Новости
ЧАЙНОЕ
за окном гром-тарарам
небо рвет напополам –
в доме тихо и темно,
сонно, обесточено...
я под одеялом с кошкой –
все как будто понарошку
[полнолунье, хоть луна
мне отсюда не видна].
2001
ДЕМИСЕЗОННОЕ
я избита, как битой, beat-ом,
я умыта миром и морем,
небо белое как сквозь сито
посыпает улицы хворью.
я сердита своей грустью,
я не здесь и не там, я где-то...
целый день льют дожди: и пусть их,
может быть, напоят лето.
2002
ТИШИНА
из чего состоит тишина?
а она
сплетена
из шершавости чистого льна
из теней от ресниц
из теней от страниц
из кружения пыли и кружева лиц
на листе
из бега машин за окном
из «сейчас» и толпы всевозможных «потом»
из чего-то, лишенного величины
без чего
не узнать Ничего
тишины.
2003
* * *
вороны летают и голуби, гадят
асфальт покрывая белыми кляксами
извести, чертят на клетки тетрадные
небо над городом, люди сами
минуты считают – часы устали
2004
ТЕЛЬ-АВИВУ
...за звуки ночные
дневные – извне
которые мне
не мешают слушать
люблю этот город –
за то, что он не
покушается на
мою
душу.
2004
СТРАШИЛКА
то погромче, то потише
кошки любятся на крыше
на посту в кухонной нише
холодильник холодышит
тишина за дверью тает
в темноту следы сметает
страх крадется серой мышью...
слышишь?
2004
ПОД ЗАНАВЕС
истратив ночь на дребедень, от разговоров
с самой собой заиндевев до хрипоты,
я кличу: «тень!» [мы с теменью на «ты»]
«включили день.
пора задернуть шторы.»
2004
ИСХОД ИЗ ПРЯНИЧНОГО ДОМИКА
когда все стрелки будут – вниз,
из цепкой круговерти
тоски... я выйду на карниз,
но не затем, поверьте:
я посмотрю наверх – назло,
и перелетный ветер
по-птичьи ляжет на крыло
и может быть, заметит
меня... и может, унесет
с собой, туда, где вензель
вы-пи-сы-ва-ет самолет,
и где заждался Гензель.
и мы вернемся, наконец,
домой по крошкам хлеба –
к луне, как мятный леденец
приклеившейся к небу.
2004
МНЕ ПОЛДЕНЬ ПОДАРИЛ КУСОЧЕК НЕБА...
...такого чисто-голубого неба,
что посереет рядом бирюза.
что если между ним и тротуаром
воздушного не будет змея (шара?)
состарятся до времени глаза.
2004
И БЫЛО УТРО...
скоро будет светать –
сквозь дырявую серую вату
станет видно, как тать
лапу тянет за глупой луной;
скоро будет опять
непроспавшийся город измятым
рукавом протирать
свои сонные стекла, слепой;
скоро будет швырять
непочтительный звон аппарата
в тишину – наши «да?»
завалявшейся медью скупой;
скоро будет светать...
и уйдет по дорожным заплатам
поэтичная Та,
каждый шаг отмечая клюкой.
2004
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ПАНА
по ночам это небо
превращается в космос,
круглоликая Феба
дирижирует звездам,
одураченный город
окунается в вечность,
и бродячие своры
обращаются в нечисть;
гнутся линии судеб
от собачьего лая,
и бродячие люди
собираются в стаи,
длинноухие кошки,
словно духи, неслышно
оживают на плоских,
по-восточному, крышах;
в переулках чернильных
беспризорщина-ветер
забавляется пылью
и играючи, с петель
ставни рвет и стучится
в окна спален, и книгам
раздувает страницы;
...и заходится криком,
испугавшись спросонок,
у себя в колыбели
беспокойный ребенок...
Пан шалит на свирели.
2004
ТЫ ЗАХОДИ
ты заходи – что, если той
вдруг окажусь? подряды и сделки
перечеркнув жирной чертой,
наши края не тронув побелкой,
съедет зима, уплатив за постой
водой; на модных пальто, как белки,
воротники полиняют весной,
и завибрирует медной тарелкой
солнце; просоленной пеной густой
[летние мысли обычно мелки]
выплюнет море на берег пустой
чувства... и зноя притушит горелки
осень, дохнув прелой листвой,
леностью пледа и теплой грелки...
я буду ждать – адрес простой:
угол большой и минутной стрелки.
2005
БЕЗ ТОЛИКИ
без толики
мне тридцать лет,
и пусть
не обмануть ни время, ни законы
природы, и цикличности сезонной
не разомкнуть,
я ставни распахну –
чтобы в затянутый стеклом прямоугольник,
как профессиональный посторонний,
луна светила, не давая мне уснуть;
чтоб на рассвете снова заглянуть
туда, где были были чем-то заоконным
и говорил с иванушкой бездомным
покойник...
и
где матовая муть
голубоглазого младенчества –
озоном
дышала свежим
и нестриженным газоном
смущала подотчетных и резонных
садовников –
борцов за чистоту,
души растрепанность мою и наготу
признавших, видимо, постыдным моветоном
[и даже убедивших в оном
наивную меня]...
я все верну
[ведь можно же вернуть!]
чтоб, выжигая кислородом грудь,
через поросшие травой кордоны
мой жадным и живым (животным) стоном
прогнулся путь;
чтоб, не прося пардону,
безумным, еретическим тритоном
свербила суть...
я дотяну
до тоники.
2005
FUR ВЦ
веки прикроют глаза, как сухие листья,
вяло обвиснет изношенным платьем кожа;
утренний чай, где вместо лимона – мелисса:
в чем-то с тобой мы, наверное, станем строже.
[только не бей меня больно за эти строчки]
может... я где-то читала: ты знаешь, старость –
это не только когда понимаешь точно,
сколько ты прожил и видишь, сколько осталось.
в старости снова возможно стать непорочным,
неприручённым. даже на самую малость –
год, или два, или десять... но поздно ночью
шепчется мне: «неужели я догадалась?
и неужели все так и будет – литься
дождь не устанет, и я не устану тоже
не-своего ждать мифического Улисса?..»
вы с ним, наверное, призрачностью похожи.
2005
СМОТРИ
как старый дом, покрытый бежевым
налетом времени, на улице
присяду, вытянув ступени вниз
и вперед – прошу, разуемся
и выпьем чаю, или кофию,
со сладким дымом перемешанным:
смотри, как пляшет, бьется сОфия,
на feel-е собственном подвешена.
смотри, как солнце, глазом бешеным,
но не сожги мою утопию
(я знаю – говорю, конечно, я,
как конченный курильщик опия).
смотри... – а в окна юность, бережно
бычок запаливая, щурится
и челку треплет снизу – наискось,
и ухмыляется невежливо.
2005
ИЗ-ПОД ЕРШАЛАИМА
я не войду в этот город,
я где-нибудь рядом осяду –
там, на зеленых холмах,
где оливы, платаны и сосны;
здесь, на зеленых холмах
я осяду, где звон колокольный –
звон колокольный
и синее небо над звоном.
здесь, у ограды останусь,
где всякому зверю привольно –
даже такому, как я,
неизвестного вида и рода...
я не войду в этот город,
меня не пропустит охрана:
сосны, платаны, оливы
и два кипариса у входа.
2006
КОГДА УЙДУ...
когда туда, откуда нет возврата,
истратив на билет в один конец
всю медь и никель, я уйду, когда закатом
пробьет и стихнет, замедляя стук сердец,
парома колокол... ты, звоном оглушенный,
рассветом ослепленный, на бегу
запнешься на росой посеребренной
дорожке парка – я в ответ на берегу
замру другом и облаков отечных
завесу сизую, очнувшись, отвести
не в силах, прошепчу: я не нарочно.
я подожду тебя. прости и отпусти.
2006
В ТИШИНЕ...
в тишине нави сумеречной, в паутине покоя,
где не слышно ни тиканья дней, ни годичного боя,
тень за тенью в пушистой пыли я коплю, слой за слоем
руки, лица, глаза, голоса порыжевших от зноя
да табачного дыма людей... и когда мне косою
извиняясь ухмылкой, изменит удача порою
своевольная, помню – за черной придет полосою
полоса незапятнанная: если выстою – стою,
видно, прожитых лет; если не-, то своей чередою
лето осень заменит, зима ощетинится хвоей –
без меня. унывать не спешите: мы с оле-лукойе
на странице загнем уголок – там, где я молодою
остаюсь. к черту грусть, к черта бабушке все остальное!
будет утро, зальется румянцем рассвет, как в кино, и
солнце веки разлепит и дочестна землю отмоет
от чернил – только ветер лохматый закружит над морем
пепел слов
пепел снов
как пушистую серую пыль.
2006
К ТЕНИ
мне нужна моя тень:
я без тени не чувствую света –
лишь хрустит канитель
оглушительно-ЭТОГО лета.
мне нужна моя тень:
я без тени как будто раздета –
полуночь-полудень
полудушно дымит сигаретой.
мне нужна моя тень:
я без тени мучительно где-то,
ни при чем, незачем,
не у дел – как припев без куплета.
мне нужна моя тень:
(Я без Тени – вопрос без ответа)
без причуд, без затей –
просто тень, и спасибо на этом.
2006
ПРОСТИТЕ
простите, простите,
я плакса и нытик,
завистливый критик,
но лишь потому,
что от экономик
устала, политик,
разбитых корыт и
уже не пойму –
где житель, где зритель
во мне... отпустите,
за мной не ходите,
оставьте одну.
хотите – любите,
но только не врите,
а значит, молчите –
слова ни к чему.
2006