(О стихах Елены Петуховой в свете одного - любопытного, на мой взгляд - обстоятельства)

 

 

 

 

Стихи хорошие. Более того - они прекрасные, но возьмись я рассказывать, насколько они прекрасны, вы бы, думаю, сильно заскучали, а потом бы и вовсе со скуки умерли. Не потому что прекрасное скучно. Скучны похвальбы. Скажу только, что стихи «серебряные» - такая вот лохвицко-северянинская веточка, страстная, себялюбивая. Страсть эта иногда болезненная, а себялюбие смешное, но не судить же победителя, лучше процитировать:

Какой соблазн - приблизить час банкротства, В искусство возведя уменье лгать, И, вдарившись в лихое мародерство, Все светлое на клочья разодрать!   Какая роль! Почти как в "Мулен Руже". Чем ярче блеск, тем сладостней обман. Росток тоски мы знойностью иссушим, А боль затопчет яростный канкан.   Какой финал! Игра цветных камений. За диадемой не узреть лица... Я - куртизанка горьких заблуждений - Хочу сиять, не грея... До конца!!!

Об обещанном любопытном обстоятельстве.

Не посмотреть ли нам, как «данный конкретный» автор расчеловечивается?

Напомню, «расчеловечивание» - центральное понятие в известной статье Ортеги-и-Гасета «Дегуманизация искусства» и означает оно уклонение художника от «человеческого ядра», от того, чему можно было бы радоваться или сочувствовать. Проще говоря, от «истории Хуана и Марии» (ещё проще: Ивана да Марьи). Такое уклонение, по Ортеге, - неизбежно, оно открывает возможность чистого эстетического удовольствия, не затуманенного личными переживаниями (причём, возможность такая открывается только для особой «высокоэстетичной» касты людей, ибо далеко не все способны к восприятию этой чистой художественности). Всё новое искусство, таким образом, - совсем новое, принципиально новое, и к старому возврата - нет («…Но каковы бы ни были крайности новой позиции, она, на мой взгляд, свидетельствует о несомненном: о невозможности возврата к прошлому»)…

Возврата нет? А как же наша «серебряная Элен»? Понятно, что она «зачеловечена» и ещё как: ей только и делаешь, что сочувствуешь, она только и делает, что чувствует. Да она вообще чувственная!

Первое. Не «нет возврата», а есть и будут: возвраты, параллели, смешения. Будут работать геометрично-безлично «по Ортеге», а рядом - человечно, слишком человечно, а рядом… о, а рядом! Недавно я, кажется, поняла всю странность милого сердцу «оборонщика» Егора, поняла, почему такие запредельные песни - и такие никакие стихи/тексты. Всё просто: они - многие - действительно никакие! Но песни, часто бывает, устроены так: человеческая, «подъёмная» (полётная!), эмоциональная, сердечная мелодия - и почти вовсе «расчеловеченный» текст (уже не то что «человеческих мелодрам» не найдёшь, а и всякие человеческие значения сняты, «вода» значит всё, что угодно, «радуга», «война», «радость» - вообще всё значит всё, что угодно)… Смешение. Пример удавшегося, великолепного смешения… Сегодня нет «стилистического единообразия», сегодня есть бардак. Но это бардак, позволяющий смешивать и параллелить. Бардак, лояльный к возвратам, - и это правильно! Вопрос возврата - он неколлективный. Это индивидуальный вопрос. Будь Серебром, будь Золотом. Будь лиричным, романтичным, человечным, истеричным - будь, ЕСЛИ СМОЖЕШЬ. Петухова - смогла.

Второе. Степень «зачеловеченности» мы тут, конечно, хорошо и быстро определили: высокая. Где чувственное, там человеческое. Но тут ведь вот какая загвоздочка: это не «история Хуана и Марии». Это о Времени история. О Времени, которому не хотят отдавать… что? Ничего. Ни душу, ни тело. Эрос этот сюда приглашён только чтобы Танатос не надеялся. «…Не подстилкою - нежной периной / Ты меня под себя подложи... Упокоимся с миром...»; «…Давай убьем - по пьяни - время, / Пока оно не сшибло нас» и, наконец:

Задиристо щурясь, Лолита Улыбкой спешила отдаться, И ямки на щечках открыто Играли в стихии румянца.   Мужчин изумленные взгляды С проворством воровки ловила - Вдали от церковной ограды, С надгробья заросшей могилы...

И наконец! -

…Я голову собью о стенки И боль вложу - какая есть В стихи... и в них останусь - здесь, Живей сейчас живущей Ленки!   Укол пера - фантома шалость - Под звук разбитого стекла Напомнит вам, что я - была! Жила ль? Неважно. Я - осталась!!!

Чувство времени - штука человеческая, конечно, но отнюдь не народная. «Антинародная» даже. Временем никогда не занималась «куча нормальных людей», всегда «кучка ненормальных уродцев». И вот с этой позиции Елена Петухова нова несмотря на всю её «серебряновековость». Нова прямо-таки по Ортеге, формулирующему новое искусство как «ненародное по-своему существу, более того - антинародное». От народа Петухова страшно далека, далека так, как только мечтали бы многие и многие навроде бы модернисты. Народу, «куче нормальных людей», всегда будет казаться, что они понимают, о чём речь, всегда будет казаться, что она и впрямь об «острейшем слияния миге». Тогда как для неё ЛЮБОЙ МИГ - куда более острый, чем эта самая «куча нормальных людей» может себе представить. Это острое и делает стихи хорошими. Остро хорошими. То есть - прекрасными.

Застенчивая сжатость лепестков Шкатулки каплевидного тюльпана Таит мотив невысказанных слов, Нектарность недопитого бокала.   В плену тревожно-трепетной тоски Предчувствую начало увяданья, Когда вдруг разомкнутся лепестки И - невесомо - выпорхнет признанье,   Сольется с ароматами весны, Оставив мне осколки от флакона... Но выход есть. Мы будем спасены! Я засушу молчание бутона...

P.S. Стихи Елены Петуховой можно найти в электронном журнале «Новая Литература», а также на многих других литературных сайтах.