демонстративно закатив глаза.

– А почему ты не посмотрел «Цыпочку»?

– Не захотел, – отвечаю.

– А почему не захотел? – продолжает она.

– Не захотел, и всё. Не нравится мне твой Шнайдер! Тупой у него юмор! – разозлился я.

– Ну и дурак! Ничего не понимаешь в кино! Шнайдер – великий комик!

– Ладно, – говорю. – Молодец, твой Шнайдер!.. Ты мне дашь телефон Юли?

– Не-а!

– Почему? – удивился я.

– Не заслужил! Как посмотришь «Цыпочку», скажу!

– Ну и не говори! Сиди, смотри свою «Цыпочку»!.. А я у Дрона узнаю.

И я ушёл.

Где-то вдали я заметил долговязую фигуру Бабона. Он напялил на себя колпак Санта-Клауса! В тридцатиградусную жару!!!

Я ускорил шаг. Неохота мне было с ним сталкиваться. Ещё пристанет со своими идиотскими шуточками…

ВЕНЯ В ДЕТСКОМ САДУ И ЗНАЧИТЕЛЬНО ПОЗЖЕ

Веня любил меня побить. Даже не побить, а как-нибудь напакостить. К примеру, наступить на ногу, или прищемить палец дверью… При этом он смеялся и кричал, что он клоун, весёлый клоун в колпаке!..

Кстати, он обожает раздавать эти самые колпаки, кому попало. И мне досталась эта радость – я вытираю Вениным колпаком пыль…

Однажды, когда в детском саду был завтрак, нам раздали манную кашу.

Я быстренько расправился со своей порцией и огляделся.

Вокруг нехотя жевали, размазывали кашу по тарелкам.

Я удивился: «И чего они не едят?! Каша такая вкусная!..»

А Веня, как и я, проглотил её махом, и поскакал за второй порцией, а потом за третьей!

А я сидел. Нога ещё ныла, и мне не охота было прыгать и вообще двигаться. Перед завтраком Веня специально отдавил мне большой палец на левой ноге. А потом рассмеялся как придурок!.. Как клоун…

Я был зол на него. И мечтал: вот бы его сейчас стошнило! Он столько каши сожрал! Его обязательно должно вывернуть наизнанку!.. Ну!..

И ЕГО СТОШНИЛО!!! ЕГО ВЫРВАЛО ПРЯМО В ТАРЕЛКУ!!!

И тогда я решил, что настал мой час.

Прихрамывая, я подошел к его столику, взял стакан с чаем – он был ещё горячий – и вылил этот чай на голову Вене.

Веня заорал. Он орал не переставая, хотя ничего с ним не случилось, у него даже лицо не ошпарилось. Только покраснело, потому что он орал, как недорезанный.

Прибежала Тамара Николаевна и отвела Веню к медсетре, а меня потащили к директору. Что там было, я уже не помню, потому что я торжествовал – я отомстил ему за все его гадости!

Но он был неисправим.

Однажды Веня украл у своей мамы деньги.

От страха или от показушной щедрости он бросился покупать всем подарки.

Маме, у которой он стащил рубли, этот болван купил цветы.

Дрону – зажигалку "Зиппо", мне – солнечные очки, учительнице – конфеты "Коркунов".

Я ходил в очках. Но мне было не по себе. Я прекрасно понимал, что это нехорошо, только очки были такими красивыми!

Полдня я проходил в этих криминальных очках, а потом подошел к Вене, чтобы вернуть их, чтобы он забрал у меня эти обжигающие уши очки, потому что это краденая вещь, и это плохо.

Веня прошептал мне на ухо, что если я не отстану или кому-нибудь проговорюсь, он порежет меня на шаурму. Я не стал с ним спорить.

По дороге из школы, мы с Дроном выкинули подарки Бабона в вонючий мусорный бак, а на следующий день Веня пришел в школу хромая.

Видать, дядя Юра проверил на нем свой старый офицерский ремень.

Прошло шесть лет.

Теперь Веня ворует в супермаркетах. Он отбирает деньги у слабых и убогих.

А еще говорят: «Люди меняются». Лажа всё это.

Однажды, когда мне было четыре года, я украл золотую монетку, и от испуга, что родители меня вычислят, я выкинул эту золотую монетку в мусорное ведро.

Папа поймал меня на месте преступления и отправил в "тюрьму".

«Тюрьмой» у нас служил мой платяной шкаф.

В расстройстве чувств я скинул всю свою одежду, которая висела в шкафу, на дно шкафа, сгрёб её в кучу и улёгся сверху спать.

С тех пор я собираю монетки, а когда мне хреново, раздеваюсь, забрасываю одежду в шкаф, как попало, не вешая, и сворачиваюсь калачиком на своей кровати. Я её люблю, хоть она мне давно мала, и я уже года два упираюсь ногами в бортик…

Из моего дневника. 16 июля. Ночь.

…Когда я оказываюсь в своей постели, а это, как правило, случается после двенадцати, я часто не могу уснуть.

Поэтому я мечтаю.

Я мечтаю о далёкой Англии, в которой я буду жить, подзаработав денег, и представляю, как я возвращаюсь после своего концерта в свою собственную однокомнатную квартирку в Лондоне, уставший и довольный. Я представляю, как я бросаю куртку на кожаный диван, наливаю вина в бокал, смакуя, пью его, и погружаюсь в сон…

Или я мечтаю о том, как на меня обратит внимание девчонка, в которую я влюбился. Она подойдёт ко мне медленной красивой походкой, прошепчет мне на ухо самые нежные слова в мире и поцелует…

Иногда я мечтаю о море. В моём воображении, я погружаюсь в волны, и меня обволакивает водяной рай, и я сливаюсь с ним, и плыву по воле райской судьбы к своему счастью, и надо мной сверкают звёзды…

А потом, намечтавшись, я возвращаюсь в свою родную комнату, и не вижу ни моря, ни звёзд, ни девушки, ни лондонской квартирки…

Я поворачиваюсь набок и засыпаю.

Иногда я просыпаюсь глубокой ночью и отпиваю из моей детской кружечки со слоником воду. Не потому что меня мучает жажда. Просто у меня пересыхает во рту.

ВЕНЯ-ОБЖОРА

Ещё, Веня много кушает. Из той еды, которую мне нужно было растянуть на неделю, когда мама и папа уезжали в Москву, и мы жили с нашим псом одни, после Вениного захода в гости, оставалась треть припасов. Преимущественно – немытые овощи. Я ими потом и питался. Предварительно помыв, конечно.

Теперь он редко ко мне заходит. И мы с моим псом сыты всегда.

Ещё Веня много пьёт. Он всегда много пил. Сначала разные соки. Он мог выдуть до трёх пол-литровых пакетов сока зараз. А потом он перешёл на пиво, дешёвое вино в пакетах и палёную водку.

В день моего рождения, в этом году, когда было выпито, и предстояло еще выпить очень много, я встретил Веню на улице.

Он показушно обрадовался мне. Я, впрочем, тоже.

Он вдруг стал распинаться, что ему близки идеи Шикльгрубера, то есть Гитлера.

Мне стало противно, и я дал ему в нос.

Потом меня стошнило.

Веня растерялся. Он не знал, что делать. Всё-таки у меня был день рождения.

Подумав с минуту, он послал меня, и на этом мы разошлись.

Да, это ещё не всё про моего бывшего дружка!

Ещё Веня много курит.

Как-то раз он покупал сигареты. Продавщица в киоске дала ему пачку. Веня, как ни странно поблагодарил. Продавщица не услышала.

Тогда Веня рявкнул:

– Вашу мать, спасибо!

Женщина оцепенела и прошептала:

– Пожалуйста…

Веня удовлетворенно кивнул.

Продавщице было чуть за пятьдесят. Через два дня она скончалась.

Мы с Дроном видели, как её выносят из подъезда. А Веня нет.

Из моего дневника. 23 июля. Утро.

…Господи! Я умираю – я гриппую уже пятый день!.. И это в невыносимую июльскую духоту…

Рядом бубнит радио.

Я с трудом вслушиваюсь.

– Сегодня у нас двадцать третье, да? – задорно интересуется ведущий какой-то идиотской программы.

– Да… – бормочу я в пустоту.

– И я уверен, что вы помните наш уговор! Чуваки, именно сегодня, двадцать третьего июля, на нашем радио вы сможете стать участниками нашего офигенного конкурса! Помните, о чём он? – невероятно жизнерадостно и с напором продолжает ди-джей.

– Нет, – я переворачиваюсь на спину и сбрасываю с себя одеяло.

– Так вы что, не хотите стать обладателем двух тысяч долларов?!!

– Нет, не хочу… – я обильно потею, мне холодно.

– Вам что же лень ответить всего на один маленький лёгонький вопросик?

– Лень, – я с головой укутываюсь одеялом.

– И всё-таки послушайте этот вопрос!

– Ладно… – я закапываю в нос капли и поправляю горчичник на левой ноге.

– А вопрос такой! – ди-джей чем-то шелестит в эфире, наверное, двумя тысячами баксов, и затем выдаёт свою скороговорку. – Кто является главным редактором русскоязычной версии журнала …

Я не слышу, какого журнала, потому что чихаю пять раз подряд.

– Я уверен, вы знаете ответ на этот примитивный вопрос! Вы же цивилизованный человек!

– Пошёл к чёрту! – отвечаю я. – Не мешай болеть…

Я выключаю радио.

Могу я, в конце концов, поболеть, без всяких лишних вопросов?..

ВОПРОС НЕ ПО ГЕОГРАФИИ

Это небольшое, практически, карманное радио подарили мне бабушка и дедушка. Папины родители. Они подарили его в тот самый день когда…

Короче, это случилось в седьмом классе.

В 11.30 утра у нас закончилась математика. Прозвенел звонок на большую перемену.

Мы с шумом вывалились из класса. Я достал из рюкзака бутерброд, приготовленный папой, подошел к широкому подоконнику и заговорил о чём-то с Димой.

Вдруг, ко мне подошел Веня.

– Хочешь прикол? – сказал он, дружелюбно улыбаясь.

– Ну, – кивнул я.

Через секунду я оказался на полу – Веня продемонстрировал на мне свежееизученный прием «Русской борьбы».

Я лежал на полу, всё вокруг забавно кружилось в замысловатом танце головной боли.

Людей то уносило куда-то далеко, то морской волной обрушивало на мою голову, и до меня доносились звуки прибоя.

Через некоторое время море успокоилось, и я начал соображать, что, по большому счёту, никому нет до меня дела.

Учителя бросали на меня раздражённые взгляды, мол, валяюсь, как свинья, и продолжали о чем-то болтать. А ребята… Они, вообще, не обращали на меня внимания, и веселились так славно, будто бы на дворе Новый год.

Дима зашёл в класс.

Веня исчез.

Мне стало смешно. Что происходит? Почему никто из них даже не помогает мне подняться.

И тогда я отключился совсем.

Через некоторое время я пришел в себя, и обнаружил на рубашке пятно от бутерброда. Перемена уже закончилась. Я лежал совершенно один в целом школьном коридоре.

Это было так дико, что, позабыв обо всём на свете, я вскочил на ноги, и дикая боль снова обрушилась на мою несчастную голову.

В глазах потемнело. Я схватился за стену.

Отдышавшись, я поднял с пола свой рюкзак и зашел в класс.

У доски стоял красный Веня. Он молчал.

Учительница географии повернулась ко мне и произнесла язвительным тоном:

– Явился, Сергеев! Не запылился? Ну, и как ты объяснишь своё опоздание на пятнадцать минут? Голова, как всегда заболела или задница?

Класс заржал.

Я улыбнулся.

– Смешно, да, Марина Викторовна? – сказал я. – Хотите посмотреть на мою задницу? Может, там что-то не так? Может, вы все меня поцелуете в эту самую задницу, и всё пройдет?

Они опять заржали.

Веня смотрел себе под ноги.

– Козел, ты! – сказал я ему и сплюнул на грязный пол.

Наконец-то она разродилась – эта Марина Викторовна.

– ВООООН! – завопила она. – Завтра! С родителями!!!

– Да пошла ты, – сказал я тихо, но внятно.

Она замерла.

Я вышел из класса, здорово я при этом хлопнул дверью.

В голове снова ударили колокола.

Весь мир кружился передо мной, как в калейдоскопе.

Я поплёлся домой.

Жаль, что Дрон заболел. Жаль. Не было его сегодня в школе…

Этим летом моего лучшего друга – Дрона – бросила девушка. Валя. На моих глазах. Она сказала, что не любит его, и никогда не любила. И чтобы он от неё отвалил.

Дрон стоял и плакал, как маленький.

Потом он ушёл, и целую неделю отказывался выходить из дома.

А в воскресенье, часов в шесть, мне позвонил Веня-Бабон и позвал прошвырнуться по городку.

Я почему-то согласился. Всё в жизни забывается. Даже такой идиотизм, который приключился со мной в седьмом классе…

Я вышел из дома. На скамейке, меня ждали Валя и Веня. Они целовались.

Я матюгнулся и забежал назад в подъезд.

Валя и В еня мне что-то кричали. Веселились. Не поняли.

Наверное, никогда и не поймут.

Кстати, моё карманное радио давным-давно лишилось антенны. К пипке, которая осталась от антенны, я присобачил обыкновенный провод. Ничего – ловит…

Таким проводом однажды милый Веня хотел придушить котёнка. Слава Богу, поблизости оказались мы с Дроном!..

Котёнок остался жив. Блох у него было!..

А ещё мы с Дроном подцепили от него лишай. Лечились потом целый месяц. Ну и Бог с ним…

Мы его – котёнка – прозвали Мартышкой. Он был похож на маленькую плюшевую обезьянку.

Из моего дневника. 26 июля. День.

…Моя обезьяна очень весёлая.

Она всегда заводная, и никогда не сидит на месте. Она не видит ничего, кроме радости и счастья. Даже если всё у неё плохо, она придумывает что-то подбадривающее и не перестаёт смеяться. Смеётся над всем: над собой, над миром и особенно надо мной. Как она покатывается при виде меня, она буквально не может остановиться!. Но она часть меня, без неё я не могу. Конечно, я её полная противоположность, я не смеюсь, я, скорее, плачу. Плачу и плачу, и нет ничего вселяющего надежду в мою душу. И мир мне не кажется таким огромным и непотопляемым, каким кажется ей. Для меня он хрупкий, маленький и ничтожный.

А иногда обезьяна вспоминает, что она тоже часть меня. Тогда она смотрит на меня печально и сосредоточенно, как в зеркало. А потом подмигивает мне: тогда я смеюсь. Она становится моим миром. Моим глобусом. Обезьяна в моей голове.

ПИРОЖКИ И ГЛОБУС

Это было тогда же, в седьмом классе.

После звонка мы с Лёвкой побежали в столовую. Наперегонки. Абсолютно потные и счастливые мы врезались в стойку с пирожками.

С яблоками было всего пять штук.

Лёвка спросил меня:

– Ты сколько пирожков будешь?

– Два, а ты?

– Не знаю.

– Ну? Сколько вам? – спросила буфетчица тётя Вера.

– Дайте пять штук! – выкрикнул Лёвка, протягивая ей двадцать рублей.

Тётя Вера закинула пирожки в бумажный пакет и отдала его Лёвке.

– Вот восемь рублей! – сказал я. – Возьми! Это за мои пирожки.

Лёвка сунул мои монетки в задний карман джинсов, мы довольные пошли назад в класс.

– Ну! – сказал я. – Чего ты?

Он почему-то не доставал из пакета пирожки.

Мы поднимались по лестнице.

Я нетерпеливо дёрнул его за рукав:

– Ты пирожки мне дашь?

– Какие пирожки? – Лёвка улыбался.

– Дай мои пирожки, – попросил я.

– Это мои пирожки, – сказал Лёвка. – Я хотел пять пирожков. Я же всегда беру пять.

– Хорош, уже! – я разозлился. – Отдай мне два пирожка!

Через пять минут урок, а он фигнёй страдает.

– Ты чурка, а я нет! – вдруг сказал Лёвка.

– Что? – не понял я.

– Ты чурка, а я нет! – увереннее повторил Лёвка.

Я остановился.

– Чурка ты! – крикнул он в третий раз, и с этими словами побежал наверх.

Когда я догнал его, мы уже были в классе.

Прозвенел звонок на урок.

Я пнул Лёвку и заорал:

– Отдай пирожки!!!

Лёвка отлетел к столу, на котором стоял глобус. Глобус медленно покачнулся и упал. Шар отлетел от подставки и покатился к доске.

Тут вошла учительница.

– Завтра с родителями, или с новым глобусом! – она отреагировала так быстро, словно ждала этого момента всю свою жизнь.

Класс заржал, и Лёвка тоже.

Глобус я вернул на следующий день. Каким-то чудным образом папа приделал шар к подставке. Хорошо приделал, на славу.

Учительница подумала, что я купил новый. Даже похвалила.

А папа сказал мне тогда:

– Главное в жизни – хороший клей! Ты понял, о чём я?

– Нет, папа, если честно…

– Главное, сынок, это клей! То есть хорошая связь. Когда что-то с чем-то связано плохо – ничего в жизни не получается, хлипкое всё тогда! Ты это запомни, потом поймёшь…

Я запомнил.

И теперь, кажется, понял.

Из моего дневника. 27 июля. Утро.

…Папа спросил меня вчера вечером:

– Как ты думаешь, в чём смысл сегодняшнего дня?

– Не знаю, – ответил я. – Наверное, ни в чём. Бессмысленный был день…

– Такого не бывает, ты же не амёба!

– А причём тут амёба? – удивился я.

– Ну в амёбе нет смысла, – ответил папа.

– Папа, ты сам себе противоречишь, – сказал я. – И амёба свой день как-то проводит. Есть у амёбы свой смысл…

– А ты-то как его провёл? – спросил папа и вернул разговор в прежнее русло.

– Никак не провёл. Гулял, читал, и… всё, – я задумался. – В общем, всё.

– Короче, цацки-пецки, да? Отдыхал, значит? А говоришь – «смысла нет». Есть! Отдыхал – вот смысл твоего сегодняшнего дня.

– А ты что делал?

– Повозился с бумажками чуть-чуть, нарисовал картинки для журнала, написал рассказик… тоже отдыхал…

– Ничего себе! Целый день что-то делал! Где же ты отдыхал?! Работал ты… это я бездельничал… – я смутился.

– Бумажки-картинки – разве ж это дела? – хмыкнул папа. – Кайфовал я сегодня!

Папа намазал бутерброд шоколадным сыром и протянул его мне.

Я улыбнулся и подумал: «Хорошо, что я не амёба! У какой амёбы найдутся такие родители?!.»

Всё-таки мне с ними повезло.

Не всем так везёт.

МАМА И ВЕЧЕР

Лёвка две недели не ходил в школу.

Никто и не знал, что с ним. Первую неделю никто о нём и не вспоминал. А вторую неделю все находили какой-нибудь предлог, чтобы не идти к нему. А звонить Лёвке никто и не звонил, потому что телефона у него не было.

Наконец, учительница попросила меня и Дрона сходить к Лёвке домой и узнать, что с ним стряслось.

Нам с Дроном хоть и не охота было идти к дураку Лёвке, но мы почему-то согласились. Видно, самим стало интересно, что там случилось.

Мы пришли.

Дверь долго не открывали, а когда открыли, мы увидели, что это сам Лёвка и открыл. Он стоял на костылях. Одна нога у него была в гипсе.

– Что с тобой? – спросили мы.

– А вам-то что? – ответил он.

Мы пожали плечами и повернулись, чтобы уйти.

Когда мы стали сбегать по лестнице, он крикнул:

– Я ногу сломал!

Мы вернулись, и Лёвка объяснил, что прыгнул с крыши двухэтажной музыкальной школы.

Я спросил:

– Зачем? Хотел полетать, как Бэтмэн?

Мы с Дроном засмеялись. Лёвка замолчал.

Позже выяснилось, что сломанной ногой он хотел привлечь мамино внимание.

Мама у Лёвки работала в Москве, и очень часто не возвращалась домой, на ночь оставалась у подруги. Тогда Лёвка ночевал один. Совсем один – в двухкомнатной квартире. Отец не жил с ними. Мама и папа Лёвки развелись, когда он учился во втором классе.

И в тот день, когда мы пришли к нему, он тоже был дома один. Было девять часов вечера, и шёл дождь.

Из моего дневника. 1 августа. Ночь.

…Я ничего не скажу, если будет идти дождь.

Я ничего не скажу, если пойду ко дну.

Я ничего не скажу, если меня выкинут из окна.

Я ничего не скажу, если со мной столкнутся.

Я ничего не скажу, если молния ударит в меня.

Я ничего не скажу, если сделаю кому-то больно.

Я ничего не скажу, если меня пнут.

Я ничего не скажу, если попаду под колёса.

Я ничего не скажу, если меня никто не заметит.

Я ничего не скажу, если меня бросит девушка.

Я ничего не скажу, если мной будут любоваться.

Я ничего не скажу, если меня будут пилить.

Я ничего не скажу, если меня вобьют в землю.

Я ничего не скажу, если меня сохранят.

Я ничего не скажу, если будет ураган.

Я ничего не скажу, если буду стоять на пути.

Я ничего не скажу, если меня назовут драгоценным.

Я ничего не скажу, если меня смешают с песком.

Я ничего не скажу, когда случится беда.

Я ничего не скажу, чтобы помочь человеку.

Я никогда ничего не скажу.

Я камень.

МАФИЯ

На столе у меня лежит камешек. Самый обыкновенный – таких под ногами сотни. Серый с прожилками и щербинками маленький камень.

Иногда он падает на пол, пёс обязательно отфутболивает его хвостом, но я всегда нахожу его и кладу назад.

Это, так сказать, камень счастья. У него особая судьба.

Мы с Лёвкой купили в ларьке "Союзпечать" два пистолета за 30 рублей.

Они заряжались маленькими круглыми разноцветными шариками-пульками. Мы закупились пакетиками с пульками впрок. Мы решили, что у нас будет настоящая мафия. Ну и, естественно, мы будем главными боссами, и начнем контролировать весь наш городок.

Лёвка носил пистолет за поясом.

А я засовывал пистолет в трусы, чтобы никто не догадался, что я глава мафии. Ведь настоящий гангстер должен действовать неожиданно и наверняка.

Мы с Лёвкой набрали людей в свою Мафию: Бабона, Дрона, Митьку, Дениса, Вадика. И дали им клички: Веня-Винчестер, Дрон-Срам, Митя-Слюнявчик, Денис-Шарф, Вадик-Бабушка, Лёвка-Мэн. А меня почему-то никто никак не окрестил…

Прошли годы, и теперь всё изменилось.

Я вижусь только с Дроном, он учится в школе и живет спокойно.

Винчестер не может разобраться в своей жизни и пьёт. Слюнявчик выигрывает олимпиады по физике и математике. Денис учится в школе при Физтехе. Вадик переехал в Химки, учится в плохой школе, а по выходным работает на заводе. Лёвка укурился травкой до реабилитационного курса в наркологической клинике. И мы давно уже не мафия.

– А причём тут камешек со стола? – спросите вы.

А вот причём.

Этим камешком Лёвка запустил в лоб будущему скинхеду Писе, когда он бросился на меня с бутылкой – пьяный был.

Камешек деморализовал Писю. Он вдруг рассопливился и позорно бежал с места сражения, истерично рыдая и грязно ругаясь.

А я подобрал камешек. Как символ счастливого исхода битвы.

– Мафия непобедима! – сказал тогда Лёвка и даже обнял меня.

По-братски так…

Из моего дневника. 3 августа. Ночь.

…У меня будет сын.

Самый лучший сын. Сын, который будет частью меня.

Это будет удивительный младенец, который станет удивительным взрослым человеком. У него в жизни будет получаться всё, а что не будет, то – к лучшему.

Он станет самым красивым и умным парнем в своей школе. Девочки и учительницы будут млеть от него. Он окажется самым разносторонним, у него будет уйма друзей, уйма приятелей, и ни одного врага. Всё у него в жизни сложится. Сложится лучше, и будет даваться легче, чем мне.

Вот так.

Только, наверное, так не бывает.

Всегда после рассвета – закат. И после горя – счастье. Ведь я ненамного хуже его. Моего сына.

А он будет лучше в сто раз.

Так думал я, и когда-то думал мой отец. Может быть, даже ещё до того, как я появился на свет.

ПРИДУРОК

У меня случился День Рождения. Мне исполнилось десять лет.

Пришло много друзей. Папа решил нас всех поснимать на камеру.

Он просил каждого из гостей рассказать что-нибудь.

Катя спела песню. Светочка ей подпевала. Вадик пожелал мне долгих лет жизни и исполнения всех желаний.

Лёвка показал в видеокамеру знак, окрещенный в народе «FUCK».

Папа из-за неловкой ситуации засмеялся. Мне Лёвку захотелось придушить.

А он – придурок – довольно улыбался.

Эту кассету папа хранит в коробке с остальными видеокассетами. И что примечательно – хранит с каким-то трепетом.

– У нас такого не было, – говорит папа. – Только фотки остались. Чёрно-белые… Да и то, сколько их?.. Раз-два и обчёлся…

– Да, – соглашается мама.

– А этот шедевр… – папа трясёт кассетой с Лёвкой, – надо хранить пуще прежнего… Потом ещё посмеёмся… Лет через тридцать…

«Может, и посмеёмся, – думаю я. – Только без Лёвки… Это уж точно… А жаль… Так жаль…»

На этой же кассете мой папа, когда гости уже ушли и наступил тихий послерожденный вечер, вдруг предстал передо мной и мамой в пальто – в своём старом зелёном пальто, сохранившимся со студенческих времён, под древним бумажным летним китайским зонтом моей бабушки, с которым она ездила на море, в длиннющем шарфе, которым он раз пять обмотал шею, и с такой вот песенкой:

– Я конь в пальто! Я конь в пальто!

Но должен Вам признаться,

Что из-за этого никто,

Не хочет покататься

На мне, на мне, на мне, на мне

На стареньком коне!

На мне, на мне, на мне, на мне

На стареньком коне!..

Как хорошо – я снял тогда папу!

И теперь на этой кассете будет не только глупый Лёвка, но и мой дорогой папа – старый конь в зелёном пальто. С бумажным зонтиком в руке.

Из моего дневника. 10 августа. Вечер.

…Я сказал Максу:

– Знаешь, что она мне ответила? Я звоню ей в дверь и говорю: «Это я, Сергей! А ты думала, кто?»

– Конь в пальто! Пошёл к чёрту! Ты мне не нужен!

– Так и сказала?

– Да, чёрт возьми! Именно так!

– Плохо дело… Ты её любишь?

– Да… Но для неё я конь в пальто.

– Обидно, мать твою!

– Точно. Ничего не попишешь…

– Что будешь делать?

– Подожду, пока сама придёт.

– И что?

– Ничего…

– Что ничего? Чего ты этим добьёшься?

– Чем?

– Ну тем, что она сама придёт!

– Она позвонит в дверь и спросит: «Это я – Юля, а ты думал, кто?» – «Конь в пальто!» – отвечу я. И не открою… Всё равно я ей не нужен. Кони в пальто никому не нужны.

– Да бабник ты просто… Вот и разбрасываешься ими… У тебя Юлек этих – целый батальон: Юлек-юбок!..

Так мне сказал Макс. Мой друг…

Значит, целый батальон?.. Ну что ж, вполне вероятно… Макс в военной терминологии разбирается, у него отец – прапорщик…

СВЕТОЧКА

Во времена всеобщей гармонии, то есть ещё тогда, когда я ходил в детский сад, из всех музыкальных и продуктовых ларьков звучал бессмертный хит группы "Дюна" под названием "Наш Борька бабник".

Когда Светочка приходила в детский сад, она лирично напевала:

– Наш Борька бабник,

Наш Борька бабник,

Наш Борька бабник,

Наш Борька бабник – парень, хоть куда!

Моя мама до сих пор вспоминает это со смехом.

Из моего дневника. 12 августа. Вечер.

…В моей жизни, пожалуй, есть одна женщина – это мама. Больше никого нет.

Мама – это настоящая женщина!

Не какая-нибудь девчонка! А именно – женщина!

Самая красивая, самая умная, самая нежная, самая утончённая, самая женственная. Настоящий идеал. Самая заботливая.

Моя мама обладает безупречным вкусом.

Все жизненные трудности мама преодолевает сама, не давая себе расслабляться.

Мама никогда не делает людям больно. Тем более близким. Близких она только оберегает, и старается помочь в трудную минуту.

Ни одна из тех девчонок, которых я знаю, не идёт ни в какое сравнение с моей мамой. Все они настолько от неё далеки, что даже и не подозревают.

Я всегда очень скучаю по маме, когда нахожусь вдали от неё.

Я всегда стремлюсь придти в тёплый дом, снять куртку и покрепче обнять свою маму. Маму.

МАЛЕНЬКАЯ СТРАНА, КОТОРАЯ НРАВИЛАСЬ НАШИМ МАМАШАМ

Светочка и Катя были лучшими подругами, как в детском саду, так и в школе.

Еще они очень любили песню Наташи Королевой – «Маленькая страна». И когда случались всякие утренники или праздники, они пели в актовом зале именно эту песню.

Пели они самозабвенно, совершенно без слуха, и, мало того, под караоке.

Нашим мамашам и воспиталкам это очень нравилось.

Однажды, когда я уже ушел из школы в экстернат и растерял почти всех своих друзей, Светочка пригласила меня к себе домой. Просто так. Мы стояли на балконе, курили и пили пиво. И было нам хорошо. И грустно.

Оказалось, что маму Светы забрали в психушку. И уже не первый раз. Света говорила, что родители совсем не обращают на неё внимания, как бы хорошо она ни училась.

Через полгода я пришел на местный рок-фестиваль, который проводился на открытой поляне. Я увидел Свету. Она лежала под кустом. Совсем пьяная. Я подхватил её на руки и повел домой. Она вырывалась и кричала:

– Отстань от меня! Отстань, ну, Серёжка! Отстань, Серёженька!..

А когда я довел её до квартиры, она сказала:

– Зря ты это сделал! Зря! Сергей…

Света попала в наркологическую клинику. Её вылечили от алкоголизма, но теперь она курит травку.

Из моего дневника. 17 августа. Ночь.

…Кто я? Кто? Да, я, я!..

Я…

Я – Сергей. Я – это я.

Я занимаюсь музыкой. Пишу стихи. Что значит, кто я?

Я… это я…

Я люблю кино, я люблю слушать музыку. Люблю читать.

Я – это я! Не кто-то там, а – Я.

А кто ещё любит всё это – играть на гитаре, сочинять песни, читать книги?

Да куча людей!

Но я вам скажу так: многие занимаются тем же, что и я, но я всё это делаю только, как я. И больше никто не сможет это сделать точно так же. Потому что я – это я.

А кто-то – это кто-то. И этот кто-то делает тоже самое совсем иначе. Он это делает – как он. Потому что он – это он, а не я.

А кто этот кто-то?

Это шахтёр, это рабовладелец, это студент, это бизнесмен, это актёр, это булочник, это, наконец, Бог.

А я – это я.

Я – Сергей. Мне 15 лет. Скоро 16…

Что? Я вас интересую? Нет? Я ослышался? Да?

Что?

А тогда я рад. Рад познакомиться с вами.

Потому что я – это я…

СНЕЖИНКА

Я родился 16 февраля 1990 года.

В этот же день родилась Аня Адамаскина. Причем в том же роддоме. Только она старше меня на пару часов.

Когда-то мы жили в соседних домах, и очень жалели, что окна наших квартир смотрят в разные стороны.

Мы ходили в одну школу, в один класс, и сидели за одной партой.

А ещё мы были влюблены друг в друга.

Лично я влюбился в Аню во втором классе, зимой.

Чтобы в школу идти вместе с Аней, я вставал в 6:30. Давясь завтраком, я закидывал в портфель домашнее задание, быстро одевался и бежал к Аниному дому, чтобы ждать, когда она выйдет из подъезда.

Я сидел на лавочке и иногда засыпал.

Потом мы шли, держась за руки, в школу. Я ей о чем-то рассказывал, а она смеялась. Румяная и красивая.

Однажды мы почти дошли до школы, как вдруг Аня посмотрела на меня серьезно и подарила снежинку. Самую настоящую снежинку. Я подставил ладонь под снег, и Аня показала на одну из снежинок, а потом сказала:

– Я тебе её дарю!

Она засмеялась и побежала по лестнице в школу.

А я смотрел на подаренную снежинку, она таяла, и я никак не мог её спасти.

Я заплакал. В итоге я пропустил первый урок, и в полном расстройстве чувств пришел только на второй.

Теперь, Аня учится в самом лучшем классе нашего городка. Ежеквартально она уезжает в Англию, на языковые курсы.

Одевается она в самых престижных магазинах, регулярно посещает салон красоты, слушает самую модную музыку.

Только вот странно: у нее нет парня, нет нормальной подруги. И на выходных она развлекается тем, что ходит с мамой на рынок. Сколько понтов, и такое убожество!

От Ани у меня в моей комнате – кактус.

Такой лохматый кактус, одетый нежным пухом, но к нему невозможно прикоснуться, обязательно уколет – мерзко так, исподтишка.

Аня подарила мне его в маленьком горшочке. После этого мы с мамой много раз пересаживали его в новые горшки. Горшки менялись, а кактус – нет. Он только всё больше и больше становится похож на странную бледноватую сардельку, которую забыли в шкафу и обнаружили через месяц, покрытой то ли мхом, то ли плесенью.

Мой поэтически настроенный папа сказал бы так: «В шкафу уже долгие месяцы покоилась всеми забытая сарделька, покрытая плесенью покинутой любви…»

Из моего дневника. 19 августа. Глубокая ночь.

…Вот сижу я на даче у дедушки и думаю: «Что такое любовь?»

Не знаю. И никто не знает. Что я лучше других? Нет… Почему я должен это знать – что такое любовь к человеку?

Я вот соображаю: а может, любовь это привязанность плюс симпатия? Может, это страсть? Может, это счастье?

А что такое счастье?

А что такое любовь?

Возможно, это неправильный обмен веществ? Не знаю…

Нет. Наверное, всё-таки кто-то знает. Всё-таки как-то зачем-то кто-то придумал это непонятное чувство.

На кухню, чертыхаясь, зашёл дедушка.

– Э-эх, Серёжка! Пойдём спать…

– Пойдём, дедушка… А как ты думаешь, что такое любовь?

– Любовь… любовь – это не картошка!..

– Ясно, – отвечаю я.

Вот и всё. Определение любви я узнал.

ПАРАДОКС

Как-то раз, мы с классом поехали на экскурсию. Ехали мы в древнем разбитом ПАЗ-ике.

Мы с Аней стояли в проходе. Её укачало. Она стояла зелёная и ни на что не реагировала.

Тогда я подошел к Мите и попросил его уступить Ане место.

– А чё это? – сказал этот болван.

Не долго думая я врезал кулаком по его рыхлому животу.

Он тут же встал.

Когда мы вернулись домой, моей маме позвонила Митина мама и сказала, что я негуманно отношусь к людям.

Такой вот парадокс.

Аниной маме не нравилась наша дружба.

Когда я звонил по телефону, трубку брала она – тётя Лариса.

– Ани нет! – говорила она таким тоном, что жизнь больше не казалась мне сахаром.

Всё чаще и чаще Ани не оказывалось дома: ни по телефону, ни по домофону.

Однажды я наткнулся на Аню и на её маму у подъезда.

Мама Ани дёрнула Аню за руку и они прошли мимо меня.

Я только и успел промямлить что-то вроде: «Здра…»

Они уже должны были свернуть за угол, но вдруг остановились, а потом её мама подтолкнула Аню ко мне и Аня пошла. Сначала очень медленно, как-то спотыкаясь, потом она выпрямилась и даже вроде бы стала какой-то взрослой, что ли, словно это шла не Аня, а странная тётка, просто слишком тоненькая, с фигурой девочки.

Аня подошла ко мне и сказала не своим голосом:

– Не надо больше звонить. И приходить не надо. И в школе тоже не надо… подходить…

Потом она повернулась и ушла к своей маме.

Из моего дневника. 20 августа. Глубокая ночь.

…Сижу я у дедушки на даче и думаю, а что такое предательство?

Ну это мне знакомо…

Что я терпеть не могу в жизни, так это предательство! Причём не какое-то масштабное, а даже небольшое.

Предательство это просто отсутствие моральных принципов, совести и ответственности.

Человек, который предаёт – совершает большую подлость, а значит, он неинтеллигентен. А я стараюсь не связываться тесным общением с неинтеллигентными людьми. Но старайся – не старайся, только всё равно такие люди попадаются, вот и приходится терпеть это маленькое клюквенное предательство.

Ко мне подошёл дедушка:

– Ну чего, писака? Пишешь?

– Ага, а как ты думаешь, что такое предательство?

– Ну-у… предательство – это отказ от себя.

В очередной раз дедушка превратил мои пространные рассуждения в короткий афоризм.

И чем я занимаюсь в три часа ночи?

QUEEN

А дружба – это отказ от себя?

…Дима пришел к нам в третьем классе.

Он жил в военном городке. Мы с ним быстро подружились. Мы слушали одну и ту же музыку, смотрели одни и те же фильмы. У нас было очень много общего. После уроков мы провожали друг друга: один день – я его до автостанции, откуда он уезжал на экспрессе к себе в военный городок, а на следующий день – он меня – до дома. Несколько раз, когда уроки заканчивались поздно, он оставался ночевать у нас. Так мы и дружили.

А потом что-то случилось, и он стал воровать у меня диски и кассеты.

Конечно, не в буквальном смысле. Просто я давал ему какую-нибудь запись, а он её не возвращал.

И наши отношения перестали быть безоблачными.

А однажды, после очередной такой истории, я сказал ему:

– А иди ты, знаешь куда?! Вон туда!..

И, Дима, ничего не ответив, словно робот, развернулся на сто восемьдесят градусов и, вправду, пошёл по дороге, и вокруг пели птицы, совершенно некстати.

Когда я стал учиться в экстернате, я вспомнил, что Дима не вернул мне видеоклипы моей любимой группы «Queen».

Тогда я пришел в школу и попросил Диму вернуть мне эту кассету. Он пообещал принести её на следующий день.

Но назавтра мне сказали, что он заболел.

Так он «болел» пока я не позвонил его маме. Мама Димы нашла эту пресловутую кассету у Димы в шкафу и вернула мне её.

Иногда я почему-то считаю себя виноватым в этой истории. Но ведь он не возвращал их мне – МОИ кассеты, МОИ записи, то есть то, что МНЕ было дорого! Почему? Разве ж это порядочно?

Недавно я видел Диму у автостанции.

Он сидел на бордюре и листал журнал.

Когда я проходил мимо, я споткнулся и упустил из кулака пятирублёвки, которые приготовил заранее, чтобы купить в кассе билет.

Монеты покатились в разные стороны, я бросился их собирать, а Дима поднял голову и посмотрел прямо на меня. Он не узнал меня. И мне показалось, что я тоже.

Я сплюнул и оставил монеты на асфальте.

Не хотел я ползать перед ним на карачках.

Из моего дневника. 21 августа. День.

…Он визгливо приговаривал:

– Ёлки-палки, ёлки-палки! Никто меня не любит… Никому я не нужен! Ёлки-палки, старый я дурак… И жена, карга, выгнала… Ёлки-палки! Моталки! Что за жизнь… И рубля на опохмелку не хватает… Ёлка-палка-опохмелка!.. Рифма… Вот такие дурацкие рифмы я сочиняю… И ни хрена больше не делаю… А вы ходите! Ходите-ходите!.. Ёлки-палки…

Этот спившийся дед, который толкал свой монолог, сидел на ступеньках магазина, неподалёку от дедушкиной дачи. Я собирался войти в магазин, а он сказал мне:

– Сынок, рубля не хватает… На чекушку, понимаешь? А Людка, продавщица, так не даёт… Это ж деревня! Извини, а, сыночек, выручи деда! Ёлки-палки, выручи, а!..

Я протянул деду рубль и зашёл в магазин.

Я хотел купить маленькую шоколадку.

К маленьким шоколадкам меня приучил Саша Пугачёв, мой приятель. Он утверждал, что маленькие шоколадки лучше больших, потому что от больших пучит живот, и могут завестись микробы, а от маленьких – нет, не пучит, и микробы с голоду подохнут.

Даю деньги продавщице, а она говорит:

– Рубля не хватает.

Я чертыхнулся и повернулся, чтобы выйти из магазина. За мной стоял тот самый дед.

Ёлки-палки…

САША С УРАЛМАША

Саша Пугачёв пришёл к нам во втором классе. Он был третьегодником, и поэтому выше и здоровее всех в классе.

Его опасались. А он, и вправду, был чудной.

Первой фразой, которую он сказал мне при знакомстве, была: «Ты отличник?».

Я не знал, что ответить, ведь в первом классе у нас оценок не ставили. Я что-то промямлил в ответ. Саша задумчиво посмотрел на меня, и произнёс загадочную фразу, которую я тогда не понял, но хорошо запомнил: «А я, каким-то раком, парашник…»

И только потом он представился:

– Саша с Уралмаша! Хочешь шоколадку?

Кстати, ещё до недавнего времени я был уверен, что Саша, и вправду, с Уралмаша. Но буквально на днях я сообразил, и это меня тихо развеселило, что Саша с Уралмаша это просто присказка.

Первые две четверти второго класса с нами учился и человек по имени Сильвестр. Видимо, папа Сильвестра любил фильмы с участием Слая. Во всяком случае, Сильвестр хвастался перед нами газетой «Криминал», где у его папы взяли интервью, как у сына вора в законе. Папа Сильвестра-Слая разбогател на пирамиде «МММ».

Мало того, сам Сильвестр был каким-то слишком непонятным. Мы его прозвали «человеком ни о чём». Он мог часами говорить о какой-то ерунде, которую никто не понимал. Дрон уверял, что Сильвестр психически нездоров.

Однажды внук вора в законе притащил в школу керамического плачущего клоуна.

Он подошёл к нам с Сашей и по секрету сообщил:

– Этот клоун – Бог. Его нельзя обижать, но у него можно попросить всё, чего хочется.

Саша внимательно посмотрел на клоуна и сказал:

– Бог! Трахни меня!

Мы уставились на керамического клоуна.

– Чё-то не трахает! – Саша сплюнул под ноги Сильвестра. – Дерьмо это все, Слай!

Потом Саша пожал клоуну руку и вежливо произнёс:

– Ладно, бог, будем знакомы. Я – Санек.

Но сказав это, Саша неожиданно согнул руку в локте и продемонстрировал этот характерный жест сначала клоуну, а затем Сильвестру.

Потом он вразвалочку двинулся в столовую.

А Сильвестр впал в ступор. Видно, переварив всё произошедшее, переоценил своё отношение к клоуну. Потому что он грубо схватил куклу за голову и выкинул его в форточку.

При этом он выкрикнул:

– Я тебя ненавижу!!!

Из моего дневника. 21 августа. Глубокая ночь.

…Сижу я у дедушки на даче и рассуждаю, а что такое ненависть?

Вот, к примеру, я ненавижу жару, ненавижу тёплое пиво, ненавижу что-то терять, ненавижу запах изо рта (особенно у собеседника), ненавижу баклажаны, ненавижу боль во всех её проявлениях (душевную и физическую), ненавижу глупость, пошлость, грубость. Иногда ненавижу себя, иногда других. Других чаще, как и любой другой человек. Значит, из всего этого и складывается ненависть?

На кухне появляется заспанный дедушка.

– Дедушка, что такое ненависть? – спрашиваю я.

Дедушка отвечает сразу, даже не задумываясь:

– Это то, что убивает человека.

И снова афоризм…

УДАЧИ, РЕБЯТ!

Она бы запросто могла убить человека. Ведь она убивала нас – убивала каждый день – приканчивала нас словами.

…Людмила Владимировна проверила контрольные и стала объявлять результаты.

Дойдя до Саши, она спокойно так сказала:

– Два, Пугачёв! Мать у тебя шлюха, и ты говновозом станешь. Глаза б мои тебя не видели!

На это Саша тоже очень спокойно встал со своего места, поднял с пола свой рюкзак и ещё спокойнее, даже как-то торжественно, произнёс:

– А ты меня больше не увидишь, карга, мать твою. Удачи, ребят, я ушёл!

И больше он в школе не появлялся. Никогда.

Недавно Саша подошёл ко мне на улице, и сказал:

– У меня счастье, чувак! Смотри, кто у меня есть!

На Сашиной ладони лежала черепашка.

– Знаешь, как её зовут? – продолжил нежным голосом Саша, и, не дождавшись ответа, добавил: – Марта, Марточка, красавица, любимая моя! Она у меня травкой питается. И ещё крыжовником. Вот иду в деревню. Там Петька живёт, у них крыжовника много. Выпрошу для Марточки…

Мы ещё какое-то время постояли без слов, и потом отправились по своим делам.

И мне почему-то стало спокойно за Сашу с Уралмаша.

Из моего дневника. 25 августа. День.

…Я спросил Мэка:

– Ты любишь крыжовник?

– Какого чёрта ты меня об этом спрашиваешь?

– Ну, я не люблю, а ты?

– Не знаю, – задумался Мэк. – Какого чёрта? Может, люблю, может – нет…

– Я не люблю. Терпеть не могу! Но он красивый…

– Да, красивый. Он офигенно красивый! И я его, знаешь, я его люблю!!! Я его люблю – он красивый! Точно!.. Какого чёрта ты его не любишь? Мне он нравится… Зря ты его не любишь!

Мэк посмотрел на меня с жалостью.

Минуту назад он и не думал о крыжовнике.

– Тебе нравится Юлька? – спрашиваю.

– Нет! – уверенно заявил Мэк.

– Но она же красивая!

– Она дура.

– Вот мне этот долбанный крыжовник и не нравится! Красивый, но тупой…

– Ты так думаешь?..

– Да! Да!!! Я так думаю!!! Ну не люблю я его!!!

СНЕЖНЫЙ АНГЕЛ

Ваню у нас в классе все не любили. Кроме Гоши Джек Пота. Но самое паршивое, что в этой нелюбви лично я принимал активное участие.

Мама у Вани была библиотекарем, а папа – младшим научным сотрудником. То есть семья у них была совсем небогатая, но при этом очень дружная.

И почему никто не мог переносить его на дух? И я в том числе? Не знаю… Может, потому что он был лучше всех нас вместе взятых?

Однажды, в третьем классе, когда Ваня выругал меня по матери, я дал ему в морду. Потом ещё раз. И ещё. А потом он встал и убежал.

Он убежал на улицу, где сугробы были по колено. Я побежал за ним – мне было мало трёх тумаков. Мне ужасно хотелось окунуть его раз сто в глубокий снег, так чтобы он заболел и умер!

А он сам прыгнул в сугроб, лёг на спину и стал размахивать руками.

Он бормотал:

– Я псих, я сумасшедший, лежачего не бьют! Я псих…

При этом он улыбался так, будто у него за щекой карамелька.

Мне уже не хотелось бить его.

Я стоял в метре от него и смотрел, как он размахивает руками. Как снежный ангел.

В начальной школе, все мы увлекались фишками.

Мы могли часами сидеть на корточках где-нибудь прямо на полу в школьном коридоре, на асфальте посреди дороги и биться на фишках до посинения.

И в этих наших баталиях Ваня был вечным победителем.

Он обставлял всех, и меня, в том числе!

У него была самая большая коллекция фишек и бит. Он продавал их, а потом снова выигрывал и продавал. Поэтому у него всегда водились деньги. Может быть, и это было одной из причин нашей к нему ненависти?

Теперь Ваня учится на экономических курсах.

От Вани у меня фишка. Самая красивая. Она висит на стене у изголовья моей кровати.

На фишке изображён Джим Керри из фильма «Маска». Он улыбаются мне уже много лет. Он улыбается так же, как когда-то улыбался Ваня – снежный ангел.

Из моего дневника. 27 августа. Вечер.

…Я сижу на кухне. В руках у меня глазированный сырок фирмы «Снежана». Я разрываю обёртку и съедаю сырок. Вкусный…

Ещё я думаю. Думаю про Снежану. Про девчонку по имени Снежана. Мы учились с ней в седьмом классе.

Она красивая, но психованная. Не была бы такой шизанутой, может быть, и нравилась бы мне. Имя у неё очень нежное. И редкое…

Но при этом странно: в моей жизни этих Снежан не так уж и мало.

Снежана Николаевна – мой врач-оккулист. Дурная женщина, похожая на ворону.

Моя учительница по сольфеджио – Снежана Христофоровна. Она очень добрая.

Или вот ещё – Снежана, знакомая из поликлиники, плюнувшая в меня только из-за того, что я не влюбился в неё после первой же встречи…

Странно… У всех одинаковые имена, а люди разные.

А интересно, если собрать всех Серёж, какие они? Найду ли я с ними общий язык?

ПАЙ-ДЕВОЧКА

Родители Снежаны очень любили друг друга. Почему-то всегда, когда они встречались мне где-нибудь в городке, это выглядело так: папа Снежаны ехал на велосипеде, а мама Снежаны сидела сзади на багажнике и улыбалась. Сидела она боком, свесив ноги. Мне казалось, что она сейчас закричит от счастья. Я очень ждал этого, но мама Снежаны молчала и продолжала таинственно улыбаться. Ещё у неё были очень волосатые ноги в старых стоптанных сандалиях.

А Снежана всегда помогала мне на уроках. То есть я всегда мог у неё списать и спросить, и попросить учебник, и исправить мне в журнале оценку… Всё, что угодно, и она всегда мне помогала, потому что не могла отказать. Не знаю почему. Наверное, потому что я был выше её на две головы… Однажды она мне так и сказала:

– Мне очень нравятся высокие люди! А ты как великан!

А недавно я узнал, что Снежана – маленькая смешная отличница и пай-девочка – слушает сатанинскую музыку, и верит в сатану.

Снежана… Снежана…

Из моего дневника. 29 августа. Вечер.

…Мы с папой довольны собой! Вот так-то!

Мы словно черти носимся по квартире под «Show must go on»! Мы супердовольны собой! Мы – черти из шкатулки! Такая шкатулка стоит в моём книжном шкафу. Как-то раз я купил её на Арбате – самому себе – любимому! И теперь два чёрта всегда поднимают мне настроение, если взять шкатулку… если нажать на кнопочку…. и тогда, крышка молниеносно распахивается, и из неё выскакивают два уморительных чёртика, счастливых своей судьбой и довольных мирозданием!

Мы с папой довольны мирозданием! Мы довольны судьбой! У нас отличное настроение!!

А вы? Вы довольны собой?

Мы с папой точно довольны собой! Сегодня он потратил три часа на поиск блох у нашего старого пса. А я целых полчаса давил угри на лице. Потом папа писал книгу – я делал сольфеджио. Папа ел арбуз – я гулял.

Вот так-то!

Папа на меня кричал – я в ответ неубедительно ныл. Я слушал музыку – папа болтал с мамой. Мама вязала носки к зиме – я ковырялся в носу.

Одно только немного попортило наше безоблачное настроение: мама беспокоится, что я курю – папа беспокоится, что я курю. Но ведь они мои мама и папа. А я – их сын. Значит, это прекрасно, раз они беспокоятся обо мне, и поэтому моё настроение становится совершенно великолепным!..

В данный момент мама смотрит телевизор. Наш пёс лижет себе хвост. А мы с папой довольны собой и всеми. Нам хорошо.

ПАРАД

Лёша учился с нами в первом и втором классах.

Его очень не любили учителя и ребята, правда, я с ним нашёл общий язык.

Однажды, когда папа Лёши избил его до потери сознания. Лёша попал в больницу, убежал из неё. Через девять дней его нашли в стогу сена, в ста километрах от нашего городка. Он мирно спал.

Когда Лёша пришёл на занятия, Людмила Владимировна стала над ним издеваться и говорить, что Лёша тряпка, а родители у него пьянь.

Лёша слушал и плакал. А мы молчали.

Потом он стал кидаться в училку книгами, тетрадями и карандашами… Потом стал матюгать её, и плакал навзрыд, краснея и захлебываясь соплями.

Учительница выбежала из класса и позвала директора, директор вызвал милицию. Лёшу забрали в детскую комнату и исключили из школы.

Через семь лет, девятого мая, я пошёл на парад.

В стройной колонне военных я разглядел сутулого человечка.

Он шагал и курил тайком, пряча сигарету в кулаке. Он затягивался как-то судорожно и совсем не выпускал дыма. В этом человечке я узнал Лёшу.

Я попытался протиснуться к нему сквозь толпу, но у меня не получилось. Тогда я его окликнул.

Лёша остановился.

Мы отстали от парада. Он рассказал, что папа у него погиб в аварии, мама спилась, а он живет у дяди – генерал-полковника.

Я записал его домашний телефон.

А через год случайно наткнулся на него в блокноте. Почему-то он был записан совсем на другую букву.

Я позвонил.

Женщина в трубке сказала, что Лёша учится в военном училище. Во Владивостоке.

Когда ещё я его увижу? Через сто лет? Или в другой жизни?

Из моего дневника. 31 августа. День.

…Пока я живой, я счастлив.

Это так.

Я знаю, что меня любят очень многие, правда, некоторые и не любят.

Но это не страшно, потому что мне нужны те, кто меня любит. Я их сам очень люблю. А те, кто не любят меня, они любят кого-то другого, и в этом нет ничего зазорного.

Пока я жив, я буду стараться делать всё, чтобы меня не сразу забыли и те, кто меня любит, и те, кто меня не любит. Иначе, зачем жить?

Вот я и собрался жить долго.

А смерть, она знает своё дело, и всё произойдёт в срок.

А пока я живой – она меня не тронет.

Всё зависит от меня самого, так что – пока я живой...

ПЯТЬ МИНУТ СПУСТЯ

Вот они пять минут – пролетели. Словно и не было их.

Меня зовут мама и папа:

– Серёжка! Да где ты там?! Беги скорее! Новый год!!! Шампанское наливаем!

Я окидываю комнату прощальным взглядом.

Да почему – прощальным?!!

Вот он – мой любимый дорогой дневник, в нём ещё столько пустых страниц! Столько!!!

Я кладу его на стол и бегу к маме с папой.

Пять минут истекли.

Когда я был маленьким, я очень любил людей. Всех без исключения. И мне казалось, что мы хорошие, только почему-то делаем глупости.

Но мы ведь всё равно продолжаем их делать – эти глупости.

И всё равно остаёмся людьми.

SMS-переписка в новогоднюю ночь

В телефонной книжке моего мобильника тридцать телефонов. Вообще-то, это не так уж и много. Вот они…

1. Аня Адамаскина (первая девочка, в которую я был влюблён, мы родились с ней в один день).

2. Аня-пианистка (знакомая из оркестра Дунаевки).

3. Бабон (Веня Дубровский).

4. Валя (девушка, с которой у меня ничего не вышло, но с которой мы стали друзьями).

5. Гиляева (Алина, знакомая из школы; редкая сплетница).

6. Кручищев Дмитрий Дмитриевич (мой педагог по джазовому фортепьяно).

7. Диман (хороший приятель из Дунаевки).

8. Дрон (лучший друг).

9. Игорь (тупой товарищ, который хочет дружить со мной и со скинхедом Писей).

10. Катя (барабанщица из Дунаевки).

11. Квакуша (Катя, из экстерната; уж не знаю, за что её так обозвали, но девушка она красивая; даже очень).

12. Киборг (главный скинхед Черноголовки, который меня за что-то уважает и не трогает).

13. Ксюша (красивая певица и трубачка из Дунаевки, в которую я влюблён).

14. Кто? (когда-то мне позвонили с этого номера, но когда я стал перезванивать и посылать сообщения, мне не ответили).

15. Лёха (гитарист из Дунаевки).

16. Лиза (девушка очаровавшая меня, получившая от меня 500 рублей в долг и переставшая после этого появляться в Дунаевке).

17. Липарит (человек из Армении лет пятидесяти, который подвёз меня однажды от метро «Калужская» до моего дома).

18. Лось (приятель; телефонами обменялись под воздействием горячительных напитков).

19. Люда (знакомая из больницы, в которой я лежал осенью; как оказалось, тоже учится в Дунаевке).

20. Макс (мой, если так можно сказать, второй лучший друг).

21. Мама (мама).

22. Мошков Дима (приятель; гитарист и мой единомышленник по части музыкальных пристрастий).

23. Настя Раздорцева (рекордсменка по количеству поцелуев, высыпанных на меня за минуту).

24. Настя-Альт-сакс (саксофонистка из Дунаевки).

25. Папа (папа).

26. Саша (саксофонист из Дунаевки).

27. Серёга (трамбонист из Дунаевки, активно скрывающий своё еврейское происхождение).

28. Эля (лучшая подруга Вали).

29. Юля (знакомая из экстерната, занимающаяся парашютным спортом).

30. Яша (самый тупой клиент, которому я чинил компьютер; настолько туп, что никак не может взять в толк – компьютер я ему починил!!!).

Поскольку на Новый год все должны забыть о разных прошлогодних гадостях – я отправил всем, перечисленным выше, такое сообщение:

«С Новым годом! Удачи в 2006!»

Получил я следующие ответы.

Ответ Ани Адамаскиной:

«Привет, и тебя с праздником! Пиши на мыло. Твой Анютик :)»

Ответ Ани-пианистки:

«s novym godom, kogda orkestr budit?»

Ответ Бабона:

«С празничком братела! когда бухать идём?»

Ответ Вали:

«Серёженька, с Новым годом! Счастья тебе, любви и побольше меня:) На салюте увидимся. Чмоки, Чава»

Ответ Алины Гиляевой:

«Daje I ne ojidala, 4to ty napishesh…4e vdrug?»

Ответ Димы:

«Happy New Year! I have 5 boxes of marijuana! Let’s smoke, brother! See you in 2006!»

Ответ Дрона:

«С Новым годом, чувак! Желаю тебе больше кайфа, больше секса, болше удачи Мы с тобой друзья форева»

Ответ Игоря:

«Хай, братан! Я те жилаю счастья. Пока»

Ответ Кати-барабанщицы:

«с новым годом!»

Ответ Квакуши:

«Привет зай! Любви тебе. Мы увидимся?»

Ответ Киборга:

«s prazdnikom! S4ast’tye ?ber alles!»

Ответ Кручищева:

«И тебя! Удачи тебе!»

Ответ Ксюши:

«Hello! С новым годом! До встречи!»

Ответ «Кто?»:

«Error. Сообщение не доставлено».

Ответ Лёхи:

«Удачи, твой хендрикс!»

Ответ Лизы:

«Сладкий, я соскучилась <…cjj,otybt xfcnbxyj >»

Ответ Липарита:

«Вы кто?»

Ответ Лося:

«Drujishe ya sto let tebya ne videl davay uvidemsya»

Ответ Люды:

«А это ты? новый год через две минуты. Ты рано»

Ответ Макса:

«Здорово, чувааак! Счастья тебе, удачи! Увидимся сегодня!»

Ответ Мамы:

«С Новым Годом, Серёженька! Любимый мой сыночек!»

Ответ Димы Мошкова:

«S novim godom, uvidimsya!»

Ответ Насти Раздорцевой:

«Я казлов не поздравляю»

Ответ Насти-Альт-Сакса:

«Привет-привет! Как справлять будешь?»

Ответ Папы:

«Gu jul!»

Ответ Саши:

«Jazz, sex, drugs – forever!»

Ответ Серёги:

«Ты откуда мой номер знаешь?»

Ответ Эли:

«Приветики! Учись, развлекайся и не обижай Вальку. А то убью, шучу:)»

Ответ Юли:

«с новым годом, я сейчас рядом с Эльбрусом с горнолыжной секцией»

Ответ Яши:

«I tebya! Ya virus poymal! pomogi,a…»