На Главную
Новости Авторы Проза Статьи Форум Карта
О проекте Цитаты Поэзия Интервью Галерея Разное

 


        Дмитрий Цветков


        Anno Domini


        Роман. Глава 18





Дмитрий Цветков. Anno Domini. Роман. Глава 18.
Страница 19. <предыдущая> <следующая>





Полтора месяца, проведенные в ожидании выхода статьи, не прошли даром. Задумавшись о литераторстве, Вадим решил попробовать себя на этом поприще, тем более что у него были кое-какие наработки: это несколько давно написанных рассказов и задумка написать повесть о себе, только из далекого будущего, из своей старости. Он настолько отдался этой новой надежде наполнить жизнь смыслом, что не раз выслушивал жалобы жены на то, что совершенно перестал уделять ей внимание. Вдобавок ко всему Вадим еще и взялся помочь Беловым сделать на кухне ремонт. Когда он предложил свою помощь, то предполагал, что они вместе с Андреем повесят подвесной потолок, вместе его покрасят, вместе обошьют стены панелями. Но Андрея хватило только на потолок. Очень скоро ему надоел этот ремонт, и он начал искать себе предлоги, вплоть до раскалывающейся головы, лишь бы избежать участия в нудном процессе, который Вадим честно выдержал в одиночестве. И Наташа, и Анна возмущались таким безответственным поведением тридцатишестилетнего отца семейства, лежащего на диване перед телевизором, в то время, когда его друг трудится на кухне, но Андрея этими возмущениями пробить было невозможно, а сам Вадим решил довести начатое дело до конца, хотя в глубине души ему было неприятно более чем кому-либо – ведь при всем прочем ему еще и приходилось работать. Но он прекрасно знал Белова и поэтому не удивлялся.

Писал он урывками на работе, писал дома в выходные дни, писал в будни до трех часов ночи. Он писал даже во сне. Ему снились буквы на клавиатуре, снились фразы, целые абзацы. Подобная сублимация не раз происходила с ним в жизни, но теперь он был окрылен надеждой оставить человечеству свой след, свой литературный гений. Закончив написание повести, он перед тем, как дать Анне ее прочитать, произнес целую вступительную речь, пытаясь объяснить порыв, который заставил его столько времени просидеть у компьютера.

– Все, что происходит на земле, во вселенной – все это не происходит зря! Каждое событие, даже самое незначительное, имеет свой смысл, до которого смертному не суждено докопаться. Как можем мы знать, что пробитое в машине колесо, доставившее столько неприятностей и забравшее столько времени, на самом деле спасло нас от неминуемой аварии и смерти? Как можем мы об этом догадываться, если этого не произошло? Но даже если и произошло бы, то эта авария и эта смерть тоже имела бы свои

причины, спрятанные в последствиях. Любой случай можно рассматривать с точки зрения вселенской рациональности.

Если покопаться в событиях, трагических событиях моей жизни, во избежание которых я готов был на самопожертвование, то во всем этом можно усмотреть дальнейшую пользу. Когда умерла мама, терзаемому скорбью и собственным бессилием перед физиологической неизбежностью, мне суждено было пересмотреть многие ценности, открыть иные понимания. Я, очищенный горем, смог приблизиться к разгадке смысла собственного существования. И сегодняшние тягостные воспоминания о ее болезни и смерти, сегодняшняя тоска по самому родному человеку не дают мне очерстветь. «Memento mori!». Помни о смерти, которая станет итогом твоего недолгого существования, которая поселит тебя в памяти близких.

Если бы я не разошелся с первой женой, мы не встретились бы с тобой, и не были бы целой семьей так счастливы. Если бы мама была жива – мы не встретились бы с тобой. Если бы теща Сахно не воровала у него замки – мы не встретились бы с тобой. Если бы твой первый муж не пил и не гулял, что принесло тебе столько страданий в свое время, – мы не встретились бы с тобой. Продвижение к счастью инициировано несчастьями. Горе, трагедия являются генераторами стремления к улучшению. Это и опыт прежних ошибок, которые стараешься не повторить более. Это и умение ценить то, что ранее не ценил и потому потерял. Это и приближение к собственной смерти, рождающее потребность успеть что-то сделать.

Все, все, что происходит – не происходит случайно. Несмотря на то, события ли это одной личности или история целых народов. Любая, даже самая великая трагедия влечет за собой череду положительных результатов. Если бы в свое время Гитлера зачислили на архитектурный факультет, можно с уверенностью сказать, что фашизм не нашел бы такой мощной поддержки среди немцев, и Вторая мировая война не унесла бы пятьдесят миллионов человеческих жизней, потому что не состоялась бы. Но кто может сейчас предположить, что сталось бы на земле, если бы вождь всех времен и народов в течение нескольких военных и послевоенных лет приложил свои умения на благо победы мировой революции. И сколько было бы уничтожено на свете людей, если бы, не дай Бог, этот параноик, казнивший тридцать миллионов своих соотечественников, все же претворил в жизнь Ленинские теории о всеобщем коммунизме.

Война целые нации заставляет пересматривать свои понятия и настроения. Монголо-татарское нашествие дало понять русским княжествам силу единства. Фашистский геноцид вынудил евреев, в конце концов, создать собственное государство. Безраздельная власть нашего бывшего президента спровоцировала инициативность оппозиции и возмущение украинского народа.

Смерть, закрывая глаза одному, открывает их многим. Смерть пьяного автомобилиста заставила работников автоинспекции прикрутить предупредительный знак на месте недавней трагедии и нанести яркую дорожную разметку, тем самым, вполне возможно, спасая от гибели целый автобус с детьми, несущийся в пионерлагерь по той же дороге. Смерть шахтера, погибшего при взрыве газа, заставила руководство шахты наконец-то выделить деньги на переоборудование, тем самым, сохранив жизни сотням других горняков. Смерть больного СПИДом подростка, показанная по телевизору, сохранила жизни тысячам его сверстников, которые начали использовать презервативы от страха перед заражением. Смерть моей мамы дала мне мудрость написать то, что я сегодня уже написал, и когда у людей появится возможность это написанное прочитать, то вполне возможно, что кого-то покинут мысли о суициде, кто-то решит вернуться к семье, кто-то просто навестит родителей. Я надеюсь именно на такой результат моего творчества, и это было бы для меня самой большой наградой.

Вадим закончил свой монолог и отдал жене стопку свеженапечатанных листов. Она расположилась в кресле и начала читать предложенные мужем повесть и рассказы. Несколько раз в процессе чтения глаза Анны наполнялись слезами, и Вадим вышел во двор, чтобы не смущать жену. Ее слезы говорили ему о том, что работа удалась.

 

Еще не окончив редактирования, Вадим решил найти издателя, который заинтересуется его детищем. Он не представлял точно, как можно напечатать сборник такого объема, ведь для отдельной книги этого было слишком мало. Возможно, что какой-нибудь журнал согласится разместить его на своих страницах. В любом случае нужна была консультация специалиста, совет знатока. Вадим нашел несколько электронных адресов украинских издательств, и отправил им письма с кратким описанием сюжета, отрывками и своим контактным адресом и телефоном. Придя на работу на следующий день, он не обнаружил в почтовом ящике ни одного нового сообщения. Телефон молчал. Тогда он поискал в Интернете информацию, как издать написанное произведение, и натолкнулся на рекомендации специалиста, который объяснил, что во всем мире активно работают литературные агенты, которые берут на себя роль посредника между автором и издателем. Но, к сожалению, ни в России, ни тем более в Украине таких агентств не существует. Если кто-то и предлагал услуги агента, то можно гарантированно сказать, что, кроме потери денег, автор ничего большего от него не увидит.

Тогда Вадим решил использовать самостоятельно все возможные варианты. Он выписал адреса и телефоны нескольких десятков украинских и российских издательств и всем им отправил свое предложение. Обзвонил всех, чей телефон был указан на страницах электронных сайтов. В нескольких украинских издательствах ответили, что русскоязычные произведения их не интересуют. Россияне сказали, что им достаточно своих авторов и с украинскими писателями они не работают. Вадима удивляли такие отказы – ведь никто до сих пор не прочитал и строки из его сочинений. Тогда он решил сделать перевод нескольких отрывков на английский язык для того, чтобы послать свое предложение зарубежным литературным агентам. Всемирная сеть поражала обилием агентств, предлагающих авторам свои услуги. Информационные сайты просто кишели их адресами. За несколько дней кропотливой работы Вадим отправил за рубеж шестьсот электронных писем.

Наконец-то в его почтовом ящике стали появляться долгожданные сообщения. Писали в основном из Америки приблизительно следующее: «Уважаемый автор. Нам очень приятно, что Вы обратились именно в наше агентство, но, к сожалению, у нас нет возможности сделать перевод Вашего произведения. Мы уверены, что Ваша работа достойна публикации и поэтому рекомендуем обратиться в другое агентство, которое сможет Вам помочь. Желаем творческих успехов!». Таких писем Вадим получил около сорока. Зато ни от украинцев, ни от россиян не пришло ни одного ответа, даже уведомления, что его письмо было прочитано.

Вадим не опускал рук и попытался дозвониться в областной отдел Союза писателей, но оказалось, что это домашний телефон местного литератора, который когда-то возглавлял областную организацию, но, к сожалению, недавно умер. Когда он дозвонился в кабинет молодого автора при Союзе писателей Украины, то наконец, получил содержательный ответ: «Не пытайтесь найти издателя, который заинтересуется Вашей повестью. Никто Вас не напечатает! Собирайте деньги и печатайтесь сами!».

Этим незамысловатым, простым до примитивности советом воспользоваться оказалось сложнее всего, потому что еще несколько месяцев Вадиму предстояло возвращать занятые недавно деньги. Семья продолжала питаться соевым мясом, экономя каждую копейку. Но все же он поинтересовался: если самостоятельно напечатает книгу, то может ли рассчитывать хоть на какую-нибудь поддержку со стороны Союза, например, провести у них презентацию или прорекламироваться через их каналы. Ответ Вадим выслушал без удивления: «Если Вы не являетесь членом Союза писателей, то всем этим Вам придется заниматься самостоятельно». Наверное, действительно нет пророков в родном отечестве.

Последняя его надежда была на известных людей – актеров, политиков, журналистов, адреса которых он смог отыскать в Интернете, и интеллекту и порядочности которых мог доверять. Первое письмо он отправил замечательному российскому политику и прекрасной женщине, которую наблюдал по телевидению уже много лет. Затем, не дожидаясь ответа, потому что его можно и не дождаться, Вадим отправил письма популярному певцу, которого считал самым интеллектуальным исполнителем на современной эстраде, авторитетному российскому писателю-юмористу, политику, за которого отдал свой голос в первом туре выборов и которому по-прежнему доверял, как человеку. Написал нескольким российским актерам старой школы, известному украинскому журналисту, и в конце концов, когда ни от одного из них он не получил ответа, написал актеру, попавшему недавно в автомобильную катастрофу, но, по сообщениям прессы, – поправляющемуся.

Здравствуйте, Николай Петрович!

Как же Вы всех нас напугали этой аварией! Слава Богу, что все обходится!

Я тридцатишестилетний житель Украины, и на днях мне удалось закончить написание давно задуманной повести. Столкнувшись с финансовыми сложностями в ее издании, я решил попросить помощи у известных и уважаемых людей страны, которые, прочитав ее, могли бы помочь мне рекомендацией или замолвить словечко издателю, но в какой я пришел ужас, когда смог отправить лишь несколько писем! Как многих уже нет с нами! Николай, Вы не имеете права пополнять эти грустные списки! Пожалуйста, держитесь, крепчайте и впредь – будьте осторожнее!

Моя повесть – это взгляд семидесятивосьмилетнего человека на свою промелькнувшую жизнь. Его воспоминания любви, побед и поражений, радостей и потерь. В этой повести нет убийств и погонь. В ней просто жизнь. Не та – киношная, а такая, которая окружает всех нас ежедневно. Промелькнувшая жизнь, которую замечаешь, лишь оглянувшись назад.

Оказалось, что гораздо легче написать, чем достучаться до издателей. В Украине предпочитают произведения, написанные на украинском языке. В московских издательствах мне ответили, что украинские авторы их не интересуют. Просто смешно – как примитивно! Значит, Бальзак должен был писать только для французов, а Джек Лондон – для жителей Крайнего Севера. Конечно, мне рано сравнивать себя с этими писателями, но и Москва не сразу строилась! Если бы хоть кто-нибудь из редакторов прочитал мою повесть и мог ее раскритиковать, то я не стал бы спорить, возможно, она и неинтересна, и непрофессиональна, но ведь я получаю отказы без прочтения!

Сегодня выгодно печатать лишь те книги, которые будут наверняка хорошо продаваться. Страшно смотреть на торговые полки в книжных магазинах: убийства, маньяки, насильники, банды. Чем больше крови, тем сердцу веселей! Мне хочется попытаться вернуть литературе духовную чистоту, но я одинок в своем стремлении и у меня нет денег на издание и рекламу написанного.

Вот тогда, не получив ответа от многих издательств, я решил попробовать обратиться к людям, которые, возможно, помогут мне своей рецензией или хотя бы авторитетным словом пробиться к опытному редактору.

Мне так хотелось бы написать Николаю Амосову, Иннокентию Смоктуновскому, Аркадию Райкину, Андрею Миронову, Владимиру Высоцкому, Евгению Леонову, Анатолию Папанову, Леониду Филатову. Но, к сожалению, я слишком опоздал! А те немногие, которым я все же написал, молчат.

Сделав перевод нескольких отрывков, я предложил их зарубежным агентствам. И, о чудо! Иностранцы-то отвечают! Пусть отказом, пусть у них нет переводчиков или они загружены предложениями и не берут новых авторов, но они не молчат! Они не ленятся написать две строки: «Уважаемый Вадим! Спасибо за Ваше письмо…». Они настолько внимательны к чужим людям, что находят в себе силы и время для отписки. Нашим же я пишу как в бездну!

Уважаемый Николай Петрович! Так получается, что Вы моя последняя надежда. Если у Вас будут силы и свободное время, чтобы прочитать несколько предложенных мной отрывков, я буду Вам очень признателен. Если при этом Вы еще и найдете возможность хотя бы уведомить меня, что письмо мое Вами получено, то это даст мне надежду, что мир еще не полностью съеден ржавчиной бездуховности. Мне так много хочется написать, мне так много еще хочется сказать людям! Нужна только маленькая помощь, чтобы люди меня услышали.

Николай Петрович, я от всей души желаю Вам скорейшего полного выздоровления! Мне так хочется увидеть Вас в новых фильмах, в новых ролях! Дай Бог Вам здоровья, сил и удачи!

С уважением, Вадим Александров.

После этого письма Вадим уже не писал более. В его компьютере оставалось только одно обращение, адресованное премьер-министру, но его он не отправил, потому что был уверен – оно потеряется в секретариате и не дойдет до адресата. Точно так, как не дошло его письмо до президента, возвращенное бдительным исполнителем на рассмотрение новому губернатору. От стольких тщетных попыток в душе оставалось только разочарование.

В один из этих дождливых летних дней на работу к Вадиму приехал отец. Он приехал без звонка, и Вадим сразу заметил его приподнятое настроение. Как всегда, у отца с собой была папка, полная судебных документов. В кабинете Вадим был один, и отец, сев за свободный стол, достал всю толстую стопку многомесячной бумажной работы. Он быстро нашел заготовленное письмо, написанное от руки с многочисленными поправками и исправлениями.

– Что это у тебя такое почерканное? – спросил Вадим, предполагая, что ему придется сейчас набирать этот текст на компьютере.

– Делал исправления и дополнения для усиления эффекта. Это заявление начальнику областной налоговой администрации о коррупции во главе с Очаковым.

– Послушай, но ведь я тебя уже просил, чтобы ты не спешил с письмами, пока апелляционный суд не вынес свое решение. Что толку от писем, если ни один юрист нам пока не сказал, что твои права действительно были нарушены. Ты же знаешь, насколько закон – относительное понятие! А вдруг выяснится, что Очаковы действительно имеют на этот участок такие же права, как и ты?

– Да не имеют они никаких прав! Но это письмо не по нашему делу. Тут другое выясняется. Вызывают меня вчера в суд, кстати, тот же судья, который вел процесс по земле, и объявляют, что я задолжал за воду сто тридцать гривен. А эта женщина из водоканала уже неоднократно ко мне приходила, и я ей объяснял и отдавал справку, что в тот момент, о котором идет речь, я пользовался милицейскими льготами. Она заявила, что справки этой у нее нет и подала в суд заявление.

– Это и не удивительно, ведь ты пошел и против поссовета, и против налоговой. Теперь они будут давить тебя, как только смогут.

– Да это не страшно. Дело в другом. Дело в том, что коммунального предприятия, от имени которого она требует задолженность, уже два года не существует. Там поменялся владелец, все переоформили, а у нее, видимо, осталась на руках печать старого предприятия. Вот она и зарабатывает себе деньги, собирая наличными долги и выписывая липовые квитанции. Так что ты напечатай мне это на компьютере, и я сразу поеду в налоговую администрацию.

Вадим не стал на работе сильно углубляться в новые проблемы родительского поселка и начал набирать текст. По скачущим буквам и строчкам было видно, что отец писал его либо в дороге, либо в состоянии сильного волнения. Текст набирался легко, пока Вадим не дошел до фразы: «Возглавляет эту коррупционную схему начальник налоговой милиции Очаков».

– А это ты откуда знаешь? – удивленно спросил он у отца, читающего за соседним столом газету.

– Ну а как она может этим заниматься без ведома налоговой милиции? – не понимая удивления Вадима, объяснил Александров.

– Подожди, ты хочешь сказать, что пишешь это заявление против Очакова, не зная наверняка, что он участвует в этом? Ты хочешь навредить человеку, жалуясь самому его большому начальнику, только потому, что предполагаешь его участие в обмане? А если он ни при чем?

– Вадик, да как это он ни при чем? Это ж он у меня участок отобрал!

– Да при чем тут участок! Ты ведь не про участок сейчас пишешь. Ты-то пишешь об участии Очакова в мошенничестве. Ты его хоть раз в глаза видел?

– Нет. А какая разница? Мы-то с ним судимся. Зачем мне на него смотреть? Они там все одинаковые.

– Так, давай разберемся. По поводу земельного участка ты судился с поссоветом. На суде присутствовала Очакова, которая, естественно, наш противник. Но ведь самого Очакова там не было. И никто не сказал тебе, что именно он договаривался с судьей и председателем, чтобы ущемить твои права. А вдруг этот человек вообще не при делах? Вдруг у него с женой такие отношения, что он махнул рукой на этот участок, и она самостоятельно всем занимается? Вдруг он нормальный? А ты теперь еще и мошенничество на него вешаешь, хотя до тебя даже сплетни не доходили, что он в этом замешан. Ты понимаешь, на какое зло ты сейчас идешь против человека, который, может, и не виноват в твоих проблемах?

– А кто же виноват, если не он? Это же он на моем участке будет строиться.

– Господи, ну что ж ты зацепился за этот участок! В твоем письме, которое я сейчас набираю, нет ни одного слова об участке. Оно ведь на другую тему.

– Я знаю, учить всегда легче! Просто набери мне это заявление и все. Не вчитывайся в смысл.

Обида кровью хлынула к лицу Вадима.

– Как ты можешь мне такое говорить?! Как ты можешь меня упрекнуть в бездействии, если я прошел с тобой первый суд, подготовил документы во второй, напечатал в двух газетах статьи и договорился с адвокатом?

– Я не сказал, что ты бездействуешь. Я сказал, что учить всегда легче.

– А как еще можно понять эту фразу? Разве она значит что-то другое?

– Вадик, давай не будем с тобой заводиться! Ты просто напечатай мне и все.

– Неужели ты не можешь понять, что у меня рука не поднимается написать такие слова о человеке, которого ни ты, ни я никогда не видели и ничего о нем не знаем! Мне совесть не позволяет сделать такое зло! А если он ни в чем не виноват, а его из-за твоего письма выгонят с работы, как ты будешь тогда себя чувствовать, как ты будешь жить с этим?

– А если допустить такую мысль, что я, узнав об отказе в выделении мне участка, не пережил этой новости, как бы Очаков с этим жил? Думаешь, он сильно переживал бы по поводу моей смерти?

– Почему ты думаешь о чужой совести, когда надо в первую очередь позаботиться о собственной душе? Я пытаюсь найти слова, чтобы оградить тебя от зла, которое ты собираешься совершить, а ты совершенно не хочешь меня услышать.

Старший Александров встал из-за стола и, улыбаясь, забрал у Вадима свой черновик.

– Вадик, я все понял, твоя совесть не позволяет тебе напечатать это заявление. Не напрягай себя. Я напечатаю его в другом месте.

Отец стал собираться, а Вадим вышел в туалет и с мылом помыл руки. У него было чувство, будто он испачкался в несмываемую грязь, и, только увидев над раковиной свои чистые ладони, смог облегченно вздохнуть. Он чувствовал, что у него подскочило давление от этого бесполезного спора, в голове пульсировала кровь. Ему вспомнились все прежние обиды на невнимательного отца, и он подумал, что в последнее время просто пытался не обращать внимания на его эгоизм. Вспомнились и анекдоты на маминых похоронах, и вечное «ты сам виноват», и безразличие к убеждениям и переживаниям собственного сына.

Вернувшись и выйдя с отцом на улицу, Вадим сказал:

– Мне так жаль, что я не смог достучаться до тебя, но от этого злого заявления мне пришлось, как в свое время Понтию Пилату…

– Я не знаю, кто такой Понтий Пилат, – не дав закончить Вадиму фразу, заявил отец, но Вадим тоже прервал его, решив, что тот просто над ним издевается.

– Очень жаль, что ты этого не знаешь! Я хотел остановить твое зло, но тебе это не надо…

– Вадик, давай закончим этот разговор. Я выкручусь сам, а твоя совесть останется чистой. Я поехал, а когда будет известна дата апелляционного суда, я позвоню тебе, и мы встретимся с адвокатом.

Отец уехал, оставив в душе Вадима кровоточащую рану бесполезности слов, сколько бы добрых стремлений ни было в них вложено. Он в очередной раз вспомнил слова Иисуса, которые однажды уже использовал в своей газетной статье: «Слухом услышите, и не уразумеете; и глазами смотреть будете, и не увидите; ибо огрубело сердце людей сих, и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и не обратятся ко Мне, чтобы Я исцелил их»...






Дмитрий Цветков. Anno Domini. Роман. Глава 18.
Страница 19. <предыдущая> <следующая>








 

 


Рассылки Subscribe.Ru
Подписаться на NewLit.ru

 
 
 
 
 
  Интересные биографии знаменитых учёных, писателей, правителей и полководцев
 

 

Новости Авторы Проза Статьи Форум Карта
О проекте Цитаты Поэзия Интервью Галерея Разное
На Главную
  • При перепечатке ссылайтесь на NewLit.ru
  • Copyright © 2001 – 2006 "Новая Литература"
  • e-mail: NewLit@NewLit.ru
  • Рейтинг@Mail.ru
    Поиск