
В молоко горизонта... Дитя щебечет над куриным супом... Пусть обугленный остов... Натощак в гостинице скрипят кровати... |
Как из дырявого пакета... Воробышек в горсти... Плотью платьев на плечиках... |
|
* * *
В молоко горизонта
Окунается взгляд
Льды Балтийского понта
Под ногами скользят
С неба снежная крупка
Оседает в зрачке
И прозрачное хрупко
Острие в кулачке
Дрессированный цербер –
Царь горы. Под горой
Нынче сватался к вербе
Белый снежный король
В мокрых варежках тесно
Милым детским рукам
Месит снежное тесто
ледяной великан
Вниз с покатого склона
В санках катится дом
И Балтийское лоно
спит под глянцевым льдом
* * *
Дитя щебечет над куриным супом,
где в каплях жира плавает лапша,
и солнце входит в комнату сквозь лупу
окна с балконом. Наскоро дыша,
в бульон с той целью, чтоб оно остыло,
малыш взахлеб выплескивает речь.
И я целую мальчика в затылок,
но не могу спасти и уберечь.
Ребенок смотрит в мир пятиэтажный
сквозь толстый слой немытого стекла,
а с неба капает сквозь дырочки на граждан
весенний дождь. И с нашего стола
летят тарелки в солнечные страны,
где есть всегда горячая вода.
Мой сын узнает поздно или рано,
что птицы улетают из гнезда...
А нам на жизнь пожаловаться глупо –
наш капитан за ужином – левша...
Дитя щебечет над куриным супом,
где в каплях жира плавает лапша.
* * *
Пусть обугленный остов
твоего корабля
примет Каменный остров,
как Святая земля.
И на выжженном снеге
возле самой воды
золотые побеги
от упавшей звезды
вскинут острые стебли
сквозь израненный наст
сквозь гранитные дебри,
сквозь несбывшихся нас...
Камнем лягут на плечи
древки древних знамен,
и глаза человечьи
с потемневших икон,
заглянувшие в душу,
неужели простят
нас, почуявших сушу
под ногами,
назад не нашедших дороги,
но искавших пути...
Изогнется двурого
медный месяц... Свети!
Сердцу в черных наростах,
на песок и сорняк,
Светлый Каменный остров,
как далекий маяк...
* * *
Натощак в гостинице скрипят кровати
Невелика нежность одеял на вате
Кривизна углов очевидна в дверном проеме
В головах бессонница стоит на стреме
От простуды – лужа в нечаянной ложке
От печали – жидкость в стекле на ножке
На плите прилежно цветут кувшинки
Мотыльками к свету летят снежинки
Из-под зимней куртки торчит футболка
Так проходит декабрь в ожиданьи елки
Две – три строчки в тексте всегда бесценны
Никогда не поздно уйти со сцены...
Новогодний праздник еще сюрпризней
будет, если снова вернуться к жизни
* * *
Как из дырявого пакета
тугая струйка молока,
всю ночь с дивана до паркета
стекала сонная рука,
впадая в пригоршню, теряя
границы русла. До светла
из круглосуточного рая
несли зеленого стекла
предметы антиквариата
в карманах затрапезных брюк,
и в рамки лунного квадрата
прекрасно вписывался круг
знакомств. Комар благоговейно
слетал с лепного потолка.
К стакану юного портвейна
стекала сонная рука.
* * *
Воробышек в горсти,
и нежность утюга...
Любимая, прости,
Но ты мне дорога.
Как видно из письма,
с Обводных берегов,
запарилась весна
над таяньем снегов...
Так хочется цвести
и нравиться шмелю!
Любимая, прости,
Я все еще люблю
кого-нибудь взахлеб,
до слез, до хрипоты,
до неба и по гроб.
Любимая, но ты
По-прежнему в чести
у нотного ключа.
Любимая, свети
по имени СвеЧа.
* * *
Плотью платьев на плечиках
мы платили, шутя.
Хохотали бубенчики
в балахонах шутят
в балагане на площади
под рыдающий альт.
Грудью падали лошади
на горячий асфальт,
вороные и белые,
(им ли быть под уздой).
С неба катится спелое
солнце бледной звездой.
А по утренним улицам,
в человеческий рост,
ангел ходит и жмурится,
пьян и весел, и прост,
в позолоченном платьице,
сам себе – часовой.
С неба сонное катится
солнце вниз головой.