ЛЮБИМОЙ


В мире - ты одна отрада
От начала и до края.
Мне любой другой не надо,
Если ты есть - дорогая.

Мне твоих волос касанья
Наслаждение без меры.
Дни и годы расставанья
Без тебя мертвы и серы.

Пусть в годину эту злую
Разлучают нас, калеча.
Я еще перецелую
Твои волосы и плечи.

Мы назло судьбе и людям
Пробредем сквозь льды и вьюгу.
Ничего не позабудем
И вернемся вновь друг к другу.

Как бы дьявольская сила
Разлучить нас не хотела,
Я вернусь к желанной, милой,
Лишь к тебе, родная Элла!

2.12.2002 г.



 
 
 
 

            * * *


Все мысли - только о тебе
С утра и дотемна.
И нет другой в моей судьбе,
Лишь только ты одна.

В разлуке понял я сполна,
Хоть мысль банальна та:
Мне дорога лишь ты одна,
Иначе - пустота.

Я благ земных не посулю,
Что взять с меня теперь?
Пусть я в тюрьме, но я люблю,
И ты, родная, верь.

Ты ничего мне не должна,
И я осознаю:
Во всем, что есть - моя вина,
Прости вину мою.

Я одинок, как на Луне,
Хоть здесь народ вокруг.
А ты приходишь лишь во сне
И пропадаешь вдруг.

На годы мы разлучены,
А может, и на век.
И, значит, далее Луны
Любимый человек.

Так долго нет тебя со мной,
Недели стоят лет.
Я образ твой забыл земной
И помню только свет.

Свет золотых твоих волос,
А может, серых глаз:
Куда важней, что мне всерьез
Ты свет и Бог сейчас!

Как блеск заката из-за туч,
Что догорит дотла,
Ты для меня последний луч
Надежды и тепла.

Кусая губы до крови,
Я вновь шепчу в тоске:
Ты просто, милая, живи,
Хотя бы вдалеке.

Я потерял лицо и честь,
Но все перетерплю,
Когда ты в этом мире есть,
И я тебя люблю.

20.12.2002 г.



 
 
 
 

            ПРОГУЛКА


Мороз ушел. Тюремный дворик
Тонул в барханах снеговых.
И я там был - как бедный Йорик
В могильном склепе средь живых.

Вверху живое небо пело.
Охранник ежился вверху.
А в склепе запертое тело
В мозгу гоняло чепуху.

Здесь ценятся простые вещи:
Живого воздуха глоток,
На шконке сон, и чтобы вещий,
Надежды слабенький росток.

Здесь так приятно обмануться,
Мечтая выбраться из пут.
И чтобы вновь к живым вернуться,
На многое готовы тут.

Наркотики самообмана
Весьма заманчивая жуть.
Души растерзанная рана
Глядишь, затянется чуть-чуть.

Но боль вдвойне вернется снова,
Нахлынет безысходность вдруг.
И не найдется в мире слова
Для облегченья этих мук.

А к ночи вновь похолодало,
Задуло стужей из щелей.
Я размышлял в тиши устало:
Себя напрасно не жалей.

Обман и жалость бесполезны,
Мечтанья всуе не в чести.
Из адовой тюремной бездны
Лишь время может увести.

Лишь в этом злая неизбежность,
Чтоб пронести через года
Нечеловеческую нежность
К любимой - раз и навсегда.

Далекой женщины дыханье,
Биенье жизни в сетке вен
Мое замедлят умиранье
Среди тюремных мертвых стен.

Пока в космическом эфире
Связует нас живая нить,
Возможно выжить в этом мире
И вновь сердца соединить.

21.12.2002 г.



 
 
 
 

            ПЕРЕДАЧА


Я не помню, какого числа,
То, что было зимой - не забуду,
Передачу ты мне принесла,
Разных вкусностей целую груду.

Чтоб побаловать мужа-зэка,
Ты тащила тяжелую ношу
В стужу лютую, издалека,
И в письме написала: "Не брошу!"

Ты теперь без поддержки, одна,
На тебе непосильное бремя.
Хоть порою сама голодна,
Носишь мне что получше все время.

А тогда - даже кинуло в жар:
Я увидел чудесные груши.
Для зимы - удивительный дар.
Мне тюремный уклад он нарушил.

Ты себе этих сочных плодов
Не позволишь, чтоб мне лишь досталось,
Средь тюрьмы и седых холодов
Погурманствовать самую малость.

Жизнь пожертвуешь ты за любовь,
Сухари запивая слезами,
Версты снежные меряя вновь,
Чтоб со мной повстречаться глазами.

Я не стою такого огня,
И слеза навернется украдкой.
Почему ты так любишь меня,
Навсегда остается загадкой.

Чувств твоих поднебесную высь
Не постигнув, почтительно млею.
Ты меня, дорогая, дождись.
Отслужу, отлюблю, отлелею:

28.12.2002 г.



 
 
 
 

            НОВОГОДНЕЕ


Немного картошки - поболе воды,
Все это в тюрьме называется ужин.
Вот так поживаешь, не чуя беды,
А гром прогремит - никому ты не нужен.

Я нынче упрятан за стены тюрьмы,
И в камере холодно - стужа да ветер.
В окошке - узор ледяной бахромы.
Не нужен зэка никому в целом свете.

Но нынешний вечер у нас не простой.
На воле напьется немало народу.
А нас накормили картошкой пустой -
Подарок от общества к Новому году.

Конечно, я ныне ужасный злодей.
Мне скудная пайка - и то одолженье.
Надежно упрятан от мирных людей,
Этапом влачу лишь по миру движенье.

Без разницы всем, что случится со мной -
Страницы тюремно-безрадостной прозы.
Охрана, режимники, кум, корпусной,
Здесь даже на праздник не Деды Морозы.

В канун новолетья конвойные псы
В Централе завоют, как серые волки,
Чтоб в камерах месяцы, дни и часы
Мы жили без праздников, женщин и елки.

Но с воем нам эхом ветра донесут
На башне державной курантов удары.
Год новый начнется - этапы и суд,
Тюремные праздники, будни, кошмары.

И надо стремиться вернуться домой,
Пройти все запретки, ворота и двери,
За зоною зону, тюрьму за тюрьмой,
Но в праздники, елки и лучшее веря.

31.12.2002 г.



 
 
 
 

ПИСЬМО ЛЮБИМОЙ


Замело окошко,
В камере теплей.
Подожди немножко,
Слезы зря не лей.

Спецэтапом скоро
Увезут в Ковров
Вновь для разговора
С парой оперов.

Хоть гадать и сложно,
Велика цена,
Свидимся, возможно,
Милая жена.

Церберы конвоя
Пусть дубинкой пнут,
Встретимся с тобою
Хоть на пять минут.

Время здесь не лечит,
Все с приставкой "не".
Мне с тобою встречи
Словно свет в окне.

Снег исчезнет, тая,
Будут лить дожди,
Ты меня, родная,
И подолгу жди.

Вновь окно, как прежде,
Снегом занесет.
Пребывай в надежде,
Что любовь спасет.

Мне любовь иная
Не нужна вовек.
Жди меня, родная,
Милый человек!

2.01.2003 г.



 
 
 
 

            СВЯТКИ


Начинаются святки,
Время зимней гульбы.
Здесь другие порядки,
Не уйдешь от судьбы.

Светит солнце на воле,
Лишь в Централе темно.
Утвержденные роли
Всем играть суждено.

Если камеры своды
Не давили на грудь,
Не оценишь свободы
И живешь как-нибудь.

Дни свои прожигая
От утра допоздна,
Позабыв, что другая
Есть всегда сторона.

Я не помню, как солнца
Согревают лучи.
За решеткой оконца
Видно лишь кирпичи.

Разве сон лишь приснится:
Зимний лес без конца,
Чьи-то близкие лица,
Дорогие сердца.

Ярко-синие тени
На искристом снегу.
Вдруг истома до лени,
Чей-то смех на бегу.

Кроме белого поля,
Горький дым костерка.
Ощущенье, что доля
И светла, и легка.

Хоть все это далеко,
И сюжетец не нов,
Такова подоплека
У несбыточных снов.

Каждый миг старой роли,
Что вчера не ценил,
Будет дорог до боли
И особенно мил.

Начинаются святки.
Как кому повезет.
Жизнь летит без оглядки
Или сроком ползет.

7.01.2003 г.



 
 
 
 

            * * *


Пусть все отняли у меня,
Семью, любимую, свободу,
Пусть я не вижу света дня,
Вкушаю только хлеб и воду.

Пусть днем и ночью стерегут,
Грозят упечь меня до смерти,
Готовят пусть неправый суд -
Всему вы этому не верьте.

Не рассуждайте наугад,
Что дело дрянь с моей судьбою,
Ведь я несказанно богат,
Хоть все свое ношу с собою.

Я меж решеток вижу щель,
В нее видна полоска неба.
Пускай уж несколько недель
На вольном воздухе я не был.

Мне есть, где голову склонить,
На шконке лучше, чем в могиле.
Моих воспоминаний нить
Здесь оборвать никто не в силе.

Со мною сонм любимых книг,
Пусть только в мыслях, но дословно.
Как вечереет - к ним приник,
И снова сердце бьется ровно.

Мы все в тюрьме не без греха,
Но здесь людей достойных море,
Что ценят музыку стиха,
Всегда поймут чужое горе.

Еще фантазия со мной,
Моя мечта всегда крылата.
Ее не сдержат ни стеной,
Ни даже дулом автомата.

И часто в полуночный час
Ложатся строчки на бумагу,
Сплетаясь вдруг узором фраз
Про жизнь, про волю и тюрягу.

Но есть сокровище ценней -
Родная женщина-ребенок.
Я счастье ведал только с ней,
Чей светел лик, а голос звонок.

Я лучше тела и души
Не отыщу, пока живется.
И знаю, сколько ни греши,
Моя любовь меня дождется.

Пусть все останется в былом,
И знанье жизни будет ложно,
Пусть смерть таится за углом -
Меня ограбить невозможно.

9.01.2003 г.



 
 
 
 

            ОЖИДАНИЕ


Не носят твоих мне писем,
Не ведаю - почему.
В тюрьме человек зависим,
Лишь верить да ждать ему.

Давно я тебя не видел,
Как въехал под свод тюрьмы.
Прости, если чем обидел,
Не ценим любимых мы.

На воле храним мы мало,
Не очень-то бережем
Спасающих, чуть устало
Нас любящих верных жен.

Мне здесь не дают свиданий,
И больше не снятся сны.
Обманутых ожиданий
Недели полным-полны.

Лишь вечерами лунища
В окошко пошлет привет.
Души моей пепелище
Зальет ее мертвый свет.

Ах, милая, где ты, что ты?
В какой ты теперь дали?
Какие сейчас заботы
На плечи твои легли?

Не надо питать иллюзий
И твой ожидать приезд.
На нашем с тобой союзе
Похоже, поставлен крест.

К черте подошли, похоже,
В две тыщи втором году.
Я знаю о том, но все же
Свиданий и писем жду.

За жизни своей ошибки
Придется платить года.
Сиянье твоей улыбки
Увижу ли я когда?

Любви моей имя всуе
Не вымолвлю, мне дано
Лишь грезить о поцелуе,
О том, что ушло давно.

О счастье, что зря растратил,
В разлуке сходить с ума
И в сумрачном каземате
Заветного ждать письма.

Пусть множество мыслей гложет,
Все больше - хандра и грусть,
Но утром надеюсь, может,
Письма твоего дождусь:

14.01.2003 г.



 
 
 
 

            * * *


Минул день. Молчит тюрьма.
Ни свиданья, ни письма.
Здесь и жизнь, и честь пустяк.
Было так и будет так.
Пусть зэка сойдет с ума -
Ни свиданья, ни письма.
Вот такая колея.
Ты жива ли? Жив ли я?
Боже праведный, скажи,
Кто из нас остался жив?
Мне пожалуй на год впрок
От любимой пару строк.
Окажи такую честь,
Если ты, Всевышний, есть!

15.01.2003 г.



 
 
 
 

            БЛАГАЯ ВЕСТЬ


Евангелий благие вести -
Святой премудрости родник.
А для меня, скажу по чести,
Любимой письма - книга книг.

Как ждут оазиса в пустыне,
Чтоб средь песков напиться впрок,
Срок заключения отныне
Лишь ожиданье милых строк.

Вновь перелистываю к ночи
Заветных весточек расклад.
Округлый полудетский почерк
Мне каждый раз ласкает взгляд.

Как будто голоса звучанье
Частит биение крови,
Напоминая, что венчанье
Нас сочетало по любви.

Средь грязи, пошлости и вздора,
Когда себя не помню сам,
Возможность с милой разговора,
Пускай заочного - бальзам.

В три раза сложена бумага,
Слегка надушенный конверт:
Любая весть от милой - благо,
Отодвигающее смерть.

17.01.2003 г.



 
 
 
 

            МОЛИТВА


Пусть беда с бедою сходится,
И злорадствуют враги,
Пресвятая Богородица,
Заступись и помоги!

Не прошу себе спасения
В сих неправедных стихах.
Будни все и воскресения
Провожу я во грехах.

Что воздаст судьба-обидчица,
Полной мерою пожну:
Преподобная Владычица!
Защити мою жену.

Матерь Божия, Заступница,
Пожалей, хотя б слегка,
Ведь она же не преступница,
Если муж ее зэка.

Ни развода, ни измены я
Не тревожусь ни на грош.
В женах, Ты, Благословенная,
Посему меня поймешь.

За себя не стану жалиться,
Хоть в руках у палача,
Но жена моя - страдалица
Догорает, как свеча.

На иных столь непохожая,
Мне роднее всей родни,
Лишь ее, Ты, Матерь Божия,
И спаси, и сохрани.

Пусть мне не на что надеяться,
Сгину заживо в гробу,
Ты спаси, Мария-девица,
Аллу, Божию рабу:

21.01.2003 г.



 
 
 
 

      ТАТЬЯНИН ДЕНЬ


Татьянин день прошел
Нетвердою походкой.
Студенты высших школ
Вовсю боролись с водкой.

И даже кто давно
Решал науки ребус,
Напившись, все равно
Горланил "Gandemus".

Но, впрочем, я забыл,
Латынь давно не в моде,
И студиозный пыл
Иначе прет в народе.

Я был один не пьян,
Хоть грыз гранит науки.
Из множества Татьян
Никто не ждет в разлуке.

Средь жизни кутерьмы
Иной учебы бремя.
Азы наук тюрьмы
Зубрить настало время.

Кто квасил и орал,
Теперь лежат в кровати,
А для меня Централ
По жизни - Alma Mater.

В сегодняшней беде
Суровый ждет экзамен,
И скоро на суде
Поставят точку. Amen.

Все будет: А пока
Спецкурс иного рода.
Желанней "поплавка"
Заветная свобода.

Лишь срок пересчитать,
Как на молитве четки.
Менять судьбе под стать
Запретки и зачетки.

О будущем мечтать,
Любви, семейной неге,
Свою Татьяну ждать,
Хоть я и не Онегин.

Чтобы постигнув суть
О зоне и Централе,
Хозяину шепнуть,
Шагнув на выход: falle!

26.01.2003 г.



 
 
 
 

            * * *


Я сегодня бы выпил водки,
Всю бутылку - и без закуски,
Чтоб на день, только день короткий
Позабыть, как здесь стены узки.

Чтоб не думать в хмельном угаре
Об оставленном мной на воле,
О грядущем суде и каре,
О своей беспросветной доле.

Я хватил бы взахлеб по первой
И вторую догнал на совесть,
Чтоб свои успокоить нервы,
Не гонять грустной жизни повесть.

А вздохнув сквозь рукав, и третью
Выпил вслед, нутро обжигая,
Чтобы память не била плетью,
Мол, возможна и жизнь другая.

По четвертой и пятой проще -
Жарким стукнуло по затылку,
И на шконку почти на ощупь
Я б упал, но держал бутылку.

Из горла допив остальное,
Весь бы мир полюбил, но мало:
И виденьем лицо родное
Появилось бы и пропало.

Я потом бы проспал проверку
И, конечно, попал на кич.
Пусть менты со своею меркой
В мою сторону палкой тычут.

Все равно я бы пил в охотку,
Страхи все позабыв и гонки,
Но шныри не подтянут водку,
Разве, может быть, самогонки.

27.01.2003 г.



 
 
 
 

            A LA ТЮТЧЕВ


            Ах, этот юг, ах, эта Ницца,
            Как этот шум меня тревожит...
            Душа, как стреляная птица,
            Подняться хочет и не может...


Словеса типа Ницца - птица
Рифмовал, как я помню, классик.
Где та книга и та страница,
И в каком это было классе?

Машинально гоняя строки,
Суть не ведали - я ли, ты ли,
Если жизни своей уроки
Поневоле не просветили.

Я не видел, как классик, море,
Не ступал на Лазурный берег,
Но изведал утраты горе,
Хоть ни в чем не открыл Америк.

И теперь не могу без вздоха
Вспомнить стреляной птицы тему.
Что-то стало по жизни плохо,
Не решить жития проблему.

Боль расходится спозаранок,
Сверлит душу - поменьше тело.
А душа моя - как подранок,
Если б вырвалась - улетела.

Век сменился, сменились лица,
Манят нынче другие дали.
Но по-прежнему бьется птица,
Та, которой взлететь не дали.

Я кропаю другим размером,
Мне из клетки не видно неба,
Дипломатом и камергером,
Как тот классик, я в жизни не был.

Не ходил я с ключом при шпаге,
Лишь с заточкой - и то украдкой.
Но страдание на бумаге
Мне не будет теперь загадкой.

Ах, голубчик Федор Иваныч,
Excouse mua, если можно.
Ты слова, типа чифир, фаныч
Вряд ли понял бы - слишком сложно.

Я к тебе подкатил как к брату,
Как к поэту и полубогу.
Знаем мы, что любви утрату
Души-птицы снести не могут:

1.02.2003 г.



 
 
 
 

            ВОСКРЕСЕНИЕ


Сегодня воскресный день,
Зуб ноет - не быть бы флюсу.
Обычная дребедень
Бренчит по "Европе-Плюсу".

Движения вовсе нет,
Храпят следаки и судьи.
Песчинки среди планет -
Отсрочены наши судьбы.

Забыв о своих весах,
Клинок зашвырнув под ложе,
Фемида на небесах
Весь день отдыхает тоже.

Сейчас ее лик не хмур,
Не думает о работе.
Упитаненький Амур
Приснился суровой тете.

"Столыпин" стоит пустой,
Спят псы, подобравши лапы.
Сегодня версту с верстой
Не сводят в пути этапы.

Детишки для пап и мам,
Со всем без обычной злости
Конвойные по домам
Свои разминают кости.

Полковник пьет чай с утра,
На хлебе - шмоток икринок.
Матерые опера
С кошелкой бредут на рынок.

Потребности утоля,
Их жены пекут ватрушки.
На вешалках - кителя,
Сданы под расписку пушки.

И ангел-хранитель мой
Халявит на дармовщинку,
Не рыскает над тюрьмой
И крылья отдал в починку.

А завтра начнут опять
Державные ныть колеса,
За день притомятся спать
Детали сего колосса.

Встрепещет живая плоть,
По сердцу черкнет зарубка,
Как станет людей молоть
Казенная мясорубка.

Тяжелого дня конца,
Нам дали пока отсрочку,
И сменится много лун,
Покуда поставят точку.

Быть может, мой стих сердит,
Не выспался с ранней-рани.
Полгорода здесь сидит,
А прочие - бдят в охране:

2.02.2003 г.



 
 
 
 

            ШАХМАТЫ


Когда я не пил таблеток
И не считал седин,
В полях черно-белых клеток
Сражался, как паладин.

Обдуманно и без спешки,
Чтоб точно был враг разбит,
Бросал я в атаку пешки,
Разыгрывая гамбит.

Но пешки лишь начинали
Средь клетчатой целины,
Пронзая диагонали,
Вслед им неслись слоны.

А конница - справа, слева
Разила врага везде.
Что лошади - королева
Была у меня в узде.

Меняясь в игре ролями,
Меняя порой окрас,
Крутил, как мог, королями
При помощи кратких фраз.

Конечно, и там без мата
Нельзя обойтись никак.
Не место для дипломата
Среди беспредела шпаг.

Все это когда-то было.
Я временем жил, соря,
А сколько страстей и пыла
Тогда отгорело зря.

Сраженья на скользком поле
Кончаются каждый раз.
В обыденности клоаке (?)
Я в разных грехах погряз.

Печальна судьбы усмешка,
Обманет, мечтой маня.
Я нынче и сам, как пешка,
И клетка вокруг меня.

Тюрьмою судьба-волчица
Лелеет своих солдат,
И вскорости так случится,
Что просто меня съедят.

Обычный процесс размена,
Ведь пешек меняют тьму.
А близких фигур измена
Довесок всегда к тому.

Вот две стороны медали,
Хоть партия все идет,
Свои меня в жертву сдали,
Чужим же - мой цвет не тот.

8.02.2003 г.



 
 
 
 

     РУССКИЕ УСАДЬБЫ



            Барону Николаю Николаевичу фон Врангелю

Мне слышен мотив менуэта,
Хоть вроде никто не играл.
Возможно, от века все это,
Когда был построен Централ.

Мне снятся старинные шпаги:
Наследство дворянской родни,
Хоть в нашей тюремной шараге
У стражников палки одни.

Как будто напев по-французски
Донеся и стих за углом:
Нет-нет, от тюремной нагрузки
Еще я не сбрендил умом.

Пускай нахожусь в заключенье,
В безумцы писать не спеши.
Что прежде имело значенье,
То близко и здесь для души.

Хотя не хватает фактуры -
Тюремные страсти взамен,
Усадебной прежней культуры
Волнует меня феномен.

Постичь сей вопрос наудачу,
Наскоком - весьма мудрено.
Сегодня усадьбу и дачу
Считают почти заодно.

Лишь прошлого знанье сторицей
Поможет понять старый строй,
Как жили при императрице
Екатерине Второй.

Мерцали далекие звезды,
Цвела светляками трава,
Стояли дворянские гнезда
Незыблемы, как острова.

Оазисы в мире безбрежном,
Творенья искуснейших рук.
Напевом то диким, то нежным
Окрестности пели вокруг.

Пруды и тенистые парки,
Беседки взбегали на склон,
Средь зелени были так ярки
Фасады из белых колонн.

С прононсом французские фразы,
Французы - без грамот и виз.
Шикарные севрские вазы,
В столовой - такой же сервиз.

На случай особенный - даже
Шкатулку хранил кабинет:
Шедевр господина Лепажа -
Дуэльных пистолей комплект.

В огромных шкафах Лексиконы,
Дидро, Маллармэ и Эразм,
И кесарей римских законы,
Любовных романов маразм.

Прохладные гроты, аллеи,
Под скрипки и флейты - романс.
Балы, вечера, ассамблеи,
Кадриль, экосез, контрданс:

Картин золоченые рамы,
Портреты гвардейских орлов.
В альбомах стихи, эпиграммы
С рисунками женских голов.

Как много изящных прелестниц
И сонм кавалеров при них
Ступенями мраморных лестниц
Искали утех неземных.

Пусть сгинуло все и пропало,
Традиций кончается нить,
Но эхо старинного бала
Возможно еще уловить.

Египта и Греции боги
Для многих сегодня родней,
Чем наши поля и дороги
И след исторических дней.

Сегодня я вроде огарка,
Загасят с любой стороны,
Но чары усадьбы и парка
Как звуки щемящей струны:

9.02.2003 г.



 
 
 
 

                КУПОЛА


Словно ангел, сошедший с небес,
Купол храма сверкает в окошке,
Чтоб лукавый смущающий бес
Был в тюрьме безобиднее кошки.

Лишь вчера - точно помню - вчера
Я смотрел, натянув одеяло:
В аккуратном квадрате двора
Никаких куполов не сияло.

А теперь у стены корпусной
Словно образ нездешнего рая,
Наливаясь грядущей весной
Шлем церковный горит, не сгорая.

Впрочем, все объяснимо вполне,
За грехи это сходная плата.
Над Централом на общей волне
Вознесется сусальное злато.

В храме том не поставить мне свеч
И не слушать воскресной обедни.
Но как душу тюрьмой не увечь,
Не отнимешь надежды последней.

Пусть написан мне срок на роду,
И проблемы мои - не игрушки,
Верю я, что еще добреду
До обшарпанной сельской церквушки.

Где давно, наяву, не во сне,
Всех успехов и бедствий в начале,
Вот в такие же дни по весне
Меня с милой навек обвенчали.

Так мила мне любви кабала,
Без любимой не выжить на свете.
Всех цветов и мастей купола
Только с ней ослепительно светят.

11.02.2003 г.



 
 
 
 

            НАШЕ ДЕЛО


Про Божьи храмы и обители,
Где позабыто о земном,
И спят угодники-святители
В прохладных раках вечным сном,

О тех, кто спрятан под погостами
Под сенью старых тополей,
Про тракты, что шагали верстами
Среди усадеб и полей,

О парках с липами и кленами
Вокруг беседок и прудов,
И где под кручами зелеными
Следы от древних городов,

О крепостнической идиллии,
Охоте с пением рожков,
Как благородные фамилии
Своих пороли мужиков,

Как плыл вощеными паркетами
Круговорот изящных лиц,
И золотыми эполетами
Пленял корнет уездных львиц,

Про полупрусские мундирчики
Из-под суворовских знамен,
В которых детки-бригадирчики
Ходили с павловских времен,

Про косный быт мещанской братии,
Чей мир чернее всех ночей,
Ухватки вечной бюрократии -
Чинуш, хапуг и палачей,

Дрожа над памяти крупицами,
Храня истории родник,
С родным соавтором страницами
Мы создавали книгу книг.

Подобно Нестору-отшельнику,
Перебирая древний хлам,
Мы от субботы к понедельнику
Делили время пополам.

Любви и поиска мгновения
Переливались в чудеса,
И били крылья вдохновения,
Нас вознося на небеса:

Сегодня узник я и пария,
Но закрома полным-полны
Переизбытком антиквария
В полях архивной целины.

Тюрьма, допросы и свидания,
Страданья любящей жены:
Но верю - лучшие издания
Еще у нас не рождены.

Ни в чем, конечно, нет гарантии,
Но привлекают, как магнит,
Былых веков гербы и мантии,
И воздух прошлого пьянит.

20.02.2003 г.



 
 
 
 

ГОЛУБЫЕ КУПОЛА


Не хватало ли тепла,
Тяжела дорога ли,
Голубые купола
С детства душу трогали.

Чтобы забежать на склон,
Словно за наградою,
И отдать земной поклон,
Встав перед оградою.

Поделившись у ворот
Денежкой последнею,
В храм пройти, где уж народ
Собран пред обеднею.

Окунувшись в полумрак -
Трапеза - не улица,
Меж святых гробниц и рак
У икон ссутулиться.

Среди свечек и лампад
Попросить прощения,
Повторяя невпопад
Службы песнопения.

Обрести на все ответ,
Что судьбою задано,
Под неверный пересвет
В сладкой дымке ладана.

А обычаи, как встарь,
Простотою тронуты.
Старый батюшка в алтарь
Заходил как в комнаты.

Суете моей в укор
Вечность приоткрылася,
И слегка гнусавил хор
Бабушек на клиросе.

Сверху плит - половичек,
Двух оттенков полосы,
И под стать попу дьячок,
Сух и сед на волосы.

Даже с Господом на ты
Сельскою манерою
От святейшей простоты,
Что приходит с верою.

И не хочется назад,
Словно ноги спутало,
Манит светлый райский сад
В росписи у купола.

Древний движется обряд,
Не богат сюрпризами.
Византийский Цареград
Проступает ризами.

Словно сдвинулись века,
Лет разноголосица,
И тропа половика
До небес возносится:

Отошел обедни ход,
Все словесы - главные.
Помолившись на восход,
Вышли православные.

А в ограде - тишина.
Памятники с блестками.
Только птичья трель слышна
Между лип с березками.

Ароматом трав дыша,
Выйду за старушками.
Умягчается душа
Сельскими церквушками.

Снова хочется тепла,
Времячко весеннее.
Голубые купола -
Вера во спасение.

22.02.2003 г.



 
 
 
 

            23 ФЕВРАЛЯ


В двадцать третье число февраля
Раньше я напивался по праву,
Когда танком зеленым руля,
Вел, бывалочи, взвода ораву.

Помню я бархат новых погон,
Золотые сержантские лычки:
Мы тогда почитали закон
По усвоенной с детства привычке.

Дембельнувшись на родину - в тыл,
Позабросив значки, как игрушки,
Я студентом три года катил
Раз в неделю тяжелые пушки.

Показав заурядный талант
И на сборах попрыгавши малость,
Из сержантов я стал лейтенант,
Больше звезд мне ловить не случалось:

Как броня нашей камеры дверь,
Здесь воистину глухо как в танке.
С мясом вырваны звезды теперь
И опять не гулять на гражданке.

Ада Дантова меря круги,
В этом зэк переплюнет солдата,
Мы стране оказались враги,
Той, которой служили когда-то.

Нынче ключники пьют и конвой,
Что хранят от нас Родину нашу.
Я же с трезвой сижу головой,
Пью судьбы своей горькую чашу.

23.02.2003 г.



 
 
 
 

        ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ


К концу придут любые сроки,
Предел положен наперед.
Лукавят лживые пророки,
Коль говорят наоборот.

Страданьям всем бывает мера.
Всегда рассвет сменяет ночь.
Одни терпение и вера
Помогут беды превозмочь.

Все предначертано заранье,
Архангел бдит на небесах.
Не состоится умиранье,
Пока песок шуршит в часах.

Пока песчинки - дни и годы
Перетекают сверху вниз,
Любые страсти и невзгоды
Лишь провидения каприз.

Пусть неизбежны огорченья,
Со счастьем горе пополам,
Воздастся всем без исключенья
По нашей вере и делам.

Хотя в душе бушует смута,
Нельзя прервать по жизни лет,
Когда ты нужен хоть кому-то,
Когда тебя хоть кто-то ждет.

25.02.2003 г.



 
 
 
 

            ПЕРВОЕ МАРТА


Вот и дожили до весны.
Небо выше и воздух чище.
Перед Господом мы честны.
Если нет - то Всевышний взыщет.

Полной грудью и про запас
Марта я перепил, похоже.
Жаль, гуляем мы в ранний час,
Когда солнце во двор не вхоже.

На шершавом цементе лед,
Он заплачет перед обедом.
А над двориком - самолет
Режет синее белым следом.

Сероватая с серебром
Птица быстрая мчит куда-то.
Кто бы нас помянул добром -
Символичная ныне дата.

Утро жизни не в радость тут,
Травит голову сладким ядом.
Ненаглядных, что дома ждут,
Не достать ни рукой, ни взглядом.

Ни подснежников подарить,
Ни сиреневой пышной ветки,
И к чему вся мужская прыть,
Если мир уместился в клетке.

В наши тюрьмы и лагеря
Март приходит чуть-чуть иначе.
Этот день убивал царя,
А уж зэка добьет тем паче.

Подоспела весна, как встарь,
И хоть ей большей частью рады,
Отличается календарь
Здесь и с той стороны ограды.

1.03.2003 г.



 
 
 
 

            * * *


Как-то все устроится?
Чтоб спастись от грусти,
Я пошел бы к Троице,
Да конвой не пустит.

Жизнь моя потехою
Для печали с болью,
И тюрьма помехою
В лавру богомолью.

Убежал бы в город тот,
Где моя отрада,
Но не выломать ворот
И крепка ограда.

Улетел бы птицею
До родного крова,
Но моя милиция
Бережет сурово.

В март, как в омут, с головой
Прыгнул утром рано,
Но кругом овчарок вой,
И стоит охрана.

Брел бы леса чащею,
Справил новоселье,
Но весной пьянящею
На тюрьме похмелье.

Может, все и сложится,
Не порвутся струны.
Улыбнется рожица
Ветреной Фортуны:

3.03.2003 г.



 
 
 
 

            БОЛЬШЕ МЕСЯЦА


Мы не виделись больше месяца,
От судьбы не дождешься льгот.
Месяц март, и природа бесится,
Словно мартовский шалый кот.

Нам свиданье - как манна с облака,
Даже письма - как благодать.
Скоро в мыслях живого облика
Твоего не смогу создать.

Что-то светлое и весеннее,
Не лицо, а иконы лик.
Ты одна лишь - мое спасение
В мире следствия и улик.

Ты уже не земная женщина,
Светлый ангел, сошедший в боль.
Что бы ни было мне обещано -
Без тебя обратится в ноль.

Не помехою расстояния,
И что я угодил в тюрьму.
Серых глаз дорогих сияние
Словно звезды пронзает тьму.

Больше месяца мы не виделись,
Вместо снега - разливы луж.
Расставание - это видимость
Для навек неразлучных душ.

4.03.2003 г.



 
 
 
 

      ТОЛЬКО ВЕРА И ЛЮБОВЬ


Писем нет и вечер пуст,
Прожит день - и ладно.
Под окошком льдинок хруст -
Топает баланда.

День прошел, и писем нет,
Не спешишь с ответом.
И созвездия планет
Светят мертвым светом.

Нету писем, как ни ждешь,
За весною - лето.
Целый мир - мираж и ложь,
Если нет ответа.

Ожиданье без конца
Средь тюрьмы барака,
Ни любимой, ни венца,
Ни вдовства, ни брака.

Не избыть судьбы невзгод,
Жажды милых строчек.
Я отдал бы жизни год
За письма листочек.

Вспомню я, коль вечер тих,
Милую сторонку.
Дописать бы этот стих,
Да упасть на шконку.

Где я жил - сирени куст,
Дерево рябина.
На тюрьме же - только грусть,
Горькая судьбина.

Там, где милая живет,
Птицы вьются стайкой.
Здесь же мучают живот
Несъедобной пайкой.

Где когда-то я гулял
Не во вред здоровью,
Там закат кроваво ал,
Не моей ли кровью?

Как тюрьму ни славословь -
Все одна бравада.
Есть лишь вера и любовь,
Прочего - не надо.

5-6.03.2003 г.



 
 
 
 

      ВСПОМИНАЯ БЛОКА


Подобно Марку Блоку,
Хоть плаха ждут и кат,
Назло судьбе и року
Кропаю я трактат.

Пускай сижу во узах,
Напрасно дома ждут,
Совсем забыть о музах
Не в силах даже тут.

Здесь многое обуза,
И думы - палачи,
Но сквозь решетку муза
Проходит, как лучи.

Сидеть в тюрьме тоскливо
На первых на порах.
Но верен музе Клио,
Тревожу старый прах.

Копаю тихой сапой,
Взлетаю выше крыш.
Тут все же не Гестапо,
Хотя и не Париж.

Конечно, аналогий
Не провожу я нить.
Как Блоку "Апологий"
Мне тут не сочинить.

Но день до ночи длится
Средь строчек забытья.
Еще одна страница,
Еще одна статья.

Статья не в смысле срока,
Чьи буквы как свинец.
Дай, Боже, силу Блока,
Но только - не венец.

7.03.2003 г.



 
 
 
 

МАСЛЕНИЦА. ПРОЩЕННОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ


Что-то в сердце надломилось,
Воскресенье на тюрьме.
Ниспошлет ли Боже милость
Тем, кто мается в ярме?

Здесь пейзажи сквозь решетки
По обычью не новы.
Облака плывут как лодки
Средь безбрежной синевы.

Холодны глухие стены,
Гулок длинный коридор.
Нет веками перемены
Посреди тюремных нор.

Где-то масленица кружит,
Из соломы куклу жгут.
И оттаявшие лужи
Отражают этот суд.

Объедение блинами
Запивают, голося.
Праздник жизни - он не с нами,
Да и жизнь едва не вся.

В мир весенний возвращенья
Срок не вышел - не проси.
Нынче день - молить прощенья
Православным на Руси.

Я упал бы на колени,
Каясь средь душевных смут,
Только этаких явлений
Те, кто рядом, не поймут.

Солнце счастья иль могила
Ждут мою больную плоть,
Лишь бы милая простила,
Да помиловал Господь.

9.03.2003 г.



 
 
 
 

    ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОСТЬ ЮГА


Выделяясь из общего круга
Как былого один из осколков,
Уважаю экзотику юга -
Юга наших губернских проселков.

Островов золотистые пляжи
Привлекли бы меня, может статься,
Только с грузом архивной поклажи
Между пальм неудобно скитаться.

Мне милей судогодские чащи,
Селивановских дебрей местечки,
Запах сосен целебно-пьянящий
На извилистой Унже на речке.

Будут сниться, куда ни забросьте,
В старых храмах хоругви - как флаги.
И на Ново-Никольском погосте
Позабытых веков саркофаги.

Рядом с Судогдой в духе идиллий
Чудо-замок как будто с Луары.
Сверху шпицы из гербовых лилий -
Как ушедших господ мемуары.

Я не видел такого приволья,
Для покоя нет лучше оплота
Как в окрестностях Николополья,
Где теряются в дымке болота.

Коль к сему обращаюсь предмету,
Даже в камере чувствую жалость,
Что в Заястребье ястребов нету,
А в Дубенках - дубов не осталось.

У Языкова рядом в бурьяне
Деревянного зодчества пепел.
Что нуждается жемчуг в охране
Почему-то никто не приметил.

Мне милиновское разнотравье,
Спас-Железина сонная вечность
Помогают постичь православье,
Отрицая мирскую беспечность.

Спас-Купалищ глухие гробницы,
Башни Эрлекса к небу стремленье:
Человеческой жизни границы
По сравнению с камнем - мгновенье.

Впечатления, может, случайны,
Увлеченье сравнимо с игрою,
Но покров неразгаданной тайны
Так и хочется сбросить порою.

В смутной жизни и то утешенье
Для немногих смешных одиночек
Разбирать прошлых судеб смешенье
Посреди исторических точек.

13.03.2003 г.



 
 
 
 

            ЧУТКОСТЬ


Сквозь железную дверь - сквозняк.
В закругленном окне - звезда.
Словно свыше условный знак,
И гудят всю ночь поезда.

Тихий свет неземных миров
С прозаическим шумом слит.
Дни ползут под тюремный кров
Самой медленной из улит.

В голове целый день бардак,
Как и в камере - если шмон.
Моей жизни цена - пятак
Старый, медный - былых времен.

Зеленеет с годами медь.
Стало больше седых волос.
Нужно вытерпеть боль суметь
Без сомнений и лишних слез.

Я забвенья бы выпил яд,
Чтоб не дергаться в борозде,
Но далекой любимой взгляд
Уподобился той звезде,

Что заглядывает сюда,
Но не может ничем помочь,
Где далекие поезда
Беспокоят меня всю ночь.

15.03.2003 г.



 
 
 
 

      ЧИТАЯ СТЕФАНА ЦВЕЙГА


Ты сидишь в выходные дома
И читаешь австрийца Цвейга.
Мне такое давно знакомо,
Мы не даром одна семейка.

Я тобою лишь грезил, Элла,
А листал уже эти книги.
За новеллою шла новелла -
Смесь романтики и интриги.

Я сюжетов топтал тропинки,
Но милей оставался томик,
Где минувших веков картинки
И страницы романов-хроник.

Мне победа была как манна,
Когда турки пришли к Царьграду.
С каравеллами Магеллана
Я проплавал три года кряду.

Каждой строчки лелея слово,
Помню ныне и не забуду -
Грохот пушечный Ватерлоо
Тряс в серванте моем посуду.

Дон Энрике, влюбленный в море,
Конквистадоров гроздья гнева.
И сошедшая в мир на горе
Убиенная королева.

Я хотя и держался в рамках,
Ощущая условность, все же
Столовался в шотландских замках,
Что на тюрьмы мои похожи.

Словно дикого камня груды
Уцелели они доселе:
Укрепления Холируда,
Эдинбургские цитадели.

Там красиво жила принцесса,
Безрассудно и без боязни.
Все по правилам политеса -
И охота, и бал, и казни.

Хоть годов пронеслось без счета,
Но верна до сих пор примета:
От короны до эшафота
Как от вечера - до рассвета.

Можно долго петлять по миру
Без сомнения и без страха,
Время точит свою секиру
И заранее сбита плаха.

А достигнувши апогея,
С пика жизни и с упованьем
Сразу в залу Фотерингея,
Разве только с другим названьем.

Королева Мария, где вы?
Где те Стюарты и Тюдоры?
Только образ прекрасной девы
Нам напомнит про их раздоры.

Лишь с портрета Клуэ головка
Смотрит светски, но без улыбки,
Та, какую не слишком ловко
Только с третьей снесли попытки:

Свет пусть полнится злобным слухом,
Даже вынут топор из ножен,
Дорогая, не падай духом,
Мы читать еще Цвейга можем.

15.03.2003 г.



 
 
 
 

            * * *


Поэты любили писать про цветы,
Тот мир чуть поменее стар.
И клали за милых и честь-животы,
Шагнув под дуэльный удар.

Средь трепетных свеч и дорожных карет
На дальнем веков рубеже
Был ведом поэтам какой-то секрет,
Утраченный ныне уже.

Деревьев беззвучная песня слышна,
Природы негромкий привет.
И вирши кропал сын месье Шеншина
С внебрачной фамилией Фет.

Про прелести ельников, рощь и боров,
Про даль, что к закату - тиха,
Заветные перлы изысканных строф
Слагалися в форму стиха:

Завяли букеты классических роз,
Иные манеры и стать.
За грезы сегодня особенный спрос
Поскольку не время мечтать.

В тюрьме ни цветов, ни возвышенных книг,
Зеленого лука росток.
Лишь в форточку воздуха льется родник,
Да страхов скребет коготок.

Поломаны шпаги и сбиты гербы,
Наш век - не в седом парике,
Вчерашние вольные - нынче рабы,
А музы торгуют в ларьке.

Но надо стерпеть, не спешить на погост,
Переча суровым годам.
Чуть-чуть, но осталось нам солнца и звезд,
Божественных строчек и дам.

16.03.2003 г.



 
 
 
 

            КРАСНАЯ ГРИВА


Есть деревушечка - Красная Грива,
Серые избы над тихим прудом.
В чем-то название даже игриво,
Но понимается нынче с трудом.

"Красных" названий на карте немало -
След революций гибельных чар.
Что же за конь здесь посверкивал ало,
Спутанной гривой горя, как пожар?

Красная где отыскалась скотина?
Гривы какой разгорелся огонь?
Может, с натуры писалась картина:
Мальчик, купанье и пламенный конь?

Впрочем, бунташного века примета
Тут не причем. Началось не вчера.
Да и коняга кровавого цвета
Вовсе не хрумкала здесь клевера.

Годы летели, как клин журавлиный,
Вешние воды размыли поля.
Встала гряда с красноватою глиной,
Тлеющим пламенем травы поля.

Дальше - порой неизведанной, древней
Рядом с грядой появилось жилье.
Домики встали порядком-деревней,
Красная Грива назвали ее.

В древней земле стародубских владений
Скудно родили пшеница и рожь.
В смутную пору степных нападений
Месяц без сечи уже был хорош.

Разве спасали дремучие чащи,
Если нагрянул татарский набег.
Ельник насупленный, мрачно молчащий
Прятал следы от крестьянских телег.

Царь Михаил, что был первый Романов,
Вотчины жаловал тем из дворян,
Кто от поляков и разных смутьянов
Русь защитил и томился от ран.

Строчка гласит летописного свода:
Кровь проливали герои не зря -
Князь Барятинский, лихой воевода,
Пять деревень получил от царя.

Кольцами стружка кудрявилась ровно,
Красная Грива - помещичья власть.
В срубы ложились сосновые бревна -
Терем велел себе выстроить князь.

Время струилось: поминки и свадьбы,
Полнился к осени хлебом амбар.
У красногривской господской усадьбы
Переменилося множество бар.

Вслед Барятинским пришли Чепелевы,
Симонов позже - придворный фурьер
Разных отличий стяжавший уловы,
Превосходительство и кавалер.

Симонов род где-то лет с полтораста
Средь красногривских царил рубежей.
Белая кость, офицерская каста,
Все - лейб-гвардейцы из камер-пажей.

Черный мундир, галуны и узоры,
Блеск эполет, треуголки султан,
Дам в кружевах восхищенные взоры,
Стройная ножка, изысканный стан.

Екатерины пора золотая,
Шпиц Петропавловки, словно игла.
Воронов черных зловещая стая
Замок Михайловский не сберегла.

Тратились деньги ковровских оброков,
В вотчинах летом гостя иногда,
В гуще столичных событий и сроков
Прямо в Историю шли господа.

Через Смоленск и Москву до Парижа
С грузом крестов и брильянтовых шпаг
Не уронили державы престижа
Наши помещики, меряя шаг.

Неповторимое, славное время.
Правил незыблем и строг этикет.
Люду крестьянскому - тяжкое бремя,
Их властелинам - парад и паркет.

Пробил черед для другого глагола:
Освобожденье, надел, манифест,
Волости, земство, крестьянская школа,
Фабрики, что задымили окрест.

Прежде ходившие с красным товаром,
Бойко торгуя по разным углам,
В дом мужички возвращались с наваром,
Медь с серебром принося пополам.

В дальних местах обивая пороги,
Убыла враз коробейников рать,
Как на чугунке - железной дороге
Стали железные кони орать.

В мастеровые, ткачи, подмастерья
В город тянулся уезд за рублем,
Прежних времен умирали поверья,
Шли вековые устои на слом.

Мало кто мог угадать продолженье
Старых традиций печальный конец.
В праздник престольный Преображенья
Путь красногривцев лежал на Венец.

Купол свечою горел на погосте
С небом безбрежным над Клязьмою слит.
Предков крестьянских покоились кости
Под покрывалом из тесаных плит.

Пристальный взгляд Вседержителя Спаса,
Воск оплывал, как святая слеза.
Жаркое золото иконостаса
Райским виденьем слепило глаза.

Для запредельной душевной услады
В храм приносилось немало добра,
От прихожан на иконы оклады,
Утварь из золота и серебра.

Даже за Клязьмою ветра порывы
Медный трезвон уносили в леса,
И от Федюнино до Красной Гривы
Слушали люди Венца голоса:

Века двадцатого посвист и грохот,
Рушились судьбы, кумиров гранит.
Колокол смолк, лишь лукавого хохот
Ночью иною сердца леденит.

Переменились гербы и пророки,
В пыль перепахана глины гряда.
Из деревенек последние соки
Повыжимали давно города.

Ветхие избы и новые дачи,
Ходят старушки с клюкой не спеша.
Не было старой деревне удачи,
Стены стоят - отлетает душа.

Нету в течение дней перерыва,
Лента шоссе убегает в туман.
Новая вывеска - Красная Грива.
Древнее место. Печальный роман:

22-23.03.2003 г.



 
 
 
 

            * * *


Каждый день я молюсь, как могу.
Похоронен тюремным подвалом.
Надо мной тонет город в снегу,
Белоснежным укрыт покрывалом.

Светлый день стал длиннее, чем ночь,
Но тепло обошло стороною,
И весны дожидаться невмочь,
Тем, кто ходит вверху надо мною.

На поверхности вольной земли
Сотрясается воздух весельем.
Все проблемы ветра замели
Надо мной и моим подземельем.

Отрешенно, как мертвый в гробу,
Чьи разрушились мышцы и жилы,
Я молюсь за Господню рабу,
Без которой не встать из могилы.

Ввечеру и всегда по утрам
Я молитвы свои повторяю.
Хоть до наших ли суетных драм
Поднебесному чистому раю?

Наверху - белоснежный Эдем.
Мои страсти - счастливым потеха.
Страстных слов и возвышенных тем
По подвалу аукает эхо.

24.03.2003 г.



 
 
 
 

            ЧИТАЯ ЕСЕНИНА


Снова дата над миром сменена,
Но в тюремной темно норе.
Я читаю стихи Есенина,
Развалившись на шконаре.

Книжка маленькая с березками,
Только с ней на душе апрель.
Отзывается отголосками
Где-то в памяти птичья трель.

Сверху солнышко жжет весеннее,
Забывается зимний плен.
Пасхи Чистое Воскресение
Побеждает могильный тлен.

Ах, вы, клены, березки, елочки,
Нерастраченный сердца пыл!
Одевался и я с иголочки,
Жизнь свою сгоряча лепил.

Подымался со светлой зорькою
И красоты пейзажей чтил.
Пил в дорожных трактирах горькую,
Не закусывая почти.

Дней своих порастратил золото,
Куролесил, пока не стар,
Но беды рокового молота
Оглушая, настиг удар.

В каземате тюрьмы невесело,
Впрочем, что ж, за мои грехи:
Вон - Серегу судьба повесила,
А какие писал стихи!

25.03.2003 г.



 
 
 
 

            КРЮКОВО


С века Юрия Долгорукова,
Что основывал города,
Есть село небольшое - Крюково,
Развалюшечки в два ряда.

Среди полного бездорожия
И усталости избяной
Там белеет церквушка Божия
Над прозрачною тишиной.

Чаще двери у церкви заперты,
Божий дом нелюдимо глух,
В воскресенье и то на паперти
Прохромает пяток старух.

Колокольная медь заходится,
Но и в праздник просторен храм.
Смотрит с образа Богородица,
Словно солнышко по утрам.

Луч за облаком серым скроется,
С ветром свежим примчит гроза.
Склонит лики Святая Троица
На престольных на образах.

Почивает приход под плитами,
Буквы стертые и число,
Над могилами позабытыми
Все осокою поросло.

От погоста тропинка кружится
В дикой поросли молодой.
Тихий прудик - не пруд, а лужица,
Как сосуд с неживой водой.

Рядом парк - точно рай заброшенный,
Как далеких времен мираж,
Где принцессочка - та, с горошиной
Совершала свой променаж.

Вместе с барышнями-соседками
С моськой балованной в руках,
Между гротами и беседками
Рассуждая о пустяках.

Там меж кленов и лип дорожками
Сквозь тумана молочный пар
Экипажами или дрожками
Привозили на ужин бар.

Лишь бугры поросли крапивою,
Да жилище для червяка,
Где походкой неторопливою
По усадьбе прошли века.

Елей пики стоят картинками,
Обелисков у въезда след.
В камне трещины паутинками -
След давно отгоревших лет.

Нравы старые, деревенские,
Груши-яблони, огород.
Пять веков жили здесь Дубенские,
Знаменитый дворянский род.

Спят иные под склепа сводами,
Прочих - косточек не собрать,
Тех, кто царскими воеводами
Выводили полки на рать.

Кто, командуя мушкетерами,
Не страшился жестоких драк,
Замки шведские брал, которыми
Столь гордился надменный враг.

Кто упрямого вышел норова,
Пер вперед, когда свет не мил,
Под командованьем Суворова
На грохочущий Измаил.

Кто из рук не пуская сабельки,
Чашу славы испил до дна,
Кровь отдавши свою до капельки
Злому полю Бородина.

Не прочитаны эпитафии,
Потускнело знамен шитье,
А портреты и фотографии
Обратились в небытие.

В кузне мира летит окалина,
Машет молотом страшный век.
Родовая усадьба спалена,
Сгнила мудрость библиотек.

Сколько мыкаться с горем луковым?
Срок ли выживши, отсидишь?
И пройдусь ли когда я Крюковым,
Где церквушка, поля и тишь?

Где был счастлив порой вчерашнею,
Как не сможет сказать строка,
И ветшает острожной башнею
Остов старого ветряка.

Зарастают пути-дороженьки,
Может, выведут как-нибудь.
Истомилися в клетке ноженьки,
Исстрадалась больная грудь.

Может, будут тропинки новые,
Реки меда и молока.
И с узором листы кленовые
Надо мной пошумят слегка.

Небогата судьба подарками,
Сколь не езживал по стране,
Как и в Крюкове милом парками
Никогда не нашляться мне.

Где вкруг поля леса каемкою,
Непролазные рубежи,
И тропинки головоломкою
Расползаются, как ужи.

Да, очухался, верно, поздно я,
Но минувшего манит скол -
Не дворянская, не колхозная
Сторона заповедных сел.

27-28.03.2003 г.



 
 
 
 

ЗИМЕНКИ. ДУЭЛЬ В РОЖДЕСТВО


"Нет прекрасней на свете дамы!"
И хоть нету банальней фраз,
Эта - стала началом драмы,
О которой пойдет рассказ.

- Право, видел я дам получше!
Да не нервничай ты, мон шер, -
Балаболил гусар-поручик
Из придворных столичных сфер.

Но твердил визави упрямо,
Нервно тиская пальцы рук:
- Нет, признай, моя лучше дама,
И затмила бы Петербург!

Подавали за блюдом блюдо,
Серебром отливал прибор.
Средь гостей - разных званий люда
Продолжался нелепый спор.

Было выпито больше меры,
Голоса перешли на крик
От анисовки и мадеры
Средь завистников и интриг.

- Правоту докажу охотно!
Ваши доводы - сплошь обман, -
Так поручик кричал пехотный,
Тыча спорщика в доломан.

- Сударь, руки свои на место!
Или жизнь вам недорога?
Эта ваша, пардон, невеста
Понаставит еще рога!

Слово за слово - в злую свару
Спор бессмысленный перерос.
И поручик второй гусару
Хлестко бросил перчаткой в нос.

При мундирах и в статском франты,
Оторвавшись от светских тем,
Были по двое в секунданты
Сразу выбраны - тем и тем.

Чайльд Гарольда забыв манеры,
Вдруг гусар обнаружил пыл:
- Пистолеты, шаги, барьеры,
Пока вечер не наступил!

В продолжение той попойки,
Здравой логике вопреки,
От усадьбы помчались тройки
Прямо к лесу, что у реки:

Колокольные песни звонки,
В церкви паствы невпроворот.
Как обычно в селе Зименки
Рождество отмечал народ.

Храм во имя Ильи Пророка,
Веток в инее борода.
Кроме барщины и оброка
Светлых праздников череда.

Среди тех, чья попроще справа,
Чей тулуп повидал года,
Рядом с клиросом, тем, что справа,
К службе прибыли господа.

Побросав соболей на лавки,
В церковь Божию - как на бал.
Старый батюшка в камилавке
Перед барами хлопотал.

Восковые горели свечи,
От кадильницы - дымный след.
Отблеск падал гостям на плечи
Шитым золотом эполет.

Пелись многия сильным леты,
Служба кончилась, а потом
Санки быстрые и кареты
Потянулись в господский дом.

В силу праздника столь большого,
Как и требовал этикет,
У помещика Култашева
Подавался гостям обед.

Пол-уезда съезжалось вместе -
От Коврова до Шуи - знать,
Кто сподобился высшей чести
На Зименках попировать.

Шли столы через два покоя,
Кулинарная благодать.
Угощенье на них такое,
Что словами не передать.

Старички - как масоны в ложе,
Разговор их - как мемуар.
А компания молодежи
Выпускала отдельно пар.

Но папаши не доглядели,
Разведя за столом базар,
Дообедались до дуэли
Сын хозяина и гусар:

Догорал зимний день короткий,
Был морозец весьма не слаб.
Сани прыгали словно лодки
С бугорочка да на ухаб.

Вправо к лесу свернули санки,
Путь-дороженька не длинна.
У речушки у Себирянки
Поля белого целина.

Секунданты, топча тропинку,
Через снежные шли валы.
Изготовлены к поединку
Кухенрейтеровы стволы.

Рядом воткнуты шпаги косо,
Ощутима уже беда.
Время только лишь для вопроса:
- Не помиритесь, господа?

Но на лицах друзей - усмешка.
И расходятся - каждый прав,
Нарочито без лишней спешки
В окончаньях дорожки встав.

- Начинайте! И в снежной каше,
Не теряя ни в чем лица,
Приближаются к смертной чаше
Два соперника - гордеца.

Натянулись, как струны, нервы,
Ожиданию вышел срок.
И гусарский поручик первым,
Дуло вскинув, нажал курок.

Хлопнул выстрел, и клочья дыма
Ветерок, закружив, унес.
Секунданты застыли: Мимо? -
Задавая немой вопрос.

Пошатнулся другой поручик,
Не дойдя до одной из шпаг.
Словно стала тропинка круче,
Он с усилием сделал шаг.

Вопросительно поднял брови,
Будто тут не дуэль, а тир,
Хоть пятно ярко-алой крови
Просочилось через мундир.

И на взмахе, не целясь даже,
Сделав выстрел, упал в сугроб.
Тоже думали, что промажет,
Но обоим был нужен гроб.

Посерели, как губы, тучи,
Ранних сумерек пробил час.
Сразу умер один поручик.
Через месяц гусар угас.

А та барышня, что причиной
Оказалась для сей стрельбы,
Не смогла совладать с кручиной
И продолжить мирской гульбы.

Где в Господню лишь верят милость
И не жалуют суд земной
Тихой инокиней молилась
Каждодневно - за упокой.

В свете их позабыли вскоре,
Появился в Зименках склеп.
Похоронен гусар во Мстере.
Это быль, хоть сюжет нелеп.

Говорят, на дуэльном месте,
Когда солнце уходит прочь,
Два невольника светской чести
Ходят призраками всю ночь.

Впрочем, я никого не встретил,
Хоть в Зименках бывал не раз.
От старинной усадьбы - пепел.
На надгробии - пара фраз:

29-30.03.2003 г.



 
 
 
 

            МАРИНИНО


Синей кромкой располовинена
Поднебесно-лесная даль.
Панорама села Маринино
Отчеканена, как медаль.

Церковь Божия на пригорушке,
Хоть приземиста, но легка.
В небе жаворонки да скворушки,
Словно ангелы - облака.

Колокольня стремится истово
К горним высям, где голубь свят.
Парка старого и тенистого
Вековые аллеи спят.

Средь коряжин изгибов змеевых
Был когда-то овраг прудом.
От усадьбы господ Танеевых
Уцелел только барский дом.

Злыми чарами околдовано
Свои корни не чтит село.
Все порушено, все поломано
И крапивою поросло.

Даже с мертвых без меры взыскано
Позабывшими стыд и честь.
Эпитафий стихов изысканных
Не увидеть и не прочесть.

За бездумными разговорами
Скрылась слава минувших лет.
Над суворовскими майорами
Огороды и туалет.

Липы века екатеринина
Вырубаются на дрова.
Что же делаешь ты, Маринино?
Молодежь твоя не права.

Хороводы не водят во поле.
Фейерверков не жгут огонь.
Всю бы жизнь самогонку лопали,
Да подраться бы - только тронь.

Лет разбросанная поленница
Вновь не сложится просто так,
Если даже природа ленится,
Вырождая народ-простак.

Наше прошлое тает дымкою.
Край разграбленный наг и нищ.
Грусть щемящая невидимкою
Не уходит от пепелищ.

31.03.2003 г.



 
 
 
 

            УЛЫБНИСЬ!


Город. Полуокраина.
Стадо серых хрущоб.
Ходишь ты неприкаянно.
Сколько бродить еще?

Грязью раскисшей хлюпая,
Мелко по льду скользя,
Что же ты плачешь, глупая?
Милая, так нельзя!

Парк стал нам вроде скверика,
Видно его насквозь.
Элла! К чему истерика?
Ты это, право, брось.

Воздух весенний нюхая
В месяце меньше дня,
Все же не падал духом я.
Ты же - моя родня.

Утром одной тропинкою
Вместе пусть не спешим,
Лучшею половинкою
Ты от моей души.

Горе-беду баюкаю,
Встать не даю им в рост.
Вера тому порукою,
Рано нам на погост.

Слушай меня внимательно,
Взгляда не пряча вниз:
Выйди - и обязательно
Солнышку улыбнись!

1.04.2003 г.



 
 
 
 

            ВЛАДИМИРКА


Помню - раньше жил
                        я в своем мирке,
Да со мной еще -
                        чудо-девица.
Вдаль катались мы
                        по владимирке
От забот своих
                        чтоб развеяться.

Где кружит река,
                        где широкий плес
То ли сказками,
                        то ли сагами,
Я летал туда,
                        не жалел колес
Между фурами
                        да зигзагами.

Те давно уже
                        отлетели дни,
Я Иуд узнал,
                        даже Каина.
С той же девицей
                        мы опять одни,
Только порознь все,
                        неприкаянно.

Кандалы звенят
                        на моей руке,
Дали ясные -
                        стали мглистыми.
Спецэтап спешит
                        по владимирке -
Лимузин большой
                        да с чекистами.

Воровал мильон,
                        но года украл,
Гром беды гремит,
                        да раскатами.
Во Владимире
                        стал родным Централ,
Бережет меня
                        казематами.

Ветры вешние,
                        где любимой дом.
Там, где я сижу -
                        стылый сиверко.
Может, будет жизнь
                        с милою потом,
А пока - этап,
                        да владимирка.

7.04.2003 г.



 
 
 
 

                ДРОЗДОВКА


Лошадям надо время для роздыха,
А возницам - наполнить живот.
Знать, деревня с названием Дроздовка
На владимирке путников ждет.

Тракт, обсаженный с краю березками,
Как судьбы недопетый романс.
То телеги тянулись обозами,
То почтовый пылил дилижанс.

Эскадроны пестрели мундирами -
Шла с маневров бригада гусар,
И купцы столовались трактирами,
Направляясь в уезд на базар.

Избы делались вечером алыми,
Коль закату пора догорать.
И дворами засев постоялыми,
Ночевала проезжая рать:

Где у церкви старинного остова
Сосняки развернули красу,
В честь Григорья Михалыча Дроздова
Деревеньку назвали в лесу.

Сей помещик, поручик по званию,
Из весьма родовитых господ
Был подвержен с Москвой расставанию,
Когда грянул двенадцатый год.

Старичку было в ссылке знамение.
В православный впадая азарт,
Он остался в ковровском имении
И тогда, когда пал Бонапарт.

Чуя скорое с жизнью прощание
Перед смертью в томительный час,
Господин утвердил завещание,
Оставляя для внуков наказ.

Для спасения грешной своей души,
Обрести чтобы райский удел,
Он в погосте заброшенном Медуши
В камне церковь сложить повелел.

Не снимая перчаток лайковых,
В коих нежились стэк или плеть,
Баре-внуки Андреевы, Майковы
Наезжали на стройку смотреть.

Храм устроили дивного облика,
Он по дням в кирпиче вырастал.
Колокольня царапала облако
Золотыми руками креста.

Чтоб о том прихожан поколения
Не забыли сквозь времени тьму,
Средь лесов основали селение,
Давши Дроздова имя ему.

А потом, как годами былинными,
Передвинули горы земли.
И холмами-лесами-долинами
Рядом с Дроздовкой тракт провели.

Где на зверя ходили с острогою,
В кронах ветер вздыхал тяжело,
Прямоезжей шоссейной дорогою
Пол-страны поскакало-пошло.

Нет давно ямщиков и извозчиков,
Птицей-тройкой промчались века.
Только фуры гудят дальнобойщиков,
Да блестят иномарок бока.

Нет над трассою чистого воздуха,
Только облака сизого гарь.
Лишь табличка с названием Дроздовка
У обочины встретит - как встарь.

8-9.04.2003 г.



 
 
 
 

            СНЕЖНОЕ


Сколько писано о снеге,
Сколько строф ласкают слух
О покое, даже неге,
Если кружит белый пух.

Март в капризах и ужимках,
И в апрель бела земля.
Мне мерещатся в снежинках
Завитые вензеля.

Я, как был, душой и телом
Весь в плену прошедших дней.
Снова небо сыплет белым,
Ощутимо холодней.

Мне милей иные дали,
Вековых историй яд,
Где монеты и медали
Вензелей узор хранят.

Я отравлен мертвечиной,
Мне до слез столетий жаль,
Где над бархатной личиной
Погромыхивает сталь.

Как бряцанье старой лиры
Ветра посвист издали.
Будто звезды на мундиры
Мелких льдинок хрустали.

Голова моя и в клетке
Старой хроникой жива.
За тюрьмой деревьев ветки
В белом - словно кружева.

Как заснеженный проселок
Двор и улица чисты.
Словно перья треуголок
Занесенные кусты.

Не избегнуть грезы плена,
Наважденья кабалы.
Снега хлопья неизменно
Правят белые балы.

Тишина в ушах до звона.
Проросло в душе былье.
Как трофейные знамена
Мокнет-сушится белье.

Скрыты прошлого секреты.
Тишь спугнул собачий брех.
А снежинок пируэты
Неизменны, словно грех.

Только милыми устами
Растопить возможно льды.
Лишь любовь к прекрасной даме
Выручает из беды.

11.04.2003 г.



 
 
 
 

  ВЕРБНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ


Пушистые вербы свечи,
Победа добра над злым.
Сын Божий и человечий
Вступил в Иерусалим.

Не в алом плаще и злате,
Без свиты и без меча
Паломником на осляти
До города - палача.

Где даль была осиянна,
Орлы - словно римский герб.
Кричала толпа: "Осанна!"
Бросая аналог верб.

С собою принес спасенье,
Но миру не стал родней.
До светлого воскресенья
Осталось еще семь дней.

Еще впереди Страстная,
Покажется шаг в версту.
Иуд и Пилатов стая
Христа подведет к кресту.

Все та же толпа, что билась
В экстазе, за эти дни
На гнев поменяет милость
И станет орать: "Распни!"

Пускай расшатались нервы
И горек в тюрьме рассвет,
Пушистые ветки вербы -
Надежды неяркий свет.

Но станут сочнее краски
И страхи сгорят дотла,
Когда воскресенье Пасхи
Ударит в колокола.

Пушистые вербы свечи,
Как милой соболья бровь.
Лишь время нам душу лечит,
А греет ее - любовь.

18.04.2003 г.



 
 
 
 

            МИРОВИЧ


Туча сгинула стороной
За Неву, а потом - к заливу.
Выезд бешеный - шестерней
Вскачь на Невскую першпективу.

Только крики: "Пади! Пади!"
Герб на слугах, на дверцах - тоже.
Во дворец спешил господин,
Даже можно сказать - вельможа.

Сыпал искрами конский бег,
Капель дымка - как радуг тыщи.
Просвещенно-галантный век,
Крес с фасада, с задворков - нищий.

И разносчик, разинув рот,
И солдат, дар забывши слова,
Созерцали, как мчит вперед
Экипаж силача Орлова.

Поп судачил, зевак собрав:
- Год назад был Орлов сей голый.
А теперь - вот подишь ты - граф,
У него - города и села!

Знать, на то воля высших сфер!
И мрачнел затаенной думой,
Сплетни слушая, офицер,
Вслед карете смотря угрюмо.

Завернувшись в военный плащ,
Он потопал своей дорогой,
Бормоча: - Я и так пропащ,
Коль решусь - то меня не трогай.

Все равно своего добьюсь,
Я достоин чинов и злата.
Гнет меня страшной тайны груз
Шлиссельбургского каземата:

Время где-то часам к пяти,
Но всю ночь не ложились двое.
Оплывая, свеча коптит,
Ветер северный в щели воет.

Не гвардейских они полков,
Что в столице в великой силе.
Аполлон, тот, что Ушаков.
Рядом - Мирович, он - Василий.

Ночь пропала, как пять минут.
Ближе, ближе лучи Авроры.
Офицеры сидят и пьют
И ведут свои разговоры.

- Знаю точно я, Ушаков,
От вопросов в хмелю не скрыться.
Что нас держат за дураков,
Немчура, мол, всем нам царица.

Хватит с нас на престоле баб
И петровских бесовских внуков.
Русь устала от вражьих лап,
От нездешних имен и звуков.

Чтоб поднялась страна, как встарь,
К процветанию, к вящей славе
Пусть отыщется государь,
Что родился у нас в державе.

Надо только поднять волну,
Перемена всегда желанна.
Стерегут двадцать лет в плену
Принца русского - Иоанна.

Он младенцем взошел на трон
И был свергнут с него младенцем.
Почему же у нас корон
Только бабы хотят и немцы?

В Шлиссельбургскую цитадель
Я ходил в караулы с ротой,
Много месяцев и недель
Мне рутина была работой.

Я не пьян, не сочти за бред,
Не трактуй меня за придурка,
Ведом, ведом теперь секрет
Заключенного Шлиссельбурга.

Мои речи - не звон пустой,
Повторю я успех Орлова.
Государь Иоанн Шестой
Будет править Россией снова!

Так до первых до петухов
Шел у них разговор опасный.
Собутыльнику Ушаков
Наливая, кивал согласно:

Как живой наяву роман,
Как картина из старых рамок
Утром с Балтики полз туман,
Окружив Шлиссельбургский замок.

Что снаружи за кутерьма?
Кто здесь ищет себе поживы?
Разом внутренняя тюрьма
Поднимает своих служивых.

Не возьмет капитан их в толк -
Кто-то к узнику рвется с воли?
В карауле Смоленский полк.
Старший - Мирович, спит он, что ли?

Барабанный щемящий бой
Проскочил парапета бровку.
Полурота бежит гурьбой,
Взяв мушкеты наизготовку.

Вышел срок легковесных слов,
Время крови людской пролиться.
Залп пятидесяти стволов
Сотрясает покой темницы.

Вдруг миров надломилась связь,
Стали в Питере троны шатки.
И охранники, убоясь,
Ружья брякнули по брусчатке.

Под собою не чуя ног,
Отшвырнувши от шпаги ножны,
Сжав до боли стальной клинок,
Входит Мирович в мрак острожный.

- Кто не сдался - того ударь!
Я пришел, как судьба - незвано,
Где наш истинный государь,
Правнук Пятого Иоанна?

Отворите темницы дверь,
Я сегодня сродни Мессии.
Бывший узник - наш царь теперь,
Император всея России.

Но откуда кровавый след?
Что за мертвое вижу тело?
Принц, убитый во цвете лет:
Как посмели вы это сделать?

Говорите - такой приказ?
Он не может быть столь суровым.
Как архангела трубный глас
Не швырнул вас на стену ревом?

Нам с тобою не брать столиц,
Ближе к трону - лишь к смерти ближе.
Умер, умер мой бедный принц,
Да и мне одному не выжить.

Вижу дыбу - ремня изгиб,
Хищных петель шальные зыбки.
Ушакову везет - погиб.
Мне же будут сначала пытки.

Мертвый корчился арестант,
Что причиною всех раздоров.
Подступал уже комендант
С подкрепленьем из гренадеров.

И у Мировича из рук
Выбивали прикладом шпагу.
Заговорщиков взяли в круг
Кто царице хранил присягу.

Дымка - серая стайка птиц
Стлалась облаком над волнами
Между кронверков и бойниц
Над старинными валунами.

Розовела уже заря,
Заходилися чайки в плаче.
И твердили одно лишь: "Зря!"
Впрочем, можно понять иначе:

- Как дошли вы до мысли сей? -
Все жевал, точно корку хлеба,
Царедворец и фарисей,
Прокурор прокуроров Глебов.

- Ваша дерзостность велика,
Сколь в поступках своих упорны.
Как решились вы облекать
Блажь и грезы в такие формы!

Но мудрейшая из цариц
Не имеет нужды в отчете.
Не секрет, что блаженный принц
Не жилец был на этом свете.

Словно вечный дамоклов меч
Он империи был угрозой.
Мы устали его стеречь.
Вы - покончили с этой прозой.

Но зачем распинаюсь зря,
Вы нам, Мирович, пособили.
С вашей помощью мы царя
Обратили в подобье пыли.

Знают все - не хотели мы
Ни трагедии, ни огласки.
Но ворвавшись под свод тюрьмы
Вы способствовали развязке.

Случай царскую кровь пролил,
Получивши от вас подмогу.
Европейские короли
Попенять нам на то не смогут.

Мне приказано передать,
Полагаю, того не снилось,
Что хотя вы опасный тать,
Вам царица дарует милость.

Как взойдете на эшафот,
Вас помилуют манифестом.
Было сказало: "Пусть живет,
Но в провинции ищет место"

Как прольют чью-то кровь смотреть
С любопытством и без боязни
Петербурга, пожалуй, треть
Собиралась на место казни.

Словно занят смешной игрой,
По досчатой приступке хлипкой
Васька Мирович, наш герой
Быстро к плахе шагал с улыбкой.

- Вот сейчас прокурор, крича,
Огласит, что императрица:
Почему же у палача
Сталь секиры в руках искрится?

Неужели одно вранье
Все посулы, что быть прощенью?
Рядом с плахою воронье
Собирается к угощенью.

Я успею еще сказать,
Кто погублен придворной кликой.
Пусть убийцы глядят в глаза
Православной Руси Великой!

В Шлиссельбурге убит в упор,
Как давно уже не бывало:
Но слова оборвал топор,
Брызнув кровью горячей ало.

Во дворец полетел отчет,
Фразы пели как можно глаже:
Кончил Мирович с жизнью счет,
Больше он ничего не скажет.

От безумца пропал и след,
Его мир от себя отринул.
Сохранит на премного лет
Бог царицу Екатерину!

19-22.04.2003 г.



 
 
 
 

    ВЕЛИКИЙ ПОНЕДЕЛЬНИК


На душе - дремучий ельник,
Ни гостей, ни новостей.
Мне Великий Понедельник
Новый день моих страстей.

Заколдованного круга
Нипочем не разорвать.
Где-то мается супруга,
Широка одной кровать.

Ходит-бродит по квартире,
Пишет весточек листы.
Как жестоки в этом мире
Страсти, тюрьмы и кресты.

Путь заранее не ведом.
Неустойчивы весы.
Сизым дымом, полубредом
Дней наполнены часы.

Ожиданье, разговоры,
Голова как будто в пуд.
А железные затворы
Прямо по сердцу скребут.

Мелкой жизни катастрофа -
Повседневное из зол.
Как крута она - Голгофа.
Крест насколько же тяжел!

Пусть могильной вязкой глиной
Не дают подняться ввысь,
Ты - Марией Магдалиной
Вознесения дождись.

21.04.2003 г.



 
 
 
 

            ВЕЛИКИЙ ЧЕТВЕРГ


Мучений пик - Страстной четверг,
Душа тоскует в теле.
Нас этот день в разлуку вверг
На долгие недели.

Как много лет тому назад
Казнят кресты и петли.
Апрель - как Гефсиманский сад
Предательски приветлив.

Иным причастия сосуд -
Обычная посуда.
И не боится пересуд
Торгующий Иуда.

И нету меры в наши дни
Для собственных ошибок.
А круг из близких и родни
Порой трясинно-зыбок.

Непросто жить, когда томит
Неясная тревога.
Среди лишений и обид
Столь сложно верить в Бога.

Под гнетом страхов и нытья
Хоругви тяжко древко,
Хотя у нас пол-бытия -
Страстная пятидневка.

Пусть мне острог сооружен
И нет от уз спасенья,
Любовь прекраснейшей из жен
Залогом воскресенья.

Смущает бес пусть в трудный час
Как сказочный уродец,
Смотрели б милые на нас
Глазами Богородиц.

24.04.2003 г.



 
 
 
 

    СТРАСТНАЯ ПЯТНИЦА


Наступила пятница,
Дождь всю ночь стеной.
Так природа плачется,
Маясь на Страстной.

Утром крыши в инее.
Кров мой невелик.
Смотрят выси синие
Как иконы лик.

Замерзает лужица,
Грустно без причин.
В церквях ныне служится
Поминальный чин.

На погосте бдение
Матушек-ворон.
Время проведения
Божьих похорон.

Распростясь с надеждами,
В скорби без границ
Черными одеждами
Риз и плащаниц.

Чтобы той заботою
День прожив за год,
Обрести субботою
Пасхи крестный ход.

В мрак мирка нездешнего
Скроется беда.
На Николу Вешнего
Сгинут холода.

А садов цветение -
Белая вуаль.
Счастья обретением
Вновь поманит даль.

Чувства не износятся,
Сколько не живи,
Жены-мироносицы -
Символы любви.

Как не скроют солнышко
Горя облака,
Светит-греет женушка,
Хоть издалека.

Тихой нежной ласкою
Уж который год
Топит, словно Пасхою,
Сердца смертный лед.

25.04.2003 г.



 
 
 
 

    СТРАСТНАЯ СУББОТА


Уже наготове ткани
Из бархата и парчи,
Вино в золотом стакане,
Просфоры и куличи.

Забыты в миру обиды,
Ритмичнее бой сердец,
Готовы гореть рапиды,
Владычный лежит орлец.

Опустится скоро вечер,
Погаснут лучи зари.
В церквях замерцают свечи,
Послышатся тропари.

Вот-вот расточатся беси.
Под сенью церковных глав
Воскликнут: "Христос Воскресе!
Кончиною смерть поправ".

Канун православной Пасхи.
Обычная суета.
В тюрьме же - иные краски,
И тема совсем не та.

Апрель понапрасну дразнит,
Уже не гулять весной.
Яичек, глядишь, на праздник
Подарит нам корпусной.

Нам ангелы - адвокаты,
И горек молитвы мед.
Священник до нашей хаты
Поленится, не дойдет.

Трезвону воскресной меди
Запретки не одолеть.
Закружат мои соседи
Обычную круговерть.

Заботы вполне земные,
И отблеск пасхальный слаб.
Обычные выходные
Без вывода на этап.

И сколько же надо слуха,
Потребна какая весть,
Чтоб ветер Святого Духа
Почувствовать даже здесь.

Все, чем голова богата,
Набрасывать на листе.
И стражника, словно брата,
Приветствовать во Христе.

26.04.2003 г.



 
 
 
 

      ПРОГУЛКА В МАЕ


Шесть шагов в длину,
Вширь - немного уже.
Ветерок волну
Нагоняет в луже.

Словно дикий плющ
Обвилась колючка.
Вместо райских кущ
Розовая тучка.

Срок моих потерь
На манер поклажи.
Музою теперь
Дама в камуфляже.

Воздуха настой
Даже в мае горек.
Призрачно-пустой
Наш тюремный дворик.

В грезах я тону
Не в пример для прочих.
Шесть шагов в длину.
В ширину - короче.

Мне гульба нужна
При любой погоде.
Далеко - жена,
Тоже где-то ходит.

И пока могу
Передвинуть ноги,
В сердце сберегу
Сладкие тревоги.

5.05.2003 г.



 
 
 
 

            МОТЫЛЕК


Как бы мне весна не пела,
К моему склоняясь дну,
Лишь тебя хочу я, Элла!
Лишь тебя, тебя одну:

Что мне птичья серенада,
Пышный яблоневый цвет?
Ничего, поверь, не надо,
Если милой рядом нет.

Синий купол небосвода
Зря простерся без границ.
Без тебя мне и свобода
Будет худшей из темниц.

Лишь бы знать, что в дальней дали
Ты глядишь на Божий мир,
Там, где птицы щебетали
И манил весенний пир.

Только там, у милых окон
В идиллической тиши
Я отброшу грубый кокон
С затаившейся души.

Проскользнув к оконной раме,
Штор отдернув уголок,
Ты увидишь, как крылами
Затрепещет мотылек.

Выйдет срок, вернутся песни,
Переменится мотив,
И любовь моя воскреснет,
Душу счастьем окрылив.

7.05.2003 г.



 
 
 
 

            ДЕНЬ ПОБЕДЫ


Сегодня празднуют Победу
Другой страны в минувший век.
По зарастающему следу
Еще влачится человек.

Шестой десяток тихи дали,
Уходят деды и отцы.
И антикварные медали
Для молодых - как бубенцы.

И большинству уже не близки
Ни Брест-Литовск, ни Сталинград.
Обшарпанные обелиски
В немногих горе бередят.

Ученики идут за парты,
Вновь показуха на виду,
Но меньше ценятся награды,
Носимые лишь раз в году.

Судьбы каприз иль шутка злая,
Но рядом с нынешних времен
Орлы России Николая
И Ленин с бархатных знамен.

Державный шаг печатно-тяжек,
И странен кажется порой
Почти эсэсовских фуражек
Пижонски-вычурный покрой.

Закалки новой и очистки
Ряды идут, чеканя шаг,
Держа равненье на чекистский
Министра форменный пиджак.

9.05.2003


 
 
 
 

            МАЕТА


Месяц двинулся на треть,
Над тюрьмою новолунье.
Скоро маю отгореть
И уйти к весне-шалунье.

Даже в камере все то ж,
Чем болел на свете белом,
Те же страсти, та же ложь,
Скучно в частости и в целом.

Тот же суточный размер,
Счастья та же невозможность.
Полувер и полумер
Тщетная предосторожность.

Обострился в клетке слух,
Стал почти что как у зверя.
Но душою нынче глух,
Как другим себе не веря.

Воля - словно Божий рай,
Но реальней пекла тема.
Хоть живи, хоть умирай -
Далеко сады Эдема.

В вечном грохоте дверей,
Подсобрав остатки пыла,
Все шепчу, кричу: "Скорей!"
Впрочем, также раньше было.

Переменится урок
И, не изменив Отчизне,
Так отмаешься весь срок
На Централе и по жизни.

11.05.2003 г.



 
 
 
 

            САННИКОВО


Достаточно бестолково
Разбросано там и сям
Селение Санниково,
А рядом - простор лесам.

Немного совсем осталось
От сгинувшей старины.
Церквушка, такая жалость,
С усадьбой разорены.

Давно не горят свечами
Там пять куполов, как встарь,
Лишь грудятся кирпичами
Часть трапезы и алтарь.

Когда-то для глаз отрада,
Как символ мирского зла
Руиною Сталинграда
Стоит посреди села.

Сегодня какое дело
Для малоученых лбов,
Что княжеского удела
Здесь был один из столпов.

Избушки подобьем сруба
Стояли к борам впритык
Под скипетром Стародуба
И древних его владык.

Хотя колосились злаки
И стад возрастал удой,
Татарове и поляки
Наскакивали бедой.

Округу дотла палили -
Словами не повторишь,
Но вновь из золы и пыли
Тянулись верхушки крыш.

Опять поднималась пашня,
Ковалось оружье впрок.
А терем княжой как башня
Покой деревень берег.

Сменялись века людские,
За летом - снега мели.
Помещики Шаховские
Ту вотчину обрели.

Фамилия изменилась,
А титул все тот же - княж.
Закон - их сиятельств милость,
Иль гнев, или просто блажь.

Как прежде нагородили
На барском дворе светлиц
Порой крепостных идиллий
Державных императриц.

Вращалась в высоких сферах
Господ Шаховских семья.
В лейб-гвардии офицерах
Служили их сыновья.

Все было - пиров разгулы,
И тосты бессвязных слов,
Дворцовые караулы,
Сверканье больших балов.

Сарказмы, отменно колки,
Дуэльных полян шаги,
С султанами треуголки
И с золотом обшлаги.

Раздольем Невы и Невок
Носило лихих рубак,
Менявших ковровских девок
На пару борзых собак.

Из вотчины пятачками
На прожитие и впрок
Накопленный мужичками
Возили князьям оброк.

Наведывались и сами
В село раз в десяток лет.
Как барки под парусами
Скрипел караван карет.

Кипела в дому работа,
Бурмистра вгоняя в пот.
Выжлятниками охота
Готовилась для господ.

Кусты и деревья сада
Курочили под шаблон,
Раскрашивали с фасада
Под мрамор пяток колонн.

Снимали чехлы в гостиной
Без малого - городской,
Лакеи с надменной миной
Командовали в людской.

Готовил заезжий повар
Обед из нерусских блюд,
Хозяев французский говор
Почтительно слушал люд.

Как в Питере по брусчатке
Фланируя у дворца,
Рассеянно мяв перчатки,
Сходили князья с крыльца.

И в окруженье свиты,
Загрузив нарядов кладь,
Соседям своим визиты
Спешили они отдать.

В Маринино и во Мстере
Вели дорогих гостей
Послушать о светском вздоре
Из сплетен и новостей.

Однако настало лето,
Вогнавшее бар в конфуз.
Почти окончаньем света
Тогда наступал француз.

Горела уже столица,
И паники полз дымок.
Знатнейших фамилий лица
Бежали, не чуя ног.

Москвы золотой осколки
Вдруг брызнули, как лучи,
Владимирские проселки
Заполнили москвичи.

Давали им кров и ложе,
Хватало на всех с трудом.
И стал в Санникове тоже
Гостиницей барский дом.

Покинув свою обитель,
Туда шел один как перст
Почтенный московский житель
Евстафий Иваныч Берс.

В имение Шаховского
Семью он отправил в путь,
А сам же - весьма рисково
В Москве задержался чуть.

Тяжка оказалась плата,
Что в срок не поспел, как все.
Его авангард Мюрата
Взял в плен на пустом шоссе.

Едва не попал на плаху
Сей доблестный старикан.
Французам в любом со страху
Мерещился партизан.

Бог миловал бедолагу
В могиле безвестной спать.
К его и России благу
Пришельцев погнали вспять.

Проученный столь сурово,
С котомкой и посошком
До самого до Коврова
Берс топал, как мог, пешком.

И с нежностью, как в алькове,
Проделавши крюк не мал,
Он в некоем Санникове
Супружницу обнимал.

Бесхитростен до простого
Его мемуаров слог.
Писателя Льва Толстого
Рассказ старика привлек.

Отнюдь не на почве слухов
Сквозь времени пелену
Творил он, как Пьер Безухов
Томился в Москве в плену.

Знакомясь с такой фактурой
Для написанья глав,
Одною литературой
В сём разе не кончил граф.

С девицей не снес разлуку,
Признаньем уста отверз.
Он сердце свое и руку
Оставил Софии Берс.

А Софье - родимым дедом
Евстафий Иваныч тот.
Был край санниковский ведом
Отцу ее в грозный год.

Реальных вполне событий
Причудливо вьется нить.
И сколько таких открытий
Историку оценить?

Но, впрочем, ничто не ново,
Мудрен старых хроник свод.
Селение Санниково
Который уж век живет.

Оно возглавляло волость
Из разных глухих углов.
Народ поспешал на голос
Церковных колоколов.

За годы советской прозы
Там подняли тарарам,
Меняли в селе колхозы,
Ломали закрытый храм.

Хозяйств нарекли без счета,
Иные - и сгоряча.
К примеру - Искра чего-то,
По-моему, Ильича.

Пред сонмом властей предстатель,
Помещику младший брат,
Там царствовал председатель
С коллекцией из наград.

О веке стальном преданьем
Глядишь, забренчит струна,
Охвачена увяданьем
Лесистая сторона.

Порвались с минувшим связи,
Горит лихорадка дней.
Среди бардака и грязи
До прошлого ли теней?

Пруды зарастают тиной,
В заброшенных парках грусть.
Забвения паутиной
Покрыта Святая Русь.

Я, право, не критикую,
Читатель, имей в виду,
Но где красоту такую
На свете еще найду?

Где в сини лесов загадки,
И эхом гроза гремит.
Кремлей и соборов кладки
Подобием пирамид.

Как вены набухли реки
Меж вздыбленных городищ,
И путь из варягов в греки
Дорога для тыщи тыщ.

Удачу зовет подкова
С распахнутых вширь ворот.
Где тихое Санниково,
Картошка и огород.

Где меряет срок кукушка,
И звонница - часовым.
А герб Шаховского - пушка
Грозит до сих пор живым.

15-17.05.2003 г.



 
 
 
 

    НА ПИСЬМО ЛЮБИМОЙ


Передает как будто ток
И даже ощутимо греет
Простой исписанный листок,
Что я спешу прочесть скорее.

Скорее - выпить, как стакан
Хмельной животворящей влаги,
И грусти мерзкий таракан
Сбежит от листика бумаги.

Мне строчки душу окрылят,
Так мило буковок порханье.
И я почувствую твой взгляд,
Твои духи, твое дыханье.

Смогу услышать голос твой,
Что отзовется воскресеньем,
Способный шелестеть листвой
И звонко петь ручьем весенним.

Как мало надо средь битья
Вниманья, ласки и участья
Для облегченья бытия
И состоянья полусчастья.

Меня по-прежнему дари
Своим писаньем в полной мере.
И не смотри календари,
Лишь верь - и сбудется по вере!

16.05.2003 г.



 
 
 
 

            БЕССОННИЦА


Мне приходит по ночам
Бед и горестей забвенье,
Время внутренним ключам
Гнать потоком вдохновенье.

Я не вижу камер клеть,
Раздвигаются границы,
Ни бояться, ни жалеть
И ни рваться из темницы.

Мне и так доступен свет,
Влага стен - как Божьи росы.
И почти готов ответ
На извечные вопросы.

Уношусь в далекий век
Петь о выспренном предмете,
И души моей побег
Серый стражник не заметит.

Невской крепости гранит,
Минареты сонных Азий
В пять минут соединит
Быстрый лет моих фантазий.

Не понять мне до сих пор
Как же так, скажи на милость,
Разных цифр и фактов вздор,
Чувства - все соединилось!

Лишь пьянеет голова
Хмелем в этаком коктейле.
О любом найду слова.
А нежнейшее - об Элле!

17.05.2003 г.



 
 
 
 

            МЫШКА


Угнетает камер тишь,
Воздух сперт и сыро.
Я кормлю малютку-мышь
Принесенным сыром.

Серый шустренький комок,
Нам - одна темница.
Вместе мы - и я не мог
С мышкой не делиться.

Пожил я, и волос сед,
Но желанны гости,
Кушай, маленький сосед,
Пусть растет твой хвостик!

Насыщайся, я не дам
Слабого в обиду,
Ни тебя, ни милых дам,
Хоть и тихий с виду.

Вкусный маленький сюрприз
Приготовлю к ночи.
Не люблю я наглых крыс,
Мышке - дам, что хочет.

А с утра - немой вопрос:
Не страшась уборки
Любопытный черный нос
Выглянет из норки.

18.05.2003 г.



 
 
 
 

            СУДНЫЙ ДЕНЬ


Мы подъехали к зданью суда
В воронке, как утюг, перегретом.
Сколько раз уже езжу сюда?
Город рядом - но он под запретом.

Как обычно торопит конвой,
Но вдохнуть полной грудью успею,
Ощутив, что еще я живой,
Несмотря на страстей эпопею.

Лестниц марши и грязный стакан,
Воздух сперт, под ногами окурки.
Вижу буквы - братан-ураган
На стенной написал штукатурке.

Мол, судья - он такой-растакой,
Восемь лет строгача запросили
По суровой статье воровской.
Скоро будет решение в силе.

Сплошь такие в суде письмена -
Книги судеб печальные строки.
Погонялы зэка, имена.
И как камни тяжелые сроки.

Кто там не был - меня не поймет, -
Дело даже не в силе таланта, -
Как стоит вертухай-обормот
Над бессмертной душой арестанта.

23.05.2003 г.



 
 
 
 

            СВЕТЛЫЙ ПУТЬ


Май уходит во всей красе.
Буйство вешнее отыграло.
Вновь владимирское шоссе
Версты меряет до Централа.

Сквозь сиреневый аромат,
Что похож на духи любимой,
Спецэтапы мои гремят
Мимо мая и жизни мимо.

Очень близко - рукой подать
Повергающая в смятенье
Бесконечная благодать -
Разнотравье и птичье пенье.

Череда разноцветных дач,
Божий храм - как кулич на блюдце.
Без свиданий и передач
Проводящие время люди.

Чьи-то взгляды, обрывки фраз
Без ответа и без значенья.
Светофора циклопий глаз,
Переездов пересеченья.

Дальше, мимо, не мне, не мне
Эти краски кануна лета.
И нельзя утопить в вине
Отрешенность от бела света.

Мельтешат провода, мосты,
Перелески, бензоколонки,
Речки, заводи, монастырь,
Клочья мыслей, расчеты, гонки.

Город, улица, поворот,
Липы строятся аккуратно
До железных глухих ворот.
Все. Тюрьма. Но потом - обратно...

25.05.2003 г.



 
 
 
 

            ДОМА


Снова я на Централе
Вижу камеры свод,
Словно дни не сгорали
И не двигался год.

Громыхает защелкой
Тяжкой двери броня.
Решка щерится щелкой,
Вольный свет хороня.

Птичий крик вроде стона
Долетит иногда.
У окна из бетона
Проросла лебеда.

Жадно тянется к солнцу
Тонкий лист в бахроме.
Так бывает к оконцу
Приникают к тюрьме.

Точно меч от Дамокла
Потолка полукруг.
Штукатурка намокла
Плачем наших супруг.

Наваждение лета
Не заглянет сюда.
Как зрачок пистолета
Угрожает беда.

Но не в силах мечтаний
Разорвать кружева.
Средь невольных скитаний
Вера в счастье жива.

Этот цвет не заглушат
Заключений места,
Если слушают уши
И целуют уста.

Если сердце, пылая,
Сможет душу согреть
Среди лязга и лая
Ныне, присно и впредь.

27.05.2003 г.



 
 
 
 

            КРАК ДЕ ШЕВАЛЬЕ


Лежу на свежестиранном белье,
Борюсь с перемежающимся стрессом.
Журнал про крепость Крак де Шевалье
Листаю с неизбывным интересом.

Давно уже слыхал про этот форт,
Снискавший во Святой Земле известность,
Откуда некий граф, собою горд,
Обозревал подвластную окрестность.

Когда я назывался пионер
И хроники зубрил не без успехов,
В восторге был от рыцарских манер,
От антуража копий и доспехов.

Сухие строки краски обрели,
Как если бы свое не отгорели
Державшиеся львами короли,
Пажи, бароны, дамы, менестрели.

Их жизнь самозабвенна и проста,
И ведомо - на что любой пригоден.
Принявшие знамение Креста
Спешили воевать за Гроб Господень.

Под тяжестью штурмующих колонн
Сама земля не сдерживала вздохи.
Сдавались Акра, Тир и Аскалон
И множество Эдесс и Антиохий:

Вдруг становилось бесконечно жаль,
Что наш удел и мелочней и тише,
А летописец на свою скрижаль
О поединках рыцарских не пишет.

И в нынешнем невольничьем жилье
Мне муза Клио старое напела:
Госпитальеры, Крак де Шевалье,
Кровавый плащ и крест на красном белый.

Я - крестоносец с некоторых пор,
Несу сие орудие и бремя.
Отгородили стража и забор
Преступного мечтателя на время.

С романтикой прочитанных страниц
Реальных уз и бедствий сочетанья
Перемешались посреди темниц
В этапные кандальные страданья.

Тюремный арестант, как пилигрим
Проходит искус средь постов и келий.
И каждого маршрут неповторим
Для достиженья Богоданной цели.

В сравнении, возможно, перебрал,
Но, станется, в обыденной рутине
Еще придется вспомнить про Централ,
Как грезится о замках в Палестине.

28.05.2003 г.



 
 
 
 

    БОРОДИНО


Молюсь я неумело,
Но так заведено.
По жизни отгремело
Мое Бородино.

Годов с десяток кряду
Гонял судьбу вперед
К последнему параду
Проселками и в брод.

Томов собравши полки
Как гвардии полки,
Презрев людские толки,
Сжимал я кулаки.

Одерживал победы
По весям и полям.
До срока злые беды
Томились по щелям.

В дыму скрывались дали,
Кружилась голова.
Как пушки грохотали
Печатные слова.

Везло, хотя лишь малость.
Смирял я дух и плоть.
И много удавалось
Узнать и побороть:

Простреляны знамена,
Мы пятимся теперь.
Я помню поименно
Реестр своих потерь.

Из строя вышли нервы,
Но не сдаюсь врагу.
Последние резервы
Скрывая, берегу.

Пусть страсти несказанны,
Толпы неправый суд,
Но мысли-партизаны
В отставку не уйдут.

Как долго брань продлится,
Что прочим не чета?
Горят мои столица,
Надежда и мечта.

Хоть много сил потратил -
С фортуной не в ладах.
Гуляет неприятель
В родимых городах.

Пируют, как в Париже,
Трофеи свезены:
Но многим - ближе, ближе
Купель Березины.

30.05.2003 г.



 
 
 
 

                ИЮНЬ


Лето плачет. День второй.
Тучи серы, словно стены.
Корпусов тюремных строй
Как и срок - без перемены.

Сырость, лужи, капель дрожь,
Мокнут крыши, балки, вышки.
То сильней, то пуще дождь
Льет и льет без передышки.

Марля бьет в окне крылом
И, качаясь каждой веткой,
Никнут липы за углом,
Наклоняясь над запреткой.

Завернули холода,
Снег едва не правит бала.
Как-то вдруг без следа
Майское тепло пропало.

Пар идет, лишь только дунь,
От дыханья человека.
Говорят, такой июнь
Выпадает раз в полвека.

Для чего пересеклись
Атмосферные циклоны,
Счастье, боль, Централ и жизнь,
Небеса неблагосклонны?

Все для прочих не в пример,
С веком нынешним не схожи
Груз мечтаний и манер,
Шкура утонченной кожи.

Мой язык - иным латынь,
Блажь, опасная отрава.
Что другим - положь и вынь,
Даром мне не нужно, право.

Может быть, такой расклад
Есть причина и примета,
Что не движутся на лад
Ни судьба моя, ни лето.

2.06.2003 г.



 
 
 
 

                  ЧЕСТЬ


Сколько мыслей и дней здесь оставлено
Угодившими вдруг во враги.
Тут сидел сын Иосифа Сталина
И писатель Василий Шульгин.

Не представить многообразия
Здесь прессуемых втихаря -
От святителя Афанасия,
До Буковского-бунтаря.

Большинству - ни надежны, ни выдачи,
Или вовсе - расстрельный подвал.
А Данила Андреев, так сидючи,
"Розу мира" свою создавал.

Половина России приучена,
Если пару лишь нот наиграл,
Повторять песни Круга и Кучина
Про сидельцев и самый Централ.

Приневоленными постояльцами
Где томились в застенках века,
Жизнь водой утекает меж пальцами
Неприкаянна и коротка.

Честь за что мне настолько великая
Слушать эхо таких голосов?
Лишь бы стрелками медленно тикая
Вдруг судьба не сломала часов.

Как Грызлову далече до Берии,
Нам до зэков былых не достать.
Но - обломкам великой империи
И тюрьму подобрали под стать.

3.06.2003 г.



 
 
 
 

                НОЧЬ


Телевизор о чем-то бормочет,
Уподоблен экран миражу.
С ним тюремные ночи короче,
Когда музу свою сторожу.

По цементно-облезлому полу
Я шагаю вперед и назад,
Отдаваясь всецело глаголу,
Уводящему в сладостный сад.

Словно в райские светлые кущи
В облака, где до самой зари
Мой душевный покой стерегущий
Охранительный ангел парит.

Отступает могильная сырость,
Равновесие вновь на весах.
Мне дарована царская милость
Забываться на ночь в словесах.

Набегают за строчкою строчка,
Убывает листа целина.
Взаперти - лишь моя оболочка,
А душа - в горних высях вольна.

4.06.2003 г.



 
 
 
 

            ВОЗНЕСЕНИЕ


Праздник Вознесения.
Шум небесных струй.
Господи! Спасения
Грешному даруй.

Храмы с колокольнями
Рвутся в облака.
Мыслями невольными
Дума далека.

В городе-поселочке,
Там, где с давних пор
В центре на пригорочке
Высится собор.

След душевной ревности,
Лет великих скол.
В нем со всей окрестности
Празднуют престол.

Чуть в толпе движение,
Тесно у дверей.
И ведет служение
Протоиерей.

Среди прочих - девица
В ситцевом платке
Крестится, надеется,
Стоя в холодке.

Над паникадилами
Смотрит кроткий Спас,
Как устами милыми
Молится за нас.

Воинства пречистого
Рати в вышине
Слушают, как истово
Просит обо мне.

Сколь душа возвышенна,
Не мила гульба,
Долетит, услышана,
К Господу мольба.

Под тюремной сению
Мне не век сидеть.
Вместе к Вознесению
Будем слушать медь.

Скрыта дымкой серою
Райская юдоль.
Но в спасенье верою
Пересилим боль.

5.06.2003 г.



 
 
 
 

КЕНТЕРБЕРИЙСКИЕ РАССКАЗЫ


Ценя изысканные фразы,
Остроты, метче быстрых стрел,
"Кентерберийские рассказы"
Я Джефри Чосера смотрел.

Дитя поверхностной культуры,
Еще невхожий в криминал,
Я англицкой литературы,
Как, впрочем, многие, не знал.

Ученики застойной школы,
У догм затверженных в плену,
Мы чтили Горького глаголы,
Да изучали "Целину".

Когда под флером из идиллий
Лишь набивали кошели,
Мы вроде многих проходили,
Точнее, мимо многих шли.

В разгуле жизненного пира
Скучающе смотря в окно,
Шедевры самого Шекспира
Знавали больше из кино.

Живя в последней из империй,
Какую видел Старый Свет,
Ну что нам было Кентербери
И века давнего привет?

Ромео образ или мавра
Казался ближе, как ни кинь,
Чем Свято-Троицкая лавра
С ее святыней из святынь.

Но пуще не считались близки
Теократические львы -
С епископов Кентерберийских
До патриархов из Москвы.

Кто знал, что долго не продлится
Советской жизни благодать?
Церковной Англии столица
Мне нынче встретилась опять.

Средневекового поэта
Пришло на ум собранье вирш,
Что было музами напето,
Когда лишь силой удивишь.

Иные платья, шляпы, гримы,
Но через терний черный лес
Годами мы как пилигримы
Шагаем в поисках чудес.

Очерчен путь по вышней мере,
Но роль кого бы ни играл,
От Лондона до Кентербери
Как от Коврова на Централ.

Под грузом сроков, как поклажи,
Блуждает караван зэка,
И каждый что-нибудь расскажет,
Не пожалевши языка.

Кто в чем в миру успел раскрыться,
Как будто снова по судьбе
Монах, студент, эсквайр и рыцарь
Стяжают подвигов себе.

Паломниками поневоле,
Не зная Чосера страниц,
Вещаем мы о прежней доле
Средь обрешеченных границ.

Шумит сокамерное братство
И грезится сквозь кутерьму:
Кентерберийское аббатство
Похоже чем-то на тюрьму.

10.06.2003 г.



 
 
 
 

ПАМЯТИ 11 ИЮНЯ 1453 ГОДА


Пять веков с половиной
Пронеслось с давних пор,
Когда турки лавиной
Подошли на Босфор.

Впечатляла картина -
Строй, одетый в металл.
Град царя Константина
Перед смертью блистал.

Рядом с каждым затвором
Расставлялись посты.
Над Софийским собором
Золотились кресты.

Европейским столицам
Глубоко наплевать.
И вставали к бойницам
Все, кто мог воевать.

Оружейный и хлебный
Пополнялся запас.
И служились молебны
На решительный час.

Генуэзцы в Галате
И наемная рать
Не сошедшись по плате
Собирались предать.

Дух борьбы и измены,
Страсти гибельных чар.
Налетали на стены
Табора анычар.

Скрежетали зубами
И кричали "Алла!"
Но тела их снопами
Принимала скала.

Под чадящим покровом
Город чудо хранит.
Пушки с огненным ревом
Сокрушают гранит.

Океан средь туманов -
Неприятельский стан.
Вновь на штурмы османов
Посылает султан.

Уподоблена грому
С черной бурей беда.
Скоро Риму Второму
Умирать навсегда.

Вышло время залогов,
Полуслов, полумер,
Уний, Палеологов,
Утонченных манер.

Пал средь лязга и бреда
Государь-паладин.
От султана Махмеда
Не уйдет ни один.

Есть последнее средство,
Хоть беснуется тать,
Византии наследство,
Ее дух передать.

Это быль или пьеса -
Я судить не берусь,
Но от турок принцесса
Убегает на Русь.

И уносит незримо. -
Как о том изреку? -
Корень Третьего Рима
На Москву на реку.

12.06.2003 г.



 
 
 
 

            * * *


Доходят словно через силу,
Чуть одолев запретов груз,
В мою тюрьму, мою могилу
Напевы шаловливых муз.

Кому охота от свободы,
Презрев цветенья аромат,
Нырять под гибельные своды
В потусторонний каземат?

Но олимпийской колоннады
Пойму значенье языка.
Какой еще желать отрады
Приговоренному зэка?

Через заборы и решетки
В унылый камерный уют
Пернатокрылые красотки
Мне снова что-то напоют.

Непросто им с такой задачей -
Отринув лета благодать,
Неразрешенной передачей
Мне вдохновение таскать.

Но из божественного круга
Все выделяется нежна -
Моя вернейшая подруга,
Богиня, муза и жена.

15.06.2003 г.



 
 
 
 

            ТРОИЦА


Я сижу над набросками
Полупьес, полудрам.
А на воле березками
Украшается храм.

Все имеет значение,
На века и всерьез.
И само облачение
Цвета листьев берез.

И пока мною строятся
Планы в карандаше,
Отмечается Троица
По церквям и в душе.

И какими же связями
Наш Господь-Господин
Хоть тремя ипостасями
Остается один?

Суть такого явления
Не постигнуть уму,
Но экстаз умиления
Донесется в тюрьму.

А на воле укроется,
Как столетья подряд,
Живоносная Троица
Под зеленый наряд.

15.06.2003 г.



 
 
 
 

            * * *


Когда-то жил я много проще.
Не знал ни крест, ни пьедестал.
Девчонке тонкой в белой роще
Стихи по памяти читал.

Шумел листвы зеленый полог
Под натиском воздушных струй.
Был краток день, но сладко-долог
Казался милой поцелуй.

От восхитительной отравы
Любви и счастья опьянев,
Я обнимал цветы и травы
И вожделенную из дев.

Романа бурного вначале,
В плену волнующей игры
Не слишком даже докучали
Лесные злые комары.

Забыв о том, в каком мы веке,
Сколь тяжела по жизни кладь,
Лишь о любимом человеке
Я мог мечтать и размышлять.

Единого - две половинки,
Хоть каждый с каждым чуть знаком.
И в золото волос травинки
Как в рожь вплетались сорняком:

20.06.2003 г.



 
 
 
 

            ФАНТАСМАГОРИЯ


Чтоб не томила душу рана
На злом тюремном берегу,
В страницы старого романа
Я безоглядочно бегу.

И ближе мне иные лица,
Мундиры, шпаги, ордена -
Итог боев Аустерлица,
Эйлау и Бородина.

Где нынче холм едва приметен,
Шумит поместье велико.
Настой балов, романсов, сплетен
Играет, как Вдова Клико.

Ножи и вилки серебристы
Зовут к обеденной поре.
Еще не знают декабристы
Что совершится в декабре.

Еще в быту устои строги,
Но моден романтичный жанр.
И не скончался в Таганроге
Благословенный Александр.

Екатеринины старушки
Ветхи, как их же терема.
Чуть только оперился Пушкин
И нету "Горе от ума".

Пока французское реченье
Милее, чем язык осин.
Родной истории значенье
Лишь раскрывает Карамзин.

Еще Истоминой порханье
Приводит знатоков в экстаз.
И на парадах - колыханье
Знамен за Фер-Шампенуаз.

Напев чудных парижских песен
Не позабыл солдатский строй.
И Бенкендорф в миру известен
Не как жандарм, но как герой.

С однополчанами стаканы
Он пенит, вспоминая брань.
Не знает Дибич про Балканы,
Не взял Паскевич Эривань.

Еще дуэльная нелепость
Стволом не целит издали.
И Петропавловская крепость
Не заготовила петли.

Не мемуары и записки,
А барышням в альбом - стихи.
Князь Оболенский и Марлинский
Не ссыльные, а женихи.

Патриархально-благосклонна
К порывам молодости власть.
С крестом и ангелом колонна
Перед дворцом не вознеслась.

Что было - не вернется снова,
Но вспоминается легко.
Того отрезка временного
Очарованье велико.

Так за страницею страница
В промозглой камерной тиши
Картин забытых вереница
Вдруг миражом замельтешит.

А Елисейская долина
Столь близко, что достать рукой.
И наподобье равелина
Централа сводчатый покой.

22.06.2003 г.



 
 
 
 

            ЮБИЛЕЙ


Прошел юбилей губернии.
От праздников нет лекарств.
Продрались мы через тернии
Столетий и государств.

Как прежде державным пламенем
Сияют орлов гербы.
Опять под трехцветным знаменем
Есть баре и их рабы.

Вновь благо страны - безделица
Тому, кто калиф на день.
И только фасады белятся
Потемкинских деревень.

Хоть партий названья сменены,
По сути - одно и то ж.
И горе-цари, и ленины
Вещают всю ту же ложь.

Действительность позолочена,
Намерений тьма благих.
Но в жизни одним - обочина,
Где грязь от колес других.

Глубинка проселком тащится.
Побольше бери - да грузь.
Богатой Москвы приказчица
Залесская наша Русь.

Стариннейшие селения
Ветра перемен смели.
И новые поколения
Не знают своей земли.

Устои давно порушены,
Шатаемся наугад.
Прекрасному нет отдушины
Сквозь ценностей суррогат.

Нет, это не мизантропия.
Признаться я не боюсь:
Рим Третий почти утопия.
Как, впрочем, былой Союз.

Но жизни своей на склоне я
Никак не могу стерпеть,
Что родина - лишь колония,
Где правит чужая плеть.

Обломками славы вымощена,
Плацдарм для столичных дач,
Заброшенная владимирщина
Не знает больших удач.

Лишь ветхой архитектурою,
Горящей по временам,
Да умершею культурою
Осталось хвалиться нам.

Но, впрочем, свежи предания.
Сегодня другой расклад.
Не сыщется оправдания
За длинный реестр утрат.

Не скроешь за мавзолеями
Проблемы и шалаши.
Помпезными юбилеями
Нельзя исцелить души.

С апостолами незванными
Не выдержать естества.
Ужели нам жить Иванами,
Не помнящими родства?

27.06.2003 г.



 
 
 
 

            ПАМЯТЬ



            День Всех Святых в земле Российской просиявших

Без почитания и славословий
Жили - как пели - без фальши, с листа.
Сколько всего их - различных сословий
Смерть претерпевших за веру в Христа.

С давних времен, от Бориса и Глеба,
Быв искушаемы от подлецов,
Ради насущного блага и хлеба
Не отрекались от веры отцов.

Проще простого попасть во святые -
Лишь угодив в неприятельский плен,
Сходу отвергнуть посулы Батыя,
Не преклоняя пред ханом колен.

Или закованных в бронь иноземцев
Перехватить средь чухонских болот.
Бить без разбора и шведов, и немцев
Так, чтоб трещали доспехи и лед.

Позже - меж угличских серых заборов
Горло подставить врагу под клинок,
Чтобы венец без сомнений и споров
Новый тиран унаследовать мог.

Далее - в пустыньке за Арзамасом
В диких лесах средь укромнейших мест,
Скудно питаясь лишь хлебом и квасом,
Старчества подвиг нести словно крест.

Годы спустя в среднерусских пределах,
Где потянулись неверья ростки,
Средь вакханалии красных и белых
С Божьим крестом выходить на штыки.

На Соловках и Лубянки подвалах
В райский Эдем добиваться ключей,
И на ГУЛАГовских лесоповалах
Братской молитвой встречать палачей.

Сколько их, чудом спасенных и павших,
Подвиг которых то громок, то тих,
В нашей Российской земле просиявших
Разных столетий различных святых.

В день предпоследний июня, соборне
Тех поминая на службе стоят,
Кто уберег Православия корни
И оказался воистину свят.

29.06.2003 г.