НовостиВ февраля 2003 года я отправил в FIDO свою статью "На смерть фантастики". Не могу похвалиться, что статья вызвала широкий резонанс, но вот реакция на нее была вполне прогнозируема и ожидаема. Прежде всего хочу сказать спасибо Павлу Клименко, Арсению Федорову и Наталье Макеевой поддержавшим мою точку зрения. Я благодарен Борису Иванову за корректную и аргументированную критику. Хочу выразить признательность и благодарность Игорю Якушко, первому читателю статьи, убедившему меня в ее актуальности и своевременности.
Однако большая часть возражений была сугубо эмоциональной. Ни один мой аргумент не был опровергнут. Более того, ни один из них не был даже сколько-нибудь детально рассмотрен. Я даже удостоился обсуждения моего творчества (что, наверное, следует рассматривать как положительный эффект от статьи), но в итоге дискуссия свелась к констатации отклонений в моей психике.
Громче всех в эхо-конференции имени самого себя негодовал скромный труженик пера господин Лукьяненко. Мэтр нашел у меня mania grandiosa, а на мои рассказы навесил ярлык бездарности. Не зная писателя очно, я не стану на основе его творчества делать ответные выводы о его психическом состоянии, и даже буду благодарен, если мэтр снизойдет и напишет рецензию на любой мой рассказ по своему выбору. Более всего Лукьяненко недоумевал, что человек, сам пишущий фантастику, оказался способен на критическую статью. Мне же с моим скудным умишком, надорванным университетским курсом физики и окончательно истощенным десятью годами программирования, не понять каким образом мнимые или реальные недостатки моих рассказов умаляют силу аргументации и дискредитируют статью.
Если мои упражнения в фантастике, с точки зрения Лукьяненко, не дают мне право судить о фантастике в целом, тогда и уважаемый писатель, дабы не противоречить себе, не должен выносить оценки чужому творчеству (неважно, отрицательные или положительные), а тем более чужому психическому здоровью. Однако намного проще с чисто совдеповской праведной ненавистью к инакомыслию объявить оппонента неудачствующим завистником и закрыть тему.
С теми же основаниями и с теми же аргументами я мог бы написать о смерти сопливых женских романов или крутых кровавых боевиков. Но, если быть честным, из женской прозы ничего кроме "Унесенных ветром" я не читал, а у нескольких прочитанных наспех боевиков, истекающих кровью и пропахших пороховой гарью, не запомнил даже названий. Я не понимаю потребителей этих жанров и мне нечего им сказать. Парадокс в том, что я люблю фантастику.
Черт побери! Почему, купив в магазине некачественный товар, я имею право обменять его на другой или вернуть назад деньги, а купив плохую книгу мне останется только сетовать о потраченных деньгах и бездарно потерянном времени?
Вот что написал в 1996 году Александр Тарасов в рецензии на повесть Марии Арбатовой "Опыт социальной скульптуры…":
"Ни для кого не секрет, что наши толстые литературные журналы (исключая "Иностранную литературу", разумеется) в последние годы представляют собой жалкое и позорное зрелище полной деградации, наполнены бездарнейшей и скучнейшей прозой и поэзией и довольно-таки примитивной и откровенно конъюнктурной публицистикой, а литературная критика в основном свелась ко взаимному внутритусовочному восхвалению ("перекрестному опылению") да к рутинному переругиванию внутри узкого круга критиков разных направлений на темы, никому, кроме самих этих критиков, абсолютно не интересные. В общем, такой заповедник посредственностей, эксплуатирующих былую славу и имидж отечественных толстых журналов (игравших некогда выдающуюся социально-культурную роль), и выбивающих деньги на свое существование у правительства и банков, запугивая всех угрозой "невосполнимой потери для отечественной культуры" в случае своего закрытия. Хотя отечественной культуре наносится, безусловно, куда больший ущерб именно существованием таких вот живых мертвецов, ежемесячно отравляющих общественную атмосферу России своим трупным запахом."
Далее в примечании Тарасов добавляет:
"В частной беседе, кому это ни скажешь - все соглашаются. Но писать об этом публично не принято. Одни связаны корпоративными интересами, другие - страхом, боязнью прослыть "бешеным" и оказаться объектом травли. Так фарисейская, ханжеская мораль давит и душит правду. Так при формально существующей свободе печати на практике уничтожается свобода печати".
Но речь у нас шла о фантастике. Дадим слово классикам:
"Начнем с того, что с нашей точки зрения нет принципиальной разницы между научной фантастикой и другими видами литературы и между работой писателя-фантаста и любого другого писателя-беллетриста. Как и всякий вид литературы, научная фантастика не однородна, она содержит ряд различных идейно-тематических течений. Вот некоторые из них: судьбы величайших изобретений и открытий современной науки; создание образа человека будущего - романтического героя; создание образа обыкновенного человека будущего, - принципиально не отличающегося от героя нашего времени; создание гротескных ситуаций, как следствий столкновения человека с необычайными свойствами природы. Как и любой честный писатель-беллетрист, писатель-фантаст в своем творчестве проделывает какую-то эволюцию, совершенствуется, иногда меняет взгляды. Писатель-фантаст, начиная работать над произведением, ставит перед собой определенную задачу, вытекающую из его взглядов и вкусов, и решает ее характерными для себя средствами, применяя ему одному присущие методы воздействия на читателя.
Как и в любом другом виде литературы, в научной фантастике правомерны все проводимые идеи и все разрабатываемые темы (за исключением, разумеется, идей и тем, противоречащих коммунистическому мировоззрению). О критике речь еще будет впереди, но заметим, что как и всякий писатель-беллетрист, фантаст крепко держится за свои взгляды, и если критика не способна эти взгляды изменить, то это между прочим может означать и слабость позиций критики. Отметим, наконец, что как и в любом другом виде литературы, в научной фантастике есть случайные авторы и авторы-новички. Бывают и халтурщики - тоже как и в любом другом виде литературы.
Такова научная фантастика с нашей точки зрения, и возможностей для другой научной фантастики мы не видим".
А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Про критику научной фантастики. - 1962.
М-да, мое появление на свет еще даже не прогнозировалось, а про коммунизм классики не могли не сказать. Кто знает, может быть отмена коммунизма, как безусловного ориентира фантастики, и привела последнюю с тому печальному состоянию, в котором она сейчас находится. Для нашей темы важны упоминания о невосприимчивости фантастики к критике, о существовании халтуры еще в те далекие годы недоразвитого социализма, а также два очень важных тезиса: 1) фантастика изоморфна литературе; 2) писатель эволюционирует. Добавим от себя, что вариантом эволюции может быть и деградация. Общий кризис в современной литературе с неизбежностью ведет к кризису в фантастике. Не может она процветать на фоне общего упадка.
"Фантастика есть отрасль литературы, подчиняющаяся всем общелитературным законам и требованиям, рассматривающая общие литературные проблемы (типа: человек и мир, человек и общество и т.д.), но характеризующаяся специфическим литературным приемом - введением элемента необычайного".
А. Стругацкий, Б. Стругацкий. Фантастика - литература//О литературе для детей. - Вып. 10. - Л., 1965.
Определение это настолько всеобъемлюще, что включает в себя Большой Взрыв и Благую Весть, Братство кольца и Великое Кольцо, зеленых человечков и хоббитов с кентаврами. Но за время существования фантастики как жанра все элементы необычайности уже перепробованы и освоены. В тысячный раз писать о полете на Марс или в миллионы раз увеличивать мощность бомб - тупиковый путь. Повторим классиков: фантастика часть литературы, вот она и повторяет весь путь развития литературы.
Читателя надо расшевелить, возбудить, принудить читать. Культурный читатель, столкнувшись с откровенной халтурой, уже на второй странице захлопнет книгу. Обыватель смотрит в ящик, в метро спит или слушает рок, если что-то читает, то это журнал "Стрип" или газета "Спид-Инфо". Литературная халтура, чтобы преуспеть, впитывает в себя весь арсенал захвата внимания, позаимствованный из фильмов: океаны крови, мозги по стенкам, фонтаны спермы. Уже когда ничего не остается, в ход идет откровенный бред и подмена понятий. А мы потом до хрипоты спорим: описание полового акта между Сталиным и Хрущевым это порнография или эротика? Но все направлено на то, чтобы товар в виде книги превратить в деньги в виде гонорара.
Анджей Сапковский, польский писатель:
"Обложка книги - это ее визитная карточка. Не надо себя обманывать: критики не в состоянии читать всего, что выходит - они и не читают. Прочтение вовсе не является обязательным условием написания рецензии. Достаточно глянуть на обложку. Если на ней, к примеру, название вырисовано истекающими кровищей буквами, а чуть пониже мы видим оскаленную харю с вытаращенными буркалами - то сразу же можно сказать, что это дешевый splatter-horror, другими словами - пардон, друзья - ужасное дерьмо.
Если же на обложке присутствует полуголая дамочка в объятиях героического типа с мышцами, блестящими от Oil of Ulay или же какой-то еще "Джожобы", к тому же, если у этого типа в руке ятаган, а сверху на все это поглядывает дракон с выражением морды оголодавшего аксолотля, то мы имеем дело с дешевейшей фэнтези, со жвачкой и гадостью - такую же следует писать и рецензию. И она попадет в цель, в самое яблочко, так что позавидует сам Кэвин Кестнер из Шервудского Леса."
Далее: "У фэнтези имеется своя стабильная и обязательная группа потребителей, поэтому сей жанр заботится о вкусах упомянутой группы. Наилучшим примером подобной заботы стали знаменитые циклы, сериалы фэнтези, чудовищные монстры с пугающим количеством томов.
Рекорд в этом отношении принадлежит скорее всего некоему Алану Барту Экерсу, цикл которого "Скорпион" уже перевалил за сорок томов. Неплох и старый зануда Пирс Энтони со своим "Ксантом" - он нашлепал уже тринадцать книг сериала, а при случае - еще семь штук "Адепта", четыре "Таро" и целую кучу других книг и циклов. У Джона Нормана, о котором мы еще поговорим, на совести вроде бы одиннадцать томов цикла "Гор". Скромных авторов, ограничивающихся пяти-, четырех- и трехтомными сагами, сосчитать невозможно, но имя им легион. К огромному сожалению".
Andrzej Sapkowski, PIROG albo Nie ma zlota w Szarych Gorach. Nowa Fantastyka,5/93. Перевод Марченко В.Б.
К сказанному просто нечего добавить. Статья Сапковского стоит того, чтобы прочитать ее полностью. Я обнаружил ее на диске "Библиотека в кармане №15". Говоря о том, что в течении последних десяти лет не появилось ни одного нового имени в фантастике, я, может быть, несколько сгустил краски, но в целом недалек от истины. Десять лет чисто условная граница, когда окончательно пал советский способ издания книг и внедрился американский. Список писателей, который сформировался на переходе этой границы, с тех пор остался неизменен. Если новые авторы появились, то их книги не стали событием. В фантастике последних лет не было такого стремительного старта, какой случился у Акунина в детективе.
Зайдите в крупный книжный магазин, например, в "Дом книги" на Новом Арбате: Лукьяненко - один стеллаж, Никитин - два, Головачев - три. Среди полок с книгами Перумова, Олди и Фрая вдруг попадается книга Каганова. Но Каганов личность известная, именно поэтому мой взгляд зацепился за эту книгу. Уэллса вы найдете на полках классической иностранной литературы, а Жюль Верна - среди детской. А теперь отдалимся от столицы верст на пятьдесят и зайдем в книжную лавку провинциального города: количество книг существенно сократилось, а вот пропорции сохранились.
Книготорговцу плевать на художественные достоинства книг, для него они товар. Вот он и везет в свой Тмутараканьск только то, что гарантировано продаст. Торговец ориентируется на тираж и на известность имени. Не станет он закупать Каганова. Впрочем, и Веллера не станет. Тмутараканьский читатель будет пребывать в полном неведении относительно не только новых имен, но не получит в свое распоряжение и малоизвестные, а тмутараканьский писатель, буде такому народится, станет ориентироваться на писателя с большими тиражами, считая это образцом литературы. Стоит напомнить банальную истину, в Москве часто игнорируемую; в провинции народ живет бедно. Книга - роскошь, по крайней мере, излишество. Если выбор идет между колбасой и книгой, выбор всегда будет в пользу колбасы. Как следствие; книготорговый бизнес в провинции неприбылен, книги с малыми тиражами пределы МКАД не покидают.
Читатель, а речь идет о массовом читателе, идеализирует не только писателей, но и редакторов. Он доверяет их выбору и их вкусу. Он покупает то, что подписано более или менее известным именем. Вот почему идут постоянные переиздания старых книг. Новые имена - это финансовый риск.
Что делать? Лем устами Иерохима Ферзенгельда ("Перикалипсис") предлагает решение проблемы: "Тот, кто ничего не пишет, не проектирует, не рисует, не патентует, не предлагает, получает пожизненную стипендию в размере 36000 долларов в год. Тот же, кто делает что-либо из вышеизложенного, получает существенно меньше … Сотворивший одно изобретение или две книги в год не получает ни гроша; за третью книгу он должен приплачивать. В таких условиях лишь истинный альтруист, аскет духа, любящий ближних, а себя ни на столечко, решится творить что бы то ни было. Наконец-то прекратится изготовление продажного мусора." Ферзенгельд также предлагает анонимность творца и новый уголовный кодекс в котором предусмотрены наказания за нелегальное творчество. Но, увы, это утопия. Для себя, как для потребителя, я вижу один выход: не покупать!
PS. К теме статьи не имеет отношения, но промолчать не могу. В процессе обсуждения статьи публика вдруг вспомнила мой "Дневник графомана", написанный в 2000 году. Этот рассказ я совершенно не ценю и не нахожу у него больших достоинств. Обошелся он мне в полчаса игривого настроения и кроме шутовства и буффонады ничего не содержит. Если меня запомнили по "Дневнику графомана" - очень печально.