Дмитрий Заяц. Конструктор. Повесть. Глава 4.
Страница 6. <предыдущая> <следующая>
Глава 4. Очистка.
Олег лежал в полудреме на железной сетке. За дверью слышались какие-то звуки, щелчки и еще что-то... Мысли быстро сменяли одна другую. Где-то в подсознании сидела разгадка происходящего, но мозг никак не мог выделить ее из гига-байтов информации, мелькающей в оперативной памяти головы Олега.
Дверь открылась, и в камеру вошел «Сталкер». Он был одет в странный зеленый комбинезон с какими-то лямками. Его схожесть с Эдиком была обусловлена тем, что это и был Эдик. Только без волос на голове и без бровей. Вид у него был довольно удрученный. Взгляд был пустым, словно он смотрел сквозь предметы в одну точку перед собой.
Когда дверь закрылась, Эдик прошептал:
– Жопа! Это, Олег, жопа!...
– Что? Что было то? Где волосы? Ну...
– Волосы... они, в общем, выпали...
– Что, сами?
– Почти...
– Ну, рассказывай!
– Знаешь... Наверное, это секта или что-то вроде...
– Какая секта?
– Меня, сначала мыли, потом, намазали мазью, в солярии облучали, потом, снова мыли... Когда, я из душа во второй раз вышел, на голове ни волоска. Подмышки тоже лысые и ... там тоже.
– Странно... Зачем?
– Слушай дальше! Положили на бок и клизму в задницу вставлять. Большую, типа грелки. Думал все внутри разорвется... Потом «на горшок»! Потом, снова клизма! Так раз двадцать. У меня уже задница заболела. Наверное, нас к сношению в задницу готовят.
– Чего?
– Пидорасить будут. Я о них слышал. «Культ фаллоса». Шумеры какие-то... Ловят мальчика, а потом «по кругу пускают»... Я, похоже, сегодня первый буду... со сладкой попкой... после клизмы. Но вот, волосы чем мешали?! И еще укол делали... в вену.
– Да, странно...
* * *
В тот день перед Ветровым открылась возможность второй жизни. Он не ждал чуда, но оно произошло. Захарьян оказался той черепахой-Тортиллой, которая дала некоему Буратино золотой ключик.
Подойдя ближе, Ветров рассмотрел содержимое цилиндра и замер от неожиданности. В цилиндре сокращалось человеческое сердце. К нему были подведены различные провода и трубочки. Рядом стоял монитор компьютера, на котором все время менялись цифры в зеленом прямоугольнике, а в правом нижнем углу все время рисовалась кардиограмма.
Захарьян заметил удивление посетителя и сказал улыбаясь:
– Да, это вам не бревна тесать. Генная инженерия! Из крови пациентки был найден ее генетический код, а затем, путем моего уникального метода «частичного клонирования», было выращено сердце, аналогичное тому, которое пациентка имела в первые годы жизни. То есть, абсолютно здоровое. Код ДНК был незначительно изменен, с целью исключить предрасположенность к сердечным заболеваниям, которые она имела в зрелом возрасте. Выращенное сердце перед вами!
– Но как? – Ветров не верил своим глазам.
– Я не стану раскрывать вам сущность моего метода, да вы и не поймете ничего. Метод уникален. Использовались различные катализаторы роста, и вообще... В общем, оно выросло по принципу роста гриба. Ну и остановимся на этом. За методом большое будущее.
– Так вы его... ей...
– Ну, да. Завтра пересадка. Дело в том, что успех операции почти стопроцентный. Приживаемость выращенного сердца гарантируется, тем, что оно родное для пациентки. Мы пересаживаем ей ее же сердце, только значительно помолодевшее и улучшенное. Так вот, друг мой, советую, сдать кровь и поставить на выращивание свое новое сердце.
– И сколько выращивать?
– Примерно полгода. А потом... Мальчиком побежите. Панымаэшь!
– И сколько стоит это... дело...
– Здоровье не купишь... Говорят у вас. Но, купить можно. Не очень дорого. Вам по силам. Пока не знаю, но кровь сдайте сегодня. Пока поставим на выращивание в лабораторию, а за полгода вы подумаете... Денег за это брать не буду, если откажетесь – не обижусь...
– Ладно, попробуем... – сказал тогда Ветров, сдал кровь и забыл про это.
Сейчас он лежал в палате, а Захарьян продолжал начатый несколько месяцев назад разговор:
– Ваше сердце еще немного сыровато, но пересадить уже можно, осложнений не будет. Я распоряжусь, и сестра подготовит вас к операции.
– Я... выживу? – обреченно проговорил Ветров.
– Без сомнений, дарагой. Вжик-вжик, и больше не мужик! Шутка. Да будешь еще своих школьниц иметь. Не бзди.
– А потом... больно?..
– Больно... Но не смертельно. А, это, для тебя сейчас главное. Ну, все, время позднее, поспи, а с утра... начнем перерождение.
– ...
Ветров смотрел в потолок. Что будет дальше? А вырастить сына? А посадить дерево? А комбинат? Как же хочется жить...
Подошла сестра и вколола снотворное внутримышечно. Голова закружилась, и Петр Иванович отправился в объятия Морфея.
* * *
Федор не знал, куда идет, ноги сами вели его куда-то. Он шел вперед, низко опустив голову, пряча лицо от прохожих. Он снова и снова переживал случившееся, вспоминая слова Галины, как будто плюнутые ему в лицо. Неужели он чем-то обидел ее и заслужил такую ненависть? Наверное, так и есть. Как мужчина я не состоялся. Как отец – тоже. А как человек? Кто я? Никто! Как человек, я полный ноль. Зачем мне жить, если в жизни не осталось ничего кроме биологического существования? Нет, мне нет места среди этих преуспевших, полных оптимизма и счастья людей. Если я даже не умею порадоваться чему ни будь, а лишь отравляю жизнь нормальным людям...
Яда не было, пистолета – тоже. Можно было найти веревку и повеситься, но Федор боялся боли в шее. Оставалось выброситься из окна. Но окна у него не было, поэтому выброситься предполагалось с крыши.
По мнению Федора, девятиэтажный дом не подходил, так как не давал стопроцентного результата. Зато двенадцатиэтажный был в самый раз. Такой Федор и приметил. Главное, чтобы дверь на крышу не была заколочена.
В подъезде дома номер пятьдесят пять был даже лифт. Федор вошел в него и нажал кнопку с полу стершимся номером «12». Лифт, со страшным урчанием поехал вверх. Вот перечень надписей, что украшали лифт изнутри:
Х..Й
ОТСОСИ МНЕ
БЛЯДИ ПО НОМЕРУ ...
КИНО
КИНЧЕВ АЛИСА КИНЧЕВ
П. ДЛЯ ДУРАКОВ
Больше всего тревожила надпись:
ЧЕРНОЖОПЫЕ, УБИРАЙТЕСЬ В ГОРЫ!
РОССИЯ ДЛЯ РУССКИХ!
Эту надпись увенчивала свастика. Ее нарисовали внуки людей, победивших фашизм. Нет, не символ солнца был страшен, а идеология, подразумевавшаяся под ним. Идеи Ницше и Гитлера, случайно попавшие в организм ребенка в возрасте полового созревания.
Федор еще раз перечитал эту надпись. Федор и сам недолюбливал «лиц кавказской национальности», но в этом «графити» было что-то жуткое.
С другой стороны, ему было уже все равно, да и лифт приехал. Все, этаж двенадцатый и последний.
Дверь не была заколочена, ее вообще не было. Федор вышел на крышу.
В нос ударил запах вентиляционных труб. Пахло жареным луком, квашеной капустой, пирогами. Он взглянул на город сверху. Перед глазами предстала картина ночного города, с его огнями и звуками. Главная улица была освещена фонарями, светом фар и магазинов. Люди спешили домой, к женам и детям, к уюту своих квартир и телевизору. Кого- то сейчас ругала жена за маленькую зарплату, кто-то выяснял, с кем жена спит, пока муж на работе, кто-то дергал сына за ухо, просматривая его дневник, а кого-то ласкали нежные женские руки, заставляя поверить, что он самый лучший на свете и все в жизни прекрасно.
Для Федора не было места ни в одной реальности. Он шагнул к краю крыши и зажмурился. Нет будет не больно. Все произойдет очень быстро. И всем станет лучше...
– Слыш, Федя, чего ищешь-то? – хриплый голос окликнул его из темноты.
Федор оглянулся и стал всматриваться в темноту. У какого-то кирпичного сооружения сидел человек с бутылкой водки и радостно улыбался. Звали его Порамон. Но друзья звали его «Парамоут Пикчерс». Знал его и Федор, еще по «рыночной экономике».
* * *
На что-то это было похоже, но Олег никак не мог понять, где он уже это видел. Но пока он даже боялся высказать свои догадки вслух, настолько они его пугали. Был какой-то холодок внизу живота, и думать об этом не хотелось.
– Пожрать бы ... – послышалось с койки Эдика.
– А мне бы наоборот...
– Надо постучать! – предложил Эдик и, вскочив с койки, стал долбить по двери.
Дверь через некоторое время открылась. Вместо Васи на пороге появился в меру упитанный молодой человек с дубинкой. Он пропустил мимо ушей требования Эдика о еде, а Олега повел на «облегчение».
Туалетом это было назвать трудно, больше подходило определение «отхожее место». В полумраке прямоугольной комнаты, освещенной одной пыльной лампочкой, висящей на проводе, вырисовывались стоящие вдоль стены унитазы. Их было около десяти. На месте еще трех остались только отверстия в полу, половина из тех, что стояли была сломана, а остальные завалены разным хламом. В одном лежали битые плафоны, в другом разные железки, два были наполнены какими-то железными банками с резьбой на узком горлышке. Они показались Олегу тоже очень знакомыми.
Наконец, Олег нашел наиболее не захламленный унитаз, вынул оттуда какую-то скомканную бумагу и стал примеряться к «прибору». Не было и намека на кабинки, тем более на слив и туалетную бумагу. Но природа брала свое, и сетовать на отсутствие комфорта организм не позволял. Олег разорвал вынутую бумагу и обложил ею ободок унитаза. Можно сказать, что «уют» был создан. Остатки бумаги он решил размять хорошенько... Да это была не просто бумага, а какой-то плакат. Олег развернул ее и увидел обрывок слова:
... ЕНИЯ
Дальше начиналась карта. Нарисованная карта. Только угол кары был целым, остальная часть осталась на унитазе. Олег снял остальные два обрывка и сложил их вместе. Заголовок был следующим:
ЗОНА ПОРАЖЕНИЯ ПРИ СКОРОСТИ ВЕТРА 10 М/СЕК
На карте было изображено что-то вроде взрыва и эллиптические кольца, изображающие распространяющееся облако по направлению движения ветра. В каждом кольце стояла надпись: «Сектор-1, Сектор-2, Сектор-3...». Под картой была таблица, напротив каждого номера сектора стояла надпись:
1-Эвакуация запрещена.
2-Эвакуация выборочная.
3-Эвакуация по возможности.
...
...
Что же это такое? Где же мы? Кому мы вдруг понадобились, и зачем? А может... Ну, нет, бред какой-то...
* * *
Пропажа мужа Светлану не очень волновала. Даже наоборот, ее очень напрягало его присутствие, и то, что выросло из его сперматозоида – тоже. Но сейчас в 04.35 утра она была в самолете. Она не стала дожидаться звонка Дианы, а решила прибыть на место «боевых действий» первой. А «действия» скоро могли начаться.
Светлана знала о больном сердце мужа. Знала, что в какой-то момент может произойти то, чего она так ждала. И тут начнется ее главная партия – оттяпать побольше наследства, а главное – контрольный пакет акций комбината «ВЕТРОВДРЕВ».
Ветров был человеком умным и расчетливым, но в тоже время – самоуверенным. Никакого завещания он не составлял. Как ближайший родственник, Светлана должна была получить все. Но что-то ее тревожило. Она боялась, что объявятся племянники «из Пендюкино» и начнут требовать свою долю, чего никак нельзя было допустить. Она решила приехать, осмотреться и пустить в ход сразу же всю «тяжелую артиллерию». На этот случай у нее были отложены деньги в шкатулочке, спрятанной в ее гардеробе на полке со шляпками.
– Что желаете? – спросила стюардесса, обдавая Светлану ароматом вспотевших подмышек, забрызганных дезодорантом.
– Водки. «Абсолют». И сок. Томатный.
– Сто граммов или пятьдесят?
– Бутылку, дура! Вонючая.
* * *
Еще несколько лет назад «Порамоут Пикчерс» был Порамоном Васильевичем Зубовым – доцентом кафедры философии и культурологии. Валил студентов на экзаменах, ездил на семинары и профессорские встречи. Потом, зарплата, как то пошла на убыль, студенты стали посмеиваться над его драным пиджаком, а жена стала все больше скандалить и «задерживаться на работе».
Иногда, после экзаменов, Порамон приходил уставший и садился перед телевизором. Жена садилась рядом и начинала тыкать в спину пальцем, приговаривая: «Давай деньги! Давай деньги! Давай деньги!..» Так она могла продолжать несколько часов, пока Порамон не спрашивал: «Катенька, а поесть есть что нибудь?». На что она делала страшное лицо и говорила: «Что-о-о? Поесть!? А ты денег принес? Нет? Ну так если не можешь заработать, то иди и ограбь кого-нибудь!».
Однажды, Порамон даже решился на ограбление. В темный дождливый вечер он одел пальто, взял кусок ржавой трубы из-под ванны и вышел на улицу. Он без цели шел по улице, выжидая, когда появится подходящий претендент на «гоп-стоп». Попадались хорошо одетые прохожие, иногда выпившие, но он не решался. Наверное, он смог бы убить кого-нибудь в тот вечер, но случилось иначе. Он шел и думал. Долго думал и наконец, понял, что если и сделает это то не сможет с этим жить, не сможет ТАК.
«Обуть» никого не удалось, зато по пути попалась «пивнуха». В кармане были кое-какие деньги и Порамон решил зайти «снять стресс». Стресс снять не получилось, а вот найти новых интересных собеседников удалось. Больше трезвым Порамона никто не видел. Жена Порамона, повторила опыт Фединой жены, да и с Федей Порамон познакомился в той же «пивнухе».
Короче говоря, на крыше им было о чем поболтать. Федя уже изложил «Порамоуту» все события прошедшего дня, на что тот отвечал:
– Эх! Федя, Федя! Да я бы на твоем месте!..
– Да чтобы ты?
На этом «Порамоут» замолкал и запрокидывал голову к звездам. Они уже распили одну бутылку и посчитали, что хватит еще на одну, тем более, что закуска осталась. (На расстеленной газете лежали два обкусанных куска хлеба и «Сникерс», последний «Порамоут» своровал в магазине). Как в известном анекдоте, в тот вечер Федор подумал: «... а жизнь то – налаживается!».
Дмитрий Заяц. Конструктор. Повесть. Глава 4.
Страница 6. <предыдущая> <следующая>