РЕКА


Мимо течёт река,
Словно тихая грусть старика,
Слушающего пластинку.
И в реке облака и века,
И когда я ещё не родился,
Она точь-в-точь так же текла,
И когда я всерьёз и надолго
Закрою глаза,
Она не заметит, не вздрогнет
И не замутится.
А будет всё так же нестись,
Неутомимая, как само время,
Отражая в тягучем и призрачном чреве
Байдарки, глаза, небеса и былинки,
Величественна и глубока,
Как застывший взгляд старика,
Слушающего пластинку.

(июнь 1999)


 
 
 
 

      ПЬЕРО


Пьеро под лунным светом
Идёт по парапету,
Московским душным летом
Танцует менуэт,
Покачиваясь плавно,
Как старенькие ставни,
Вершит свой достославный
Классический балет.

Во флейту дует ветер,
Собаки спят, как дети,
А он танцует в свете
Слепого фонаря
Под злые переплеты
Свирели и фагота,
Царапаясь об ноты,
Об острые края.

Глаза - две капли сажи,
Шаг четок и отлажен.
Я с ним танцую там же,
В полуночном дворе
Пляс на краю болота,
Лихого поворота,
Последнего чего-то,
Как листья в ноябре.

Жара лежит на крышах,
Весь город еле дышит
И сам себя не слышит,
Контуженый жарой.
А взгляд из глаз-миндалин
Задумчив и печален -
Он слышит фортепиано,
Валторну и гобой.

Ну что ж теперь поделать?
Такое наше дело -
Одеться чёрно-белым
И выйти в тёмный двор.
Живите без печали.
Я выбрал. Я причалил.
Я не танцую в зале.
Я - уличный танцор.

(июнь 1998)

 
 
 
 

      * * *


Сохрани мое пятно.
Сохрани мои стамески.
Сохрани все рукава,
Все доклады, все повестки.
Кто же знает наперед -
Может быть, произойдет
Измененье в расписании
Пригородных поездов.
Что тогда ты будешь делать?
Кто тогда тебе поверит,
Что была зима когда-то
Этих взбалмошных годов?
Кто поверит? Кто оценит
Это горькое веселье,
Эти рифмы, эти сны,
Эти взлеты и паденья?
Кто поймет, что черт и ангел
Ходят тихо между нами,
Между завтра и сегодня,
Между жестами немых...

Я степной забытой вьюгой,
Злой, упорной и упругой,
Раскрою тугое темя
Неживого забытья,
Я сошью себе кирасу
Из резиновых матрацев,
Я войду в больную заводь
Самодельного жилья.

Этажей высотных выше,
Выше окон, выше крыши
Ты взовьешься и услышишь
Солнца светлый приговор.
Будет день, как будто выстрел,
Будет ночь, как дно канистры,
Звезды выткут серебристый
Хаотический узор...

Сохрани мою пижаму.
Сохрани все занавески.
Сохрани календари,
Все доклады, все повестки.

(январь 1995)

 
 
 
 

      * * *


Смотри, как бабочка хочет летать,
Разрывая удушливый кокон,
Как солнце жонглирует бликами
В осколках оконных стекол,
И деревья взрываются в небо зеленым салютом
Почему-то...

 
 
 
 

      * * *


Бог мой
Тихо расплескался,
Как в прозрачном стакане,
Словно зарево в окне.
Он со мною попрощался
И ушел под стук колесный
Через осени и весны,
Сквозь резцы, клыки и десны
С парой крыльев
На спине.

Он ли
Правит этим миром?
Тихо было как в могиле,
Пальцем по стеклу водила
Ночь в лиловых галифе.
Здесь ветра кричат и воют,
Здесь трава растет весною,
Здесь разит от всех героев
Тонким
Запахом конфет.

Он ушел,
Накинув шляпу,
Вниз по лестницам и трапам,
Пересылкам и этапам,
По подземным поездам,
По подъездам и подвалам,
Где и в полдень
Света мало,
Где ни разу не мигала
Путеводная звезда.

Пусть ушел -
Он там нужнее.
Под дождем металл ржавеет,
На востоке тьма редеет,
День проходит по стране...
Только он идет упрямо,
Так же собранно и прямо,
Колыхая воздух пряный
Парой крыльев
На спине.

(август 1996)


 
 
 
 

      ДЕВОЧКА


Девочка из воска
С фарфоровыми глазами
Сидит на скамейке
В дряхлеющем парке
Ее волосы раскрашены
Цветными карандашами
Ей скучно с нами
Сыро и жалко

На длинные ломкие пальцы
Садятся птицы
Словно на ветки
И капли росы
На недвижных ресницах
И поздний прохожий
Заглянет в глаза
Из глянцево-белого камня
Ладонью потрогает кожу щеки
Жива ли она

И тонкая слюнка изящно
Из уголка рта
Ползет как улитка
По лезвию бритвы
Спеша за пределы лица
И вот она капает вниз
Будто самоубийца
С моста
Остановиться
Жива ли она

Но вот она встала
Поправила синее платьице
Медленным воском руки
Махнула назад
Разноцветные пряди волос
Упавшие ей на лицо
И канула просто
Просто пропала
В стеклянные травы
И звон ледяных бубенцов

(июнь 1999)

 
 
 
 

      * * *


За окно снова вылили ночь,
И по улицам хромает бездомный дождь -
Старый знакомый.
Праздники как будни, веселый плач.
Я смотрю, как осень надевает свой плащ
И выходит из дома.

Я бежал за ней вслед, догоняя свой миф,
Просил новых слов, просил новых рифм,
Но она прошла мимо.
Осень - как долгий пустой разговор,
Осень - как старый усталый актер
Без грима.

(ноябрь 1998)

 
 
 
 

      * * *


Под ногами блестят
Паутинки луж
Леденящим хрустальным огнём,
Словно слёзы
Навеки ушедших душ
Намерзают на лике земном.
Воздух пойман
Сухими ладонями стен
В одноцветный казенный сквер,
И на крышах
Чёрные крылья антенн
Крестят небо на свой манер.
А на крыльях -
Великая пустота,
Ослепительно-белый свет.
И на чем-то похожем
Распяли Христа,
И прошло две тысячи лет...
И как будто вчера,
И как будто игра,
Где никто не сумел победить.
И как будто пора
Пробудиться с утра
И найти путеводную нить,
Стать свободным и чистым,
Как ветерок,
Налегке улететь в леса,
Разукрасить ноябрь
Миллиардами строк
И уйти босиком в небеса.
Но минует ещё
Две тысячи лет
И ещё две тысячи вер,
Две тысячи войн
И свежих газет,
А вокруг меня - тот же сквер.
И всё тот же мёртвый
Оттенок стен,
И всё тот же ларёк за углом,
И всё та же холодная
Сталь антенн
Крестит небо фальшивым крестом.

(ноябрь 1999)

 
 
 
 

      * * *


Холостое пустое время,
Излёт пути,
На алтарях -
Паутина и прах.
А где-то высоко в горах
Недавно умер последний апостол.
Выкачали воздух -
И нечем дышать,
Захлопнулись двери -
И некуда бежать.
Всё так просто.

Всё просто.
Куда мне идти?
Чему поучиться?
Во мне кончились
Звонкие злые слова,
У меня болит голова
От когда-то любимых гимнов.
Наверное, скоро я буду овощ
Или какой-нибудь съедобный гриб.
Я тщетно пытался погибнуть -
Ан нет, не погиб.
И, видимо, долго ещё не погибну.

Зато я умею любоваться
Цветом грозы,
Заворожено следить
За танцем крыла стрекозы,
Я умею смотреть на кленовый лист
И восторгаться...
Не много ли мне одному?
Но кому это нужно, кому?

Я не знаю.
Я не у дел.
Я сижу отдыхаю.
Я наблюдаю,
Как новая молодёжь
Поёт песни старого Летова,
И иногда помогаю.

(июль 1999)

 
 
 
 

      * * *


Брёл
Под толстыми спящими липами,
Между стенами
Старых и мудрых домов -
Волхвов,
Повидавших и знающих всё.
И мой взгляд застывал
В древних кирпичных трещинах,
В тенях ветвей,
Загадочно перекрещенных,
Время застыло
И больше уже не крутило
Своё колесо.

Брёл, молчал,
Не расходуя попусту сил,
И уже ничего не просил:
Не выпрашивал жизнь
У мёртвых,
У слепых не пытался
Выклянчить свет,
У кипящих в аду
Не просил прохлады.
Это всё - лишь болезненный бред,
Ничего у них нет.
И не надо.

Брёл
По тихой сумрачной улице,
Радуясь, что ничей.
За мною шёл дождь
И мыл меня дочиста,
И ангел вселенского одиночества
Сидел на моём плече.

(июль 1999)

 
 
 
 

      КАЛЕНДАРЬ


Я сжёг календарь.
Я смотрел
На янтарный огонь,
Пожирающий
Месяц за месяцем,
Обращая их в клочья сажи.

Год моей жизни,
Улетевший дымом
В царство теней,
Пепел дней и ночей,
Сгоревших заживо.

(июнь 1999)

 
 
 
 

      * * *


Мой мир -
Это хитросплетения слов.
Я родом из холода,
Родом из снов,
Из стен самодельного рая.
У меня за душой
Евразийская степь,
От края до края -
Лететь и лететь,
Ни боли, ни дней не считая.

Я гулял по московским
Седым облакам,
Я огонь отпускал
Погулять по рукам, -
Он бежал, веселясь и играя.
У меня за душой лежит
Плоская степь,
Пуста и огромна -
Смотреть и смотреть.
Ни конца, ни предела, ни края.

(декабрь 1998)

 
 
 
 

      * * *


Небо
Облокотилось на крыши.
Слышишь? -
Будто кто-то поет.
В лед
Превращается мякоть земли.
Угловатые здания,
Как корабли,
Как ледоколы
Без названия,
Очередная
Условная модель мироздания.
Жаль, что они плывут,
А не я.
В небе чертится красная линия -
Это заря.
Я шагаю по сетке календаря,
Словно по нервам.
Кто первый?
Это был я.
Сквозь паутину
Белья и былья
Смотрит незрячее время
И метит в спину.

(декабрь 1998)

 
 
 
 

      * * *


Зелень листвы
Сквозь бетонную скорлупу.
Живой огонь
На мертвом сыром ветру.
Одинокий голос
Сквозь вечную немоту.
Неведомый путь
Через липкую суету.
Последний глоток,
Оставшийся поутру.
Осколок боли,
Вонзившийся в пустоту.
Снег, упавший в тот час,
Когда ждали весну.
Дверь, которой я хлопну,
Когда уйду.

 
 
 
 

      * * *


Стрелял наугад -
Попадал в себя.
Искал небеса
Глубоко под землей.
        Греметь и плакать
        Звала гроза
        За собой.
Тупые ножницы
Режут жесть,
Кроя мой плоский
Порочный круг.
        Лют и светел,
        Звал северный ветер
        На юг.
Запах дыма -
Горит трава.
Пыль да небыль,
Усталый грех.
        Бежать полями
        Живыми ручьями
        Звал талый снег.
Сезон закончен,
И гасят свет.
Куда не глянешь -
Кругом стена.
        Звенело солнце
        Во все колокольцы -
        Звало меня...

 
 
 
 

      * * *


Ну конечно же, я доживу до весны.
Она выплеснет целое небо тепла.
Но зимой будут лишь черно-белые сны
И воздух, как из литого стекла.

И пожить не успел, а как будто бы стар.
Я многое нес, но не донес ничего.
К двадцати годам от людей устал,
Но гораздо больше - от себя самого.

Но я еще буду ходить среди их лиц и зонтов,
Вдыхать в себя запах листьев и шелест шагов.
И они не будут знать, откуда я к ним пришел,
Из каких загадочных темных миров.

А я буду просто сидеть и молчать,
Вспоминая свое житие-бытие,
Интересное лишь тем, что оно мое...
А потом я улягусь и буду спать.

И зима мне покажет черно-белые сны,
Покажет город больничных тонов,
Разложит снег по своим местам,
Нарядит елку на Новый год.

Ну конечно же, я доживу до весны.....

(октябрь 1998)

 
 
 
 

            РАЙОН


Я болтаюсь здесь на каждом дереве,
На любом фонарном столбе.
Я здесь всеми своими потерями,
Мухой, пойманной в янтаре.

Здесь ничто никогда не изменится -
Тополь, лавочка, мусорный бак...
В зыбкой мороси лестница щерится,
На которой учился летать.

Я промерил здесь всё ладонями,
Всё исползал, обтёр собой.
Мимо люди такие идут незнакомые
Незнакомой холодной весной.

      Моя денежка в потной руке,
      Мой бетон под горячим затылком,
      Танец атомов в сжатом виске,
      Тихий смех в недопитой бутылке.

По газонам и детским площадкам
Бродят боги, забытые мной.
Всё здесь пройдено мною в поспешном порядке,
По прямой...

Я исчерпываю терпение.
Я спускаю борзых собак.
Я здороваюсь с привидением -
Тополь,
      лавочка,
            мусорный бак.

1.11.2003.

 
 
 
 

      * * *


Жизнь кончилась одна,
Теперь пришла другая.
Я стал таким как все,
С чем вас и поздравляю.

Жизнь кончилась до дна,
До сколотого края.
Теперь я - домосед,
Спокойный тихий малый.

Не бегаю, не бьюсь,
Не лаю, не кусаю,
Не пью и не колюсь,
С чем вас и поздравляю.

Не езжу по стране,
Не шляюсь по квартирам.
Нет ада, рая нет -
Как пусто в вашем мире

Без дна и без верхов,
От стула до кровати.
Я не пишу стихов -
О чём теперь писать их?

И жизнью не живу,
И смертью не играю.
Как все... Как наяву...
С чем вас и поздравляю.

(март 2001)

 
 
 
 

      * * *


Вдаль убегал двадцатый век,
Роняя хлопья снега,
Дремало солнце на цепи,
Уставшее от бега,
И пыль всех суетных сует
Летала по квартире,
И сутки капали с небес,
И я не знал, зачем я здесь -
В огромном сером мире.

Но ты - как ясный новый день,
Как тёплый южный ветер.
Я не встречал такой как ты
На том и этом свете.
Нас двое - только ты и я,
И ничего не надо.
И нету в мире никого.
Мы две частицы одного
Возвышенного лада...

Так жизнь явилась
Вещим сном,
Большой красивой тайной.
И таял прошлогодний снег
От нашего дыханья.

(январь 2000)

 
 
 
 

      * * *

Е.С.Т.


Я никуда не уходил.
Знай: я всегда с тобой.
Я - белый утренний туман,
Я - небо над Москвой,
Я - лист кленовый на ветру,
Я - щебет воробья,
И зайчик солнечный в окне -
Конечно, тоже я.

Я - ватный купол облаков
И полная луна,
И шорох шин по мостовой,
И крик, и тишина...
Не верь, что рядом нет меня -
Всё это сон пустой.
Я никуда не уходил.
Я рядом. Я с тобой.

(май 2000)

 
 
 
 

      СТАЛЬНАЯ ТАЙГА



      Стальным людям стальной эпохи Ленина / Сталина,
      труженикам революций и войн
      посвящается.


Словно сквозь стекло оптического прицела,
Словно сквозь дырку,
Пробитую пулей во времени,
Сквозь пыль, туман,
Холода, тревоги да степной бурьян
Я вижу стальные рыла
Орудий, машин и людей,
Вижу, как они холодно блестят
Под лютым белым солнцем,
Неотличимые друг от друга,
Сделанные из литой стали
С пятиконечной звездой.
Война - их будни.
Они частями своего тела
Дополняют механизмы
Пушек, танков, броневиков,
Минометов
И противотанковых ружей.
Их лица удачно трансформировались в стволы,
И вместо слов
Они просто стреляют.
Штыки их
Кажутся сверху тайгой,
Огромной стальной тайгой,
Которая слегка колышется под ветром,
Дикая и непроходимая,
Вечная.
Они не думают
И не разговаривают -
Они целятся,
Они замахиваются,
Они готовятся.
Сейчас каждый из них займет
Свое привычное место,
И начнется
Очередной
Бой.

(август 1998)

 
 
 
 

      ВЕСЕЛЫЕ ЧЕЛОВЕЧКИ


Я гулял под весенним солнышком,
Жизнь была весела и беспечна.
Но вдруг под кустом я заметил
Веселеньких человечков.

Ростом с крупную крысу,
Они меня поджидали -
Семеро персонажей,
Знакомых по детским журналам.

Глазели, хитро улыбались
Герои любимых сказок,
Но недобрым огнем горели
Семь пар внимательных глазок.

Неспроста они все здесь собрались:
Незнайка в огромной шляпе,
Древесный шутник Буратино -
Дитя итальянского папы,

Рядом луком вонял Чипполино,
Самоделкин менял батарейки,
Холодный и угловатый,
Изготовленный из нержавейки.

Карандаш, сумасшедший художник,
Размышлял о грядущих картинах,
А рядом с Дюймовочкой терся
Загадочный тип Гурвинек.

Я хотел побеседовать с ними,
Но все семеро мрачно молчали,
Устремив на меня глазёнки,
Словно вкопанные торчали.

Мне совсем не понравилась эта
Бестолковая ахинея,
И, боясь повредиться рассудком,
Я пошел домой побыстрее.

Зашел в ванную, чтобы умыться...
Вдруг из старой резиновой грелки,
Мигая цветными лампочками,
Мне навстречу полез Самоделкин.

Я решил, что я крепко спятил
И хотел полежать в постели.
Но тут Карандаш объявился,
Стал показывать свои акварели.

Закричав, я метнулся на кухню
И почувствовал луковый запах:
На столе зависал Чипполино,
Дюймовочку ловко захапав.

В ужасе и отчаянии,
Я полез полечиться в аптечку.
Но и там меня поджидали
Веселые человечки.

Теперь я нервный и суетливый,
Как сука во время течки.
Ох, доведут меня до могилы
Веселые человечки.

(апрель 2000)

 
 
 
 

      ПАРТИЗАН


Кроны сосен смиренно ждут снега.
Лес похож на покинутый дом -
Тишина...
Только ветер, искатель ночлега,
Рыщет в хаосе веток,
Плутает,
Поёт о своём.
Я сижу на пеньке под ольхою,
Заряжаю старинный мушкет,
Целюсь вдаль между мраморных сосен,
Партизан
Той войны,
С окончанья которой прошло много лет,
Той войны,
Что и не было вовсе.
Одряхлевший
В напрасной надежде на бой,
В ожидании вражеских залпов,
Я один.
Я не сдался,
Безвестный таёжный герой.
Дуло ловит фантомы во мгле голубой,
В чуть качнувшихся
Ёлочных лапах.
Стонет высохший ствол,
Скачет жаба в траве -
Всё мне чудится, вот они, рядом.
Сколько лет !...
Паранойя звенит в перепонках ушных,
Задыхаясь,
Как после удара под дых,
Прячусь в мох
От незримых отрядов.

Палец вписан в полуокружность курка,
И едва только смежены веки.
Это ночь.
Снова память блуждает по следу,
Снова этот же сон:
По домам возвращается мой гарнизон,
Унося за плечами
Победу.

 
 
 
 

      * * *


День - это ещё один лишний фальстарт,
Ночь - это запасник музея.
Весна - запрокинутый в небо Икар,
Где осень спалит его перья.

Беда - это долгий звонок вникуда,
А счастье - чуть слышных три слова.
Свобода - стук сердца в гитарных ладах.
Сон - дымный чил-аут танцпола.

Надежда - последний в дому уголок,
Любовь - это пуля в полёте.
А смерть - это старый больной паренёк
В потёртом турецком пилоте.

 
 
 
 

      * * *


Выйти из лифта
В последний этаж,
В створку окна
И в сырую погоду,
Выдохнуть тело
В субтильный пейзаж,
Сдохнуть от старости
В двадцать три года.

Кто потерялся
В далёком пути?
Кто спит, несомый
По лунному плёсу?
Кто потно преет,
Зажатый в горсти
Вязким суглинком
Полынных откосов?

Там не успеть,
Здесь уже не вернуть.
Гнуться и льнуть,
Чтобы стать гулливером,
Кануть монетой в болотную муть,
Прыгнуть,
Вслепую с разгона прогнуть
Рабицу стен
Одиночной вольеры.

 
 
 
 

      * * *


Я никогда не бываю один:
Вокруг меня странные гости.
Их мантии, тоги и платья
Шуршат где-то рядом со мной.
Мы чинно бредём
По заснеженным старым погостам,
Летаем над Чуйской долиной
И бьёмся под Курской дугой.
Всегда я другой.
Вам чужой и по-прежнему лишний,
Шатаюсь по призрачно-тихим домам,
Надо мною клубится густой фимиам
И летят лепестки с грустных вишен,
Вальяжно ложась на пальто.
Моё имя - Никто,
Свет луны мне сочится под кожу,
Мои соки сосёт из земли подорожник
И, отжив, возвращает их вспять.
Зимним утром безвременье
Стелет кровать
Мне
В промёрзших асфальтовых дебрях,
Весь мой крик потонул
В проводах и деревьях,
Пал на белых листах -
Я молчу.
И они все молчат,
Лишь шуршат их камзолы и тоги
Вкруг меня.
Компаньоны мои...
Их бесчисленно много,
Словно капель
В сентябрьских дождях.

 
 
 
 

      * * *


Бесконечный путь в никуда
В моих снах
Гудят провода
И вьюги
Скрипят петли дверей
И толпы серых зверей
Танцуют буги-вуги.

 
 
 
 

      НЕИЗБЕЖНОСТЬ


Ангел
Сдающий крылья в химчистку
Репин
Рисующий гей-комиксы
Чикатило
Угощающий твоего ребёнка конфетами
Ли Харви Освальд
Продающий те самые гильзы
Из Далласа
Че Гевара
Моющий полы в "Мак-Дональдсе"
Ты
Покупающий всё это.

 
 
 
 

      * * *


Спрятался
В шепот и плач
Окунулся
В безразличье
Больших расстояний
В светлый паводок
Серой ладьёй
На съеденье
Плыл
Немигающим взглядом
Застывшим
Видел
Солнце
Садится за спины прохожих
Ностальгия
Глупая / ранняя
Каплей тяжёлой холодной
Сползает за воротник
Лопнуло
Треснуло что-то по швам
Желтеют / пылятся
Вкладыши
Кассет
Что купил ещё школьником
Забываются аккорды
Старые
Седеют культовые глашатаи
20-летней давности
Как седеет Москва ноябрём
Звенят трамваи
В объятом подушкой виске
Дремлет
Грозное зарево
Вязкого медленного
Огня
Изнутри меня
Огромной неизданной книгой
Ненаписанных
Стихов.

 
 
 
 

      * * *


Однажды
Я останусь цел
Под градом стрел
Своих соблазнов,
Под гнётом сумасбродств напрасных
И никому не нужных дел.
Я стану тем, кем быть хотел -
Отшельником в горах Алтая,
Где тишь сомкнётся вековая
Над головой, и боль мирская
Не будет больше мне в удел.
Я стану стеблем ковыля,
Дождём, что косо бьёт по крышам,
Я буду жить, никем не слышим,
Жить, ничего не говоря,
Внимая собственной душе
И гулу старых горных сосен,
Смотреть, как лист роняет осень,
Смотреть на белок и мышей.
Мне ничего не будет надо -
Я стану камнем, синим льдом,
Журчащим по весне ручьём
Однажды...

 
 
 
 

      * * *


Пешком в лето
Там где-то
Ушёл / вернулся
Тьма света
Километры
Луны на блюдце.

Я знаю
Где стаю
Ручьём по марту
Как краем
Рвут стаи
Не нужно карты.

Нить кружев
Год стужи
Плелось / плутало
Утюжит
Гладь лужи
Под одеялом.

Лицом небу
Сам еду
Ведь мне немного
Сон вербы
Стать стеблем
Кропить дорогу.

Кто знает
Чья станет
Капель по марту
Как краем
Рвут стаи
Не нужно карты.

 
 
 
 

      ПОСТАЛКОГОЛЬНОЕ


Поутру недоуменным был,
Как сломанный велосипед.
Разбил и вылил в сковородку
Глаза свои вместо куриных яиц,
Снял кожу, повесил её в коридоре
Взамен потерянного пиджака,
Пил кровь свою вместо воды
Из тщедушного и самодельного крана,
Вползал, ростом ниже себя,
И воздух зубами
Совсем несъедобный кусал,
Лишившись последнего лёгкого.
Бессильно дверьми грохотал,
Настырно вонял туалетом,
Каялся, стлался,
Опять просыпался
Возле станции метро "Рыбная",
На улице Зайца и Волка Космодемьянских.

 
 
 
 

              КРОТЫ


Под паркетом моим поселились кроты.
Пусть твердят мне, что пучит паркет от избытка воды,
Я-то знаю:
Это они,
Мохнорылые, напрочь слепые мечтатели,
Непреклонные энтузиасты-копатели
Роют в квартире ходы.

И когда я валяюсь один в захламлённом жилище,
Я внимаю их скрипу:
Кроты что-то ищут,
Воплощая слепые мечты.

Не травлю, не гоню их,
Пускай копошатся под боком -
Рядом с ними не так одиноко,
Пусть немы их разверстые рты.

 
 
 
 

      * * *


Они приходили вчера, звонили
Долго.
Женщина - видимо, дочь, председатель правления
И участковый.
Дверь онемела, и только соседи
Пеняли на запах.
Слесарь явился, сломали, а после искали
Телефон морга.

Он уже очень давно не стучал палочкой
В тихой аллее.
И телефонную трубку покрыли недели
Пылью.
Годы забвенья и памяти в саване жёлтых
Советских обоев.
Никто и не вспомнил бы, но тело
Бессовестно тлеет.

Молния на мешке сверкнула холодным
Визгом.
Ветер в окно. " - Здесь вот, внизу
Подпишите..."
Валокордин и очки, одеяло,
Газета,
Паспорт, удостоверение, медали,
Письма...

Парочка крепких вынесла из квартиры
Ровно,
Привычно груз былых молодых
Пятилеток,
Голода, страха, ранения в
44-ом,
Груз стольких лет, распластавшихся здесь,
Безмолвных.

15.02.04.

 
 
 
 

      В КАСТРЮЛЕ


Заглянул в алюминиевую кастрюлю
С водой,
Помешал ложкой там -
Круги
      волнения
            рябь...
Преломляются шероховатости дна
В строгих умеренных волнах.
Температура нещадно растёт.
Гибнут микроорганизмы.
Растворяется соль.
Вот-вот закипит вещество,
Отправляя в будущее
Дерзкие пузыри.
Чисто,
          светло,
                    горячо...
Вот он какой -
Новый
          великий
                    мир.


 
 
 
 

      * * *


Белым по белому,
Чёрным по чёрному
Лижет зима.
Рытыми ранами,
Свежими сколами
Тьма-полынья.

Сиплыми трелями
Между панелями
Чья-то ничья.
Латаны латы
Мокрым халатом
Шёпот врача.

Глухо под ватою,
Вакуум, атомы
Стынут вовне.
Щурится оторопь,
Скользкая оттепель,
Где же ты, где?

 
 
 
 

            ЭТИ


Будут ворчать голуби.
В пасть тротуара вода
Канет, и новые скорые
Рельсами на юга.

Скрипнут на дачах доски,
Пальцы покрутят кран.
Девочка на трёхколёсном
Прыснет в небесный экран.

Свяжет глаза светом.
Стены теплы, как мать.
Мне одному, по секрету,
Этих не будет хватать.

Этих никто не спросит
В газете под сквозняком.
Кто смыл make up без спроса?
Кто же ушёл босиком?

Кто виноват и труден
И проиграл в лото?
Этих никто не забудет.
Их и не помнил никто.

(январь 2004)

 
 
 
 

  МАРИАНСКАЯ ВПАДИНА


Мне снится
Марианская впадина -
Глубоководная вдумчивость,
Рыбы слепые, странные,
С фонариками на лбу.
Просыпаюсь - и снова,
Вот она:
Меж светло-бетонных высоток
Плыву,
И 11 тысяч лет
До поверхности,
В толщах солёной густой
Неизвестности
Барахтаюсь наяву.
Кутает темень,
Фонарика в темени
Нет у меня,
Как у рыб-Франкенштейнов,
Аборигенов глубин.
Тишь берегут
Крылья кожистых скатов.

Как глубоко я себя запрятал!
Трудно будет найти.

 
 
 
 

      * * *


Каждый день
Мой
Каждый божий день
Вылупляюсь на свет
Неодет
Из икринки как
Сколь-
      -зким мальком
На незнаком-
      -ом мне языке
Слышу: "Привет!"
Я младенческим языком
Тормошу материнскую грудь
В поисках чуда
И белая ртуть
С избытком
И трудно
Всю проглотить
Разверзаясь по шву
Плавно входит густая
Природа
Концентрат
Рода
Стаи
Закодированный в тепло
Холод прошлых наград и утрат
      Расплывается
Тсссс...
Не буди!
Время крутит свои бигуди
И уже колыбель не вмещает
То
Что
Было, поди
Непокой из глазниц прорастает
Вопросами в воздух соря
Почему не один?
Кто будет до?
Кто был после?
Кто бы я?
Да и я
Ли? Кем
Сколочены эти подмостки
Точно
Так?
И зачем?
Где та форточка
Чтоб улетать
В недосказанность сонного острова?
Есть ли он?

Всё неправда.
Ворочаюсь снова мальком
Новая оболочка
Преградой
Куда более мощным рывком
Сквозь отжившую липкость
Питательных сред
Новый день
И как будто опять неодет...

До конца никогда не удастся родиться.

 
 
 
 

      КУКОЛЬ


Я - скорбный куколь
На костылях.
Где мой хозяин?
В каких краях?

Мой торс тряпичен.
Лицо серо.
Нога полено.
Душа ведро.

Я - куколь. Ветошь
Моя дурна.
Где мои клички?
Где имена?

Украли мыши
Мой кринолин.
И жизнь - заплатой.
Я весь один.

Но помню, путан,
Коряв и стар,
Я клавиш-пальцев
Хозяйских жар.

 
 
 
 

      КЕНТАВРЫ И КЕНТАВРЕССЫ


Солнечный шар гибнет Западу в пах,
Задохнувшись под собственным весом,
И неспешно выходят под шорох страниц
Изо рта, из карманов, из впадин глазниц
Кентавры и кентаврессы.

Я давно прикормил себя. Светский обряд
Строгих строк сберегательных книжек.
Но кентавры совсем не горюют о том.
Они пахнут грозой, степью, диким костром,
И я рад хоть тому, что их вижу.

Их налитые мускулы просятся в бой,
Хмуро пялясь на многоэтажки,
Они просто не знают, куда себя деть.
В жестах их - непреклонность, в них верная смерть
Всем рабам недостроенной Башни.

Без пожиток и страха, и весел, и зол,
Я отрину и время, и место.
Конским ржаньем меня позовут за собой,
Землю роя копытом и брызжа слюной,
Кентавры и кентаврессы.

 
 
 
 

            ВО ДВОРЕ


Красят заборы муниципально-
Зелёной краской
Небо играет само с собой в облака
И ворона тоже представьте шагает
Лапами прямо по крыше железно-
Рифлёной
Деловитыми коготками по крыше видите
Цок-цок
И неправда а всё-таки холодно
Не согласен сегодня с термометром
Мне приснилось что я работаю
Упаковщиком беляшей
И нет перспектив никаких понимаете
Холодно где-то внутри
Насекомым каким-то движением неоправданным
Выю свою водрузил
В тщетный х / б воротник
Девочки в белых носках идут
На урок физкультуры
И курит школьный охранник
За кафельно-
Рваным углом
Чтоб не видели дети
И собака морщиносто-
Кожаная сосредоточенно
Кидает в траву тёпленького
Хозяин её поводком нервно висит-провисает
Рядом с нею параболой
А глаза мои суетно бегают
Неуютно так прячутся в мелкие камушки
Мне приснилось будто
Сосисок украл полкило
И буду сидеть в тюрьме
А мужчина моет машину тщательно
Пенистой губочкой трёт
И бабушки спорят о ветеранских льготах
Расположившись на лавочке
Мальчик ногою по жопе другого
"Козёл!" и бежать через сквер
Я апатично-
Вяленький
Меланхолично-
Сонненький
Мну безнадёжно лицо ладонями
Языком ковыряюсь в зубах
Мне приснилось что какая-то пожилая
Незнакомая женщина
За что-то сдаёт меня в детский дом
Не помню за что.

 
 
 
 

      * * *


Мальчик из девяностых годов,
Высокий такой, худенький,
Подошвами титановых Grinders
По мостовым.
С чёлкою длинной под Летова,
Всё под того да под этого
Внутричерепное давление
Делал себе нулевым.

Кухни ночные в синее кутали,
Слов миллионы, но все перепутаны.
Зной на Никольской улице,
Длинные рукава.
Кладезь идеек, бездельник без денег,
Жди: через несколько лет - понедельник.
Логики нету? Вот она!
Снова Система права.

Бежал от домашних фикусов,
Искал неразгаданных фокусов,
В звуках и веществах прятался
От притяженья Земли.
Но находили везде прохожие -
От них никуда не спрячешься,
Взглядами понимающе-липкими
Домой неизменно вели.

Мальчик из девяностых годов,
Циничный, наивный, закомплексованный,
Губы кусал на лекциях,
Смотрел, как минуты текут в облаках,
Запираясь надолго в комнате,
Ходил на концерты памяти
Тех, кого не успел лицезреть
В восьмидесятых годах

 
 
 
 

      БОНИ И КЛАЙД


Ты - моя baby,
Я - твой герой.
Пусть местами
И не из стали,
Пусть "Давай по полста!" -
Мой девиз временами,
Забей:
Это мир ещё более стар,
Чем ты можешь себе представить.


Всё пройдено.
Даже Бони и Клайд,
Пресловутые сверхчеловеки -
Непреложно мертвы,
И по праву.
В проулках Москвы
Они не восстанут,
Выцветший слайд
Ментовской картотеки.

Вокруг и смерти-то
Нет настоящей -
Изначально, досрочно почили
Древодышащие,
Жаброродящие.
Их убили?
Хорош.
Сколь полезно убийство тли,
Так и то ни одной не убили.

Но мы можем
Спалить этот мир.
Ты не хочешь? А я вот порою...
Небо мстит
Ледяною золою,
Захожу в лесопарковый тир,
Разряжаю, словно в прохожих.
Ноет ретромотив.
Я - твой Клайд, моя Бони...

 
 
 
 

      В ПРЕДДВЕРИИ ЗИМЫ (2)


Как герой, в амбразуре сетки рябой
Увядает осенняя муха.
Он полирует чекушку рукой.
Она чистит минтая на кухне.

Он ковёр выбивает в остывшем дворе,
А она водит ложкой в кастрюле.
Снова лужи легли в ледяной трафарет,
И мороз из говна сделал пули.

И бездомный пёс кумира себе творит
В каждом прохожем.
Она развешивает бельё на капроновую нить.
Он точит ножик.

Сквозь отрыжку машин
Проступает запах зимы - пронзительно-тонкий.
Она по телефону громко говорит.
Я вспоминаю, как был ребёнком.

Небо рвёт на себе телогрейку, серую вату
В клочья.
Озираюсь назад куда-то,
Ни о чём не скорбя, впрочем.