Вот несмело, первой уверенной каплей, через плечо оглядываясь, измотанный ожиданием, неловкостью истерзанный, растворенный в желании и, наконец, в приступе сладострастно подступающего облегчения, чресла высвобождающий, утомленные бесконечным усиливающимся напряжением, ты, ты, ты - пробиваешь пространство, отделяющее твое покачивающееся тело от бесконечно далекого забора, сдерживая вопль облегчения, закусываешь губу, смущенно любуясь лишь первой уверенной каплей. Несмело.

Я вижу тебя сквозь мириады мошек, облепивших стекло автобуса. Писающий мальчик. Нецке на русском ветру. Невозможно в такой бестолково-резонной толпе разглядеть все детали. Секунда - и мимо тебя пролетают полсотни расплывчатых яблочных пар, глазных-безобразных. И пара моих среди прочих. Вот как знакомое может чужим и помехой быть одновременно.

Но что между нами? Котлета пространства с гарниром ума и подливой воспоминаний. Прошлое. Мошки (большинство почему-то упорно стремится наверх). Лето. Рыдание в вязкости времени. Пустота.

Ты сидел тогда за столом напротив меня и упивался произведенным эффектом. Я даже не поняла, что мне больно. Еще не успела, не сразу смогла. С упорством больного хирурга, сдерживая возбужденное хихиканье, похлопывая молоденькую ассистентку по упругости зада, схватился за скальпель дрожащей рукою, уверенный в своей правоте, но не знающий пока, брызнет ли красное из надреза, или там все синее уже, скорее, скорее, скорее...

А еще перед этим: водил узловатым своим указательным по хрустящему белому, сонно о нас рассуждая. Я - голая, дура, лежала перед тобой, сжимаясь под одеялом. Ну, еще раз скажи, повтори, что сказал, не глядя в глаза!

Мне до сих пор неизвестно, для чего существует прощенье. Раньше я думала - для того, чтобы камень с души у того, кто прощен. Как бы не так! Раньше считала - для того, чтоб очиститься тому, кто простил... Вот вам прекрасный опыт: сиди себе в потном и пыльном автобусе дни напролет на работу, с работы, в кино; вспоминай да прикидывай - кому что досталось после этого акта Прощения, кто что получил, потерял, или все при своих (говорят, человека после 16-ти не переделать, а после тридцати даже не подружиться по-настоящему: одни нужники вокруг и рядом, этот затем, тот за этим).

И вот, надо же, ты у забора. Медленно так проплываешь, словно символ, итог, объясненье всему, словно вот именно этой секунды ждала, бессмысленно глядя, прикидывая, вспоминая, день за днем, день за днем - нелепо, смешно, как впрочем и все остальное. Увы.

У мужчин, я читала, оргазм представляет собой то же самое, словно он долго не мог помочиться, терпел, трепетал, до судороги в ногах, до зуда под ногтями и - О! - наконец-то! - пришло облегченье.

Зачем я прощала тебя?

Струя ударяет в забор.

Все скрывается за поворотом.