На Главную
Новости Авторы Проза Статьи Форум Карта
О проекте Цитаты Поэзия Интервью Галерея Разное

 


        Дмитрий Цветков


        Anno Domini


        Роман. Глава 15





Дмитрий Цветков. Anno Domini. Роман. Глава 15.
Страница 16. <предыдущая> <следующая>





В понедельник утром в 8.30 Вадим подошел к офису Корнеева. Он специально пришел на полчаса раньше, чтобы не встретиться сразу со всеми сотрудниками в коридоре. Он чувствовал себя изгоем, который, повинившись, возвращается на прежнее место, готовый на все – лишь бы его простили и приняли обратно. Накануне вечером, всю дорогу сегодня утром и теперь, когда Вадим вошел в пустой еще кабинет, он пытался объяснить себе, почему чувство вины преследует и угнетает его. В чем, собственно, он виноват перед сотрудниками, которые не принимали участия ни в его споре с Корнеевым, ни в его изгнании? Скорее всего, причина была в нем самом. Именно он так ощущал себя, а не они его так воспринимали. Здесь все остались на своих местах и при своих мнениях. Никто не поддерживал и не осуждал, все продолжало свой ход, как было до его появления год назад, как было после Нового года, когда он перестал появляться здесь, как продолжалось бы даже в случае его смерти.

Полчаса, которые оставались до начала рабочего дня, были заняты мыслями о ничтожности и незначительности одной судьбы в масштабах страны, города, улицы, в конце концов, одного офиса. Мизерность личности на фоне продолжающейся жизни обостряли разочарованность в своей недавней самоотдаче ради эфемерного общечеловеческого счастья в одной отдельно взятой стране. Он, такой маленький и угнетенный, даже в масштабах этой фирмы, несколько месяцев назад, сидя на кухне за компьютером, мнил себя вершителем истории государства, освободителем от гнета целого народа. Нищий и гордый – как это было романтично совсем недавно! Ни этого ли теперь он стыдится? Ни эта ли самоуверенность компенсируется теперь угнетенностью?

Вадим купил по дороге на работу два пакетика «МакКофе», но не решался выйти из кабинета на кухню, чтобы залить его кипятком. Он ждал Сашу – единственного из коллектива человека, который оставался с ним все это время, и потому в сегодняшней обстановке был отдушиной содружества и моральной поддержки. Хотя сам Саша об этом не знал. И не узнал позднее. Никто не узнал, как тяжело было переступить ему порог Корнеевского офиса. Не узнали, потому что гордость не могла позволить Вадиму выказать свою нерешительность. Однажды услышав, что нет на свете людей, которые не боятся, но есть люди, которые могут побороть свой страх, Вадим принял это выражение за неотступное правило, можно сказать – за жизненный девиз, и все свои страхи перебарывал не врожденной смелостью, а силой духа, заставив себя презирать собственную слабость. Это проявлялось и в молодости, когда он с трудом решался заговорить с незнакомой девушкой и когда он испытывал предстартовую лихорадку перед выходом на сцену с гитарой в руках, и в очереди перед кабинетом стоматолога, и перед выступлением на митинге оранжевых, и перед тем, как зашел в редакцию газеты со своей первой статьей. Всегда страх, сомнения заполняли его сердце, и всегда в этот момент из мозга, из центра сознания накатывалась волна протеста малодушию, он посылал ее таким мощным импульсом, что казалось, вот-вот увидит пену на гребне взбунтовавшейся силы разума. Вся сущность его противилась страху, даже лицо меняло свое выражение. Ему казалось, что в этот момент вся злость, которая так или иначе присутствует в глубинах каждой человеческой души, сконцентрировавшись в одном стремлении, и, направленная в рациональное русло, поглощает весь организм, начиная от макушки. Именно оттуда он ощущал это движение, напрягающее кожу головы под волосами, ожесточающее взгляд, опускающее уголки рта и вселяющее презрение к страху и к себе – боящемуся, эту злость – обузданную, закованную в цепи нравственности и поэтому не опасную для окружающих, но полезную для собственного становления, для уверенности и решимости.

Эту энергию Вадим укрощал недолго. В его характере присутствовала черта, которую он принимал за должное, и только в минуты глубокой откровенности перед самим собой или перед самыми близкими людьми, рассматривая себя и рассказывая о себе, обращал внимание на то, что на самом деле был очень организованным и требовательным к собственному характеру. Не терпел и не прощал себе слабости, презирал неспособность или нежелание – как следствие лени. Он ясно помнил, как в детстве, а скорее – в начале подросткового периода, страдал от нервного тика, с которым не могли справиться ни невропатологи, ни бабки-знахарки, выливающие воск и шепчущие молитвы. Мама была в отчаянии от бессилия остановить его дергания и чмыхания носом. Он то тянул воздух в себя, то причмокивал гортанью, при этом еще и кривя в напряжении лицо. Однажды, засыпая, он – десятилетний худенький мальчик, боящийся темноты и приближающейся смерти (все дети проходят через это отчаяние в тот период, когда осознают, что же на самом деле означает это неприветливое слово), лежал, повернувшись к стене с обоями и рассуждал о своем психическом недуге, так расстраивающем его маму и так портящим его облик, на который начинают обращать внимание девчонки со двора. Он думал о том, что болезнь, которая на самом-то деле болезнью и не является, а является слабостью его психики, наследием его страхов, а как говорили «специалисты» по заговорам и сглазам – испугом, та болезнь, от которой его не могут излечить, противопоставлена силе воли. Это не перелом и не ветрянка, которые не зависят от психики и неподвластны сознанию, а это слабость его характера, это то, что зависит от его внутреннего стержня. Он понимал, что в данном случае бороться приходится с самим собой. Сила разума должна побороть слабость того же самого разума. И в этот вечер он произнес себе незабываемые слова: «Неужели какой-то нервный тик сильнее меня, сильнее моей воли? Как может быть сильнее меня мой нос, не перестающий дергаться сам по себе? Ведь это мой нос, и он будет делать то, что я захочу! Я обещаю себе, что больше ни разу не чмыхну!». Он закрыл глаза, и все свое внимание сосредоточил на сопротивлении безудержному желанию его носа дернуться в привычной манере, ну хотя бы еще один разок, последний. Но не сдался и не позволил носу нарушить данное себе обещание. Когда утром он проснулся, от вчерашней привычки не осталось и следа. Мама сразу заметила перемену и удивилась такому быстродействию святой воды, которой она несколько вечеров поливала сына перед сном. Но маленький-взрослый сын рассказал ей о своей вечерней борьбе и о своей первой победе над собственной слабостью. Вряд ли мама тогда ему поверила – ведь не зря она ежедневно освящала его, читая при этом «Отче наш»!

Недавно Вадиму пришлось вспомнить этот эпизод из своего детства, когда он подвозил в такси парня лет двадцати пяти, на вид очень хрупкого физически и слабого духом. Видимо, комплексы взяли верх над его чувством собственного достоинства и издевались над ранимой душой молодого человека, в том числе и нервным тиком, не дававшим отдыха его лицу. Вадим обратил на это внимание с самого первого взгляда, но всю недолгую дорогу врожденное чувство воспитанности, заставляющее не замечать физических изъянов, боролось с потребностью помочь несчастному человеку, тем более, имея свой собственный опыт излечения от этого расстройства. Когда пассажир рассчитался и собирался выйти из машины, Вадим все же решился с ним заговорить. Он специально сделал тембр голоса сильнее, самоувереннее обычного, чтобы не только дать совет, а лишить пациента возможности возражения, чтобы подчинить его слабую волю своему наставлению, ведь иногда путь к добру лежит через грубую силу.

– Не можешь от этого избавиться? – произнес Вадим с такой интонацией, словно они уже полчаса обсуждали тему нервного расстройства паренька.

Тот вопросительно поднял брови, от неожиданности не успев сделать вид, что не понимает, о чем речь, смущенно опустил глаза и отрицательно покачал головой. Он с одной этой фразы сразу же полностью подчинился воле и силе таксиста. Вадим понял, что исключительно точно выбрал слова и понял, что не ошибся в диагнозе – это слабость характера, хлипкость духа. Но дальше давить было нельзя. Страх и протест подчинения чужаку могли испортить лечение, а ведь цель была – именно выздоровление, а не сам процесс.

– У меня когда-то было что-то подобное, – продолжил Вадим, переводя внимание на свою проблему, но тоном не отпуская его из-под психического доминирования. – Что родители только ни пробовали делать. Ни врачи, ни бабки, ни святая вода, ничто не помогало. Ты у бабок был?

Паренек утвердительно и обреченно качнул головой.

– И не поможет! Потому что проблема сидит в твоем сознании, в твоем мозгу. Пока ты сам не захочешь от этого избавиться, никто тебе не поможет. Я тогда сказал себе, что я сильнее своих слабостей, я сильнее болезни, которая искажает мое лицо, и не собираюсь поддаваться. Я никогда больше не дерну носом! И не дернул! Хотя мне было всего десять лет. Я тогда уже понял, что силой воли можно справиться с нервным тиком, а ты сегодня гораздо старше и умнее меня тогдашнего. И ты сильнее тех бабок, как правило – шарлатанок, которые не могут тебе помочь. Поэтому твоя судьба в твоих руках. И если ты действительно пожелаешь выздоровления, ты обязательно победишь.

Паренек внимательно вслушивался в каждое слово и будто освещался надеждой. Когда Вадим закончил, он не смог удержать всплеска благодарности:

– Спасибо Вам большое! Я обязательно попробую! Спасибо!

– Для этого не нужно искать подходящий момент, ты можешь это сделать, как только захлопнешь дверь моей машины. Удачи тебе!

Дверь захлопнулась, и Вадим, взглянув на уходящего пассажира, обратил внимание, как у того расправились сутулые узкие плечи, а в походке показалась уверенность. Все-таки не зря он начал этот разговор – а вдруг поможет!

В полдесятого утра Саши еще не было, и Вадим решился выйти из кабинета и залить себе кофе. Как бы ни был он угнетен, но нужно было начинать вливание в коллектив, а точнее – возвращение, ведь теперь он снова здесь работает. Тем более, он знал, что хандра его временна, и очень скоро, несколько раз повстречавшись взглядом с каждым из сотрудников, возможно, выслушав пару шуток по поводу своего продолжительного отпуска, он привыкнет и притрется к коллективу, который, как скоро выяснится, так и не приобрел оранжевый оттенок, несмотря на шумную победу недавней революции.

Саша появился, когда Вадим допивал в кабинете кофе. Он поздравил друга с возвращением на прежнее место, но на вопрос Вадима, в чем же теперь будут заключены его обязанности, ответить не смог. Корнеев распорядился выделить ему зарплату и сказал, чтобы пока Вадим был вместе с Сашей, а что значит это «пока» и за что именно он будет получать зарплату, это оставалось непонятным. Зато Саша смог его успокоить, заметив, что Корнеев знает, где Вадим сидит, и когда он понадобится, то его найдут. Так неопределенно начался первый рабочий день, но конец этого дня запомнился Вадиму надолго.

Часа в три из дому позвонила Анна и сказала, чтобы Вадим записал телефон и имя женщины, которая только что звонила из областной администрации и разыскивала его. Кто в администрации мог знать его домашний телефон, ведь они живут в нанятом доме? И, вообще, кому он там мог понадобиться? Саша слышал разговор Вадима с женой и в недоумении смотрел на друга.

– Я думаю, это по поводу писем, которые я писал президенту, – предположил вслух Вадим.

– А что ты ему писал?

– Предлагал себя на пост губернатора.

– Ничего себе! А мне ничего не говорил.

– А смысл? Я ведь не стал губернатором, да и не ответил мне оттуда никто. А что просто так рассказывать о наших с президентом интимностях?

– Так звони в администрацию! Может, они Денисова уже сняли и теперь тебя хотят поставить.

– Конечно! Ведь так тяжело найти подходящую кандидатуру! Никто ведь не хочет быть губернатором, приходится среди таксистов искать, – улыбнулся Вадим и набрал записанный на листке номер телефона. – Здравствуйте, моя фамилия Александров. Меня разыскивали и оставили этот номер.

– Добрый день! Когда Вы сможете ко мне подойти? – спросил на другом конце провода немолодой, утомленный, но привыкший отдавать распоряжения женский голос.

– А с кем я разговариваю и по какому поводу Вы меня приглашаете?

– Я заместитель начальника организационного отдела, – представился голос в трубке. – Вы писали президенту, что хотите стать губернатором?

– Писал.

– По этому поводу я Вас и приглашаю. Когда Вы можете подойти?

– В течение часа.

– Хорошо. Позвоните снизу, и я выйду Вас встретить.

Женщина повесила трубку, а Вадим продолжал сидеть за столом с трубкой в руке, нажав другой рукой клавишу на телефоне. Теперь он вспомнил, откуда стал известен его домашний номер – он написал его в единственном письме, где предлагал губернаторскую программу, для того, чтобы не создалось впечатления у читающего, что он скрывает свой адрес, пытаясь ограничиться номером мобильного.

– Что ж ты сидишь? – спросил Саша, когда понял, что телефонный разговор закончился. – Иди, поговори. Узнай, что они от тебя хотят. Хотя тут только два варианта: либо пригласят работать, либо арестуют по политическим мотивам. Ты что там в письме написал?

– Да я уже толком и не помню. Ну – программу предложил, писал, что готов и смогу справиться с обязанностями губернатора. Много чего писал, но подробно не вспомню. И домой некогда съездить, чтобы перечитать.

– Да не ломай голову, сходи и узнай.

– Конечно, пойду, только кофе на дорожку выпью. Как-то не по себе – не каждый день от президента ответ приходит.

Вадим вышел на кухню, заварил себе пакетик кофе и вернулся в пустой кабинет. Неизвестность тревожила его. Каким же был этот звонок – хорошим или плохим? Что несет он в его жизнь? Может, это именно тот день, тот момент, который кардинально изменит его судьбу? Может, это именно тот шанс, которого он ждал так долго, возможно – всегда? Вадим ходил по кабинету, когда в дверь постучали, и она приоткрылась. Саша просунул голову в образовавшуюся щель и шутливо спросил: «К Вам можно, господин губернатор?». Вадим нервно рассмеялся товарищеской шутке.

– Ты еще не ушел? – уже обеспокоено продолжил Саша, входя в кабинет. – Иди, а то я сам начинаю волноваться.

– Иду! – решительно ответил Вадим, допил большим глотком кофе и вышел из офиса.

Администрация находилась в трех минутах ходьбы от офиса Корнеева, и это время Вадим настраивал себя на предстоящий разговор, вспомнив и то, что все мы дети Адама, и то, что не помешало бы сейчас использовать ту злость, которая иногда помогает настроиться, но не смог собраться – слишком уж он был встревожен неожиданным звонком и вихрем предположений, переполнявших его напряженный разум. Зайдя в холл «Дома с шарами», он позвонил по внутреннему телефону, и через несколько минут к нему спустилась та женщина, с которой он разговаривал час назад. Ее вид был таким же утомленным ежедневной многолетней работой в организационном отделе, как и голос по телефону. Они в лифте поднялись на третий этаж, вошли в проходной кабинет, столы которого были завалены бумагами, женщина предложила присесть, покопалась в папке и, достав из нее лист бумаги с какой-то схемой, повернула его к Вадиму.

– Почитайте и выберите, где Вы себя видите, – сказала она Вадиму с таким видом, словно он у нее сегодня уже тридцатый по одному и тому же вопросу, давно надоевшему своей незначительностью.

Вадим, не углубляясь в чтение и не беря лист в руки, но, успев рассмотреть, что перед ним схема отделов обладминистрации, начиная от губернатора и заканчивая самыми низами, решил привлечь к себе внимание самоуверенной госслужащей и разобраться, что же все-таки ему пытаются предложить.

– Что Вы имеете в виду? – спросил он, делая вид, что ничего не понял.

Теперь, наконец, женщина подняла на него глаза, и, наверное, впервые за эти несколько минут их молчаливого общения увидела перед собой Вадима. Она была удивлена его вопросу.

– Ну как? Вы же писали президенту? – спросила она и тут же достала из папки его письмо, почерканное двумя цветами маркера, какой-то сопроводительный лист с резолюцией, под которой размашистым почерком было написано: «Рассмотреть на месте. Ремнев».

– Я писал в администрацию президента! – сказал Вадим, давая понять, что не предполагал общения с местной администрацией. Его немного задевала хозяйско-распорядительная позиция собеседницы, но тон он делал скорее непонимающий, чем вызывающий, успев разобраться, что работник орготдела просто выполняет чье-то распоряжение, не вникая в суть вопроса.

– Вот я и предлагаю Вам выбрать отдел, в котором Вы хотели бы работать.

– А Вы читали мое письмо? – спросил Вадим, слегка улыбаясь, чем хотел дать понять, что не собирается в благодарность за неожиданное предложение расцеловывать руки всей администрации. – Я в нем предлагал себя на место губернатора.

– Конечно, читала! Вы ведь предлагаете программу, а для того, чтобы ее осуществить – надо работать в администрации. Не торопитесь, посмотрите внимательно, почитайте.

– А, вот в чем дело! – понимающе произнес Вадим, и, не беря в руки предлагаемую схему, на которой успел увидеть четыре графы заместителей губернатора, продолжил: – Я хочу Вам сказать, что могу справиться с любой должностью, кроме зама по экономике, потому что не имею экономического образования.

Женщина изумленно посмотрела на Вадима:

– Так Вы хотите стать замом? Но эти должности уже заняты.

– Тогда что Вы мне предлагаете? – спросил Вадим, снова улыбнувшись больше глазами, чем губами.

– Знаете что, пойдемте к начальнику, – предложила женщина, решив снять с себя ответственность и не тратить время на пустой разговор, ведь, в конце концов, она все равно не будет принимать самостоятельных решений.

Они поднялись на пятый этаж и вошли в большую приемную, расположенную над губернаторской, только на три этажа выше. Женщина зашла в кабинет, а Вадим присел на стул напротив секретаря, которая не обращала на него никакого внимания. Ждал он минут десять, и это немного вывело его из себя. За окном виднелся парк, в котором он провел так много времени своего детства. Вадим не предполагал, как этот парк выглядит с высоты пятого этажа администрации. Он уже понял, что его приход сегодня в это здание не принесет никаких результатов, и ему хотелось поскорее выслушать начальника орготдела и отправиться восвояси, пройдя по виднеющемуся парку, зарастающему молодыми каштанами.

Дверь открылась, и женщина пригласила его войти в кабинет, где за столом сидел аккуратный, выбритый, судя по взгляду – далеко не глупый и воспитанный человек. Он привстал и поздоровался с Вадимом за руку, предложив присесть. Разговор начал без предисловий и о главном, тем самым сразу напомнив Вадиму содержание его письма к президенту.

– Как же Вы собираетесь работать в команде Денисова, если не доверяете ему? Вот Вы в своем письме пишете: «Неужели новая власть опять станет измываться над народом Денисовыми, Яровыми и Еременко!».

Теперь Вадим четко понял, что пригласили его не на дружескую беседу и главная задача сейчас – достойно выйти из сложившейся ситуации. Это становилось гораздо интереснее. Он любил такие обострения.

– Почему Вы решили, что я собираюсь работать в команде Денисова?

– Ну, Вы ведь пришли устраиваться на работу, сказали, что хотите работать заместителем, кроме зама по экономике, потому что не имеете экономического образования.

– Скажите, а Вы читали все мое письмо?

– Да, все.

– Там написано, что я предлагаю свою кандидатуру на пост губернатора. Президент выбрал Денисова. Мы практически были конкурентами, и я проиграл.

– А зачем же Вы пришли?

– Я пришел, потому что меня пригласили, не объяснив причины этого приглашения. Я не просился на работу в администрацию, и здесь в отделе кадров нет моего заявления. Я сказал, что могу справиться на любой должности, но я не говорил, что хочу работать в команде Денисова.

– Понятно. А почему у Вас такое отношение к губернатору?

– Я не знаком с Денисовым, и поэтому у меня не может быть к нему личной неприязни. Но я знаю лидера партии, чьим заместителем он является, и, испытывая к этому лидеру категорическую антипатию, так же отношусь и к его заму, потому что он поддерживает и выполняет политику своего непосредственного начальника. А что касается самого Денисова, то, наблюдая, как бездарно он провел предвыборную кампанию, будучи начальником штаба, и глядя на сегодняшние назначения в области, я понимаю, что не ошибался в своем к нему отношении.

– Что ж, это Ваше право, но ведь нельзя судить о человеке только по тому, в какой он партии. Причем тут лидер и его заместитель?

– Не помешает вспомнить поговорку: «Скажи мне, кто твой друг, и я скажу – кто ты!». Я бы не стал общаться с этим лидером и никогда не вступил бы в его партию. Но это я, а Денисов, видимо, другой. Наверное, поэтому именно он сегодня губернатор, а не я.

– Может, и поэтому. Но если Вы все же хотите стать губернатором, то Вам нужно ехать в Киев и там встречаться с премьер-министром.

– Нет, этого я делать не буду. Я вел свою борьбу со старым президентом, премьером и губернатором. Теперь их нет в новой власти, и поэтому я считаю, что победил. А с Денисовым я бороться не стану.

– Хорошо. Тогда заполните, пожалуйста, анкету.

Вадим удивленно посмотрел на начальника орготдела.

– Зачем? Я не собираюсь оставлять заявление о трудоустройстве.

– Это не для отдела кадров, это для меня.

– Вам надо отписаться в Киев?

– Нет. Я в партии президента и работаю здесь только вторую неделю, поэтому еще не успел закостенеть. А анкету хочу оставить у себя, чтобы помнить о нашей встрече. Людей проходит очень много, и я не могу всех удержать в голове.

Вадим представил, как опустится он и в своих глазах, и в глазах работника администрации, если сядет сейчас заполнять анкету, которую у него так настойчиво просят. Ведь он пришел сюда как кандидат на пост губернатора и только что отстоял свое мнение по поводу нынешнего руководителя области. Он отказался от работы в администрации, которую несколько минут назад мог бы получить, если бы отступился от своего письма, взял свои слова обратно, сказал, что ошибался. Сколько людей на его месте сделали бы это! Сколько политиков уже это сделали, как хамелеоны, меняя свой цвет из голубого в оранжевый, не обращая внимания ни на предаваемых коллег, ни на мнение всего народа. Сколько заявлений сейчас лежит здесь в отделе кадров, с надеждой попасть хотя бы на самую незначительную должность. Это, наверное, очень престижно – работать в областной администрации. Но он, оставшийся при своем, оставшийся кандидатом в губернаторы, вдруг сядет в приемной орготдела отвечать на вопросы типовой анкеты! Об этом не может быть и речи! Вадим не успел в этот момент подумать, что гордыня – это грех, он вообще не успел подумать о том, как будет выглядеть, склоняясь и пыхтя над анкетой, но он чувствовал, всем своим подсознанием предполагал, что не может на это согласиться.

– Я не буду заполнять анкету, но если Вы хотите оставить обо мне память, я могу предложить свое резюме (почему я не сказал – старое резюме? Решит, что я безработный!), которое у меня с собой на дискете.

– Да, этого будет достаточно. Дайте дискету Людмиле Андреевне, и она распечатает его. Если в администрации освободится место заместителя губернатора – я с Вами свяжусь.

Вадим улыбнулся, но сделал это еле заметно, наверное, даже внутри себя, чтобы ни обижать человека за эти бессмысленные слова – надо же было ему что-то сказать на прощание.

Он вышел из кабинета и, спустившись в лифте, отдал дискету, дождался, пока с нее скопируют резюме, и вышел на улицу. Проходя мимо дежурного милиционера, он вспомнил эпизод недавних фантазий – будто он глава администрации и все приветствуют его в коридорах, включая и этого милиционера. – Видимо, еще не время! – произнес он вслух, входя в каштановый парк.

Вернувшись в офис, Вадим рассказал Саше о состоявшемся разговоре. Раздумывая сам и обсуждая с другом, он никак не мог понять истинной цели сегодняшнего приглашения. Саша считал, что Вадим правильно поступил, отказавшись от работы в администрации, не столько из-за убеждений и несогласия с нынешним губернатором, сколько от бесперспективности этой работы, с точки зрения материальной. «Ну сколько они тебе предложат? Шестьсот-семьсот? Как вы на эти деньги будете жить?» – говорил он, почувствовав угрозу со стороны госструктуры, которая может отобрать у него и хорошего помощника, и друга, тем более теперь, когда Корнеев только что вернул Вадима на прежнее место, удвоив ему зарплату. Саша прекрасно понимал, как его товарищ отличается от многих, жаждущих власти и стремящихся воссесть в кабинетах обладминистрации. Он точно знал, что Вадим не сможет брать взятки, получив возможность ставить свою подпись на каких-нибудь разрешениях. Мало того, он не только не будет брать сам, но еще и попытается бороться с остальными, менее принципиальными и чистыми на руку работниками, что приведет к обострению и интригам, и, в конце концов, его другу придется расстаться и с этой работой, приобретя лишь кучу врагов и разочарованность в людях и новой власти. Еще один аргумент, которым Саша пытался успокоить и убедить Вадима не сожалеть о своем отказе – это то, что, возможно, скоро Денисова снимут, а вместе с ним уйдет и вся его команда. Тогда зачем заранее себя хоронить, если сейчас можно переждать, а в случае прихода к власти более достойного человека можно будет смело и гордо идти в его команду, тем более имея за спиной прецедент сегодняшнего отказа, который добавляет авторитета непоколебимому революционеру, умеющему отстоять собственное мнение?

Множество мыслей роилось у Вадима в голове, прокручивались обрывки фраз недавнего разговора, он был доволен своим поведением и словами. Как достойно он выдержал эту встречу! Но что-то оставалось неоконченным, что-то незавершенное, недопонятое не давало ему расслабиться. После работы он рассказал обо всем жене, затем позвонил отцу, но по телефону не стал ничего говорить, потому что тот плохо слышал, а сегодня Вадиму показалось, что не слышал вообще. К вечеру разболелась голова, и всю ночь он спал тревожно. Еще перед сном он сказал Анне: «Я не могу понять, зачем меня приглашали. Прочитав мое письмо президенту, где я откровенно выступил против Денисова, не могло быть и речи о предложении мне должности. Тогда зачем меня вызвали? И почему мое письмо отправили из Киева в администрацию?»

Ночью приснился отвратительный сон: они с женой наконец-то купили собственный дом в плачевном состоянии и приступили к постепенному его восстановлению. Уже отремонтировали кухню и коридор, но вдруг в гости к ним зашли его сестра и племянница, с которыми он не виделся с того самого момента, как они лишили его жилья. Сев в стороне и перешептываясь, они начали обсуждать, как можно отобрать у Вадима и этот дом. Возмущенный их коварством, Вадим схватил Лену за волосы и протащил по полу к выходу через длинный коридор, открыл дверь, вышвырнул ее за порог и сказал вслед: «Если ты раскроешь еще раз свой рот на мой дом, я тебя убью!» – вложив в эту фразу всю свою ненависть к подлости родственников.

Проснувшись утром, он чувствовал себя разбитым после тревожной ночи, а вчерашняя недопонятость только обострилась. Приехав на работу на полчаса раньше, он вошел в Интернет, чтобы узнать, какую должность в правительстве занимает Ремнев, наложивший резолюцию на его письмо президенту. И когда начал читать об этом человеке, вся информация, полученная за вчерашний день, вдруг выстроилась в стройный и понятный ряд. Вадим скопировал интернетовскую страничку, а когда на работе появился Саша, прочитал из нее выдержки и объяснил свое новое понимание вчерашнего разговора в администрации.

– С 1999 года Ремнев был министром при старом президенте и членом партии бывшего главы президентской администрации. Обрати внимание, Саша, в январе этого года, это уже после победы в третьем туре, он выходит из этой партии и заявляет, что ему всегда нравились методы работы нынешнего президента. Как тебе нравится – дождался окончательного результата и только тогда возлюбил нового лидера! А дальше еще интереснее: его снимают с должности министра и назначают заместителем госсекретаря. Вот это кадры новой власти! Иди, посмотри на его фотографию. Посмотри на его взгляд! А я тут переживаю – идти или не идти работать в администрацию. Да кто меня туда возьмет! Они ведь работают старыми советскими методами: я говорю, что Денисов недостоин быть губернатором, а тот мое письмо отправляет этому самому Денисову и предлагает рассмотреть на месте. Интересно, как еще можно рассматривать письмо откровенного соперника? Так что я теперь понял, зачем меня вызывали вчера. Чтобы в лицо знать своих врагов и определить, опасен я или нет. Вот почему он предложил мне ехать к премьеру и продолжать борьбу. Чтобы узнать о моих дальнейших планах. Очень, Саша, правильно я поступил, что не пошел на попятную и не стал выбирать себе отдел для работы. Вот было бы унизительно пресмыкаться перед этими гадами!

– Да-а! Возможно, они и взяли бы тебя в какой-нибудь отдел, чтобы ты был на виду и не мог больше ничем навредить. Они поняли, что ты имеешь силу, можешь статьи писать, смог дописаться аж до президента. Такого активиста лучше иметь среди друзей, чем дать ему повод повернуться в сторону врагов. Даже не взяв тебя на работу, но оставив надежду дождаться вакансии зама, они уже тебя прибрали к рукам. Вот видишь, какие эти оранжевые!

– Саш, да при чем тут оранжевые! Ты же видишь, какой этот Ремнев оранжевый. Такой же, как я голубой. А вообще, конечно, все это примитивно и мерзко! Суки, думали подкупить меня должностью инструктора! Пусть работают с такими же дешевками, как они сами!

Несмотря на то, что Вадим в сложившейся ситуации проигрывал свои надежды, с другой стороны, он освобождался от обязанности поддерживать новую власть, как результат его продолжительной и отчаянной борьбы. Все яснее и чаще он обращал внимание уже не на слабый профессионализм новой президентской команды, а на явное нежелание выполнять данные не так давно обещания, на распри внутри этого коллектива, собранного вместе ни единым духовным или нравственным порывом, а необходимостью возвращать долги, заработанные, лучше, наверно, выразиться украинским словом «накопичені», на условных баррикадах недавней революции. Ведь так часто отстаивая эту власть в спорах и перепалках с друзьями и родственниками, в рабочем коллективе, еще с тех пор, когда она была только оппозицией, Вадим автоматически брал на себя ответственность и за свои слова, и за поступки этой власти, так рьяно им защищаемой. Теперь же получалось так, что ответственность эта оставалась лишь на нем, потому что сама власть никаких гарантий не давала, и даже не знала, что такие борцы, как Вадим, подписывались под будущими ее действиями, наивно защищая ошибки дня сегодняшнего. И только когда эта власть плюнула в лицо ему лично, только теперь он может расслабиться и признаться, хотя бы самому себе, что романтизм самоисчерпался, люди новые – такие же люди, как и все остальные, а значит – говорящие то, что надо говорить, и делающие то, что делать нежелательно. И Денисов, окруживший себя наперсточниками и бывшими ворами, посадивший в кресла районных администраций шесть руководителей с уголовными делами, это не ошибка новой власти, не просчет или невнимание, а закономерность, более того, продолжение советского наследия, когда все в стране решали связи и деньги.






Дмитрий Цветков. Anno Domini. Роман. Глава 15.
Страница 16. <предыдущая> <следующая>








 

 


Рассылки Subscribe.Ru
Подписаться на NewLit.ru

 
 
 
 
 
  Интересные биографии знаменитых учёных, писателей, правителей и полководцев
 

 

Новости Авторы Проза Статьи Форум Карта
О проекте Цитаты Поэзия Интервью Галерея Разное
На Главную
  • При перепечатке ссылайтесь на NewLit.ru
  • Copyright © 2001 – 2006 "Новая Литература"
  • e-mail: NewLit@NewLit.ru
  • Рейтинг@Mail.ru
    Поиск