НовостиЯ открыл глаза и увидел в своих руках кричащую, пытающуюся вырваться, курицу.
- Ну же, кидай скорее, давай посмотрим, планируют они или нет, - нервным, нетерпеливым голосом сказал стоявший рядом со мной парень в красно-желтой футболке.
Я, ничего не понимая, посмотрел на него, посмотрел на курицу, посмотрел в окно. Мы находились в подъезде кирпичного дома на девятом этаже, окно было открытым. Было часов, наверное, около семи. Люди возвращались с работы домой, дети играли в песочницах, подростки уже собирались на лавочках. Я попытался вспомнить, что же такое вокруг происходит, что я тут делаю. Напрягая мозги, стараясь уцепиться за какую-нибудь ниточку, я простоял без движения минут десять. Я вспоминал все подряд, каких-то людей, какие-то места, какие-то отдельные предметы. Но к чему все эти воспоминания относились и каким образом они соединялись в прошлом, я не знал. И это меня стало раздражать. Мне захотелось расплакаться, мне захотелось выпрыгнуть из окна. Как хорошо, - подумал я, - прыгнешь, ударишься об землю, и все мучения сразу же закончатся.
- Дай я сам кину, - не выдержал парень, выхватил у меня курицу и швырнул ее в окно. Она, кувыркаясь, полетела вниз и плашмя упала на капот какой-то иномарки.
- Блин, это ты во всем виноват, сломал ей крылья, пока держал. Надо срочно на крышу мотать, - закричал он, размахивая руками, и хотел уже бежать наверх, но я его остановил.
- Подожди, на крыше нас сразу поймают, и тогда уже не открутишься. Надо, наоборот, с наглыми лицами идти вниз, как будто мы тут не причем. Ведь нас не видели. Как они докажут, что это мы?
- Я боюсь, - простонал парень.
- Я тоже боюсь, - ответил я ему и сделал шаг в направлении лестницы, спускающейся вниз.
- Может, лучше на лифте? - спросил он умоляющим голосом.
- Нет, не лучше. Лифт они перекроют прежде всего.
- Кто перекроет? - испугался он не на шутку. Мне даже показалось, что у него на макушке побелели волосы.
- Милиция, СОБР и еще кто-нибудь подобный.
Парень медленно сполз по стене и сел на корточки. Я взял его за руку.
- Пойдем, нам нельзя сейчас останавливаться, прорвемся, в конце концов.
Он посмотрел на меня, в мои глаза и, поверив им, встал и пошел за мной. Я почувствовал себя мессией. Медленно перебирая ногами, мы стали спускаться. Тело мое было каким-то задеревенелым, будто все то, что на мне было одето, было сделано из гофрированного картона - суставы до конца не разгибались и неприятно ломили. К тому же я почувствовал, что пальцы на руках у меня не шевелятся вообще. Они казались какими-то чужеродными приростками. Я шел вниз, держа за руку незнакомого парня, и понимал, что любой увидевший сразу же без вопросов нас запалит. И это меня волновало. Я на самом деле думал, что сейчас в подъезд ворвется милиция и начнет всех ластать. Я почти был в этом уверен. Сердце мое застучало, уши заложило, а по телу распространился нервный тик. Парня же, у которого, как я чувствовал, с каждой ступенькой все больше и больше холодеет рука, страх захватил намного плотнее и глубже. Он вообще казался каким-то неживым, каким-то измученным и больным. Он прерывисто дышал и, как мне показалось, мог в любой момент упасть в обморок. Причем от любого звука, резко ворвавшегося в тишину вечернего подъезда. Не говоря уже о том, если бы нам повстречался человек в форме. Но Джа нам помог. Мы никого не встретили и, в конце концов, без особых проблем вышли на улицу, прошли немного по сырой от дождя дороге и завернули за угол.
* * *
Как только мы оказались в безопасном месте, я снял с шеи ксивник, вынул из него паспорт и, открыв его, прочитал, как меня зовут и где я прописан. Фамилия мне показалась нелепо смешной, а глядевший с фотографии непричесанный человек вызвал сильнейшее омерзение. Оставалось еще выяснить, где я нахожусь. Увиденные мною многоэтажки мне ни о чем не говорили. Места я не узнавал, хотя вполне предполагал, что могу находиться всего в нескольких кварталах от своего дома, поскольку я ничего не помнил и говорить со стопроцентной вероятностью ни о чем не мог. Я находился тогда в неком совершенно новом для меня мире и чувствовал себя в нем крайне враждебно.
Парень сидел возле меня на корточках, закрыв голову руками и глубоко дыша. Казалось, что он пробежал пятикилометровый марафон. Выступавшие из широких рукавов красно-желтой футболки бледные, худые руки были покрыты потом и осевшей на нем пылью. Увидев его такого, меня охватило чувство жалости и ненависти одновременно. С одной стороны, мне было его жалко, а с другой - хотелось пнуть его ногой, чтобы он потерял сознание и своим видом не затрагивал струны моей и так изнывающей души. Я дотронулся до его плеча и тихо, чтобы не услышали снующие туда-сюда мимо нас люди, спросил:
- Что это за город?
- Москва, - ответил парень так, как будто ничего особенно не произошло. Как будто он и вовсе не удивился тому, что стоящий рядом с ним человек, с которым он провел некоторое время, спрашивает его о том, в каком городе тот находится.
Может, со мной это происходит часто? Может, это у меня перманентно? Может, стоит успокоиться, и все скоро встанет на свои места? - поразмыслил я про себя, но успокоиться все же не получилось. Мысль о том, что я что-то там забыл, а забыл я на самом деле практически все, не давала мне покоя. Она теребила мне душу. Я пошарил по карманам и обнаружил в них пачку синего Pall mall. - Неплохо, - проговорил я шепотом. Странно, но о том, что курю я именно эти сигареты, я помнил хорошо, и вполне мог положиться на это воспоминание.
- Не бойся. Это практически со всеми происходит. Ты не первый. Девяносто процентов употребляющих на следующий день теряют память. Потом она восстанавливается. Это нормально, - сказал, вставая на ноги, парень. - Тебя зовут Сергей. Ты из Ростова, приехал в командировку. Позавчера, выполнив все поручения, проставился личинками. Через час после того, как заражение пошло, потерялся в реальности, назвав себя Великим Энергетическим Человеком. Вследствие чего я был приставлен за тобой следить. Ты понравился учителю, а потому он не захотел, чтобы ненароком тебя поймали люди в белых халатах. Вот в принципе и все, больше я ничего не знаю. А насчет курицы ты мне все-таки наврал, не умеют они планировать.
- Умеют, там просто ветра сильные были, - опешивши, проговорил я, - А где мои вещи? Если я в командировке, у меня должны быть какие-нибудь вещи.
- В логове.
- В каком еще логове? - уставился я на него. Мне почему-то показалось, что сейчас из него попрет какая-нибудь пелевенщина. Логово, Великий Энергетический Человек, учитель - все это больше походило на какую-то нелепую сказку.
- Пойдем, сам все узнаешь, - улыбаясь и, скорее всего, подозревая, что я не до конца верю его словам, ответил он и пошел вперед. Я немного постоял, подумал, плюнул на асфальт, выкинул бычок и пошел следом. Делать мне было нечего - в ксивнике лежал один только паспорт и ни рубля денег. Не говоря уже о билете на историческую родину.
* * *
- А что за личинки? - спросил я его минут через пять, вспомнив о том, что он мне рассказал. Тогда я пропустил его слова мимо ушей, думая лишь в тот момент о том, где мои вещи и как мне быстрее попасть домой. Я находился в состоянии аффекта, реальность нахлынула на меня настолько неожиданно, что я не успел перевести дух. Сейчас же, придя немного в себя, я прокрутил в голове все, что он мне тогда сказал, и натолкнулся на этих самих личинок и на Великого Энергетического Человека. Но о последнем парень, скорее всего, ничего не знал, потому как я сам себя им называл, а потому кто кроме меня мог знать о нем лучше? Я решил подождать возвращения своей памяти и уж тогда, когда она прорвется через загородительное укрепление мозга, насладиться своими приключениями. А, судя по тому, что на моей джинсовой куртке отсутствовала половина пуговиц, можно предложить, что все-таки какие-ни какие, а приключения были.
- Посмотри на свою левую руку, - остановившись и улыбаясь широкой искренней улыбкой, сказал мне парень. Я посмотрел ему в глаза, заметил в них что-то не совсем обычное и закатал рукав. О, боже! От увиденного ладони вспотели. Рука моя была распухшая и как будто надутая. Она переливалась на заходящем солнце, и пускала на стену ближайшего дома солнечных зайчиков. Казалось, что внутри, под кожей было все забито гноем, который с каждой минутой все больше и больше натягивал кожу, до такой степени, что вода начала выступать сквозь поры.
- Я промахнулся что ли? - тихо выдавливая из себя слова, скрипучим голосом спросил я.
- Нет, - ответил мне парень, еле сдерживаясь от того, чтобы не упасть на асфальт и, схватившись за живот, громко не рассмеяться, - это личинки. Они всегда так действуют, не волнуйся, до свадьбы заживет.
- Что это за гадость такая, эти личинки, что за хуйня? - лицо мое скривилось, мне стало противно. До чего я дошел.... Это уже не манага, отжатая через грязный носок, это уже какая-то гадость, от которой гниет рука. Это уже не разрушение отдельных клеток головного мозга, это уже разрушение всего организма в целом. Мне захотелось принять ванную, одеться в чистую одежду и как можно скорее уехать домой. Хотя я не помнил, что у меня дома, может быть все то же самое. Я поймал себя на мысли, что помню, как однажды выжимали манагу через носок, вспомнил кастрюлю, вспомнил сам носок, вспомнил окружавшую меня обстановку, вспомнил лица каких-то людей. Все это несколько успокоило, но не до конца. Что-то гнусное, тяжелое и мерзкое все-таки осталось на душе. Я поклялся себе, что если дома у меня происходит то же самое, то я непременно все переменю, отныне все будет чисто и красиво, отныне все будет только здоровым.
- Говоришь, пройдет? - спросил я парня в надежде услышать от него успокаивающие сердце слова. И он, не обманув мои надежды, произнес их, сказал, что через несколько часов все будет в порядке, и что я даже не замечу отличий между правой и левой рукой.
- Пойдем к учителю, а то он в шесть уходить собирался, - предложил парень, дотронулся зачем-то до моего плеча и пошел вперед. Я расправил рукав и пошел следом.
Захотелось прямо тогда взять топор и отрубить себе левую руку. Настолько я ее ненавидел в тот момент, хотелось одним ударом отсечь от себя прошлое, чтобы оно не напоминало о вчерашнем вечере, убедить себя в том, что по ней проехал трамвай, убедить себя в том, что это всего-навсего был несчастный случай. Все мне казалось грязным, начиная с руки и заканчивая душой. - Это отходняк, - пронеслось в моей голове, - это обычный отходняк. Я об этом знал хорошо, но легче не становилось, нисколечко это меня не утешало. Душа, скорее всего, почувствовав ослабление организма, подала тревожный голос, и мне пришлось к нему прислушаться, пришлось почувствовать всю мерзость своего существования, вонь и грязь всей психоделии.
- Так что же это за личинки, их в вену колют? - чтобы немного отвлечься от разъедающих мой мозг мыслей, спросил я парня.
- Нет, - ответил он, - их в поры впрыскивают, и они там начинают размножаться. Через час их становится настолько много, что из-за нехватки кислорода они начинают выделять вещество, убивающее соперников. Это самое вещество является одним из самых сильных галлюциногенов. Попадает в кровь оно примерно через час, после впрыскивания, окутывает собой головной мозг и держит его в своей власти около шести часов, после чего резко отпускает. Отходняк продолжается около двух суток, человек теряет память, которая потом резко возвращается, буквально в одну секунду, как будто по щелчку пальцев. Эти два дня употребившего посещают суицидальные мысли, он постоянно хочет убить себя, все ему не нравится и кажется противным. Так со всеми бывает, особенно с теми, кто в первый раз. Я понимаю, что ты сейчас испытываешь.
- Правда? - спросил я каким-то писклявым не внушающим оптимизма голосом, словно я был проговорен к смерти, и только его слово могло оставить меня в живых. Мне сделалось на некоторое время стыдно.
- Правда, - рассмеялся он.
* * *
Логовом оказалась трехкомнатная квартира в элитном доме, расположенном в самом центре Москвы. Подойдя к входу в подъезд, парень нажал на кнопку домофона и произнес какой-то набор звуков, который, скорее всего, был неким паролем, и дверь открылась. Как только мы вошли в подъезд и поднялись на первую ступеньку, мимо нас пробежал, размахивая руками, какой-то ребенок лет восьми. Глаза его были широкими, а на лице всеми красками отражался человеческий страх. Парень остановил меня.
- Может, не пойдем? - сказал он, руки его затряслись, а дыхание, как и тогда, когда мы спускались по лестнице, стало глубоким и прерывистым. - Ведь он не просто так пробежал. Видел, какие у него глаза? Может быть, там труп лежит.
Я посмотрел на парня. Что с ним? Очередная жертва психоделической революции? Он все больше пугался, лицо его все больше белело, руки начинали дрожать. Он стал мне что-то объяснять, о каком-то там пьяном Володе, который убивает всех мимо проходящих, и у которого есть крыша, которая его всегда отмазывает. Он умолял меня повернуть назад и прийти попозже. Но мне его доводы казались настолько неправдоподобными, что я ему просто не верил. Я все больше и больше приходил к мнению, что мой знакомый - больной параноик. Мне казалось все это каким-то нелепым. Я пообещал ему, что поднимусь немного вверх (логово было на третьем этаже) и разведаю обстановку. Он попросил меня дать ему обещание, что я буду, как никогда, острожен. И я дал. Оставив его упершегося ногами в стенку, готового в любой момент дать деру, я пошел наверх. Поднявшись до третьего этажа, я ничего особенного, что бы могло так испугать пробежавшего мимо нас мальчика, не заметил. Все было спокойно и тихо. Посмотрев на дверь логова, на которой желтой краской было написано, что в квартире никого нет и никогда не бывает, я повернулся назад и спустился за парнем. Он стоял на том же месте, где я его и оставил, весь бледный и сморщенный. Во рту у него дрожала сигарета.
- Все спокойно, - обрадовал я его, и он, немного постояв без движения, даже не моргая, как будто приходя в себя после испытанного только что шока, наконец-то улыбнулся. Лицо его сразу порозовело, и на нем вновь заиграли краски жизни и позитива.
- Тогда пойдем, - расплываясь в счастливой благодарной улыбке, произнес он.
Мы поднялись на один пролет, и неожиданно я заметил, как из-за мусоропровода выглядывает какой-то человек, с ядовито синими глазами и с кухонным ножом в руке. Я остановился, не в силах что-либо произнести. Таких глаз я еще не видел. В них была заключена вся ненависть и злость окружавшего нас мира. Они были настолько холодны, что по моей спине пробежали мурашки, а лицо стало щипать, как бывает зимой на морозе. Парень его не заметил и прошел мимо. Человек на него тоже не обратил внимания. Всю его сущность привлекла моя персона. Он пилил меня своими страшными синими глазами и готов был по некой неведомой мне команде кинуться на меня и перерезать или даже перегрызть мне горло. Я онемел, мое тело, скованное страхом, остановилось в попытке сделать следующий шаг. Человек вышел из своего укрытия и стал медленно приближаться. - Беги, - прозвучало в моей голове, и я резко, даже сам не успел сообразить как, побежал вниз. Выбежал из подъезда, свалил какую-то бабку, и устремил свое тело вниз по дороге. Сердце мое стучало, будто пошло на износ, будто хотело выдать то, после чего уже не восстановится, настолько громко и часто, что уши заложило, страх окутал собой весь организм, уничтожая усталость и с каждой минутой прибавляя мнимую силу. Я выбежал на набережную и оглянулся. Преследования не было видно. Согнувшись, чувствуя, как горлу поступает тошнота, я стал восстанавливать свое дыхание, точнее оно само, не спрашивая меня, начало восстанавливаться. Мне было плохо, я еле сдержался, чтобы не лечь на грязный асфальт. Мимо прошла какая-то женщина с коляской, косясь на меня своими заплывшими от бессонных ночей глазками.
- Сергей, куда ты убежал? - услышал я сзади. Резко повернувшись, я увидел перед собой парня. Того самого.
- Ты видел маньяка? - захлебываясь слюной и задыхаясь от бега, спросил я его. Он улыбнулся точно так же как улыбался, когда рассказывал о личинках, и ответил мне, что это был вовсе не маньяк, а сам учитель, к которому собственно мы и шли.
- Я туда больше не пойду, вынеси мне мои вещи на улицу, - попросил я парня, готовый даже упасть, если понадобится, ему в ноги. Подобного страха я раньше никогда еще не испытывал. У меня никогда прежде (я почему-то знал, что это было в первый раз) не каменело настолько тело, и я никогда еще не чувствовал то, что почувствовал при виде его глаз. Это было просто ужасно, это было необычно и мистично. Как ударившая возле первобытного человека молния. Как обрушавшаяся балка в осыпающейся шахте.
Парень, увидев во мне все эти чувства, не стал уговаривать меня и что-либо объяснять. Он знал, что все равно после такого шока я ни во что не поверю и никогда не соглашусь даже близко подойти к этому подъезду. А потому он сказал "ладно" и, пообещав минут через пять вернуться, ушел за вещами.
Я повернулся к Москве-реке и, глядя на то, как какой-то человек неподвижно и сосредоточенно стоит с удочкой в руках, постарался обдумать все произошедшее. Сделать это оказалось очень просто, все случившиеся за последние два часа события из-за освободившегося огромного пространства памяти записались в головной мозг кристально чисто и во всех подробностях. Я вновь, без особого напряжения, мог пережить все со мной произошедшее. - Итак, - подытожил я про себя, - сегодня я узнал, что накануне вчера, или позавчера, я впрыснул себе в поры каких-то фантастических личинок, от которых потерял память и чуть не проебал вещи (хотя еще не факт). Оставил их у какого-то учителя в неком логове, куда мы шли с каким-то парнем, приставленным учителем для того, чтобы меня не забрали в психушку. В подъезде мы встретили бегущего с квадратными глазами мальчика. Увидев его, парень испугался какого-то пьяного Володю. И в конечном итоге я вижу нечто подводящее под этим всем черту. Человека с синими глазами и с ножом в руке. С трудом мне верилось во всю эту чепуху, уж слишком всего много было в этом короткометражном фильме. На шестьдесят процентов из ста, я думал что это иллюзия.
Пока я плавал в своих рассуждениях, парень успел сбегать и вернуться. Я посмотрел на его руки, они плавно двигались вдоль идущего ко мне тела, и в них ничего не было. Все мыслительные процессы в моей голове в миг остановились и пребывали в ожидании того, что он скажет. В зависимости от этого ключевого момента они повернут в ту или иную сторону. Парень был уже в черных солнечных очках, на лице его была улыбка, которая для меня не выражала ничего хорошего.
- Что случилось? - спросил я его, когда он еще был в пяти метрах от меня.
- Твой рюкзак взял Антон, - спокойно ответил он.
- Какой еще Антон?
- Один из наших знакомых. Он с ним пошел на пруд.
- Зачем? - негодовал я. Во мне все кипело. Это была просто какая-то наглость. Мне казалось, что он что-то скрывает, что он что-то от меня прячет.
- Не знаю. Он сегодня под личинками.
- А где этот пруд?
- Полтора часа на электричке. Я как раз хотел тебе предложить съездить туда.
- Поехали, - с остервенением кинул я, и мы пошли к ближайшей станции метро.
* * *
Мы ехали в электричке минут, наверное, сорок, и за это время не сказали друг другу ни слова. Я находился в таком состоянии, что мог только кусаться, разговаривать мне было нельзя, я знал, что если сейчас открою рот, то начну грубить. Я осознавал, что во мне сидела невероятная ярость, и старался ее в себе подавить. Я понимал, что сидевший рядом со мной парень ни в чем не виноват и, даже более того, он мне помогает, он едет со мной, везет меня к черту на куличики. Ему-то зачем это надо? Мысль о том, что эта некая игра, как только мы сели в электричку сразу же исчезла, я вспомнил, как однажды в лесу под тареном вместо своего рюкзака взял чужой и потерял его. Поэтому парень мог говорить правду, такое на самом деле иногда случается. Я изредка на него посматривал, хотел искренне извиниться, но не мог, уж слишком был взвинчен и раздражен, и вполне возможно, что это были последствия принятия личинок. Парень тоже молчал и даже когда я смотрел на него, никак не реагировал. Я решил, что он обиделся. Дал себе слово, что как только получу свой рюкзак обратно, как только чуть остыну, то первым делом попрошу у него прощения.
За окном мелькали станции, и я частенько посматривал на часы впереди сидящего мужчины. Он со своей женой ехал на дачу. У них было два пластмассовых ведра и штыковая лопата. Одеты супруги были, как и все дачники, в протертые на коленях трико и еще советского пошива кофточки. Я почувствовал к ним невероятную ненависть. Мне почему-то они показались источником всех моих сегодняшних бед. Возле моей ноги стояло одно из их ведер, и когда они немного отвлеклись, когда оно вышло из обзора их юрких глазок, я вытер об него прилипшее к ботинку говно. Но почувствовал, что этого мне мало. Хотелось сделать по истине что-нибудь отвратное. Когда мужчина, достав из кармана сигарету, пошел в тамбур курить, я пошел за ним. Там под звуки стучавших колес я пару раз ударил его в живот и один раз по лицу, после чего пригрозил, что ели он хоть словом об этом заикнется, то же самое сделаю с его женой. Он понял и, утирая текущую по щеке кровь, прислонился к стене. Я пошел назад в вагон.
Как только я открыл двери и поднял взгляд на наши места, я увидел около парня трех человек, один из которых был в милицейской форме. Это были контролеры, по их взглядам, по их виду и одежде можно было это понять. Билеты мы не покупали, денег у нас не было (во всяком случае, у меня). Надо было разводить. Уламывать, ссылаясь на то, что мы бродячие артисты. Они обычно клюют на это. Наверное, в них родителями заложено некое уважение к таким персонам. - Странно, это я тоже помню, помню, как разводить контролеров, - подумал я про себя и направился в их сторону. Чем ближе я подходил, тем яснее мне становилось, что ситуация не совсем обычная. На их лицах было некое недоумение, что в принципе не характерно для людей такой профессии. Когда я подошел ближе и смог различить разговор, происходивший с парнем, то я услышал следующее. Парень говорил.
* * *
- Вы ничего не понимаете. Никто из вас. Деньги это всего лишь бумага. Я же научу вас отматывать время назад, как особо продуманные отматывают на счетчиках киловатты. Вы сможете вернуться в то самое время, когда вам было хорошо, когда вы были молодыми людьми с огромными неисчерпаемыми сексуальными потенциалами. Разве стоит эта тайна двадцати рублей? Я отдаю вам намного большее этих грязных денег. Я отдаю вам то, что стоит не один миллиард долларов. Я расскажу вам, как можно без особых затрат вернуться назад. Для этого всего лишь необходимо повернуть время вспять, чтобы оно побежало назад. Поменять "полярность". Поменять местами ноль и бесконечность. Время движется по инерции. Его однажды кто-то крутанул, и оно, не испытывая сил трения, продолжает двигаться вперед. Но можно повернуть направление на противоположное. Нужно лишь упереться и своей волей сделать обратное его течению. Нужно одновременно нескольким людям повторить все то, что они совершили, но в обратном порядке. Например, первое, что вам надо сделать так это, так же как вы пришли сюда, повторяя шаг за шагом, вернуться назад. Вас ведь учили на уроках физкультуры ходить задом?
Парень замолчал и посмотрел в лицо одному из контролеров. В своих черных очках, с мимикой какого-то профессора, читающего невъебенно интересную лекцию, он был просто великолепен. Я улыбнулся. Засмущавшийся контролер, стараясь вложить в свой голос как можно больше строгости, произнес самый, наверное, глупый в данный момент вопрос. Он спросил.
- Вы, молодой человек, будете штраф платить? Если нет, то выходите.
Парень посмотрел на него, лицо его буквально на одну минуту скривилось, из-под очков пробежала по щеке небольшая капелька слезы. Обидевшись, он отвернулся к окну и больше на контролеров не стал обращать никакого внимания. Тот, который был в милицейской форме, схватил его за руку и хотел куда-то потащить. Но не сумел его даже поднять, а парень даже не шелохнулся. Казалось, что он превратился в монолит - настолько у него было много сил, что он казался неприступной горой. Контролер в милицейской форме весь вспотел, не его лице выступили вены. Он не понимал, что происходит. Он не понимал, почему вдруг парень стал таким тяжелым. Женщина-котролер, видя потуги своего сослуживца, начала громко кричать. На бедного парня посыпались такие слова, как совесть и долг. Парень искренне улыбнулся, но не повернулся. Он по-прежнему был устремлен взглядом в окно. На улице уже начинало темнеть.
- Я сейчас наряд вызову, - кричал задыхавшийся от усталости контролер в милицейской форме. Но парень, скорее всего, так же как и я, знал, что это всего лишь блеф, последняя стадия. Если ты ее выдержишь и не сломишься, то ты победил, ты поедешь туда, куда тебе надо, без проблем. Ты станешь королем этой электрички, и больше контролеры к тебе не пристанут. И парень выдержал. Он не повернул на кричащего человека свою голову, он не стал никак реагировать, он только зевнул. Но зевок этот был не от волнения, он был от усталости. Я это понял, и контролеры, по всей видимости, тоже поняли. Еще с минуту они помялись, побухтели и ушли. Направились в мою сторону. Но, взглянув в мое лицо, они не произнесли ни слова, не спросили билета и оплаты за проезд. Сев напротив парня, я уставился на свое отражение в стекле окна... То, что я там увидел, меня самого заставило замолчать, хотя я и не говорил, но после увиденного говорить расхотелось надолго. Отражением был не я. На меня смотрел совершенно другой человек, весь опухший, будто он пил недели три запоем и с красными, заспанными глазами, будто налитыми кровью. Страшное и одновременно мерзкое зрелище. Я был похож на бешеного краснодарского урлагана.
- Нам на следующей выходить, давай я нарисую тебе схему, как добраться до пруда и одного живущего там чувака, - медленно заплетающимся языком проговорил парень, после чего достал блокнотик и шариковую ручку.
- Зачем? Ты не пойдешь со мной? - спросил я, представляя себе как по темени, по самому опасному времени, когда на улицах куча подростков, в незнакомом городе буду искать какой-то пруд.
- Пойду, конечно же. Я просто принял личинок и минут, наверное, через двадцать нырну в совершенно другую реальность.
Я от услышанного широко открыл глаза. Это еще хуже, чем одному, когда один я хоть могу, если что, убежать, а вдвоем, когда твой собеседник вообще толком ничего не понимает, тут уже не убежишь, придется рулить, кому-нибудь что-нибудь объяснять. И тут я не выдержал. Все накопившееся во мне бурным потоком вылетело в окружавшее меня пространство. Я раскричался и послал всех на хуй. Колени мои затряслись от злости, и я не знал, что предпринять, чтобы как-то поменять ситуацию, чтобы как-то избежать похода в темноте по чужой, безусловно, враждебной местности. Парень молчал, застыв в одной руке с ручкой, а в другой с блокнотом. Было видно, что он не обращает внимания на мои слова и на мой крик. Он просто ждал, когда из меня все выйдет и наконец-то закончится. И я, видя это, видя, что мои слова не ранят его, постепенно увял и как-то успокоился. Когда это произошло, он, как ни в чем не бывало, нарисовал мне схему и объяснил, насколько помнил, как по ней добраться.
* * *
Через двадцать минут парень, как и обещал, выпал из окружающей его реальности в совершенно другую, не понятную кроме него никому. Он стал нести такую чушь, что даже я, привыкший к подобному роду мировосприятия, был крайне удивлен. Ни одного связанного предложения. Ни одного правильного словосочетания. Он выдавал просто набор несвязанных слов, словно компьютерная программа, и если даже что-то в этом наборе еще и можно было как-нибудь объединить, то это было, безусловно, случайно. Выйдя из электрички, я вел его за руку, и к моему страху незнакомого темного города прибавлялось еще то, что нас примут за гомосексуалистов. Сам же парень ничего толком не понимал, быть потерян и вел себя, конечно, не адекватно. Иногда останавливался, присаживался, нюхал землю, что-то бормотал и шел со мной дальше. Вскоре он обоссался. С его джинсов закапало на асфальт и стало неприятно попахивать.
В темноте в каком-то мелком городе, который по своей сути не рассчитан на приезжих, очень трудно было ориентироваться. Вдоль той улицы, по которой мы шли, не горело ни одного фонаря и не было видно табличек с названием улиц. Приходилось спрашивать у проходящих мимо тот или иной дом, который требовался в соответствии со схемой. Кроме того, нам пришлось проехать две остановки на автобусе. Я посадил парня рядом с собой и всю дорогу молил Бога, чтобы он что-нибудь не произнес, хотя, если честно говорить, то запались мы, как только вошли. Двое парней державшихся за руку, один из которых ночью в черных очках, с обоссаными джинсами и с крайне странным поведением. Как тут не запалиться? Но сели мы на первые сиденья, а потому я не видел реакцию на нас окружающих. А она, конечно, была. Парень не был похож на обкуренного человека, он даже не был похож на ширнутого человека, он был больше похож на психа, на пьяного вдрыбадан психа.
Как бы то ни было, мы все-таки добрались до указанного в блокноте дома. Остановившись возле калитки и посмотрев всего лишь на забор, я сразу понял, что именно сюда нам и нужно. Весь забор был разрисован разными там солнышками, облачками, цветочками, призыву к миру и разноцветными пацификами. Сад был сильно заросший, и мне почему-то показалось, что без топора до самого дома, выступающего слабым освещением над кустами, не пролезешь. Я открыл калитку, взял стоявшего рядом парня за руку и, освещая путь зажигалкой, нырнул в чащу. Оказалось, что в ней есть вполне приличная асфальтированная дорожка. Мы пошли по ней, и она привела нас к самому порогу дома. У входа на лавочке, облокотившись о стену, сидел какой-то человек. Мы прошли мимо него, и он не сказал нам не слова. Когда мы отворили дверь, нас чуть не сшиб поток вырывающегося изнутри конопляного дыма. Я глубоко затянулся, потом еще раз и еще. После примерно шести затяжек я был уже довольно-таки хорошо накурен. Настроение чуть улучшилось, хотя было немного страшно. Все-таки оставалась доля вероятности, что я перепутал дом, или что парень написал мне не тот адрес, ведь он уже тогда, когда это делал, ощущал на себе невероятный приход, вспомнить даже хотя бы его разговор с контролерами.
Мы вошли сначала в коридор, который был темный, лампочка в нем не горела и потому я не смог ничего разглядеть, а потом, открыв еще одну дверь, из-за которой нас еще раз обдул поток дыма, мы оказались в самом центре присутствующей здесь тусовки. Сразу же, не знаю почему, мой взгляд упал на стоящий рядом со столом стул, на котором лежал рюкзак. Я узнал его сразу же, как только увидел.
* * *
Дом состоял из кухни, в которую мы попали, комнаты и спальни. Кругом находились различные на вид люди. Они обнимались, разговаривали и смеялись. Некоторые валялись по углам, и, свернувшись калачиком, спали. У троих или четверых были такие же синие глаза, как у того, напугавшего меня в московском подъезде человека. Посмотрев на них внимательнее и поняв, что страшного в этих глазах нет ничего, только несколько необычное и неприятное, я улыбнулся и покраснел. Мне стало стыдно перед парнем за свою трусость. Хотя я понимал, что парня сейчас это совсем не заботит.
Сесть было негде, все стулья, диван, кровать были заняты. Из спальни доносились неистовые стоны ебли, и потому мы туда не пошли, а, найдя пустое, но грязное место на полу, расположились на нем. Парень садиться не хотел, и его пришлось усадить силой. Он выглядел как человек, проработавший всю свою жизнь и не видевший в ней ничего особенного, и неожиданно в одну минуту оказавшийся на луне, как будто видевший весь окружавший его пейзаж и понимающий, что на луне кислорода нет, и что через несколько минут он задохнется. - Вот это да, вот это гон, - проговорил я про себя, - да я, ведать, укурен в жопу. Может быть, именно поэтому синие глаза мне не кажутся настолько ужасными, насколько казались в два часа назад?
Я открыл рюкзак и начал выкладывать из него вещи. Свитер, футболка, женские трусы, прокладки.... Вывалив все остальное перед собой и найдя там помимо перечисленного еще и косметичку, я спросил себя
- Может, это не мой рюкзак? Тогда чей?
- Скорее всего, какой-то девушки, - ответил мне внутренний голос.
Я стал как можно быстрее, чтобы не успел кто-либо увидеть, пихать все обратно. Я взволновался и ТГК так раскачал мое сердце, что я, открыв от страха рот, чуть его не выблевал. Немного полежав и через несколько минут, забыв о своем страхе, переключившись на расположенный у противоположной стенки угол, я увидел там тень крысы. Она медленно передвигалась к сидевшим возле стола людям. Еще немного и она укусила бы их, но я ее спугнул, заорав настолько громко, что сразу же все разговаривающие замолчали, а одна из закопченных лампочек упала на пол и разбилась. Женский пол завизжал и начал бегать по кругу. Поднялась такая суета, что, не выдержав напряжения, не выдержав мелькания перед глазами, я упал головой на пол и прислонился щекой к холодному грязному полу. Почувствовал его негативную энергию, она стала вливаться в меня через поры. Неожиданно я вспомнил про распотрошенный рюкзак. Некоторые вещи из него по-прежнему валялись на полу. Кое-как подняв голову - а сделать оказалось это очень не просто, все перед глазами кружилось и слегка подташнивало, - я сел, расправил спину и как только выпрямил шею, весь негатив прекратился. Мозг вновь заполнило неукротимое чувство эйфории.
Я стал вновь складывать вещи в рюкзак и неожиданно обнаружил, что кто-то помогает мне это делать. Я поднял глаза и увидел перед собой сидевшую на коленях девушку, с коротенькими дрэдами и милым очень позитивным лицом. Было лет ей, наверное, семнадцать, не больше, и ее стройное тело зажгло во мне огонь. Я дотронулся до ее руки, она показалась мне необычайно нежной. Настолько приятно было до нее дотрагиваться и щупать ее, что я вновь позабыл о рюкзаке. Я держал его одной рукой, а второй получал такое удовольствие, такое умиротворение и нежность. И тут неожиданно, даже не знаю почему, будто кто-то внутри напомнил мне, я вспомнил о парне. Его рядом не было. Я перепугался, поднялся на ноги и пошел в сторону кухни. Я стал всматриваться в людей. Некоторых разглядывал довольно-таки долго, но его ни в одном из них не узнавал. Сердце мое застучало, я готов был расплакаться. - Ведь если он сейчас потеряется, я не найду свои вещи, - думал я про себя, и от этой мысли становилось плохо. Пробежав все комнаты, заглянув даже в спальню, где на кровати валялось не меньше десяти хитро переплетенных голых тел, и так его и не найдя, я с ужасом выбежал на улицу, пробежал по дорожке, ведущей к калитке, потом обратно, потом еще раз к калитке и, встав наконец-то где-то посередине, немного о чем-то подумав, я понял, что не найду назад дороги к дому. Кругом были деревья, в одну сторону вела одна дорожка, в противоположную - две. По какой из них нужно идти, я не знал. Я пошел по одной из двух - по правой. Пройдя немного, я понял, что эта вовсе не дорожка. Я повернул назад, но и там не обнаружил дорожки. Постояв немного на месте, я решил никуда не идти дальше, а посидеть и развеяться. - Этот сад может быть километровым, - подумал я про себя, - если пойду дальше, заблужусь еще больше.
Я сел на какое-то поваленное дерево, закурил и стал размышлять. Сопоставляя все произошедшее, я понял, что, вряд ли я надышался марихуаны, хотя запах ее отчетливо чувствовался даже в саду, и пришел к выводу, что что-то там было еще. Что, я не знал и заставил себя запомнить, что завтра об этом надо спросить. Посидев еще немного, пялясь на кусты, я неожиданно вспомнил про тень крысы. Страх снова волной пробежал по моему телу, и я снова от него выпал. Я стал прислушиваться к звукам, и они ворвались в мою голову буйным потоком. Птички, сверчки, храпевшие гусеницы, прыгающие на месте лягушки, бегающие кругами ежики. Я заткнул уши и глаза, убеждая себя, что ничего здесь, в Подмосковье, опасного быть не может. Перед закрытыми глазами появились красные круги, будто там снаружи на веки светило яркое солнце. В таком положении я просидел минут, наверное, пять, до тех пор, пока до меня не дотронулась чья-то рука. Я открыл глаза, убрал от ушей руки и увидел перед собой силуэт человека женского пола. Он произнес мягким, располагающим к доверию голосом:
- Ну, куда же ты убежал? Пойдем, ты мне понравился.
* * *
Я открыл глаза, было уже утро, и обнаружил себя среди груды голых тел валяющихся на одной кровати. Простынь неприятно липла к телу, воняло спермой, потом и марихуаной. Головой на моей ноге лежал какой-то бородатый мужчина, сам я лежал на руке какой-то женщины, которая в свою очередь лежала на другой женщине, у которой в левой руке находился член лежащего головой на моей ноге мужчины. Совокупность тел на кровати представляла собой что-то сложное и запутанное. Я попытался вылезти, помогая себе руками, упираясь изо всей силы ногами. Пару раз вляпался в лужицы холодной противной, наверняка чужой, спермы. Кое-как все-таки вылезши из этой кучи-малы, распложенной на кровати, я обнаружил, что и на полу была такая же куча-мала. Тела лежали друг на дружке, храпели и ворочались, как черви, как змеи во время спаривания. Мое внимание привлекла одна необычайной красоты девушка. С черными длинными волосами, с пышными ресницами и божественной фигурой. Она лежала поверх всех, раздвинув свои стройные еще детские ноги и влагалище ее, такое розовое и очень аппетитное на вид, было до верху заполнено спермой, словно кувшин водой. Когда она ворочалась, сперма текла через край на тело лежащего внизу человека. Капая, растягивалась, ужасно воняя. Мне в очередной раз за последние сутки стало мерзко от всех этих наркоманов, от всей их ебаной жизни. Кое-как раскорячившись, при каждом шаге, выбирая место, куда можно встать, я все-таки вышел из спальни и оказался в зале, более просторном и менее забитом.
В окно пробивалось утреннее солнце, люди там уже бодрствовали - кто-то забивал бульбулятор, кто-то смешивал какие-то вещества, кто-то расслаблял жгут. Я был голым, и мне предстояло найти свою одежду. Скорее всего, она находилась в спальне, скорее всего, на ней кто-то спал. Будить всех подряд было неудобно, а найти свои вещи так было в принципе невозможно. Я посмотрел по сторонам и около стояка обнаружил чьи-то шорты. Они были на редкость грязными и липкими на ощупь, но ничего не оставалось, на время я посчитал, что пойдет. Надев их на себя, я подошел к столу и сказал всем: "Доброе утро!". Мне ответили тем же и протянули дымящуюся трубку. Я не стал спрашивать, что это. Сделал одну глубокую затяжку - в это время на меня смотрела не одна пара глаз, и сразу, как мне показалось, стал членом собравшийся здесь тусы, сразу же стал своим.
- Ты на какой стадии? - спросил один из сидевших, с черной бородой, как у киношного чеченца и с бледными, почти уже выцветшими глазами.
- То есть? - переспросил я его, не понимая, о чем он спрашивает.
- Ясно. Пионер значит, - сделал он соответствующий вывод и, затянувшись с такой силой, что края трубки чуть загнулись внутрь, передал мне.
Я затянулся еще раз. Запах и само действие, которое уже потихоньку начинало во мне проявляться, были не марихуановые, хотя очень похожие. Забитое в трубке вещество без сомнения было химического происхождения. Чувствовалось что-то холодное, что-то неживое и мертвое. На душе стало холодно и неприятно. В очередной раз я задал себе вечные перманентно возникающие вопросы: "Что я здесь делаю?" и "Почему я не зарабатываю деньги?". Но совсем скоро они бесследно испарились. Появились из ниоткуда и пропали в никуда. Вместо вопросов мозг мой заполнил наркотический туман, представляющий по своей сути кривое зеркало, искажающее образы, звуки и осязание реальности. Все произошедшее впоследствии я воспринимаю как изменение сознания, поскольку все было настолько невероятно, что быть по-другому просто не могло.
* * *
Началось все с того, что не успел я еще как следует затянуться, как ко мне подошел человек в огромных роговых очках, в грязной рубашке и в растянутых плавках, из которых свисало правое яйцо, дал мне в руки пластмассовое ведро, ковш и предложил, пока остальные готовят завтрак, колют дрова, убирают комнаты и застилают одну единственную кровать, сходить за наркотой. Я посмотрел на него, на его густую бороду и понял, что отказываться нехорошо. Пару раз по пути я попытался с ним заговорить, но он все отмалчивался и за все наше путешествие не произнес ни слова.
Мы подошли к заросшему ряской водоему. И сразу же, как только мой взгляд упал на водную гладь, мне захотелось покинуть это место. Я почувствовал заключенный в нем огромный заряд энергии. Она вошла в меня через поры, и сердце мое, почувствовав опасность, стало биться медленно и тихо, словно боясь своим шумом привлечь ее внимание. Я еле сдержался, чтобы не убежать. Из последних сил я впился ногами в землю и встал как вкопанный.
Человек в это время отошел чуть в сторону, достал из зарослей камыша огромный джамбей и установил его на выложенное кирпичами место, рядом с торчавшим из земли разрисованным и обделанным фенечками бревном. После чего подозвал меня поближе. Я медленно, будто шел навстречу сильному ветру, приблизился. В руках у человека была забитая чем-то черным трубка. Посмотрев на меня и улыбнувшись желтыми цвета солнца зубами, он чиркнул зажигалкой, глубоко втянулся и надолго задержал дыхание. То же самое сделал и я.
Минуты через две я почувствовал, что тело, в котором я нахожусь, стало крениться в сторону, будто кто-то начал наклонять под углом землю. Чтобы избежать падения, я сел на лист лопуха и сразу же, как только я это сделал, тело мое как будто приклеилось в точках соприкосновения к земле. Я почувствовал, что не могу пошевелись им, мне показалось, что меня облачили в ржавые несгибающиеся доспехи. В этот момент человек начал играть. Звук вошел в меня через рот, потом пронесся в легких, потом распростился по крови - все кровеносные сосуды стали ритмично пульсировать, и наконец-то захлестнул мой мозг. Я выпал. Я растворился в этой музыке. Я почувствовал себя ее частью. Ритм стал меняться, и я каждый раз, когда это происходило, знал, какой будет следующим, будто я чувствовал его. Конечно же, подсознательно. Будто где-то он был прописан, хотя, не помня всего того, что было вплоть до позавчера, я мог предположить, что просто слышал его раньше. Музыка заполнила собой все, что оставалось свободным в моем организме, и мне стало настолько приятно, что впервые я почувствовал себя самодостаточным - ничего в тот момент мне не хотелось, все, что нужно, было во мне. Ни одного желания. Нирвана.
Я посмотрел на человека, на его стеклянные глаза, на его руки, принадлежащие в данный момент не ему, а музыке. Она управляла ими, она жила благодаря им, она, словно речка, текла куда-то вдаль. И тут я почувствовал, что меня очень нежно за подбородок взяла чья-то рука и развернула мне лицо. Я увидел над водоемом нечто настолько приятное и доброе, что почувствовал нестерпимое желание приблизиться, но, немного подергав своим телом, вспомнил, что приклеен к земле. Желание было очень сильным и я, скорее всего, не смог бы удержаться в противном случае. И это меня спасло. Земля будто заботилась обо мне, словно мать о своем ребенке. Меня заполнило чувство любви. Абсолютно ко всему. Я любил всех и вся. Любовь переполняла меня и хотела вырваться наружу огромным взрывом, огромным разрушительным взрывом - настолько ее было много. Над водой появилось некое существо. Оно было прозрачным и только по игре солнечных зайчиков можно было догадаться о его присутствии. Оно танцевало. Будто кобра под звуки дудочки. Я не видел его формы, но был уверен в том, что оно прекрасно. Я чувствовал это своим сердцем, поскольку считал в тот момент, что ничего в природе не может быть не прекрасным. И это чувство наравне со всеобщей любовью также переполняло меня.
Я вспомнил свое первое впечатление, когда несколько минут назад увидел водоем, вспомнил, насколько показался он мне зловещим. И, смотря на танец неведомого существа, растворяясь в звуках джамбея, понимал, убеждал себя, что я глубоко ошибся. В тот момент меня испугала заключенная здесь энергия. Она показалась мне враждебной и негативной, а оказалась самой позитивной. Я не списывал все это на действие того вещества, которое мы выкурили. Мне казалось это смешным и ничтожным. Я видел перед собой божественный мир, он был настолько великолепен, настолько всеобъемлющ, что заключать его в нескольких десятках миллиграммах неизвестного мне вещества было бы просто кощунством, неуважением ко всему Миру, Вселенной и к Себе в частности. Просто я испугался силы, я почувствовал робение перед ней, поскольку все же она была опасной, она могла захлебнуть меня, переполнить и даже убить сильнейшим экстазом. Если бы я не был приклеен к земле, это бы обязательно произошло.
* * *
Я пришел в себя оттого, что человек дотронулся до моего плеча и впервые за все время нашего небольшого в плане расстояния, но огромного в плане осознания путешествия произнес.
- Смотри. Вот - то, за чем мы пришли.
Я посмотрел, куда указывал его грязный желтый от никотина палец. И сначала не увидел ничего особенного, поскольку ждал что-то совсем необычное. Но потом, когда он произнес: "Смотри на поверхность воды", увидел, что около одиноко растущего камыша в радиусе около метра отсутствовала ряска, и вода в этом круге блестела и шевелилась, будто она кишела огромным количеством мальков. Я поднялся, взял ведро и ковш. Что делать дальше, я знал, мне не нужно было об этом говорить. Зайдя в воду, боясь спугнуть добычу, я потихонечку подошел к кругу, но не увидел в нем никакой живности. Вода была кристально прозрачной, и через нее виднелось грязное, покрытое мертвыми ракушками дно. Я повернулся, посмотрел на человека и тот, улыбаясь, сказал мне, чтобы я черпал воду. Я, не обдумывая, стал это делать. И как только наполнил полностью ведро, вышел на берег. Человек улыбался, глядя на меня, на водоем, на ведро в моих руках, он был счастлив. Сквозь густую бороду пробивалась наружу его улыбка, его глаза излучали такой живительный свет, что в данный момент перебивали своим свечением само солнце. Он опустил руки в ведро и некоторое время там их держал, радуясь еще больше, еще искреннее. От него исходило столько положительной энергии, что она смогла бы наполнить собой, по крайней мере, половину сердец бетонного пыльного Вавилона, оставшегося за пределами это счастливого, наполненного искренней любовью места.
Минут через десять человек все-таки сумел оторваться от ведра, и мы пошли с ним за дровами. Ободрав руки сухими ветками и колючками дерева, называемого в народе "Лох", мы принесли достаточно, чтобы развести костер и, как выразился человек, "изготовить зелье". "Изготовление зелья" заключалось в следующем.
Половина ведра была перелита в кастрюлю (которую человек так же, как и джамбей, достал из зарослей камыша) и была в ней поставлена на огонь. После того, как вода закипела, человек снял висевшую на шее ложку, аккуратно насыпал в нее вынутое из кармана какое-то желтое вещество и растворил его. Процесс кипения прекратился и возобновился только через полчаса, чему я очень удивился, поскольку сухие дрова горели хорошо, и огонь был сильным. Человек повторил то же самое, но с вынутым из того же кармана веществом ярко красного цвета. Вода опять перестала кипеть и закипела снова только через полчаса. Тогда человек достал из кармана вещество зеленого цвета и проделал с ним то же самое, что и с первыми двумя. И только когда вода закипела в четвертый раз, человек не стал ничего больше доставать, а лишь как следует перемешал ее, хорошо растворив все то, что было закинуто в нее ранее.
- Теперь нужно ждать, пока она вся не выкипит, - сказал он мне, откинулся на траве, достал откуда-то варган и стал на нем играть.
Минут через сорок это произошло, и на дне кастрюли образовался слой серо-бурого вещества. Человек поставил кастрюлю в воду и после того, как она немного остыла, скатал из вещества небольшой шарик. Довольный, он дал мне его в руки. По цвету, по содержанию, вещество было похоже на комок обычной химки и ни чем, в принципе, от нее не отличалось, разве что не пахло ацетоном.
- Это и есть наркотик? - спросил я в недоумении.
- Нет, это только подкормка, - ответил мне человек, подтаскивая ко мне ведро с оставшейся водой, - кидай его сюда. Сам увидишь.
Я в нетерпении кинул. И сразу же, как только вещество коснулось воды, не успев даже погрузиться в неё, началась реакция. Чем-то она напомнила мне растворяющуюся в стакане с водой шипучую таблетку. Только намного сильнее, только намного более быстро и более ожесточенно. Вода стала темнеть и по мере растворения вещества поменяла свой цвет от бледно серого до насыщенного черного. Минут через десять, когда реакция закончилась, представляла собой тягучую черную жидкость. Я посмотрел на неё и мне почему-то захотелось дотронуться до неё пальцем. Может быть, это было всего лишь из праздного любопытства или, может, это как-то было связано с мистикой, я тогда не знал и не понимал. Это желание проснулось во мне, казалось бы, из ниоткуда, хотя я вполне мог предположить, что вещество может быть опасным для организма. Как только я попытался сделать задуманное, человек меня остановил и тихо, почти шепотом, сказал:
- Не дотрагивайся. Малейшая капля на твоей руке - и ты уже не вернешься. Она живая, в ней тысячи личинок.
* * *
Я шел за человеком и был переполнен Любовью ко всему свете. В тот момент я полюбил даже всех тех встретившихся нам по дороге людей, которые со злобой в глазах косились на моего товарища и почесывали кулаки. Я полюбил их всех. Я впервые понял, что на самом деле все они внутри хорошие и добрые и что то, что они собой представляют внешне - это всего лишь зеркало Вавилона, который управляет их мозгами, сердцем и желанием. - Люди подобны личинкам, они отравляют своим ядом, своей злобой окружающих, и Бетонный Вавилон от этого кайфует, тащится на всю катушку. И он никогда не откажется от этого удовольствия. Любыми способами он добьется своего, - прошептал я про себя и дал себе клятву изменить людей, хотя бы некоторых, подарить им то, что подарило мне переливающееся солнечными зайчиками существо.
- Постой, - остановил меня человек и шепотом произнес, - я не слышу звуков флейты, смеха и пения птиц. Все молчит. Что-то здесь не так.
Я посмотрел на его встревоженное лицо, на его расширившиеся глаза и по моей коже пробежал страх, холодный и липкий, как та самая сперма, в которую я пару раз вляпался сегодня утром. Предчувствие беды от него резко перешло ко мне, и я ощутил его всем своим сердцем. Человек замер и стал прислушиваться. Я увидел, как задрожали его руки, как все его тело побелело, и как буквально в один момент с его кожи сошел загар. Через края ведра стал выплескиваться на траву наркотик. И я посоветовал ему поставить ведро на землю, что он моментально и сделал, будто именно этого предложения и ждал.
- Подожди здесь, я пойду, узнаю, что там происходит, - сказал он мне, тяжело выдыхая из легких воздух, открыл калитку и скрылся в зарослях.
Я взял ведро и перенес его подальше от дороги в кусты где, притоптав траву, аккуратно его поставил. Сам сел рядом и, затаив дыхание, стал ждать. Сердце в тот момент билось у меня настолько громко, что закладывало уши и немного подташнивало. Я перебирал у себя в голове все, что могло произойти, и каждая последующая из версий была невероятнее предыдущей. Я остановился все же на самой безобидной, на той, что все просто куда-то ушли чем-нибудь увлеченные. И это вполне могло быть, поскольку все наркоманы в основном психи, и по своему восприятию сравнимы с детьми. Они постоянно живут в таких невероятных мирах, что верят во все без исключения, особенно во что-нибудь крайне необычное. А потому версия эта казалась мне самой возможной из всех. И самой, конечно, позитивной. Но оказалось все совсем иначе. Оказалось все намного жестче и страшнее.
Человека не было, наверное, с полчаса и я понял, что продолжать ждать его бессмысленно. Превозмогая страх, я решил сам пойти проверить, что там и как. Я поднялся на ноги, и та самая версия, которая внушала в меня надежду все это время, отпала сама собой. "Да и к тому же птицы-то улететь никуда не могли?", - отрезвил я себя, вылез из укрытия и стал медленно подходить к калитке. В тот момент когда, дотронувшись до нее рукой, я попытался ее открыть, неожиданно мое обоняние учуяло сигаретный запах. Потом я услышал довольно громкий голос, и, обернувшись, увидел стоящих передо мной двух вспотевших милиционеров. Пот тек по их грязным рукам и капал в дорожную пыль. От страха я прижался к калитке и закрыл лицо руками. Я почему-то решил, что они начнут меня бить. Но этого не произошло. Произошло нечто необычное. Посмотрев в мою сторону, улыбнувшись и что-то сказав, что от страха я не расслышал, они, открыв резким движением калитку, вошли внутрь и исчезли. - Беги Сережа, беги, - закричал внутри меня разум, и я уж было сделал шаг в обратном от калитки направлении, но неожиданно остановился. Сердце мое вспомнило о Любви, вспомнило обо всем том, чему меня научило танцующее под звуки джамбея, испускающее солнечные зайчики существо, и мне стало стыдно. Невыносимо стыдно. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, я вошел в калитку.
Сразу же ноги мои задеревенели, тело перестало слушаться, а разум неистово завопил, одно лишь сердце стало биться ровно и спокойно, оно стало наполнять мою душу решимостью. И тогда я впервые отметил для себя, хотя много раз слышал об этом, что сердце сильнее разума. Намного сильнее и, конечно же, намного безрассуднее. Я пошел вперед словно герой, готовый отдать свою жизнь за других, по сути дела незнакомых, но очень близких мне людей. То, что предстало перед моими глазами, надолго врезалось в мою память. С одной стороны как кошмарный сон и как чувство выполненного долга с другой.
Перед домом, перед открытой настежь дверью лежал тот самый человек, с которым мы расстались полчаса назад. Из груди его тоненькой струйкой, окрашивая грязную надетую на нем рубашку в тошнотворный красный цвет, текла кровь. Я посмотрел на него и замер. Тело мое остановилось, сердце стало биться очень медленно и тихо. Я не смог даже подойти к нему. Я не смог даже отпугнуть от него слетевшихся мух. По лицу моему потекли слезы. Смешиваясь с грязью, они затекали за шиворот. Я был настолько потрясен увиденным, что не мог ни о чем думать. Я видел снующих из стороны в сторону милиционеров, но мне было наплевать на них. Я не думал об опасности. И если бы я смог тогда вырвать свое сердце и его свечением уничтожить всех врагов или даже хотя бы одного из них, я бы это без сомнения сделал. Но не смог пошевелить даже правой рукой. Я сел на пол и уткнул лицо в колени. Мне стало плохо, очень плохо. Перед глазами стали проноситься моменты встреченного мной среди этих людей утра - забитая голыми телами спальня, заросший пруд, мое первое от него впечатление, ритмы джамбея, существо, наделившее меня Любовью.
До моего плеча дотронулась чья-то рука, и я медленно, ожидая удара, поднял глаза. На меня смотрел человек в штатском, с ебучими усиками и жирными от приема пищи толстыми губами. Он был счастлив, все его лицо излучало радость. Но она была холодной, зловещей и мертвой. Я ощутил испускаемые ее флюиды, и душа моя словно поздно взошедший цветок почувствовала осенний холод умирающей жизни.
- Поздравляю, Сергей, все прошло просто великолепно, - сказал он и пожал мою липкую безжизненную руку. Я посмотрел ему в глаза, где застыл неведомый сюжет из увиденного им вчера голливудского фильма и протрезвел, все те десятки миллиграммов бесследно из меня испарились. Исчезла мнимая Любовь, исчезло все то, что до последнего момента наполняло мое сердце. Я будто скинул с себя пелену, затмившую мой ясный взгляд. Мне захотелось сию же минуту раздавить то самое яйцо, которое даже тогда, когда человек лежал уже мертвым, все равно выпадало из его растянутых плавок. Но, не впадая в крайность, я все же себя сдержал, решив, что время еще представится. Ни в чем не бывало, как будто не было никакого горя и никакой разочарованности, я поднялся на ноги и, оглянувшись, увидев огромное количество арестованных, обнял стоявшего передо мной человека и похлопал его по спине.
Эпилог
Сесть за написание этого текста меня побудило желание донести до людей, до родителей, тот мир, который однажды может, словно воронка на, казалось бы, спокойном море, засосать их детей. Я старался писать как никогда объективно и описывать те чувства и мысли, которые посещали мою голову в конкретный момент, не забегая вперед и не отдаляясь назад. Конечно же, описывая действие наркотика (в тот момент, когда меня посетила Лжелюбовь) я мог написать что-то вроде того, что "под наркотиками мне показалось" или "наркотики исказили действительность до того, что" или что-то еще в этом роде, но я этого не сделал, поскольку, повторюсь еще раз, я хотел передать все объективно, не вмешивая в повествование свои чувства, свои представления и свою работу. Тогда я об этом всем не знал и был чист как промокашка в только что купленной тетради.
* * *
Все вспомнил я только в обед следующего дня. Как оказалось, я работаю в правоохранительных органах и имею даже несколько наград. За время службы часто внедрялся в "тусовки" подобно описанной выше, и всегда выполнял свои задания с блестящим успехом. Перепробовал за это время все в основном наркотики, начиная от самых слабых и заканчивая такими, от которых многие не приходили в себя очень долгое время или же вообще никогда. Наркотик называемый в произведении "личинками" застал меня врасплох - нам ранее о нем не было ничего известно, а потому я на самом деле лишился на двое суток памяти и потерял рюкзак, который, кстати, до сих пор так и не нашли.
В результате проведенной операции было арестовано в общей сложности сто человек, двое из них убиты (человек в растянутых плавках, пытающийся убежать, и женщина, кинувшая в одного сотрудника кирпичом), раскрыто местонахождение и секрет изготовления наркотика. Раскрыты несколько квартир в Москве, в том числе и квартира Учителя (наркомана с тридцатилетнем стажем), который так же был схвачен и в последствии забит в собственной камере до полусмерти.