Я сидел за компьютером и набирал какой-то текст. Мысли не хотели никак выходить наружу, приходилось их из себя тянуть, и в результате, мягко сказать, выходила какая-то лажа. Несколько раз я начинал все заново, несколько раз редактировал то, что получалось, но был собой крайне недоволен. Часы пробили одиннадцать. На улице было уже темно. Солнце зашло часа два тому назад, луна еще не взошла. В окна бились мотыльки и всевозможные жуки. Где-то вдалеке орали кошки, сверчки и пьяные подростки. Ночной мир оживал, люди разбредались по домам. Я поставил точку и, не зная чем стимулировать свое воображение, прошел на кухню. Там выпил крепкого сладкого кофе. Но не помогло. Мыслей по-прежнему не было. Ничего не получалось. Хотелось плакать, хотелось повеситься, хотелось чем-нибудь себя убить и уже мертвым рассмеяться над своей ничтожностью. Я зажал голову руками и уставился на клавиатуру.

В таком состоянии я просидел несколько минут, пока во входную дверь не постучали. Я, обрадавшись гостям, убегая от назойливых мыслей в своей творческой импотенции, пошел открывать. По мере того как я подходил к двери, холодели мои конечности. Особенно левая рука, она медленно превращалась в лед. Я дотронулся до нее правой и от соприкосновения пошел пар. Глюки, - решил я про себя, и постарался не обращать на неё внимания, хотя в полной мере осуществить это не получилось: рецепторы, нервные окончания или что там еще постоянно напоминали мозгу о сложившейся ситуации. Подойдя к двери и щелкнув замком, я открыл, забыв даже посмотреть в глазок. На пороге стоял маленького роста человек. Был он мне примерно по колено. Я немного удивился столь необычному гостю, но все же почему-то предложил ему войти. Человек зашел и, не разувшись, сразу же прошел в комнату, оставив после себя красные следы и неприятный запах. Когда он скрылся за проемом двери, я, удивленный, коснулся оставленного следа пальцем. Потом его понюхал, попробовал на вкус и неожиданно понял, что следы - кровавые. Сразу же тело мое задрожало и откуда-то снизу в мозг всплыл липкий неприятный приступ страха. Маньяк-убийца, - подумал я про себя, - именно о нем говорили сегодня по телевизору, он замочил больше сотни человек за три ночи. Надо валить, пока он не сделал то же самое со мной, наверняка у него есть нож. Надо бежать. И уже на улице вызвать милицию. Ноги не стояли, сердце истерично билось. Кое-как я дошел до двери и, медленно бесшумно открыв ее (сердце в этот момент готово было вырваться из стесняющей его грудной клетки) вышел наружу. Я сбежал на нижнюю лестничную клетку и то, что я там увидел, повергло меня в еще больший шок, чем маньяк-убийца-коротышка.

На бетоне, грязном и обоссаном пьяницами и подростками, лежала прекраснейшая своими цветами девочка-бабочка. Крылья ее были разодраны, а влагалище доверху наполнено спермой. Она еще дышала, оголенная с оторванными сосками ее грудь медленно опускалась-поднималась. Я, превозмогая свой страх, подошел к ней и пощупал пульс. Сердце билось, не знаю быстро или медленно, но билось. Надо было бежать за скорой помощью. Надо было срочно её вызывать. Сотовый остался в квартире, я забыл его прихватить, а там поджидал меня маньяк.

Не долго думая, я побежал вниз по ступеням и встретил через два пролета идущую наверх с сумками, набитыми майонезом, хлебом и прочей провизией старую, уже седую женщину. Я подбежал к ней и начал объяснять ей произошедшее. Она посмотрела на меня с сожалением и выплюнула со слюнями, которые пролетели мимо меня, упали на стену и медленно по ней сползли, слово “наркоман”. Я все сразу же понял. Она не верит мне, ведь репутация моя в этом доме подорвана постоянным запахом конопли. Я предложил ей подняться и посмотреть. Она промолчала и поплелась вверх по ступеням. Я за ней. Дойдя до первого пролета, она развернулась ко мне лицом и начала ругаться матом, упоминая постоянно милицию, психиатров и отдел по борьбе с наркоманией. Но я не отставал, хотелось ударить ей в нос кулаком, но я этого не сделал. Пролетом выше лежала девочка-бабочка, которую я хотел спасти. Покричав немного и поняв, что меня запугать не получится, она развернулась и позвонила в первую попавшуюся дверь. Вылез какой-то пьяный человек, и она попросила его спасти “бедную старую женщину от ненормального наркомана”. Человек посмотрел на меня, потом спрятался за дверью и вышел через некоторое время с ножом в руке. Он сказал, что отрежет мне яйца. Он стал наступать на меня, и я прижался к стенке.

- Помогите, - раздался голос бабочки. Был он еле слышим, но, все равно, и старуха, и алкаш его услышали. Лица их переменились. Алкаш, оставив меня в покое, поднялся на пролет выше. Старуха же посмотрела на меня, и в ее глазах было смятение. Я отвернулся от неё и побежал вверх за алкашом.

Девочка-бабочка лежала в том же положении, в котором и лежала прежде. Алкаш, ничего не понимая, прижался к стене, и по его виду было видно, что мозг его зашкаливает и что еще немного, и он лопнет. В этот момент подошла старуха.

- Надо срочно начать танцевать, - заорал алкаш, - я у Мамлеева об этом читал, говорит, помогает. Когда видишь что-нибудь непонятное, обязательно нужно танцевать. Он начал выделывать какие-то выкрутасы. Старуха, поставив на пол свои сумки, стала что-то напевать. Я смотрел на них и чувствовал, что если они будут продолжать, то я просто-напросто сойду с ума. Алкаш танцевал, старуха пела… Кошмар, я зажал голову руками и тоже стал медленно перебирать ногами.

Спускающийся вниз психиатр, увидев происходящее, достал сотовый и позвонил по нему. После того как он что-то по нему сообщил, подошел к нам и спросил в чем дело. Я показал ему на истекающую кровью девочку-бабочку.

- Это все макет в вашем сознании, - сказал он со знанием дела. - Этого нет на самом деле, вам просто кажется, что это девочка-бабочка. - Он подошел к ней и пнул ее ногой. - Все это игра воображения, - он посмотрел на часы.

- А как же маньяк? - спросил я.

- Маньяк? - психиатр посмотрел на меня. - Маньяк реальный, именно он нас тут всех и загипнотизировал. Но ничего, сейчас скорая приедет.