ЖЕЛЕЗО И ИЗВЕСТЬ


Ломоть хлеба. Два бокала,
На сковороде скворча,
Верещат кусочки сала.
…Крест заплечный сняв с плеча,
Пялится на стол мессия
С троеперстьем на доске.
Вот, блаженная Россия,
Твой бокал, вот мой, в руке.

Не знакомый, худородный
И безликий твой ландшафт,
Твой незримый, твой бесплотный
Кличу дух на брудершафт.
Что бесценней всех сокровищ,
Всех устойчивей табу,
Чем и поезд остановишь
И спалишь свою избу.

Выйдь как есть из затрапеза
сорных трав и то яви,
что как известь и железо
У меня в костях, в крови.

 
 
 
 

      * * *


Ни в воздухе, ни на море
Движенья никакого:
Вода плотнее мрамора…
Размяться, что ль, немного?

И я для чистой верности
На воду ставлю ногу,
И по её поверхности
Хожу подобно богу.

Что толку после по столу
Бить кулаком, что пользы?
Ни одного апостола,
Кто б всё увидел, возле….

 
 
 
 

      * * *


Наклоняю маслёнку
В механические потроха.
Прочихается звонко
И заглохнет мотор катерка.

Как в бутыль я посажен,
Колыхаюсь весь день на волне:
Ни раздумий, ни даже
Примитивных желаний, все - вне.

Светом солнечным моюсь,
Данник климата - дань отдаю,
Оголяясь по пояс,
Предвкушая озноба струю.

Как не многого надо:
Мясу - солнце, теней - для души.
О, мгновенья из ряда
выбегающие!
Хороши…

 
 
 
 

      * * *


Я схватываю на лету
Быстрее фотоаппарата
Крутую улицу к порту
Сбегающую где покато,
Весь этот длящийся века
Базарный гул на повороте.
Туземцев, коих языка
Не зная, всё-таки, поймете,
Приглядываясь к жестам их…
И этот у причалов хлебет
Воды, и этот птичий клик
Разлитый над волной и в небе,
И рыбаков, чьи поплавки
Выглядывают торовато,
И выловленных рыб шлепки
О воздух и настил дощатый,
И дальше в доках - на боку
Ржавеющие теплоходы,
Как будто эту чепуху
Нести затеиваю годы
И расстоянья,
            Чтобы вспять
К ней возвращаться не без пользы:
Подробностями согревать
Себя и чью-то душу возле…

 
 
 
 

                  * * *


Чайки, морянки и прочие птицы морские,
Чьи имена по невежеству ни по латыни,
Ни в просторечии не знаю… Так вот вы какие!
Все, что могло совершиться - сбылось. О старинный
Якорь с узорным литьём зацепляются лапки
Чаек, из тех коготки чьи мне плечи терзают,
Требуя пищи… Кыш! - Кыш! - Есть и камни и шляпки
Пляжных грибков: что ко мне на плечи сажает?
«Орнис» на греческом - птица, предзнаменованье.
Птицегадатель я? - хоть внутрь себя опрокинут
С поднятым кверху лицом, как и тот - основанья
Ребусам птичьим ищу: да разгадки не минут!
В море, на волны и птиц, что на волнах катает,
Глядя подолгу, грядущего жду озаренья.
Чем это, чем это птиц без конца привлекает
Море сегодня? - Безжизненная ойкумена
Радужных блесков полна и разводов мазутных.
Нефть, обволакивая, обручает со смертью.
Перья у птиц промокают и волны несут их
Жижей спеленатых, жалких - вторую и третью.
Бегаю зря. Летунов отгоняя от моря,
Гальку швыряю, песок, беспощадно в ладони
Бью, и кричу, и кричу, как пою, а не вторю…
На языке междометий, конвульсий, агоний,
Телепатически предаю: улетайте!
Музы мои иль иным пожелаете зваться
Именем греческим вы, мои меньшие братья.
Время ли бесу бумагомаранья предаться?
Мне, человеку, чья психика - зеркало мира,
Голову кружат и берег, и море, и полог
Облачности… Со чванливостью чина-мундира
«Гм» изрекает в ответ кабинетный эколог.
Мором пернатых зачатый, знать, мы заслужили
Своей Апокалипсис, а? - Но послушайте: где-то
Бычьи елозят по конскому волосу жилы…
Вертится далее. Гиблое место. Планета.

 
 
 
 

      * * *


Издали и море кажется
Выше берегов своих.
Веку своему всяк кряжистый
Патриарх равновелик.

Дуй в иерихона медного,
Щеки округляя - рев
Трубный, треск литавр последнего
Старца распрямят как ветвь.

Опыт и не очень давнего
Прошлого - необратим.
Уравнение неравного -
Развитой социализм.

Где? - А где у настоящего
Пик - венчаемый - ничем?
Я врагом всего кричащего
Не вяжу узлы проблем.

Что братоубийства, казни!…
Апокалипсис не впрок
Людям разных кладок, разных
Тектонических эпох.

 
 
 
 

      * * *


Архаичных лет чеканки
Маршал ворошит года:
Фото - войлочной ушанки
Пятиухая звезда,
Ранняя у губ всеядных
Напряжения черта,
Зеркальца зубов прохладных
Хищной раковины рта…
Далеко до переломных
Битв, не ближе до кремля,
Чей Верховный глаукомным
Взглядом мажет кителя…
Время - горю, время - счастью,
Мало ли ещё чему…
Пятна - составные части
Славы, судя по тому
Сколь наружу мирный лемех
Вывернет ещё костей:
Меж прославленными всеми
Статистических теней…
Пусть величием контраста
Он отличен от других,
Чьи надгробия стыдятся
Скудных надписей на них, -
До последнего огреха
Оправдала от вины
Кабинетного стратега
Бухгалтерия войны.

 
 
 
 

      * * *


          Русскому добровольчеству 91-92г.

По небу, вслед первому птичьему следу,
Заведомо зная куда я приеду,
Я еду в Сухуми с широкой душой:
Со сменой белья и армейской кирзой…
И все, что не прошлое - тает в тумане…
Как солнечный зайчик в гранёном стакане,
Сверкает светило поверх облаков.
Я еду достойно отведать даров
Приятного края и кренится бортом
Машина над Сочинским аэропортом
И сонная пялится в стёкла братва,
А из металлического рукава
Выкладываются красивые шасси:
          Толчок и садимся:
                  на горе, на счастье?

А в городе Сочи, где жаркие дни
А ночи прохладны, нас ждёт проводник.
Там все как и встарь, хоть пестрят камуфляжи,
Та ж платится дань кобеляжу на пляже,
Скорей интуристами выглядят все,
А город - на прифронтовой полосе!
И вот уже я переправлен за Псоу,
За пост боевой мирно внемлющий Цою.

…Где головы кружат прохожим орлы
И бьют об изножья морские валы,
Людские гнездовья горами объяты
И ворванью пахнет зернистый песок,
Мужи - волосаты, а жены - усаты,
И мир и война - все смоталось в клубок.

Где климат так мягок, а нравы суровы
По геополитике яйцеголовых
С насиженных мест как лежалую пыль
Сдувает людей - всех и вся вперемежку
Вон грузится скарб на ручную тележку
И катится в ней меж воронок и гильз.
Народ, чьи селения пламенем слизаны,
А те, что не слизаны, так же безжизненны
Сражайся! - да сбудется твой газават.
Иначе к чему эта боль и увечья
И трупы как тот, на чьём голом предплечье
Татуировкой синеет «Герат»?

…В бинокле - Сухум со щетиной антенн
Со бликами солнца от стекол и стен,
Так близко - не дале каких-нибудь сфинксов!
А руки немеют от тяжести «цинков»,
Бежишь под прикрытием горстки парней
В окоп - не в окоп, а за насыпь камней.
Не редко то злость пробирает, то паника,
От груды песчаника тянет органикой,
Но всякому трупу уже все одно:
Что месяц, что крест, что деревня, что город…
И шея опарой выходит за ворот:
Мохнатые пули не титры в кино…
Я тоже и злость и бессилие вызлю,
Стреляю и сыплю за гильзою гильзу,
Но стук автомата не слышу - лишь вой
Сорвавшейся пули очередной.

О, горцы, любимые мной за единство,
За дружбу, за щедрость, за гостеприимство,
В чей дом не войди - все, кто в доме - встают!-
Я с вами для светлых и горьких минут.
Пусть бомбы визжат и сужают все в точку,
То рвут перепонку, то печень, то почку,
Я с вами, хоть я не националист,
Скорей политический атеист,
Скорей так опасность мне нервы щекочет…
Но прав всяк народ, коль живёт он как хочет! -
И все ж я за первый за нейтралитет:
В гражданской войне победителей нет.

 
 
 
 

      * * *


Пощупайте-ка пульс мой - с ним
По частоте и наполнению
Один лишь век сопоставим
И за пояс заткнёт в сравнении.

Кренясь от ранцев, от поверх
Накатанных в дуду шинелей,
Он как никто сиял и мерк
Во имя пустозвонных целей.

…Чреватый и моря, и суши -
          Всю землю - гейзером камней
Обрушить в наши рты и уши,

Двадцатый век кровавый, слушай
И далее:

… Подобно семени
Вся кровь, что ты успел пролить,
Свой апокалипсис безвременья,
Созрев, начнёт плодоносить.

 
 
 
 

      * * *


Нынче здесь как Фигаро,
После там, где наизнанку
Тянут скорости нутро,
Самолет поймав в болтанку, -
Летчик
Уточняет цель
Над страной со шкурку беличью…
Я у телека до бельм
Самых наливаюсь желчью.
Югославия в огне!
Где ты, господи Иисусе,
Иль Вселенная на мне
Держится подобно бусине?

 
 
 
 

      * * *


Пугая новизной, под вскрики
Ворон Кутузовских времен,
Выводит человека Лихо
На загородный марафон.
Кого сажает на колеса
Авто, кого - в товарняки.
Над Косово взмывают косо
Шлагбаумы - ревут гудки.
Так из столетия в столетье,
Повтор орнаментный творя,
Бредут навьюченные дети,
О стариках не говоря…
А я… я скатываюсь к язве
Все раздражительней, все злей.
«Мы - дети темных лет…» - а разве
Кто помнит времена светлей?

 
 
 
 

      * * *


Пригашенные абажуры.
Гостиничные номера,
Чьи недра - то бормочут суры.
То пьянствуют при свете бра.

И раковин стерильный глянец,
И дуб, и плис, и зеркала…
С тобою, русский - иностранец,
В нерусский Крым зима пришла.

Смотри: за мраморной эмалью
Гостиничной стены - с утра
Заснеженные в окнах пальмы
Потягивают веера.

Пускай тебе не до собратьев
Деревьев севера, а все ж:
Нерусский мир вплоть до объятий
Иудиных на твой похож:

…Вопят о самостийной жизни
В пигментных пятнах черепа.
Склоняет англицкое «бизнес»
Торгующая шантропа,

Пусть на российском триколоре
Не сине-желтая чета:
Все то ж, за исключеньем моря,
Все то ж… Но люди - не цвета!

Роднею по менталитету
Зови иль не зови крымчан,
А всё-таки условней нету
Границ меж сопредельных стран…

 
 
 
 

      * * *


Вспышки блицев, «адидасы»,
«Пумы», люстры - тишина.
На штангетках биомассы
Экс-кумиров имена.

Приседанья, тяги, жимы,
Тонны поисков, труда
Беспощадной в эгоизме
Силы? - да. Удачи? - да.

Вот - колеблет корпус. Резко
Грудью стукает о гриф.
И теряет вес железка,
На прямые руки взмыв!

Гром! - рукоплесканья! - прессы
Натиск! - фотовспышки…Черт:
Незначительный привесок
К четвертьтонне и - рекорд.

Чемпион помпезней мумий
Сей вкушает фимиам:
Эпидемии безумья
Временный энтузиазм.

 
 
 
 

      ПОСЛЕДНЯЯ СТРИЖКА


С первым движеньем гребёнки,
Чистый талант обнаружа,
Ножницами шьёт девчонка
Над головой полукружья.

Стружкой седая метелица
Сыплется на ботинки.
Истинно, все, что не деется -
К лучшему… Глаже морщинки,

Мускулы мягче…
                Ни погреба
Воспоминаний - ни морока
Времени кинематографа
И ядерщиков - ни пороха,

Ни старости, ни Америк…
В очень ущербном перечне -
Спида, инцеста, истерик,
Лжей и цирроза печени…

Вот оно - плачься и жалобься! -
Над парикмахерской - около! -
Выросло из Апокалипсиса
Грибообразное облако.

И оплавляется в озере -
Зеркале - фасом и в профиль
Череп ещё не осознанный
Черепом и катастрофой…

 
 
 
 

      * * *


Туркмения - не многолика:
Метелки листьев у арыка,
Где нет асфальта - пыль, та пыль,
Коснись, почудится живою,
И озером над головою
Безоблачности ровной штиль.

В безденежье - все страны серы:
Вертящиеся пневмо- двери,
Брусчатник, пластик и стекло,
В жилетах форменных обслуга…
Прочь из гостиницы, но - с юга,
Уехать с юга - тяжело.

На выезде из Ашхабада,
Что ни туркменка - Шахрезада,
Что ни декханин - бедуин,
Что ни проезжий - то деляга…
Я у острова Капитдага
В автобусе вишу меж спин.

А рядом женщина что надо…
Дорожная трясет ламбада
Её скругленный в лиру зад
У поручни горизонтальной…
В экзотике провинциальной
Она - не из Шехерезад.

Я к ней на «вы», мол, здесь впервые,
Не по карману чаевые,
А мне не номер - закуток
Какой-нибудь найти б до ночи…
И я с тех мест, где очи в очи
Глядятся Запад и Восток.

Бывает, что столкнуться двое
И взглядов поле силовое
Обоих замыкают в круг…
Не стало вдруг ни Капитдага,
Не пассажиров… Счесть за благо
Ли - замешательства испуг?

И был ли он, момент решимости,
Сверкнувший в полусонном климате
Как молния средь бела дня?
Но с Вечностью на очной ставке
Мгновенья те, секунды, главки
Не мир перевернут - меня!

Она на выход. Взгляд соседа
Мне в спину входит… Грибоеда
Глазами эдак перс не ел…
Кто я ему - колонизатор
Иль педикюрный оператор-
Ублюдок, что от кремов бел?

От складок вьющихся на бёдрах
Её - стучит в висках и рёбрах.
Мне вещий голос рек: беги.
Вот сзади нагоняют глухо.
Вбивают что-то в шею, в ухо
И гасят, наконец, мозги.

Как шоколад со рта трехлетка
На подбородок и на грудь
Течёт … Удар пришелся метко.
Вздохнул. Цела ль грудная клетка?
Живу. Покуда слабо бьют.

Бесстрастно рядом: - жив, Альфонсо?-
Знакомая. Она как солнце.
Как божий дух без половых
Признаков… Не толкуй, подсолнух,
О женщинах, как судит конюх
О лошадях - по статям их.

На месте - паспорт. Целы - деньги.
Так, медленно на четвереньки…
И - ненавидяще и зло, -
Слюну соленую глотаю:
Привстав - на ногу оседаю
Точь-в- точь нечётное число.

Воды, попить бы, а, Вергилий?-
Ворочая не без усилий
Распухший языка полип,
Довешиваю: - бога ради…
И тащимся - туристы в аде, -
К рисунку неуместных рыб-
Дельфинов? На щите продмага…
Плод опрометчивого шага
Лицом удерживаю боль.
В тени на площади туркмены.
Спроси о времени, по тени
На пальцах рук покажут сколь.
И тут, рванув тугое тело
К себе, срастаюсь на всецело.
На вечность. Глыбой вековой
Стою прилюдно о двух спинах
При намалеванных дельфинах,
С щита летящих за плотвой.

 
 
 
 

      * * *


Покуда ещё не созрела нужда,
Проносятся не для меня поезда
Беззвучные…
Стены и окон стекло
Достаточное сохраняют тепло.
Постольку, поскольку я редко кого
Встречаю, -
Живу для себя одного:
В саду - от людей и машин далеко,
Где я на буржуйке варю молоко
И прежде, чем все молоко убежит,
Треть жизни успею умом охватить,
Где лету и рыбе не видно конца,
За домом - обманчивой синью леса,
Что шелестом и соловьями полны
И, всё-таки, вкраплены в ткань тишины.

 
 
 
 

      САНАТОРНАЯ ЗОНА


Покой ума - пищеваренья труд -
Вот вечность, сотканная из минут.
Здесь время состоит из череды
Пустых прогулок, дремы и еды.
Всяк меряет по-своему и здесь
Иные меры, свой объём и вес.
По своему гусиные стада
Кучкуются, толкуя: кто-куда
Отсюда тронется по холодку.
И я пернатому внимаю языку.
Я тоже, проецируя в мозгу
Жизнь санаторную, однажды убегу.
И вслед за мною изо всех сторон
Потянутся листва и птица - вон.
            Дабы вслепую,
без поводыря,
Жить вопреки, а не благодаря
Лекарству, воздуху, еде…
Так противостоят среде.

 
 
 
 

      * * *


Скребет и топит льдина льдину,
А там, где русла поворот -
Волнующуюся плотину
Веселый образует лёд.
По быстроте, с которой тает,
Мне кажется, земля сама
Себя кусками вплавь пускает,
А по утрам опять - зима.

Сшивает сызнова по кругу
Морозной кашей водоем
И лед у берега упруго
Трещит опять под каблуком, -
Но полдень вновь подвигнет реку,
Разговорит на целый день
И болтовня, найдя прореху,
Развалит зимнюю межень.

Тогда - выгуливая лень,
Хожу по птичьи безмятежно
Смотреть на то, что есть вокруг.
Все шепчет мне, что я не прежний.
Мир изменяется не вдруг.

 
 
 
 

      * * *


Хочу рассеяться: валторной
Ожить…
Прикосновенье уст
И - здравствуй, музыка!
Бесспорно
Молчание познав на вкус,
Ищу рассеяния, ибо
Я мучусь тишиной, когда
Скрипят полы, а мнится -
глыбы
Камней летят иль поезда.
В насилующей человека
Законченности тишины
Молчанья громче фонотека,
Шумы неслышные слышны.
Накрытый тишиной покамест,
Я убиваю время зря! -
Ведь, кроме Вечности на память.
Оставить ничего нельзя…

 
 
 
 

      * * *


Дни порознь идут по кругу
И как живые существа,
Питаются за счёт друг друга,
Скрепляясь нитями родства.
…И проступают филигранью,
Как прошлое - в уме моем,
Теряя плотность и объем
И сумерничая на грани
Меж бодрствованием и сном.

Я душу выношу из комнат
Туда, где звезды высоко
Ночей и дней своих не помнят,
Запоминаясь глубоко.
Ничье страдание отныне
Вскользь не заденет бытие,
Подобно мухе в паутине
Пред тем как «сделают» её.

 
 
 
 

      * * *


Летающая в доме бабочка
Мешает спать, мешает жить.
С ноги запущенная тапочка
И та - её не может сбить.

Кружится по все большей площади
Вселенной - в голову вошла.
И в сводах черепа полощутся
Два веерных её крыла.

Я чувствую, как счётчик Гейгера
Подспудных катаклизмов ход,
Когда - то развернутся вееры,
То схлопнутся, задрав испод.

И мысли более не вяжутся
Значительней пригоршни слов:
Такая тишина, что кажутся
Попятными шаги часов.

 
 
 
 

      * * *


Трепещут березы в дорожной пыли,
Спустя рукава до земли.
И остов моста на недвижной реке,
Как дикая тигра в прыжке:
Кошачьи вытягивая позвонки,
Скелетом повис посредине реки.

Накрытый соломинкой передо мной
На корочке берестяной
Карабкается муравей, а правей
За шумным разлётом ветвей,
Обильные тени влача по траве,
Плывут облака в синеве.

На краешке взгляда пунктирит москит
И скрипкою ухо саднит…

В привычную сердцу попав колею,
Без признаков жизни стою:
Не из чепухи ли я сам сотворил
Вдали от пера и чернил
Вселенную общеполезных вещей -
Подробную до мелочей?

 
 
 
 

      * * *


Ежевечернею дорогой
Хожу к почтовому гнезду.
И тень свою, как колченогий,
Притаптываю на ходу.

Как будто вспоминаю что-то,
Так забываюсь наяву,
Что, кажется, за идиота
У местных жителей слыву.

Ходячая мишень для нищих
Острот и шуток детворы…
Не так ли человека в пищу
Употребляют комары?

Присматриваюсь к их лукавым
Проделкам я и, как черту
Не свойственную здешним нравам,
Припрятываю доброту.

Да, может статься, что при встрече
С туземцами деревни сей
Я вместо детских лиц увечья
Увижу и - пойду быстрей
От жуткого противоречья
Реальностей душе моей.

 
 
 
 

      * * *


Три сдвоенные атома
Гекзатом образуют.
Пылинкой меж объятьями
Карпускул к солнцу дуют.

Смотрю до боли в темени
В себя, внутрь их сцепления,
За единицу времени
Взяв атомов движение.

Покоясь в душном ворохе
Травинок невесомых,
На сеновале, в шорохе
Зверьков и насекомых.

 
 
 
 

      * * *


Грязь мешу, плечо уперши
В зад вихлястый «москвича».
Вхолостую трутся поршни
И колёса у плеча.

День кончается, а надо б
Место выбрать засветло:
Икромет - рачиных свадеб
Время самое пришло.

Кружится в мохнатом цвете
Вывалянная пчела.
В эту пору и при свете
Солнца - ракам нет числа.

Сказывают люди - лоси
Сламывают здесь рога.
Курится на рачьем плёсе
По утрам туман да мга.

Дуй меж спин шероховатых
Пресноводных утюжков!
Выбирай невест клешнятых
И усатых женихов!

Раков щелкающих шейки
Быстро пальцами двумя
Шлепай из сачка в бадейку
Вверх клешнями и плашмя.

Полни, промысловый гений,
По края мои бадьи! -
В недрах тихих увлечений,
О, Везувии мои…

 
 
 
 

      * * *


Плёс блесной секу - на всю
Живность притязая плеса.
То и дело рву лесу
И прозевываю блесна.
В тальнике обочь реки,
Что ни шаг - меж пальцев глину
Плющит в трубочки… С щеки
Отлепляю паутину.
Сей конструкции концы
Закорючинками лапок
Клейко соединены
Так, что и не скажешь - наспех.
То - меж небом и землёй
Легкомысленнее йоги
Зависает удалой
Точечкой членистоногий.
Как носками башмаков
И руками у органа
Движет, цельный мир миров
Склеивая беспрестанно.
Многолапчатый паук
Здешних бережков начальник
Сразу - прикладных наук
Гений и фундаментальных.

 
 
 
 

      ОСЕНЬ


Я смысла заморозков жду,
Как гусеница в коконе.
А солнце создаёт среду,
Порезав стены окнами.

Оно зовёт на светлый пир
Объём и вес, и линию.
И весь опутывает мир
Алмазной паутиною.

 
 
 
 

      * * *


Роняя листья неохотно,
Мне осень по знакомству дарит
Себя улыбкой мимолетною,
Которая её не старит.

Меж золотых оттенков черные
Хотят между собою слиться.
Так человек, приняв снотворное,
Уже не может не забыться.

Уже ничто не остановится,
Заждалась вечность за погостом…
Об этом сойка носит новости,
Со свойственным ей беспокойством.

Об этом птица перелётная
Трещит посредством междометий.
Ещё свежо тепло дремотное
Повсюду - в звуках, в формах, в цвете…

 
 
 
 

      * * *


Взмывают круто на ветру
Жизнь износившие былинки.
Я против ветра в поле пру.
Иль ветер стихнет иль умру
Я сам на этом поединке.

А облака плывут как плыли…
И те же скважины, свищи
В миниатюрные смерчи
Наверчивают кучки пыли.

Смотри: ударит оземь небо
И ты, и я сойдём на нет,
Как чередующийся свет,
Тот, что то есть, то нет как не был.

 
 
 
 

      * * *


Постриженная кем-то наголо,
В застенках тела, взаперти,
Той-дело охала и ахала,
А тут взмолилась: - Отпусти!

Из неожиданностей соткана,
Бесплотной бабочкой дыша,
Проснулась гусеницей в коконе
Сцеплённых атомов - душа.

 
 
 
 

      * * *


Не потому ль, что в октябре
Темнеет рано - в хвойной куче
Я вырастил огонь - в костре
Взвиваю палкой искры круче!

И вот что потрясло меня:
Бессмысленность в трудах улитки,
Что к свету моего огня
Свои приволокла пожитки.

Я с ветки снял её и хруст
Меж пальцев дрогнувших услышал…
И мир вокруг стал гол и пуст,
Как если б я из мира вышел.

 
 
 
 

            * * *


Листья с деревьев забыли упасть.
Осень ли - я ль заблуждаюсь опять?
Приподнимаюсь ли до ясновиденья
Собственной старости?
В шуме листвы
Часто живу я на счёт головы
Непредсказуемо и неожиданно.

Тщетно иронию гонишь взашей:
Здравствуй, опрятная сухость ханжей:
Эгоистическая ретирада
В холод предзимья, в «хочу - не хочу»…


Определиться куда я лечу
Мне как почтовому голубю, надо.

Что там - погост, стариковская жаль?-
Или всамделе нетленная даль,
Свет и блаженство бесчеловечное?

Предпочитаю минутному - вечное.

 
 
 
 

                  * * *


Родом из детства, себя призываю к истокам.
К ним прорезаю окно - светом - внутренним оком.

С самого детства ко мне простирая ладони,
Жмётся в потёмках тщедушный и хилый дошкольник.

Думает думу отец над порожним стаканом,
Освобождаясь душою от буднего хлама.

Мама - мой ангел - глаза у неё - загляденье!
Только сейчас в них откуда-то гнев и презренье,

Вся из карманчиков детства ракушка и галька…
Птица, которая мне представлялась: Я - галка…

Ни сожалений, ни мстительных чувств, ни любовных…
Пульс и Вселенной, и мой - в перебоях неровных.

 
 
 
 

      * * *


Под выменем коровы тонко
Позванивает ведерко.
Для годовалого ребёнка
Выдаиваю молоко.

Утробой чувствую единство
С птенцом своим, кормя с руки…
В мужчину входит материнство,
Приподнимаясь на носки…

 
 
 
 

      * * *


В одном лице отец и мученик
Я в кружевном несу конверте
Младенца с рожицей щелкунчика
Из клиники, с - под носа смерти.

Как после страха - пережитого
Новорождения - вздыхаю:
Я боле никогда неистово
Ни жизнь, ни бога не охаю.

В родного вглядываюсь мальчика:
И я, как ты, мое подобье,
Своих костей грядущих хрящики
Калачиком сводил в утробе.

Но я забыл чьей силой тянется
Живое из земной теснины,
Какое чудо начинается
Вслед за разрывом пуповины.

Что там, в миниатюрном черепе
Твоем? - Бог весть, что быть могло бы:
Меню со всевозможным перечнем
Всей доброты твоей. Не злобы?

 
 
 
 

      * * *


В доме ни копейки денег,
По пути на потолок
Целой дюжиной коленок
Сучит воздух паучок.

От себя к себе коляску
Женщина толкает зло.
Белоснежный лоб над маской
Марлевой почти - чело.

Беспристрастно, как бывалый
Дед - оглядывая старь,
Смотрит мальчик годовалый
На коленчатую тварь.

Под окном - кто врозь, кто парно
Пешеходят, где светло,
Вдоль по просеке фонарной …
Окрест месяца - гало.


На окне - зеркальный сколок
С пол России, с пол страны,
Что накладывает Молот
Мысленно на Серп луны…

 
 
 
 

      * * *


Урчит машина поливальная,
Вращает щетками стальными.
Но пыль и грязь муниципальная
Прибита радугой над ними.

Неровности, щербины, трещины
Машина моет не без выгоды:
Чтоб городу сему, как женщине,
давали столь, на сколь он выглядит…

 
 
 
 

      * * *


Глазом, звездой во лбу
Я называю судьбу.
Город - моя судьба:
Каменные короба,
Уличные фонари…
Светом, звездой внутри
Вспыхивают витражи,
Имя которым - жизнь.

О, вертоград страстей,
Сцепленная из частей
Плоских - земля кругла!-
Путь от угла до угла…

Птицей, одетой в мазут
Город блестит, но - тут
Новый выводит маршрут
В пункт, с коего начинал…

Это судьба - она!-
Как на пинцете видна:
Смотрит из пыльных зеркал
Призрачная глубина…

 
 
 
 

      * * *


Деревья, крыши кружатся
Над столиком бистро,
Пчелой увязнув в лужице
Пролитого ситро.

Где солнца желто-охровый
Блик на носу держа,
Бутыль сверкает мокрая,
Как голова моржа, -

Карман с деньгами щупаю,
Как вспухшую десну.
Заболеваю скупостью,
Безденежье кляну.

Я думаю о городе
И мысль моя, как плуг,
Описывая борозды,
Ведёт за кругом круг.

 
 
 
 

      * * *


На проспекте 37-27,
Я пишу, а вместе с тем
Из проблем
Выписаться не могу…
Суечусь…
И к себе я как к врагу
Отношусь.
На проспекте 37-27,
С виду я подобно всем
Сплю и ем,
Полагаюсь на авось
Как и все…
Кто я: спица или ось
В колесе?
На проспекте 37-27,
Важно объявляю всем,
Что я - есмь.

 
 
 
 

      * * *


Я опираюсь на локтях,
подвесив туловище с койки,
О подоконник…
По помойке,
Как щеголь в тесных башмачках,
Гуляет ворон.
Я согрет
Его присутствием, как другу,
Тяну приветливую руку,
А ворону и дела нет.

Он чистит горлышко и рад
щелчкам, которые на вылет
Веселых пробок из бутылей
Похожи - звуковой каскад!

Откупорив бутылей семь,
Он глазками вокруг поводит,
Выкаркивая нечто вроде -
О, эгоист! - я есмь, я есмь…

А в заключенье дня всего
Сознание и солнце меркнут,
Что никому не опровергнуть,
Раз, кроме птицы, никого…

 
 
 
 

      * * *


Место действия - берлога.
Время действия - зима.
Соглядатаев и бога
Как читателей - нема,

Пар окрест медвежьей морды,
Когти лист скребут, шурша
Сточенным точилкой острым
Кончиком карандаша.

Сок… Рубин, поросший шерстью,
Самого себя сосет.
Спячка зимняя со смертью
Схожа до наоборот.

Чу! - из форточки по пояс
Выглянет косматый: - я
Сам себе и мега полис
И закраек бытия.

Центр мира и деревня,
Как в яичнице желток,
Ископаемая древность
И забвения снежок.

 
 
 
 

      * * *


Вся вселенная похожа
На шагреневую кожу,
Съеживаясь до пределов
Моего родного тела.

Все в нем: и земля, и небо…
Тело держит их как скрепа,
Сочленяющая крайности:
Неизбежности, случайности…

 
 
 
 

      * * *


На тёмный потолок под утро
Легла побелка бело-синяя…
Как перевёрнутая люстра,
Всяк дерево в убранстве инея.

Вниз головой живу, присутствуя
При данном казусе - не более,
И сам себя лягушкой чувствую
На вивисекторском застолье.

Все потускнело, кроме линий,
За ночь одну, быстрей, чем олово…
Вселенная - слегка качни её
И навернётся с ног на голову.

 
 
 
 

      ТАМ ВО МНЕ


Бессонница - довеском к сотне
Уже привитых… Все - мои!..
Сквозь полнолуния полотна
Неоновые кисеи
Он брызнул светом из прорехи,
Ночной автомобиль в окне,
Не город освещая некий,
А внутренний ландшафт во мне:
Сиюминутней фотовспышки -
Помимо неба и песка,
Колючку проволоки, вышки -
Мир заколючного зека.
…О, всеми жилами, всем сердцем
Тянуться прочь от сей среды,
В бегах - крупой махры и перцем
Присыпав за собой следы…

 
 
 
 

      * * *


Над решёткой водостока
Нищий греется … Бог с ним!
В сторону юго-востока
Тянет скруполами дым.
Иль туман, коль не Египет
Пылью - скрёб-посреб окно?
(Форточку открыть как - выпасть
В мир, где все объяснено.)

Есть особенная доблесть
В созерцаньи величин
Отвлечённых - в эту область
Входишь как под балдахин
Рынка в солнечном Каире:
Хоть с толпой, а все один…-
(Что бывает часто в мире
Отвлеченных величин.)

Где разменивают жалость,
(На проказный с телом льва
Сфинксов лик бесстрашно пялясь)
На слова, слова, слова,
И, энергию покоя
Уважая пирамид,
Судят бедного изгоя
За… правдоподобный вид.

 
 
 
 

      * * *


Сегодня улицы пусты,
Как будто выметены дочиста.
Не чувствуя шагов, идти
До самого рассвета хочется,
И тишину в себе нести:
Какое счастье - одиночество!

Намеренно я радость длю:
Всё остальное к ней приложится…
Всю ночь, как вор по ремеслу,
Я в звездные влюбляюсь множества.
Не зная, сам за что, люблю:
Не за контрастность, так за тождество…

Там, в беспредельной немоте
Нет места для хвалы и ропота.
Наверное на высоте
И пульс не тот, и речь до шепота
Понижена и бытие
Не постигается из опыта.

 
 
 
 

      ВЕШКА


У людей не всегда
После альфы - омега.
И у нищих звезда
Путеводная - эго.

За пристойным - ничто
Вызовом - с голизною
Проституток…
Что, кто-
Нибудь скажет, со мною?

Одиночества верх-
Сверх всего инстинктивно
Слышать музыку сфер,
Слыша рев реактивный
Лайнера и авто…
С женщиной плотоядной
Ночь делить и пальто
Под рекламной гирляндой?….

 
 
 
 

      * * *


Хищный - крылья - еле
Еле… Беркут?
Я ли избран целью,
В прах низвергнут?

В мире «до» и «после»
Не разъято.
Бьюсь в объятьях рослой
Птицы-ката.

Чувство - если в кубе -
Страсть, что разом
опаляет губы
Кружит разум.

Жалься, ахай, ойкай,
Как в больнице
Человекокойкой -
Страшной птице,

Что когтит и месит
Переломы…

Столь и те, кто весит
Страсть - весомы…

 
 
 
 

ЧУЖАЯ БЕЗДНА


Рыбка, ловись велика,
Рыбка, ловись и мала.
Ловятся в мутной воде
Блага земные…
Ловчего за червяка
Вены поймала игла.
Вьют кренделя на уде
Шприцев мессии.

Взгляд неподвижный спины,
Зеркальцами во рту
Блещут коронки…
Где откровенья темны
Там - хоть кричи в пустоту,
Крики не звонки.

Всяк ли для бездны тверст,
С нею в родстве состоя?

Что единичная смерть
Вертеров, мама моя!

 
 
 
 

* * *


Луны позолота
На россыпи пота
По бритой губе…

Постольку поскольку
Так надо иголку
И морфий тебе, -

Вот песня о принце
На кончике шприца
Со вскинутой бровью,

Чьи взгляды и сгибы
Локтей метит гибель
Отравленной кровью.

Днём раньше - днём позже…
Вселенною в бозе
Почивших - кружите

Зем. шарик подлунный
С пилотом в чугунной
Чушке на орбите.

 
 
 
 

МАТЕРИАЛЬНОЕ ТЕЛО


                1

Неделю вылежал в горячке,
То состояние моё
Передала б на море качка,
Я - знаю! Сам ходил в неё!

Все в доме кланяется сонно:
Стена - окну, окно - стене,
И сам я отдаю поклоны
Предметам, а предметы - мне.

Качаются полы зловеще
И стол отходит от руки…
Бегу за падающей вещью,
А поднимаю черепки.

И тщетно принимаю меры
Против паденья и битья,
Вещей бунтующих материю
К одушевленности сводя.

                2

Налёт из снежинок и инея
На стеклах оконных - под окнами
Колени как поликлиника
Белы, а в бинтах как в коконе.
Стерильный. На простыне сбитой.
Похожий в обвертках на мумию.
С медлительностью нарочитой
О будущем- будущем! - думаю.
Не быть похоронной процессии,
Слезам, хризантемам по плечи…
Жить после недавнего месяца…
Боятся -
тем более нечего.

                3

Чем пахнут занавески в клинике?
Помимо химии, как - илом
Летейский берег, утварь скинии -
Болидом пущенным кадилом, -
Какой-то дикою двуокисью
Сугубо личного с казенной
Безликостью…
Гремят колесики
Каталки операционной.
В курсив плафоны коридорные
Сливаются и пыль на донце
Видна в просвет - спекаясь в черное
Пятно, как - повторяя солнце?
За вычетом и чувств, и опыта
Что остаётся? - изначальное….
Материальной силой опия
Обуздано нематерьяльное.
Так, под ножом хирурга, толику
Помешкав, обрывают связи…
И “руки” анестезиолога
С кистей сползают пленкой в тазик.

 
 
 
 

      * * *


Деревья гнездами унизаны,
Но все-таки они безжизненны.
Кой-где пушится снег под ними…
Хожу по снегу, как по войлоку,
Не отвлекаясь ни на толику,
Один живой меж неживыми…

Вокруг молчание как некое
Подобие души - проекция
Её на холод и погибель.
Такое нынче настроение:
Как в точку своего стремления
Впервые, наконец, я прибыл.

…Растет волненье неуместное:
Что ж, смерть - величина известная.

 
 
 
 

      * * *


Во всякой пище - доля яда.
Но - есть-то надо.
Смакую каждую минуту,
Как пьют цикуту:
Не требуя противоядья,
Назад не глядя.
А память ходит побирушкой,
Как погремушкой
Шурша истлевшими жуками,
А не годами,
В порожнем черепе скелета…
И нет просвета!

 
 
 
 

      * * *


Что тысячами крыл шумело,
То за чертой неуловимою
И шевельнуться б не посмело,
Не будучи необходимостью.

Не так ли и среди иллюзий,
Которые рождает опий,
Разваливался мир медузой
На множество студеных хлопьев?

И пусть мне некого за руки
Хватать, увидев необычное,
И пусть обыденные звуки
Терзают слух, как стая хищная,

Пускай действительная осень
Меня не радует, а мучит…-
Из дней выдергивая оси,
Бесформенной их множу кучей.

 
 
 
 

      * * *


Хотелось молиться, молиться сумбурно,
Молиться бессвязно, противоречиво,
Молиться живым, а не камням и урнам,
Ведь всякая жертва усопшему - лжива.

И птицам, прирученным к небоскребам,
Беседовать хочется с ветром и высью.
От бытия требуя правдоподобия
Его без осмысленности я не мыслю.

Где нет ни простора, ни выхода взгляду
И радость нередка и боль беспричинна,
Как поле сраженья для целого ряда
Враждующих «Я».
Человек.
Не машина.

 
 
 
 

      * * *


Я колокольным боем болен,
Когда, справляя Рождество,
Колоколами колоколен
Мир славит бога своего.

Кругами радужными пены
Их голос в воздухе возник,
Я слушаю самозабвенно
Блаженной древности язык.

Где опрокинутою чашей
Висят над крышей небеса
И в небо смотрят храмы наши,
Строительные сняв леса, -
Есть бог…
О, как давно несу я
По жизни торжество его,
Вселенную живописуя
На средства сердца одного.

 
 
 
 

      * * *


…Овеществленное в камне
Содействием тягловой
Силы ветра, воды, лошадей и живой
Верой мастеровых
Новостройка пропахла
Человеческим потом,
Известкой и конской мочой.
Полируя, рубя, отделывая, вырезая
Топором и напилком-
Тростью, пилой, буравом…
В три погибели гнутся
По лесам небеса возлезая,
Дабы в камне и глине
Исполнить свое мастерство.
О, когда остановлены будут
Лебедки и вороты,
И детали отделаны -
Перезвониванием колоколов
Вознеси меня, церковь,
По вертикали над городом
В небеса,
Разбросав паруса облаков.
Мне писать о тебе
Прозорливым пером хироманта.
И рыдать втихомолку,
Угадывая родство
С безумием зодчего
Как основного гаранта
И посредника между
Прихожанами и божеством.

 
 
 
 

      * * *


      «Век этот промелькнул как плач…»
                  М.Коган

За кладбище - в просвет зари
Уходит поезд.
Смотрю - чем стану я -умри,
      На друга то есть.
Катается слеза меж век…
Что слезы значат?
На мокрых лицах тает снег
И лица плачат.
При обстоятельствах каких
Уместна жалость?
Мне жаль не мертвых, а живых:
Нам жить осталось.
И мне над ухом говорит
Бесстрастный голос
Он на загривке шевелит
Морозом волос:
Живое существо - гласит
Бхагавад-Гита, -
Само не может ни убить,
Ни быть убито.
Что тело? - кузов, вожжи, ось,
Ступица, шкворень:
Машина! - ухо, горло, нос,
Рука и голень…
Но Дух, который выше слов,
В машине явлен…
А утешенье мертвецов -
Слова и саван.

 
 
 
 

      БАНЬЯН


Гигант растительного царства
Все подавляющий вокруг -
Баньян - слегка стеснил пространство
И тенью одарил как друг.

Подвижник у его подножья
Свои косички расплетал
И выходил во имя божье,
Питаясь воздухом - в астрал.

К баньяну с детским любопытством,
С травой во рту олени шли
И то ли мисту, то ли листьям
Раскланивались до земли.

А йог, вбирая в нос и поры
Энергию, за всех живых
Почти без видимой опоры
Парил - на пальцах ног одних.

И стал он мумией великой,
И знаменит до сей поры:
С тугих костей свисает лыко,
Роятся в черепе миры.

 
 
 
 

      * * *


Вибрирует пол самолета
С туристами меж облаков,
Южнее, южнее природа
Щедрее в раздаче даров.

На родину чая и перса,
И опиума, и Вед
Туристом, травмируя сердце
Моё - улетает сосед.

Качаются древности в коме
Под листьев реликтовый шум.
И множатся в фотоальбоме
Открытки - туристов триумф.

И в центр того плодородья
Чудовищно смотрит, как бог
Об элементарном уходе
За телом не помнящий йог.

Очнётся… И вывихнет ногу,
Боясь раздавить муравья!
Я здесь оглянусь на дорогу:
На смятое поле живья …

И выплесну вдруг из бадейки
Подонки - во имя цветов
Скликая в медовые клейки
Всех пчёл, а на корни - жуков.

 
 
 
 

      * * *


Вечерами город пег.
В складках - валиками снег.
Кто в подвижническом жаре
Напевает «Харе, Харе»,
Меж ушанками снуя,
Одиночее, чем я?

Чист ведического гимна
В нём огонь, а в мире - дымно…
Но как бог и юн, и свеж
Славит имя божье меж
Сгрудившимися домами:
«Харе Кришне, Харе Раме»!

Что шикарные авто
Даже золото и то
Притягательность теряет,
Призрачное исчезает…

И о Кришне как о чуде
Демонические люди
Слышат пение окрест
И от тех людей и мест
Более я не завишу, -
Сам влюбляюсь в «Харе Кришну»

 
 
 
 

      ЙОГА


Заламываю на бедро
Ступню, крест на крест ноги делая.
Я в этом городе - ядро,
Среди ворон ворона белая.

Во мне безбрежное кипит,
Ломая межевые знаки,
И одинаково глядит
В глаза и бога, и собаки.

 
 
 
 

      * * *


Блаженны в аэропорту
Сонливые, вверяясь богу, -
Не реактивную дорогу
Сновидя - не ревущих «Ту»,
А «жж», какое пишет овод:
Сознанью бытие не повод…

Тот, кто блаженнее всего,
Не менее ли всех разумен?
Кто там у трапа подл и шумен
Кричит: - прощай, - брюхатой скво?

А мир стоит и - ничего… -

…Ещё во имя совершенства
Как Вечность, Знанье и Блаженство
Определяя божество.

 
 
 
 

      * * *


Ни в чьи не впутываюсь разговоры
И силе не чиню помехи,
Живу как в некоем году, который
Не числится в двадцатом веке.
И в лодке, лёжа меж громоздких весел,
Я слышу как под влажным днищем
Струятся воды Леты - плеса
Который я и вы не ищем.

 
 
 
 

      * * *


…Трещали паруса и весла,
И мачты, вправленные в гнезда.
И те же, что и Трои, возле
Судов ахейских стыли звезды.

Высокой бездне распростертой
Над кораблями ужасался,
Толкаясь торсом в кромку борта,
Тот, кто Гомером назывался.

Кто человеческую доблесть
Свел походя к проделкам бога
Там, где вожди и кровь, и копоть
Костров так намешали много.

Но мне претит твоя жестокость,
Божественная Илиада:
Господне проникает око
Не глубже любящего взгляда.

 
 
 
 

      * * *


Троя, все-таки, была.
Значит стены лежебоки
Нагревались до бела
И тесали их не боги.

Окунутся б лет за сто
До ахейцев в атмосферу
Той, не этой трои, что
Всем известно по Гомеру.

Черпайте же из котла
Архаической эпохи:
Мясо моего стола -
Пиршества былого крохи.

 
 
 
 

                  ИГРЫ


В ворота городов бьют посохи,
Глашатаи кричат о мире.
Кто как: кто по морю, кто посуху
Спешат в Элиду - ноги шире!
Что греку башни Вавилонии
И слава пирамид Египта?
Олимпионики Ионии
Ждут и резца и манускрипта.
Гераклы весей, кущ и пажитей
И малолюдных мест, и взморья
Сойдутся для метанья тяжестей,
Прыжков и схваток пятиборья.
В единоборстве на панкратии
Чья хитрость победит, чье мясо?
Решат палестры завсегдатаи,
Бесстрашные халифы часа.
Едва во всем великолепии
На кромке поля, дышло в дышло,
Четверки съедутся по жребию:
Кому какое место вышло, -
Подаст сигнал труба и дикое
Равненье с линии соскочит:
Весь мир, скрипя и ржа и гикая,
Смешается и загрохочет.
Назад и под колеса звонкие
Безумных морд роняя пену,
Прочь понесутся крупы конские,
Штурмуя плотной пыли стену.
Там, в свалке друг о друга колются
И дерево и кости живы…
О чем мечтает элин смолоду:
Не о венке ли из оливы?

 
 
 
 

      * * *


В Афинах - толчея: всяк человек -
И варвары из-за морей и грек, -
На слово верит, сам вставляет слово
Иль поднимает болтунов на смех.
И время остановлено для всех,
И летопись для каждого готова.

И мореход, и сводник, и пиит,
И все, и вся - кричит, что не молчит:
Вся «соль земли», все нищее отребье…
Кто утверждает, что движенья - нет,
Наглядное хожденье - не ответ:
О сущем речь - о небе, как о хлебе…
А этот учит: коли Зевс есть Зевс,
То звезды ходят так, как на доске
Начертаны по наущенью Феба.
Зависит скорость звезд от их естеств:
Иная движется, как налегке,
Та - с тяжестью пересекает небо.

И далее вещает звездочёт,
И слушает его и жмот, и мот,
И грек и варвар, затая дыханье.
А Диоген кричит ему: не ври,
Не звезды в небо, люди изнутри
В себе растут, объемля мирозданье.

 
 
 
 

* * *


Ландшафтная скука.
Гора на горе.
И время как муха
Лежит в янтаре.

На щебнях Эллады
Зевакой торчу.
С прохожими слайды
Руками черчу.

Бог весть, до архивных
Ли изысков мне:
Что мне в этой дивной
И древней стране?

По темпам старения,
Что ль, отстаю?
Тебе, современность,
Противостою.

 
 
 
 

* * *


Пусть века и века
До Колумба и книг,
С цельным носом пока
Символ Вечности - Сфинкс,
Но царапает грек
Воск в кибитке степной:
Пишет: в Скифии снег
В два локтя глубиной.
Небо синее так
Отстоит от земли
Что торчат из облак
Остьями ковыли…
О, пронырливый гид
Скифских нравов, богов,
Поведет Леонид
Фермопилами львов, -
Все полягут костьми
Тешить птичью корысть
И тебе - черт возьми!-
До Афин не доплыть…
Вот и мне все трудней
Объяснять: почему
Ни жены, ни друзей,
Ни любви ни к кому.

 
 
 
 

      * * *


Море на тумбах причала
Нарисовало манжеты,
Съехало волн покрывало
С мест, где колышутся сети.

Дно оголилось в кусочках
Утвари, скинутой в воду,
Разоблачая воочью
Внешность свою квазимодью.

Сколь черепков, после скольких
Тысячелетий! - о коих,
Перебирая осколки,
Будущий скажет историк:

Стала б история быстро
Фабулой оперы мыльной,
Коль не материя - призрак
Даже исчезнуть бессильный.

 
 
 
 

      * * *


К небокраю нацелясь,
Облака потекли…
Я не чувствую тела,
Не касаюсь земли.
Ветра пробуя ярость,
Зонт держу за края
С двух сторон: пусть как парус
Он уносит меня
Над землей к веренице
Облаков и пока
Не надломлены спицы
Зонта -хватка крепка!
Мне лететь на приманку
Чуда - за горизонт
Там пускай наизнанку
Ветер вывернет зонт…

 
 
 
 

      * * *


                        Ю.В.

Летят влюбленные Шагала:
Под кожей - ни костей, ни мышц.
Такими, как их восприяла
Моя восторженная мысль.

И ты - прыжком секунды, - к шагу
Прилаживаясь моему,
Рукой фиксировала тягу
Не к низу - к небу самому.

И я - безумно так волнуясь
Везде, всегда - всего сильней
Скрепляя утром кружевную
Поддержку для груди твоей, -

Едва не достаю плечами
Адмиралтейского конька.
Перебирая каблуками
По воздуху, лечу, пока-

Над камушками глаз меж сонных
Калек - лачуг летит чета
Зелёных, голубых, спокойных
Любовников - уста в уста.

 
 
 
 

      * * *


Крепчает ветер, рвется куст
На корешке в пустом саду.
От противоречивых чувств
Я тоже рвусь - чего-то жду.

О ветер опершись спиной,
Я долго вглядываюсь в даль
В ту сторону, куда за мной
Сорваться пробует миндаль.

Я не уйду… А ты назад
Вернись, Любимая - как пуст
Посаженный тобою сад,
Любимая, я тоже пуст.

Когда болела голова,
Втирал в виски одеколон.
От напряжения едва
С ума не спятил - видел сон:

Мол, ты пришла всё объяснить,
Я зубы стискивал - молчал…
Как дальше жить, как дальше жить?
Ты спрашивала, я - молчал.

Когда ушла - смотрел на крюк
Давно забитый в потолке…
Стучало сердце: стук да стук,
Да рвался куст на корешке…

 
 
 
 

      * * *



                        Ю.В.

Летучей тучи материк
Её со мною свел у некой
Двери с надорванной наклейкой
О сдаче внаем стен пустых.

Бывают случаи как крик…
Их многократно в виде эха
Воспроизводит фонотека
Молчанья - памяти язык.

Я говорю о том, что было:
Как незнакомка наклонилась
На узел затянуть шнурок
(Сие усилие налило
Венозной ижицей висок)

Ещё нежней, чем яблок мякоть
В белесых сумерках плода
Как есть от маковки до пяток
Врезалась в память навсегда

Я жал звонок, я ждал: вот-вот
Откроется за дверью нечто,
Что понимается как вечность
Как то, что нас переживет…

 
 
 
 

            * * *


Хоть всю жизнь над тобою дыханьем витаю,
Льдинку на расстоянии я не оттаю.

Мне в колени твои головой не уткнутся.
Никогда наши судьбы не соприкоснуться.

На каких берегах - чьей вины, чьих ошибок?-
        Исчезают они -
        тени наших улыбок?

 
 
 
 

      * * *


Нас ливень захватил врасплох
И мы бежали, сняв сандалии,
Под ливнем за чертополох,
На остановку и так далее.

И оба прятались в листве
Под плеском, шорохом и пылью
Воды - и руки наотвес
Держали стороною тыльной.

Стремглав слетали на столбы
Фонарные - магнийно-палевые
Ладони молний врастопыр
С наманикюренными пальцами.

Канатоходцами вперёд
Трамваи двигались по линии,
И юбки алые и синие
Переходили лужи вброд.

 
 
 
 

                  * * *


С прядкой волос на паху и глазами как блюдца,
Будучи голой - одетой умея казаться,
Знобкая нежность моя, мне и грустно и пусто:
Не о чем более петь - некого домогаться.
Как по обязанности - с этой - сверху, с той - снизу
Совокупляюсь, горячкой ум не тревожа.
Где она, где она, где о… - простодушная дань романтизму,
Самозабвеньем - восторгов гусиная кожа?
Не клевещи, что бесполой душе не вольготно
В данной ей богом мужской ипостаси - помилуй!
Ждешь бороны и семян, пасквилянтка? - Бесплодно
Поле твое, исчерпав урожайную силу.
Глупая нежность, от коей и камни заплачут…
Нежность моя, за отсутствием не стоя ни мало
Ни сожалений, ни слез, - для меня ты тем паче
Необходимостью, пятой стихиею стала.

 
 
 
 

      * * *


По духу я сойду вполне
Тебе за родственника.
Давно твое дыханье мне
Важнее собственного.

Я узник губ твоих и рук,
Как не минующей
Своей судьбы - со слов подруг
Твоих и юношей.

Сколь под ноги поверх тряпья
Роняя лифчики,
Не платонически любя
И платонически, -

Преподаешь на тему «Секс»
Уроки робости
В анатомических во всех
Своих подробностях…

 
 
 
 

            * * *


Со льда на воду - в переулок,
Где каждый шаг то глух, то гулок,
То с прихлюпом… Трезвон сосулек
Рвет паутину тишины.
Ещё полгода ждать весны
И вечность - типографской верстки.

В запутанной сети хрущоб:
И перекап, и перешлеп,
И перешептывают стенки…
Как знать, коленками в коленки
Лежат, целуются взахлёб,
Взадых влюбленные за ними?

Сегодня - снежит, завтра - тает.
Синоптик холод обещает.
Но, аналитик, не спеши:
Быть может, нас - под этажи
И окна наши - и ерши,
И окуни придут проведать…

И как насельник райских мест -
Веницианец - до средины
Омакивая в волны шест,
Вонь выволакивает тины, -
Гоня вперёд себя волну,
Прибьюсь я к твоему окну.
Кидай на гондолу веревку!-
Повеселимся налегке
В многоэтажном далеке,
Чью овевает сервировку
Гарсон салфеткой на руке.

 
 
 
 

      * * *


Воссоздаю в уме во всех
Деталях первое объятье:
Синтетики холодный треск
О тело трущегося платья.

Всей грудью вспоминаю бюст,
Все тело - телом, отвечая
На позывные милых уст,
Сопротивленья не встречая.

Я как соломинки гнезда
Тебя руками оплетаю
И после нежного труда
Минутой позже льдинкой таю.

А ты по-прежнему свежа, -
Глазами, суженными в щели,
Как ночью лезвия ножа,
Поблескиваешь еле-еле…

 
 
 
 

                  * * *


Веришь ли в мистику ритмов: прилива - отлива,
Выдоха - вдоха?… Не вписана ль в кровь партитура
Встреч и разлук? Что ж снуют и лопочат пугливо
Чайки у моря когда начинается буря?

Так я волнуюсь и переживаю от сдвига
Каждого атома. … Ужас не повыдырь горя.
Пятится в реку свою ледяная коврига.
Тягловой силой ведомая ветра и моря.

Значит напрасно взаимопроникнув друг в друга
Некогда жили мы в виде уродцев сращённых…
Вскрикиваю по ночам, обмираю с испуга…
Тело твоё не собрать меж ступней и гребёнок

Ты - вездесуща. Присутствие твое в окоеме
Слышится всюду           За мною как спицы за осью
Образы ходят. Привились бы даже фантомы,
Если б волокнами мышц я с тобою не сросся!

Под ноги брось, апельсиновой коркою выжав.
Смилуйся над простаком - деревенщиной.
Ты же, любимая, милая - милая, ты же
Больше, чем я - потому, что ты - женщина.

 
 
 
 

      * * *


          Алле Р.

                1

До ижицы последней -
тёмной
Своей Вселенною - в глаза
Твои гляжусь, как в мир огромный
Всей жизнью с первого аза!
Твои глаза с моими вровень
Из влажной полутьмы блестят.
Как брызги виноградной крови
В давильном жбане из под пят.
Твои глаза - зажим на сердце
Такой, что если снять зажим,
То сердцем впору разболеться
Без остановок, на всю жизнь!
Так в нематериальной муке
Материальным молотком
В свои вколачивают руки
Гвоздь за гвоздём, гвоздь за гвоздём.
И, затуманивая зренье
Слезами, требуют размах
Ресниц - иной - как исключенье
И счастье - с болью жить в глазах.

                2

Охрой пылит на отёкшие улицы
Солнце - росит водопровод в траншее.
И мостовая меж окон сутулится,
И ожерельем загара льнёт к шее.
И преломляясь, в витринах оранжево
Улица - чем не из оранжереи?
Выглядит, женщиною охорашиваясь,
Обетованной: - Берите, евреи!
Город, любимая, твой сколько подлинней
Рая библейского с травкой из рубищ
Лиственной прели - се-общая родина,
Где и духи на стихи не окупишь.
Но - прикажи: буду зверя нежнее я,
Веера мягче, Адама рассеянней,
Рук оплетая тебя ожерельями
Не дорогими, не оранжерейными…
Чтоб в неназойливом однообразии
Век вековать в баскетбольного роста
Многоэтажках - с присущей всей Азии
Неторопливостью - как можно просто.

                3

Сам беру и отдаю
Фейерверочного залпа
Праздничнее - слышишь? - всю
Кровь свою за каплей капля,
Радуясь небытию
Будущему, как покою
(Лучше выразить свою…
Средств не вижу под рукою)…
Будь благословенна вся
Ты - твои уста и чрево!
Плодородная земля
Смысл лемеха и сева.
Исчерпать в тебе себя
И, алкая, стать безумным
От начала мира я,
Знать, Йеговою задуман.
Счастья - требовать со всей
Психо-силой одиночки
Завершения вещей -
Смерти, как логичной точки.

                4

И я повторял твоё имя и, видимо, плюсом,
Была моя невосприимчивость к боли, раз гвозди
Я благословлял, на которых и распят с Иисусом
В необлегчённом ещё от жертв предыдущих воздухе.
Как это не ты средь надменных, замужних ходила
В Ершалаиме! - Я знал наизусть твои платья.
Был грех: я хватал твои руки - меня осудила
На казнь вся твоя Иудея Кайафо - Пилатья.
Играя, актёрствуя, мускулами на овальце
Лица я могу, будучи далеко не первым,
Кто б мог, воссоздать до рисунка на пальцах
Тебя, зацелованную как реликвия церкви.

                5

Небо - ближе некуда…
Мысли без усилий
Мышц дрейфуют нехотя
Перистой флотилией.
Слышишь? - Над и около
Вьюсь бесполым облаком
Птицей, орнитологам
Неизвестной обликом.
И ликую внутренне:
- Аллилуйя, милая! -
Потому что чувственность
Наша - рукокрылая!
Всем, кто с земью вертится,
Мужествует, женствует
И бесштанным перистым
Сам в себе блаженствует…

 
 
 
 

      * * *


Привстав на цыпочки, одна
Из-за другой гора глядит.
О, гамарджоба, тишина!
К Тамаре демон не летить.
Безоблачные небеса
Объять - ничьих не хватит рук.
Поддельным жемчугом роса
Кропит манжеты брюк. Бурдюк
Топырит в стороны культи.
Я пью - и ползает кадык.
«Ык, ык» - коль вслух перевести
На человеческий язык.
Кури, биджо, кнутом стреляй
Вслед круторогому волу.
И о надгробной урны край
Стряхивай с бычка золу.
Позднее станешь тих и сед.
И над чешуйчатой Курой
Проникнешь таинство бесед
Сосны с сосной, горы с горой,
Звезды с звездой…
Смешно сказать:
Деревня лишь откроет рот
И не шанелью номер пять,
А Геродотом опахнет.
Приехал душу отвести…
Где Врубелевский бес как гид
С несуществующей пости
Царицы совлекает стыд.

 
 
 
 

      «Я»


До луны не высоко.
Можно провести верблюда
Сквозь игольное ушко
Полнолуние покуда.

Между - из чего лопух
Прорастает на погосте
И душой - одной из двух
Чаш весов -
в противоборстве
Света и теней -
луну
К горлу шариком подкатит.
Думаю на не одну
Сотню лет смятенья хватит.

И кружит исходный пункт
Помешательства дервишем.
Пресловутый Млечный Путь
Мызыкою сфер не слышим.

Вот и ячевствует «Я»
В мире солнц и человека,
Всем ячейкам ячея,
Соль земная, смысл века…

 
 
 
 

      * * *


Катят круглые сутки к тебе поезда,
День за днём, в неизвестно куда.
Ты предчувствуешь, город, откуда - когда
Я приеду к тебе навсегда,

…Нет, не зря над Невою - похоже на то, -
Путеводная стынет звезда!
Я оттуда, где, кроме несчастий, ничто
Не сбывалось вполне никогда.

Что там: белые ночи, ветра впереди,
Привокзальная чаек орда?
Свить бы птица посмела гнездо на груди
У меня - не замечу гнезда.

Меловые утесы, кусты ковыля
Сны заполнят мои по края.
Заиграет башкир на тростинке стебля,
Может статься, заплачу и я…

 
 
 
 

* * *


        Не отправленное из 89г.

Как при параде,
Таким - губастым,
Я в Ленинграде
Таком - глыбастом.


С бравадой той, что
Плетёт побайки,
Вру по той почте,
Что носят чайки:

-Бесстрастный, старый
Громозд-Исакий
Обветрен хмарой,
Изъеден влагой.

Я - чуть поменьше,
Но - неустанно -
Поперек женщинам
И вдоль тумана…

 
 
 
 

      * * *


На балтийском море ветреном
В пику сонным донерветтерам
Чудо-город восстаёт.
С-под фуганка стружкой кремовой
Сходит в море своевременный
Первенец Петровый - Флот.

Мачт пернатых камарилья…
Плещут крылья и надкрылья
У линейных кораблей.
А судачили: - не вырасти
Флоту на болотной сырости
Выше бревен штабелей.

Зря злорадствовали недруги.
Позадь - треволнения, спереди -
Балтика, Чухонь, Литва…
Пожелайте и -получите!
Знать, не боги мелют участи
Там, где люди - жернова.

С палубы - по обе стороны
Шляпы с трех углов подвернутой
Фейерверками - стрельба.
Справа - берег торжествующий,
Вьются над землёй ликующей
Птичьи головы герба.

 
 
 
 

      * * *


О городе с неровным климатом,
промозглой сыростью тумана вымытом.
С ночами матовее млека,
В начале восемнадцатого века
Проклюнувшемся из-под моха
Как требовала то эпоха:
Стремительней экспромта - из потемок
Небытия - бери, потомок! -

О городе дворцов и арсеналов,
Казарм, кондитерских, вокзалов,
Чугунных надолбов и сажи,
И золоченых экипажей
Я думаю сиюминутно…

Из исторического грунта
На свет выуживаю, кроме
Того, что черепки да комья,
Фрагменты монолитной славы…

Как если бы орел двухглавый
Ожил и вспомнил прежний клекот
И ветра пушкинскую легкость…

 
 
 
 

      * * *


Империи петровой тростью
Очерченные рубежи…
Взошли фундаменты на кости,
Овеществились чертежи.

Так, на костях и сваях город
Петра вознесся на века…
Но что ни город, то свой норов,
Причуды быта, языка…

Сойдет на нет смешной обычай,
Железо - в ржу, в песок - гранит:
Об историческом величьи
На камень - слово говорит.

Не из материи, но - духа
Настанет время Пирамид:
Оно сердца, как лемех плуга,
Во имя Нивы бороздит…

Исчезнет имя «Пётр» со света,
И те, что после нас придут
Сей град, спустя тысячелетья,
Поэтоградом нарекут.

 
 
 
 

      * * *


Я на дороге, что ползёт всё выше,
На холм крутой, откуда крыши
Молдавских сел - как на ладони.
Фургон с цыганами… В фургоне,
Похожем на чуланчик на колёсах,
Я украшаю резью посох.
Соседа справа осторожно
Оглядывая: не - таможня?
По пуговкам орлы на фраке,
Вертлявостью - под стать макаке…
Как вдруг - кастетом по макушке -
Испуг:
- Мосье, не Вы ли Пушкин?

 
 
 
 

      * * *


На распутье меж страстным «исполнься»
И несбыточностью - тишина.
У ничто, у подземного солнца
Отрицательная величина.
Ворон каркает горе за горем:
Мне ль, кому ль? … А фотограф до плеч
Накрывается саваном черным:
У треноги улыбки стеречь.
Призанять у него б оптимизма
В меру средств, по уму своему.
И блаженно вымучивать письма
К Вам, века, и к себе самому.
А не то я сбегу… Как пустое
Все отдав, за заимку в горах,
Где, одной половиною стоя
В небе, домик парит на жердях.
Где, склоняясь, взвожу рукоятку
И - с-под ветхозаветной иглы
Патефона со сдержанной страстью
Древний голос спрямляет углы.
Ту пластинку в местах заеданья
Пальцем вместо мотора верчу.
И как с гребня волны при купанье
С ней в певучую бездну лечу.

 
 
 
 

      * * *


Впечатлительна ты и лицо твоего
Отражение - как молоко.
Своевольные губы сведённого рта -
Как трагической маски уста.
У рояля с заломленным к люстрам крылом
Скрипку - к уху и промельк - смычком…

Чуть за тридцать… Еще и айвою тепла,
И сосулькой под солнцем светла…
Не пора ли ребёнка в лохани купать.
А ничья ни жена и не мать?
Но зеркальной поверхностью повторена -
С партитурой как с глазом нежна:

Скрипку - к уху и - промельк смычком:
Пыльных люстр дирижабли с крылом
Приоткрытым рояля - все, - бог знает, где:
Растворилось как сахар в воде,
Так срывают дрова, затопляя дворы,
Исполинского шторма шары…

 
 
 
 

          ТРИПТИХ


                  1

Не иначе, как в чулках,
В буклях парика и в плисе
Клавиши вбивает Бах,
В музыку свивает мысли.

Давит на педаль, держа
Паузу на нужной ноте,
            Многоцветье витража
В звуковом дрожит полете.

Перед ним ряды колонн
И мехов, и рукояток,
Чей вселенский гром и звон
Рвет опоры из-под пяток.

Составляются легко
Акустические трюки
И куда-то высоко
Тянут, взяв меня под руки.

                  2

Где-то холодом по жилам,
То струями кипятка
Носят жизнь по перистилям
Труб органные меха,
Акустическая сила,
Звуковое торжество
Норовит разъять стропила
У собора своего
Иль пошатывает стены
При сейсмическом толчке?
Музыкант в самозабвении
Рвет манжету на руке.

                  3

Стынет венская луна
Над Бетховенской ночевкой:
У чердачного окна
С веерною расстекловкой.

Сам Бетховен в неглиже
Свечи жжет и жжет поленья
На четвертом этаже
Трехэтажного строенья.

То бумаги нотной пук
Перекапывает рьяно,
То до онеменья рук
Клавиш бьет по фортепьяно.

В коем целой - ни струны
Не осталось - ни единой,
Стуки дерева слышны:
Ящик - с полой сердцевиной!

О, глухой чудак, живи
Вечность музыкою
вместо
Человеческой крови
В жилах.
Где Вселенной тесно.

 
 
 
 

  КРЕМОНСКИЕ СКРИПКИ


          Яковлевой Ю.

Париж, Париж, Париж не тот:
Хлеб - дорог, дешев - эшафот
И древесина, и железо…-
Ни верхового, ни портшеза!
А противопоставь Кремону
Парижу - я и ты за соню
сочтем её, сказав, «Ей-бо».
Как над развернутой ладонью
Над нею небо голубо.
Ещё оливы и фужеры
Улавливают в кроны свет
И рокового шантеклера
Судьбы - войны, в помине нет.
Есть Страдивари и Гварнери,
Загадочный Амати их…
На грифах струнных - пасти зверьи…
И в старом коллекционере
Иных порывов никаких.


В чехле под мышкой подле графа
Ливрейный служка альт несет:
У графа скрипок за шестьсот…
И каждая за тушкой шкафа
Застеклена и эту - ждет.
И всяк почтенная, как Мекка,
Имеет свой и цвет, и тон -
Под лаком грушевая дека,
Пластинчатые ель и клен.
Что ни пластина - камертон.

Разно породной древесины
Кусочки сшиты воедино,
Хоть из одних и вышли рук -
Как одинаковых улыбок,
Так нет и двух похожих скрипок.
Как звонче воздуха на слух
проводят звук сосна и бук,
Так выветренная до звона
Ель всех певучей - а, Кремона?
Патриархальный городок,
Твои пронизывает улочки
Мышиной суетливости ток,
Разноголосицы и сутолоки.
К твоим подвешены плечам
И кладовые, и киоски,
Кой-где леса и дух известки…

Прислушаемся к голосам:
-Я честный человек, не урка -
Иной брюзжит, - и сам с усам,
Но скрипки те, что по шкафам…
Ночьми безжалостней Ликурга
Граф разнимает по частям!
А челядинцев - так волов
За лемехом не понукают! -
Бьет чем ни поподя! - каков! -
В регистры женских голосов,
Рассказывая, забегает.

А граф меж кариесных стен
Кремоны кружит, как прощается.
Барышник скрипок, их Скопен
Без скрипок жить не соглашается:
Умру и - ничего взамен…

Я так в чешуйках позолот
Дворцовых сам себя обеливаю:
Искусство скрипки создает.
Уменье - грубые изделия.
Но я ни за какой алмаз
Не променяю и пластинки
Из скрипки - звездами морщинки
Расходятся у губ и глаз.


И ты не умствуй чересчур:
Там, в квохтанье детей и кур,
Старух, торгующих требуху,
Оборвыш скрипку крепит к уху
И - си-и, - изделие поет!..

Без наслажденья и аскеза
Не делается… Зря, что ль, ждет
Гварнериевская дель-Джеза?

 
 
 
 

          ГАММЫ


…Не диезы, не бемоли -
Плавки, лифчики, носки:
Трикотажные куколи,
Бельевые пустяки.

Кто б додумался на нити
Ноты вывесить сушить,
Тишины зелёный фитиль
В лампе дома приспустить?

Вьётся бабочками сажа
То - задумчивость моя…
Звуки клавиш сучат пряжу
Нить за нитью с бытия.

И разводят череп звуки
Шире, шире… Стоп! - доколь?
То - соседский мальчик руки
Ставит:
до-ре-ми-фа-соль,
Ля-си-си-ля-соль - забиты! -
Фа-ми-ре - с ума сойти! -
До-до-ре-ми-фа - для быта
Революция почти.

 
 
 
 

      * * *


Точит, точит пианино
Древоточец. Редкий день
Не теряет сердцевина
Струны, слышишь, снова “Дзень”

Иль за странное нетленье
В ранг мощей произведут,
Иль - скорее, - на поленья
У камина разберут.

Но вникает мастер некий
В скрупулезное нутро…
Бляшкой стетоскопа лекарь
Крестит на больном ребро.

Бабочек пушистых вроде:
Рот раззявишь, внутрь влетят, -
Хлопают в ушном проходе
Звуки и… качает в такт

Слушателя…Тесен ворот
Мне - органом в глубине
Всяк удару пальца вторит
Молоточек по струне.

 
 
 
 

              * * *


Человек умирает, а вещи его остаются.
Вот истоки, откуда материалисты берутся.
Но… возносятся чьи-то ладони над ждущим оркестром…
Всем отечным лицом, для ношенья прилюдно не годным,
Зеркалам и хозяину, кажущимся инородным
Озираюсь пугливо и… дыбится волос на коже:
И по правую сторону - я, и по левую - то же.
А с экрана мелькают над ложами струнных заплачек
Лезвиями смычков оголенные руки скрипачек.
…За окном - ни ведра, ни метлы… Где ж вы, ведра и метла?
Иль по сговору дворники в городе вымерли подло?
Но без их перекличек так улицы утром пустынны,
Что и впрямь - никого, окромя солонцов да полыни.
Жив язык человеческий или мертвее латыни?
Но возносятся чьи-то ладони над струнным оркестром…
От анданте до престо катаюсь, на скрипках покоясь,
Став и солнцем и ветром, не будучи классиком, то есть
Как в прямом так и в иносказательном смысле - бессмертным!
Но - возносятся чьи-то ладони - и нимб над оркестром!

 
 
 
 

      * * *


Явной оглаской
Злодейства венчаются редко.
Молит принц Датский
Парящего в воздухе предка.

И роковые
Слова заклинают о мщении.
Ходят живые,
А мертвые - в воображении.

Трупы на трупы,
И вонь как в мертвецкой со сцены.
Тленна и труппа,
И зрители, всё в мире тленно.

Глупые! - жадно
Внимают, что Завтра им прочит,
Знающи - задним
Числом - результаты пророчеств.

 
 
 
 

* * *


О днях отдельных думаю,
Переживая остро
Дни, явленные суммою
Бессмысленности пёстрой.
Когда моё дыхание
Никак не отразится
На зеркале, в сознании
Жизнь роликом промчится, -
В том страшном одиночестве,
Которому нет равного,
Лишь одного захочется:
Родиться заново.