Римский император пребывал в мрачнейшем расположении духа. Неприятности следовали одна за другой: восстание в Британии; поражение римских войск в Армении; раскрытый заговор в сенате и многое другое. Казалось, боги совсем отвернулись от него. И не просто казалось – гневу богов предоставлялись недвусмысленные доказательства. Уже несколько месяцев подряд римляне видели над своей столицей странное, непонятное сверкание молний, и об этом чуде повсюду говорили с тревогой. Молнии ударяли в Капитолий, в храм рода Флавиев, в Палатинский дворец. Налетевшая недавно буря сорвала надпись с подножия триумфальной статуи императора и отбросила к соседнему памятнику, что привело императора в крайнее смятение. Пренестинская Фортуна, к которой он всегда обращался в преддверии каждого нового года и дававшая обычно неплохие ответы – на сей раз изрекла нечто зловещее, предвещавшее о крови. Даже Минерва, чтимая императором с особой суеверностью, возвестила ему во сне, что покидает своё святилище, ибо Юпитер лишил её оружия.

Вчера императора вывело из себя и взбесило крайне тревожное пророчество астролога. Когда император, не поверив, спросил его с мрачной издевкой, как умрёт он сам, астролог ответил, что скоро его самого растерзают собаки. Тогда император приказал немедленно умертвить астролога, а для изобличения лживости его искусства повелел похоронить предсказателя с величайшей заботливостью. Так и сделали. Но когда труп астролога предали сожжению, внезапно налетел сильный порыв ветра, разметал костёр, и обгорелый труп разорвали бродячие собаки…

Чтобы вернуть благоволение богов-покровителей Рима, необходимо было умилостивить их обильными жертвами.

И велено было императорским распоряжением принести римским богам щедрые человеческие жертвоприношения. В перечне жертв на заклание, помимо пленных британских повстанцев, армянских заложников и разбойников, в императорском распоряжении числились и римские христиане, которые содержались в тюрьме. Велено было отдать христиан на растерзание диким хищникам, приурочив казнь к квесторским играм.

Почти вся римская христианская братия с Павлом во главе была арестована и томилась в тюрьме. Пытаясь вызнать об их собратьях, укрывшихся от ареста, тюремщики подвергали христиан ежедневным пыткам: поднимали на дыбу, дробили кости и вытягивали жилы, прижигали срамные члены, отрубали уши. Но истовая, фанатическая вера в Спасителя, помогала христианам выстоять.

Вечерами, после пыток, братия молилась, пела псалмы, всячески поддерживая друг друга. Волоча перебитую ногу, Лука обходил товарищей, приводил бесчувственных в сознание, поил водой и врачевал их раны, прикладывая к ним паутину и плесень со стен камеры.

Более всех доставалось Павлу. Тело его представляло собой сплошной кровоподтёк, ногти на руках и ногах были сорваны, левое ухо вырвано клещами, лицо до неузнаваемости обезображено. Но Павел стоически переносил испытания, заражая других стойкостью своего духа. Ночами, под стоны и бред метавшихся на земляном полу сокамерников, когда сон бежал от нестерпимой во всём теле боли, Павел взывал к Иегове.

– Господи! Воззри на меня, ибо мне, рабу Твоему, тяжко сейчас! Но я претерплю всё, и пройду путь мой до конца. Из ямы глубокой, из узилища моего, призываю имя Твоё, Господи! Как мог, исполнил я обетование, данное Тебе. Ты Сам измеришь все стези мои, оценишь, и не осудишь…

В ночь перед казнью христиане не сомкнули глаз: готовились к смерти. В молитвах они освобождали души свои от всего земного. Все они были, как бы единое существо, и каждый чувствовал, что остальные собратья нераздельно и неотторжимо заключены в нём самом. Их соединяла общая вера и сильная, горячая любовь друг к другу. И Павел не мог без уважения поражаться такой преданности Христу и чистой, бескорыстной любви их друг к другу.

Время перешло за полночь. За дверью камеры давно утихли звуки тюремной жизни. Готовя товарищей в последний путь, Лука перевязывал их раны оставшимися лоскутами рубах. Все молились, держась друг подле друга. Лишь Диотроф, уединившись, сидел в дальнем углу камеры на полу. Раскачиваясь из стороны в сторону и бормоча что-то под нос, он бросал исподлобья дикий, затравленный взгляд на молящихся товарищей. Вдруг вскинувшись, он забился в истерике и, неистово колотя кулаками по полу, завопил.

– Нет! Не хочу! Бес в вашем Христе!.. Не желаю погибели!..

Лука с Павлом поспешили к нему. Глаза Диотрофа горели безумием, лицо кривилось злобной гримасой, губы пенились слюной.

Павел положил ему руку на плечо.

– Брат мой, прошу тебя, успокойся. Не бойся ничего, ибо страх расставляет сети. Перед падением возносится сердце, смирение же – предшествует славе.

Но Диотроф не слушал его. Он испускал пену и жалобно вскрикивал, словно злой дух схватывал его изнутри и жестоко терзал. Лука стал легонько поглаживать его по голове, дуть в лицо, и Диотроф вскоре затих.

Поутру, чуть свет, тюремщики подняли христиан. Тех, кто был не в состоянии встать на ноги, они поднимали ударами бича. Потом христиан вывели на улицу и в окружении вооружённых воинов повели в Большой цирк.

Небо над Римом было затянуто серыми, тяжёлыми тучами. С холмов Латия и Тускула дул пронизывающий северный ветер. На мокрую раскисшую землю падал мелкий снег. Город ещё спал, улицы были пустынны. На пути попадались строительные площадки, заваленные камнем, кирпичом и мраморными плитами; зияли отверстые ямы котлованов – Рим всё ещё отстраивался после грандиозных пожаров.

Шествие приговорённых к смерти христиан представляло собой жалкое зрелище. Измученные пытками, совершенно обессиленные, они едва переставляли ноги. Некоторые падали, теряя сознание, и товарищи поднимали их, брали под руки или тащили на себе.

Огромное здание Большого цирка, возвышавшееся между Палатинским и Авентинским холмами, было видно издалека. Цирк имел почти овальную форму. В западной части его располагался оппидум – сооружение с тринадцатью арками; под средней аркой находились Парадные ворота, через которые перед началом представлений на арену входила процессия, несущая изображения римских богов. Под остальными арками располагались конюшни, в них ставили лошадей, когда в цирке происходили бега, а в дни кровопролитных состязаний в конюшнях дожидались своего часа гладиаторы. От оппидума амфитеатром шли многочисленные ряды ступенек, служивших скамьями для ста тысяч зрителей, которых мог вместить в себя Цирк. Против Парадных ворот возвышались Триумфальные ворота, через которые в дни побед Рима над врагами входили победители, а с правой стороны оппидума – располагались Ворота смерти, через них служащие Цирка убирали с арены длинными баграми изуродованные, окровавленные тела убитых гладиаторов.

Когда христиан привели в Цирк и поместили в пустующую конюшню, они в изнеможении повалились на пол.

Через некоторое время к ним присоединили Клавдию, содержавшуюся в тюрьме отдельно. Увидев раны истерзанных товарищей, она, стеная и охая, принялась хлопотать возле них.

Клавдию арестовали недавно, и от неё христиане узнали некоторые новости и случившееся с Игнатием Богоносцем, рукоположенного некогда Павлом на епископство в Антиохийской церкви. Вот что она рассказала об Игнатии:

После того, как римский император, повелев принести повсюду жертву языческим богам, был проездом в Антиохии, Игнатий сам пришёл к нему и отказался приносить жертву. Разъярённый император приказал немедленно отправить его в Рим и отдать на растерзание диким львам. По дороге Игнатий, старавшийся во всём походить на Иисуса Христа, написал послание к римским христианам, в котором радовался, что примет мученическую смерть. Некоторые христиане тайно пришли на его казнь. Когда Игнатия вывели на арену, он обратился к зрителям, воскликнув: «Мужи Римские! Я погибаю за Бога, Которого ношу в сердце и проповедую Его…» Но договорить Игнатию не дали выпущенные на арену голодные львы, которые мгновенно разорвали его.

Мужество Игнатия Богоносца поразило приговорённых к смерти христиан, и они воспрянули духом.

К вечеру им принесли обильную пищу и вино, чтобы они набрались сил и могли на утеху зрителям подольше продержаться на арене. Многие отказывались от еды, но плети стражников принудили их к повиновению.

На арене начались бои гладиаторов. До христиан доносился лязг оружия, яростные возгласы, вопли раненых и многотысячный рёв зрителей. После гладиаторов наступал их черёд.

Спустя некоторое время христиан нарядили в яркие праздничные одежды и ослиные маски, Павлу вдобавок водрузили на голову венец из терниев и сухих колючек, чтобы зрители могли отличить христианского вождя.

Когда гладиаторские бои закончились, служители цирка вытащили длинными баграми трупы с арены, убрали разбитые доспехи, оружие и засыпали песком лужи крови. После этого на арену повели христиан.

Их появление на арене было встречено презрительными насмешками и оскорбительными выкриками. Травля дикими хищниками беззащитных людей, не оказывающих сопротивления, оставляла зрителей равнодушными. Подобное зрелище не шло ни в какое сравнение с боями гладиаторов, когда ценой схваток является жизнь, и бойцы сражаются отчаянно, беспощадно, до последнего вздоха.

Большой цирк выглядел полупустым. Пресыщенные кровавыми зрелищами римляне уже давно не заполняли амфитеатр полностью. Другое дело – празднование военных триумфов, когда воздавались наивысшие почести римскому полководцу, одержавшему победу над очередным врагом империи. В такие дни Большой цирк не вмещал даже всех желающих насладиться унижением и смертью пленников из побеждённых стран и ощутить надменную гордость за свою великую, могущественную империю. Но о военных триумфах, давно уже не было слышно.

Не обращая внимания на выкрики с каменных скамей амфитеатра, христиане сбились в кучу на середине арены и начали вполголоса молиться. Когда же на противоположной стороне арены служители цирка выпустили диких хищников и раздался громовый львиный рык – молитвы зазвучали громче, торопливей, сбивчивей.

На арене появились три исполинских льва и пара свирепых тигров. Голодные, некормленные хищники остановились и, нюхая воздух, стали бить хвостами. При их появлении Павел отошёл подальше от христиан, сбросил терновый венец с ослиной маской и с просветлённым лицом воздел руки к небу.

– Господи! Исполнились дни моего служения Тебе. И в знак исполнения обета моего приношу жертву, но не положенную по Закону, а которую имею сейчас: прими, Господи, жизнь мою!..

С этими словами он быстро пошёл навстречу хищникам. Движения его были стремительны нетерпеливы, лицо излучало блаженство. Навстречу ему огромными скачками мчался тигр. Достигнув Павла, хищник в прыжке свалил его мощной лапой, сомкнул зубы на его шее и тут же с грозным рычаньем бросился на Луку, спешившего к Павлу на помощь…

Оставив тело, душа Павла вознеслась над ареной. Он видел, как лев набросился на Клавдию, закрывавшую своим телом визжащего от страха Диотрофа; как с безумно вытаращенными глазами Аристарх убегает от другого льва; как остальные хищники пожирают тела уже поверженных христиан. Потом Павел услышал глубокий, мелодичный звон, арена исчезла, и он оказался над бескрайней морской гладью, сверкающей под лучами необычайно яркого солнца. Море было спокойно и величественно, откуда-то из лазоревой выси звучали лёгкие переливы необычной, прекрасной музыки. На морской глади он увидел нечто, похожее на лёгкую округлую палубу, невысокие борта которой излучали золотистое, янтарное сияние; в центре палубы, воздев руки к солнцу и медленно кружась, смеялся переполненный счастьем какой-то человек, и его счастливый смех гармонично сливался с небесной, удивительной музыкой. Павел узнал в этом человеке себя – и тотчас палуба начала вращаться, всё быстрей и быстрей, пока в неимоверной круговерти не слилась в золотистую точку. Взмыв над потемневшей вдруг морской гладью, он оказался среди необъятности фиолетового бархата неба, торжественно и строго мерцающего мириадами золотистых точек. Но это были не звёзды, точки делили небо тонкими линиями наподобие сотовых ячеек, которые жили, дышали, двигались; эти ячейки, образующиеся из других светящихся точек, угасали и снова появлялись таким же образом. Откуда-то сверху послышался спокойный, торжественный голос, медленно повторяющий:

– Это Вечность... Вечность… Вечность…

Взгляд Павла приковало к одной из ячеек, которая вдруг уменьшилась до размера маленькой золотистой точки. От неё исходил слабый, дрожащий, тревожный свет.

– Смотри на неё: это ты, – сказал тот же торжественно-спокойный голос. – Сейчас она погаснет, и навсегда завершится твоё земное существование. Ты не боишься этого?..

– Нет, – прошептал Павел, переполненный благостным покоем.

– Посмотри вниз, – произнёс голос.

Павел увидел под собой знакомую бескрайнюю морскую гладь, окутанную густым, клубящимся туманом, он почти соприкасался с её ледяной, поверхностью, от которой веяло могильным холодом. Где-то справа, в тумане возник гул человеческих голосов; гул стал усиливаться, превращаясь в пение без слов, затем перерос в нарастающий музыкальный звук на одной низкой ноте. Разрывая клочья густого тумана, к Павлу приближались неясные светлые пятна. С невероятным трудом он повернулся к ним и увидел знакомые овальные изображения своих давно умерших бабушки с дедом. В тревожном смятении Павел отвернулся от них, и душа его устремилась вверх, стремительно поднимаясь всё выше и выше…

ПРИМЕЧАНИЕ

Несомненно, Павел сыграл непреходящую роль в становлении христианства и его негативного воздействия среди народов мира. С 312 года н. э. христианство стало государственной религией и вступило в союз с государством.

Именно Павел поставил в центр христианской проповеди идею воскресения и призвал к отказу от обрядовых предписаний Пятикнижия, что и привело к окончательному отчуждению иудаизма от христианства.

В отношении Павла Ницше говорил: «Иисус Христос вовсе не отвергал мира, не истолковывал мир лишь как преддверие лучшей потусторонней жизни. Только позднейшее искажение взглядов Иисуса его последователями и апостолами, особенно Павлом, превратио его учение в отрицание сего мира. Бог, каким сотворил его Павел, есть отрицание Бога. Сильные расы северной Европы не оттолкнули от себя христианского Бога. Они должны были справиться с таким болезненным и слабым выродком decadence (упадка). Но за то, что они не справились с ним, на них лежит проклятье: они впитали во все свои человеческие инстинкты болезненность, дряхлость, противоречие…» («Антихрист»).

История христианства обильно полита кровью. Сознание христиан, что они обладают истиной, сделало их нетерпимыми. Уже Августин стал учить, что еретиков силой должно вернуть к учению церкви. Полное слияние христианской церкви с государством привело к инквизиции. В ужасах инквизиции, особенно в процессах ведьм, святые отцы церкви превзошли все древние человеческие жертвоприношения.

Вера в дьявола берёт начало в Новом Завете, разделившем мир на два царства: царство Бога, основанное Христом, и царство дьявола, владыка которого превратился в средние века в христианского Молоха. Более всего потрудились в этом отношении «Наставления инквизиторам» Николая Эмерика, «Молот ведьм», написанный Шпренгером и «Булла против ведьм» Иннокентия VIII, изобретателя таксы за отпущение грехов по которой, отцеубийство, например, прощалось за один гульден и двенадцать грошей.

Кто ищет, тот находит: так и дьявола легко найти в Новом Завете, и дьявол вместе со своей преисподней у одного только Матфея упоминается до 42 раз. Выискивая всё, что говорится о дьяволе у этого евангелиста, можно напасть на следующее: «Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! Не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем чудеса творили?» – И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие «. ( Матф.VII, 22-23). Разве это не лучший эпиграф к «Молоту ведьм» инквизиторов и к булле против ведьм Иннокентия – 221-го наместника Христова?

Теоретически побеждённый в христианстве, сатана практически оказался князем мира, угрожающим своими сетями всем христианам. Его называли «великим драконом, старым змеем, соблазняющим весь мир, искусителем верных людей». Сатана Нового Завета является особым продуктом христианства и стоит в теснейшей связи с представлением о Мессии и Его царстве. Он должен составлять тёмный фон картины, чтобы на нём резче выступал светлый образ главной фигуры Христа.

С ростом и укреплением христианства злых духов и чертей развелось так много, как песку на морском берегу, потому что фанатики-христиане превратили в демонов всех языческих богов.

В те времена, когда писались целые трактаты о самых праздных и спорных вопросах, как, например, о том, «вышел ли послед после родов Пресвятой Марии или нет»; когда тщетно предлагали сто тысяч дукатов за большой палец святого Марка; когда массе верующих показывали за деньги бутылку с настоящей «египетской тьмой» и сохраняли в ящике дуновение Христа – в те времена поистине всё это было возможно! Иоанн Дамаскин, один из видных светочей церкви, совершенно серьёзно утверждал, что дьявол летает в образе страшного дракона и через дымовые трубы проникает к своим возлюбленным. В борьбе и умерщвлении этих драконов отличались рыцари, когда отправлялись искать приключений. Монахи были так услужливы, что давали им об этих подвигах письменные удостоверения, скреплённые печатью. Цезариус из Гейстербаха, живший в тринадцатом столетии, в своём сочинении «Великий диалог о видениях и чудесах», писал, что дьявол является обычно при завываниях ветра и стоне деревьев в образе собаки, кошки, медведя, в образе знатного господина или прекрасного рыцаря, если надо соблазнить красивую женщину; дьявол может иметь вид высокого, безобразного человека, коренастого крестьянина, или иметь женственное лицо, чёрную вуаль и плащ.

Поощряемое католической церковью и всюду распространяемое учение о могуществе дьявола привело к тому, что в 1000 г. н. э. на юге Франции и на севере Италии появилась секта ново-манихеев, начавшая распространяться с чудовищной быстротой. Испытанное оружие церкви, заключавшееся в обвинении еретиков в кощунственных тайных ночных богослужениях, было пущено в ход. Подобные же обвинения выставлялись против альбигойцев, штедтингеров, храмовников, бегинок и люцифериан. Григорий IX в своей булле 1233 года так говорит об этих старинных обеднях: «При посвящении новичка, тот должен был высосать слюну огромной жабы и потом целовать её в брюхо. Затем являлся худой, бледный человек, кожа да кости. Его также надо было приветствовать поцелуем, что символизировало полное отречение новообращённого от своей прежней веры. Из глубины таинственной статуи задом выходил большой чёрный кот, которому все присутствующие целовали брюхо. Затем гасились огни и начинались непристойные оргии между лицами разных полов и одного и того же пола. Наконец являлся человек, у которого верхняя часть тела своим блеском затмевала солнце, нижняя часть походила на кошачью. Это был Люцифер, которому секта служила обедню».

Эти обвинения, вызывавшие ожесточенную борьбу церкви с еретиками, привели к тому, что волшебство, ересь и колдовство – как преступление против Святого Духа, преследовались церковным судом. Молох древних человеческих жертвоприношений воскрес под знаком креста и под пение церковных гимнов, благословляемый правящими епископами, приступил к поглощению сжигаемых на кострах еретиков. Святая инквизиция, неистово изобличая ереси, колдовство, быстро сама сделалась самым страшным дьяволом. Первые сжигания на кострах возникли около Трира в 1232 году, когда подверглись преследованию приверженцы одной секты, осмелившиеся перевести Библию на немецкий язык. Но вскоре сжигание приняло такие размеры, что стали раздаваться жалобы: многие невинные женщины в Майнце погибли только потому, что не хотели признать за собой, что они имели половые сношения с жабой. Начав преследование с простых людей, инквизиторы стали хватать и дворян, обвиняя одних в ереси, других – в колдовстве.

Вскоре после убийства инквизитора Петра Веронского толпой народа, началось новое страшное гонение на еретиков и колдунов. Одну знатную даму, Анжелу де-ла-Барт, шестидесяти шести лет, сосед её, из чувства личной мести, обвинил в сношениях с сатаной. Во время пытки несчастная показала, что каждую ночь водилась с сатаной и от него родила чудовище, верхняя часть тела которого была волчья, а нижняя – змеиная. Она кормила его маленькими детьми, которых похищала во время своих ночных странствий, пока чудовище не исчезло через два года после рождения. Анжела была сожжена на городской площади вместе со многими людьми, признавшими свою причастность к чёрной магии или к шабашу чертей.

Это было время полного оглупления и унижения человека, самого страшного безумия, какое только было в истории – таково было воздействие яда христианского учения. Все писали о дьяволе, все проповедовали против него, каждый боялся его, так как были убеждены, что дьявол угрожает всем. Массовое преследование приняло эпидемический характер; во имя Иисуса Христа и его учения было уничтожено пытками, огнём и мечом более девяти миллионов человек. Мир в те времена был царством безумцев, над которым царил мифический дьявол; он был так силён, что отодвинул Бога на второй план. Дьявол был истинным Князем того злосчастнейшего из миров, в котором все низменные инстинкты человечества – жестокость, сладострастие, корысть и жадность вели к убийству, разврату и предательству…»

И сегодня, в наши дни, христианская Церковь продолжает политику оглупления людей. По сути, христианское учение призывает людей полностью подавить в себе низменные инстинкты, природная власть которых необорима. Следовательно, учение Иисуса Христа бессмысленно. Но миллионы христиан продолжают внимать церковным проповедям и содержать на свои кровные деньги ненасытную армию своих наставников.

Примером тому, что даже высшая христианская Церковная иерархия не в состоянии искоренить в себе низменные пороки, могут служить выдержки из следующих материалов.

”Jesus Christ.ru” – источник: NEWS ru.com.http://neusru.com/religy/01ost2003/problem. htmI:

”Англиканская церковь собирается использовать пропагандистские технологии, чтобы выбраться из кризиса, вызванного проблемой гомосексуализма среди священнослужителей. Об этом свидетельствует «строго кофиденциальный» документ, подготовленный одним из ближайших советников главы Англиканской Церкви, Архиепископа Кентерберийского Роуэна Уильямса и оказавшийся в распоряжении редакции британской газеты «The Daily Telegraph». В документе затрагивается скандал, связанный с назначением Джеффри Джона, даже не скрывавшего свою нетрадиционную ориентацию, епископом города Ридинг. Как уже сообщалось, это назначение вызвало слишком много споров. Говорилось даже о возможном расколе церкви, а также о том, что члены приходов перестанут давать деньги…»

По материалам «Независимой Газеты» от 05.11.2003 года (www.ng.ru):

«В середине октября в Лондоне была проведена специальная конференция Архиепископа Кентерберийского Роуэна Уильямса, поводом для которой послужила резко негативная реакция, которую вызвало назначение епископом американского штата Нью-Гемпшир священника Джина Робинсона, не скрывающего своей нетрадиционной, сексуальной ориентации. Масла в огонь подлила Ванкуверская епархия Англиканской Церкви (Канада), которая официально благословила однополые браки, осуждаемые в Библии.

Но, несмотря ни на что, Церковное руководство пока удерживается от радикального пересмотра своих традиционных взглядов на гомосексуализм в своих епархиях… Архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс, – сам рукоположивший однажды гомосексуалиста в сан священника, – считает, что гомосексуальная связь не противоречит учению Библии, если эта связь «прочна» и отличается «верностью»…

Что можно ещё сказать после такого откровенного надругательства над Библией и христианскими ценностями! Правильно говорит русская пословица: «каков поп – таков приход».

Справка: Совет англиканских и епископальных церквей представляет 75 миллионов верующих во всём мире.