Александр Сотник. Рекламist. Роман. Глава "ЗАМАХ НА ШЕКСПИРА".
Страница 19. <предыдущая> <следующая>
ЗАМАХ НА ШЕКСПИРА
Как-то раз писателю Шендеровичу позвонил миллионер Брынцалов, и чуть не заплакал:
– Хочу куклу!
– Это невозможно, – ответил Шендерович.
– Плачу миллион долларов!
Шендерович едва трубку не выронил. Потом вещал:
– Если кто-то говорит «не продаюсь» – значит, его просто не покупали!..
…Шеф вернулся с «Каннских львов» и заважничал. В его интонациях появились покровительственные нотки. Вызвав меня в кабинет, заявил:
– Я Абрамовича видел.
– И какой он, чукотский Ленин?
– Пьяный и плачет. Вообразил, что он – Буратино, и никто ему не дает: ни Мальвина, никто…
– А Артемон, – спрашиваю, – дал бы?
– Не издевайтесь. И теперь ему приходится дерево через дупло трахать.
– В принципе, логично…
– А вдруг там белки? Вот он и расстроился…
– Да уж, – говорю, – замах на Шекспира.
– Он подумывает купить футбольный клуб.
– Ему что, «Челси» мало?
– В России, – уточнил Шеф.
– Не разорился бы…
– Ему не грозит. Составьте мне аналитическую записку, как это отразится на его имидже.
– Вообще-то, я не политтехнолог.
Шеф устало опустил взгляд и быстро высморкался, ловко придержав челюсть:
– Это серьезный заказ, большая кампания, все очень дорого. Вы меня понимаете? И еще. – Он перешел на полушепот. – Все сугубо конфиденциально. Вам ясно?
– Куда уж ясней.
– Жду вас завтра в два часа.
Вариантов не было, и я решил напиться. Ну, что я мог сказать про Абрамовича, Березовского, Потанина, и прочую шелупонь? Что нового в Кремле и его окрестностях? Кто победит в кубке «Большого шлема»? И вообще, где находится этот шлем?
На Пятницкой я встретил Ваську Лысакова. Когда-то он неплохо играл на гитаре, чем и нравился. Зарабатывал пением на улицах – словом, жил честно. Года четыре назад сообщил по телефону, что стал подрабатывать журналистикой. Помню, тогда я спросил:
– Охотишься за скандалами?
– Бери выше: на жизнь! – ответил он.
Жаль, что я сразу не поставил на нем крест. И вот вдруг случайно встретил. Васька был щедр. Отреагировал:
– У меня только час и десять баксов.
– А у меня, – говорю, – девятнадцать часов и ни цента.
– До сих пор держишь сбережения в рублях? – удивился он.
– Это рубли сдерживают мои сбережения. Или государство.
– Ты в оппозиции?
– Самому себе.
Я даже не заметил, как мы оказались в ресторане и напились. Возможно, каждый подонок имеет особое чутье. Васька его не имел, но ловко имитировал. Что, должно быть, еще хуже. Ибо спросил:
– Проблемы?
– Да, – говорю, – Абрамович. Мне заказали…
– Убить? Не разыгрывай. Ты близорукий.
– Да не убить. Он клуб купить хочет. А вдруг там белки?
– Какие белки? – допытывался Васька.
И я поведал ему рассказ Шефа, включая историю про футбольный клуб, аналитическую записку, добавив непременное «конфиденциально».
– Гениально! – восхитился Васька. – Конечно, никому!..
– Что посоветуешь? – спросил я.
– Смешай десять процентов пафоса и девяносто – пофигизма. Поройся в интернете. Сравни данные опросов. Иногда цифра спасает слово. Слушай, у меня проблема. Представь: сажусь на горшок, и вдруг начинаю писать пальцем в воздухе. Как думаешь, я – псих?
– Смотря что пишешь.
– Сплошной мат. И еще члены рисую…
– Тогда нормально. Рисовал бы «Девятый вал» – значит, точно псих.
– Ты меня успокоил. Ой, совсем забыл, мне же еще в редакцию надо!
Васька заплатил официанту и убежал. Я медленно встал из-за стола и осторожно направился к выходу, как космонавт в открытый космос. В метро мне стало совсем худо. В ушах гудела подземка, перед глазами вспыхивали разноцветные круги. Вероятно, я напился какой-то гадости. Странно: Ваське хоть бы что, а я мучаюсь…
Добравшись до дома, я лег на диван, пытаясь уснуть. В голове роились неприятные мысли. Мне тридцать пять, у меня актерское образование, так что, вроде бы, не дурак; пятнадцать лет пишу рассказы, которые иногда печатают. У меня нет ни жены, ни детей, ни прочих отягчающих обстоятельств. Девушка Рената, поняв, что я никогда не стану богатой знаменитостью, занялась приезжим гамбургером, убедила его в своей любви и уехала в Гамбург, где, наверное, счастлива. Мои родители живут в Смоленске и не докучают проблемами – им достаточно одного телефонного звонка в месяц. У меня даже есть друзья. Некоторые из них почти выходят за рамки собутыльников. Я нигде не сподличал и никого не предал. Отчего же мои перспективы настолько никчемны, что хочется удавиться? Меня учили, что суицид – страшный грех. Но я не вижу впереди ни маяка на горизонте, ни дороги, ведущей к дому…
Хлопнула входная дверь. Я приподнялся с дивана. В комнату, не разуваясь, вошел Петр. Он был пьяный. Его раскачивало, как отвязанную шлюпку.
– Мне нужно баксов сто, – сказал он. – В долг.
– У меня столько нет.
– У тебя вечно ни хрена нет, – повысил голос Петр. – Я сдал свою хату новому корешу. Даю тебе неделю. Так что ищи другое место. А сколько у тебя есть?
– Полтинник наскребу…
– Ладно, даю десять дней...
Я достал из кошелька пятьдесят долларов, протянул их Петру. Он взял их, скомкал и засунул в карман брюк. Напоследок сказал:
– Не обижайся. Ты и так неплохо пожил…
Наутро я проснулся с дикой головной болью. С трудом заставил себя выпить кофе и сесть за компьютер. Написал что-то несуразное, претендующее на аналитику. В частности, там была фраза: «учитывая тенденциозность освещения в СМИ деятельности г-на Абрамовича, представляется симптоматичным интерес граждан России к его спортивным достижениям». Я даже не стал ее вычеркивать: все равно эта чепуха никому не нужна…
…Шеф навис надо мной как угроза третьей мировой.
– Вы предатель! – Заявил он, едва увидев меня в дверях своего кабинета. – Вы слили информацию в СМИ!
– Что, простите? – Я растерялся.
– Слили, слили! Вы читаете газеты?
– Нет. Предпочитаю туалетную бумагу.
– Он еще и шутит!.. Кто такой Лысаков? Он опубликовал информацию о моем заказчике! Сделка сорвалась. Роман Аркадьевич в шоке! Это вы устроили?
– Я, – говорю, – ничего не подстраивал. Возможно, что-то там сказал… Конечно, Лысаков – сволочь…
– Меня не интересуют ваши оценки! – Заорал Шеф, маша носовым платком, как штандартом. – Вы меня вообще больше не интересуете! Вон из моего офиса! И немедленно!..
Я спустился на первый этаж. Там меня поймал Савка Гельфанд:
– Что случилось? Чего он так орет?
– Меня выгнали.
– Как выгнали?
– Грубо.
– За что?
– За родину, за Абрамовича.
– Что, полностью?
– Спасибо, не частями.
– Не волнуйся, мы все организуем, проводим, как положено.
– Похоже на поминки…
– А ты напейся до беспамятства. Будет что вспомнить…
Я вышел на улицу, ощутив себя дряхлым богатырем на распутье. Слева возвышался Кремль, справа пролегала дорога в никуда, а прямо на меня двигался автомобильный железный поток. Жизнь не кончается выживанием. Последнее – иллюзия. Именно ради ее поддержания мы и творим собственное бессмертие.
Александр Сотник. Рекламist. Роман. Глава "ЗАМАХ НА ШЕКСПИРА".
Страница 19. <предыдущая> <следующая>