Просматривала старые “детско-юношеские” тетради и приятно удивилась. Не зря мне эти стишки нравились, они забавные, порой глупенькие, но живые и яркие. Главное, не нудные, не скучные. И что-то в них есть такое, для чего даже не подберу слов. Многие из них я просто не помнила, и слава Богу, что они записаны. Теперь ещё и напечатаны. И, думаю, рассмешат кого-нибудь ещё…
Кошечка-дочка...
Мои предки были аристократами...
Вас приветствует радиоголос,...
Обломленная дважды...
В чужом отсеке...
Хорошие туфли у нас были...
Здравствуй, дитя. Нас всё меньше, смотри...
...Иногда подкрадётся нежность...
Нервность зимних людей...
Мур-мур, Мадлен, вперёд, вперёд...
Экран в чёрной рамке...
Иногда мне кажется...
На ладонях липкий прах...
Бездонный карманный фонарик...
Сгустки света по комнате ползали...
Самолюбивый туз...
Стены дома из гипса...
...И заметив ночь...
Я хочу найти, но не теряю...
Легче согласиться...
* * *
Кошечка-дочка,
Скрипичный ключ в зубках,
Где твой хозяин?
Ползёт по дороге.
Пораненный-бедный,
Он был такой вредный!
И с лап твоих ватка -
Ему не примочка,
Кошечка-дочка.
Двойник его синий
Как вечером небо,
Придёт к тебе позже,
Ты призрак не впустишь.
И шёрстки твоей драгоценной
свеченье
Всем дорого очень,
Кошечка-дочка.
(8.10. 91)
* * *
Мои предки были аристократами.
Мой бог - Меркурий.
Мне шестнадцать.
Глаза мои карие
всех вас любят.
Я стесняюсь,
что я заикаюсь.
Я скоро сдохну.
Я боюсь только
бывших друзей.
А их слишком
много…
(1990)
* * *
Вас приветствует радиоголос,
Он спокоен и светел, как солнце,
Анальгиново-звёздных бессонниц
он не думает признавать.
Он умеет все виды спокойствий,
От желаемых до бессовестных,
Совершенно не церемонясь
ненавязчиво навязать.
(1988)
* * *
Обломленная дважды,
Шагаю широко.
Не грустно мне, не страшно,
А радостно-легко.
Как вы глупы прелестно,
Как бьётесь невпопад.
Как тоненькие песни
Вас не на шутку злят,
В презрительной улыбке
Определённый страх,
И кривенькие рыбки
В завистливых глазах.
(1995)
* * *
В чужом отсеке
В будущем веке
Машина железная
Песню споёт
Никто не заметит
Никто не отметит
Смелость её
И голос детский
Руки не подать ей
В глаза не взглянуть её -
Так далеко она
Я люблю тебя, машина,
Люблю тебя, машина,
Будущая,
Совершенная
(1990)
* * *
Хорошие туфли у нас были,
блеск.
Мы ходили в потёмках,
дошли до небес.
И вниз посмотрели, -
а сердце тряслось -
Чего не хотели,
вот то и пришлось.
Хорошим знакомым
привет свысока,
Где неземной холод
И свет у виска.
Когда мы вернёмся,
Узнают ли нас?
Здесь странное солнце
Не радует глаз…
(1991)
* * *
Здравствуй, дитя. Нас всё меньше, смотри.
Знаешь, придворные чудаки
прежние
ныне на небесах.
Я знаю точные адреса.
Место, где
их казнили
я помню, да! Мы тоже идём туда.
Ваши и наши - флаг и песок.
Но их рядом хоронят, в чём всё дело, мой бог.
И поэтому можно молчать или петь,
Или честно дышать, или нежно смотреть,
Но воюем мы тайно и очень давно.
И поэтому вместе.
Наш
вечер врагов
обещает быть славным и чистым.
Смотри,
наблюдают за нами
и любят нас
наши бедные
прежние чудаки,
феерический,
нежный класс.
(1991)
* * *
…Иногда подкрадётся нежность -
котик этакий, белый, милый -
И старательно, и прилежно
Ест мой мозг, лижет сеть извилин.
Он совсем и не хищник, что вы!
Но котёнку ж не семечки лузгать!
Он голодный, бедняга, голодный,
А тут я ему подвернулась.
И он чавкает и жирнеет,
А я корчусь, тупею… Боже!
А ещё говорят, что нежность
На цветок на весенний похожа.
(1988)
* * *
Нервность зимних людей,
Как собака на сене,
В атмосфере аптек,
В гидросфере бассейнов.
Нервность летняя - зла.
Нервность осени - зря.
Боже мой, нервность только весенняя -
Непонятная, тайная, ценная.
(1988)
* * *
Мур-мур, Мадлен, вперёд, вперёд
Золотой зуб,
но такие глаза,
Такое сердце, такой наряд
Уже пора, Мадлен,
дорогая, вперёд!
Обмотай платочком
сырые ножки
По маленьким камням -
Это твоя дорожка
Я тебя люблю
Я Вас благословляю
Дорога - это рай,
Никто его не отнимет
От Рождества Христова
От ёлки-палки
Движется фигурка -
Изящный валик
Обмотай платочком
голову и корону
Сядь на пенёк
и, просидев денёк,
встань, как страна
против вражеского взгляда
стань, как сестра,
и презренной боли
никогда не будет.
Отвечай мне громко.
Мур-мур, Мадлен,
и под тонкой кромкой
нового льда
задрожит асфальтик.
Мы уже, Мадлен, поправляем бантик,
Мы уже готовы
и уже выходим
на цветные трассы
бесконечных родин
Праотцы на связи
И все вещи с нами
Толстый компас в сумке
И твой облик в сердце
Я поля целую
Я все реки знаю
Ну а дом не вижу
Только край у дверцы…
(1993)
* * *
Экран в чёрной рамке,
Молчат маяки.
Зализывай ранки,
Мой странный кумир.
Завязывай шарф
И иди к себе.
К чему этот шарм
Среди этих стен?
Это кинотеатр,
Кинобожий храм.
Как ты можешь стоять
В четырёх углах?..
(1988)
* * *
Иногда мне кажется,
что это нужно мне,
Иногда я думаю,
что это - лишнее,
Ведь оно бывает
такое душное,
Невозможно странное, горько-жёлто-липкое.
Но бывает - дни идут,
А оно
цветно цветёт,
И вглядись, пойми его -
Станет вдруг совсем светло.
И тогда зажмуришься:
“Что за яркий свет?”
А потом отшутишься
Стихотворением.
(3. 03. 89)
* * *
На ладонях липкий прах,
Клочья мышц сковала сталь,
Но зима - она чиста,
Как следы зверей в горах.
Пустота и кухонь желчь,
Грязный свет вцепился в дом -
Освещает, чтобы жечь,
Чтобы окна пили фтор.
Но за склеенным стеклом
Чистый снег и чистый мир.
Кто бы грани шторок стёр,
Взгляд на зиму отворил!
(1988)
* * *
Бездонный
карманный фонарик хранит мои лица до самой глубокой
весны.
Но тёмно-оранжевый шарик
зависнет за тонким окном, и мы по-беж-дены.
И на окне
за всех, за всех героев весны горят, как слёзы, цепные цветы.
И на войне
за пачкой писем вагон супов, блестят снегами глаза врагов.
(1991)
* * *
Сгустки света по комнате ползали,
И шептал белозубый снежок:
“Есть две группы: кто сыты просторами
И кто ими, увы, обожжён”.
Но снежок ошибался, наверное…
Да, конечно, ошибся снежок.
Он был юн, потому откровенен был,
Но и в этой связи несмышлён.
И ему я сказала тихонько,
Даже тише, чем можно шептать:
“Есть две группы - кто сыт и кто болен.
А просторы мне искренне жаль”.
(25, 26. 12. 88)
* * *
Самолюбивый туз
Всегда ли босс?..
Прослушиваю пульс
Зимы из роз.
Ведь были все права
Для джокера.
Как жалко, что игра
Окончена.
(1988)
* * *
Стены дома из гипса,
Заманчиво ломки,
И без
репетиций,
без дрессировки
умеют ломаться
по просьбе гостей.
Гости, просите!…
Интересное зрелище,
честное слово;
главное - вовремя отойти.
(21. 05. 89)
* * *
…И заметив ночь,
мы натёрлись воском,
распустили волос,
развязали вены.
И совсем спокойно
обливались кровью,
а затем, смелея,
заливались смехом.
Не смотрите строго,
неночные люди!
Вот работа: куклы,
а играет - темень.
Почему так мёрзнут
под воском руки?
Тепло уходит,
Догнать не смеем…
(1989)
* * *
Я хочу найти, но не теряю,
Семь монет с собой ношу,
всегда они со мной.
Я всё время что-то сочиняю,
Но никогда не уверена, что это -
то.
Арамия Зульфия,
покажи-ка на меня.
Там, где светлая любовь,
не увидеть меня смешно.
Я на градуснике загораю,
Мой загар имеет странный вес и вид.
Я всё время что-то сочиняю,
всё время что-то сочиняю,
всё время что-то сочиняю…
Арамия Зульфия,
покажи-ка на меня.
Там, где светлая любовь,
не увидеть меня смешно.
(1993)
* * *
Легче согласиться,
Проще отказаться.
Легче уместиться,
чем не умещаться.
Только на коробке
и цветы, и плесень.
Если уместиться,
то не будет
песен…
(1990)