Мытищами правят женщины.

В Мытищах я прожил десять лет своей жизни,

Самые позорные, страшные и серьёзные годы.

Вот их портрет.

Бывший «наш» гастроном, потому что переехали.

Все продавщицы к вечеру хмельные и добрые,

Но не настолько, чтобы раздавать продукты даром.

Соседка Вера Геннадьевна, глядя на неё, понимаешь,

Что есть только две жизни, заподлицо и западло.

Жить с людьми заподлицо, тютелька в тютельку, без зазора.

Но разве такое возможно и потом, их так много.

Единственный выход, жить с людьми западло,

Держать их за падлу, не чтобы подставить,

А чтобы построить.

А догадаться, что тем самым их подставляешь,

Это слишком глубоко и тонко,

А жизнь груба и жестока.

Продавщица в овощной лавке, красная оттого что

Всегда на холоде и под мухой,

С косой, в очках, с лицом старообрядки.

– Почём апельсины?

– Тридцать пять и двадцать шесть.

– Какие вкуснее?

– За двадцать шесть.

Начальница Мытищинского паспортного стола,

У которой ключ от дверей

Между белым и чёрным светом.

Пусть белый свет побегает за ней шавкой,

Потому что больше всего на свете боится,

Что его перепачкают в чёрный

Без документа, что он белый.

Отдашь все деньги, приделаешь к спине и губам

Специальные шарниры,

Чтобы всё время изгибаться и улыбаться.

Лам Полина Юрьевна, участковый хирург

С выслугой лет, в которую вмещается

Новейшая история.

Этот гной, говорит, не мой.

«А чей?», говоришь и видишь,

Что все глядят на тебя с состраданием.

Мама жены, бабушка дочки купила «Коделак»

Разрекламированное средство от ангины.

Врач сказала, не надо, угнетает.

Вчера вечером на четыре круга заходили,

Что угнетает самочувствие, а не кашель.

Женщины-горы. Наивные и жестокие дети.

Как Жека Квартин в детстве

Отрывал воробьёнку голову,

Чтобы посмотреть, что у него внутри.

Да не у воробья, у Жеки.