Новости
* * *
Напугай меня, судьбинушка, любовью.
Я хожу уже непуганым три года.
Я доверчиво гляжу в лицо любое,
кроме мата ничего не ожидая,
ведь на улице холодная погода,
а любовь, как говорят, не раньше мая.
Напугай меня, судьба, обычным счастьем.
Я от счастья защищаться не умею,
потому что на душе моей ненастье,
скука серая и скользкая, как осень.
Я давно уже почесываю шею
Да поглядываю вверх на сучья сосен.
Я давно уже хожу разбойным часом,
нож холодный глажу теплою рукою
и от страха снова с чем-то повстречаться,
чем судьба не напугает меня боле,
в меланхолии мечтаю под луною:
напугай меня, судьба, обычным счастьем,
напугай меня, судьбинушка, любовью.
* * *
Я настрою душу и гитару,
чтобы петь и славить королеву.
Я спою о волнах Гибралтара,
где топил испанскую галеру.
На Фолклендах видели пингвины
генералов, вставших на колени –
я сорвал штандарты Аргентины
и пропел : "О, слава королеве!"
На счетах моих, увы, ни пенни,
я – последний в награждений списке,
что рука владычицы писала.
На губах моих такие песни,
от басов загробных и до писка,
королева, выслушай вассала!
* * *
Я шел, чтобы с тобой проститься,
шумел Ростов, а в небе пели птицы.
Ты шла, чтобы меня увидеть
чтобы опять любить и ненавидеть.
Мы шли. Навстречу. Не на встречу –
на расставанье в этот чудный вечер.
...И вот, спустя каких-то лет десяток,
я понимаю, как был шаг мой шаток.
И как тверда и неизбежна поступь
того, что мы зовем "любовью" просто,
что в дом входило, прогоняя скуку,
и принося восторг, и грусть, и муку...
Мы шли, не веря собственным шагам.
И той, что прошагала так по нам.
* * *
Дуэтом поражений и побед
поет мне жизнь. Но вдаль течет вода.
Что вспомню, выйдя к устью? Может, свет.
А остальное, право, ерунда.
Две женщины порвали мой портрет.
Одна хранила долгие года.
Что в женщине любил я? Только свет.
А прочее приложится, да-да.
Моих деяний неглубокий след
весной растает в Лете навсегда.
Останется, быть может, слабый свет.
А память человечья – кромка льда.
Мои стихи, мой песенный куплет
расхает критик, что мне в том вреда?
Я написал четыре раза "свет",
не пожалев на это лишь труда.
* * *
Научи меня, дерево, так танцевать,
чтоб под ветреность дудок Перу
и под лестничность Баха-дождя
и Бетховена-грома удар
разучил я все стили на свете, которые
могут существовать.
Подари мне окраску сезонов, Сезаннов,
ДалИ или дАли, разлук и разлук,
чтобы та, что не может корней оторвать,
прикоснулась к шипам моим лаской-листом,
и адажио скромных альтов Альбинони
заструилось в волокнах ее,
а иначе как можно на свете
существовать?
Научи меня, дерево, так танцевать...
* * *
Все, что останется от прошлого меня,
сложи в коробочку, поставь на антресоли,
там, где остатки соли и фасоли,
теперь хранится будет до ре ля.
Что остается? Видимо, ми си.
Ну, что ж, вина и рюмки принеси,
мы выпьем вишни с ромом и споем
о том – о сем таинственным мисем.
И да не станет песня лебединой,
которую хрипит магнитофон,
что восемь лет пылится под гардиной,
пытающейся застить свет окон.
Вот поздравленье к празднику, прими.
(Как много смысла скрытого в "восьми"!)
* * *
Я плету свои рифмы, уставившись тупо
на конверт с яркой маркой страны Гваделупа
(или что-то такое, не видно без лупы) –
я ищу свежей рифмы для слова "любовь".
Та, которая пишет мне письма, стараясь,
где-то там вдалеке, в полушаге от рая,
не подскажет, наивная и неземная,
свежей рифмы для старого слова "любовь".
Далеко, бесполезно вытягивать шею,
пишет письма она лебединым движеньем,
и неясность далеких таких отношений –
что-то новое к старому слову "любовь".
Слава богу и жаль, никогда и нигде мы
не сойдемся, разрушив табу и тотемы...
Слава богу и жаль – повторение темы.
Как все это старо! Как все это "любовь"...
* * *
Идет караван мой по пустоши лет,
Куда караванщик укажет.
И каждый верблюд в нем – певец и поэт.
А как же?
И я – не последний носильщик в роду,
Хотя не дорос до Гомера.
Но счастлив уже тем, что в связке иду,
Без меры.
Мы все перевозим поэмы небес,
Не слишком вдаваясь в подстрочник,
Нас гнет до земли ощущаемый вес
Тех строчек.
Не весь караван, но какая-то часть
Достигнет оазисов Млечных,
И там уж напьется Поэзии всласть
Навечно.