По истечении пятницы наступила ночь на субботу. Утомясь за день суетный, притихла обезлюдевшая Голгофа, облитая лунным светом. Печальным и мудрым казался лик ночного светила, испещрённый тёмными пятнами и бороздами, словно лик одряхлевшего старца. За неисчислимые века повидала луна столько земных событий, что набралась великой мудрости, а во многой мудрости – много и печали, ибо умножая познания, умножаешь и скорбь…

У пещеры с телом Христа, привалясь спиной к камню у входа, сидели два стражника, приставленные от старейшин. Один из них, молодой дюжий увалень, с простоватым лицом и едва отросшей бородкой, коротая ночь, рассказывал своему товарищу весёлые байки и сам же хохотал над ними – да так громко и заливисто, что тотчас умолкали испуганно цикады в ближних кустах. Второй стражник, намного старше годами и видом человек бывалый, никак не реагировал на рассказчика; он часто настороженно оглядывался вокруг, и лицо его, с грубыми чертами, постоянно хмурилось.

Под утро стражников стал одолевать сон. Поминутно громко зевая и боясь уснуть, молодой стражник стал донимать товарища вопросами.

– Вот скажи, дядя, бывает со мной так, что когда люди рассуждают о чём-то умном, – а мне разговор их непостижим. Вот ты, муж зрелый, и ведомо тебе значение многих вещей. Скажи, что на земле есть справедливость, а что несправедливость?

Старший стражник с подвыванием громко зевнул, проводил неторопливо взглядом падающую звезду и, хмуро глянув на молодого товарища, нехотя буркнул.

– Справедливость – это то, чего я желаю, остальное – несправедливость.

Молодой открыл, было, рот сказать что-то, но старший, подхватив с земли копьё, быстро вскочил на ноги.

Из-за ближних кустов появился некто, в остроконечной шапке и чёрной тоге, Не реагируя на грозный окрик стражника, он спокойно приближался. Вскочивший на ноги молодой страж, не долго думая, метнул копьё. Но ночной пришелец простёр навстречу руку, и копьё, словно наткнувшись на преграду, переломилось надвое и упало на землю. Поражённые стражники изумлённо вытаращились и застыли, как вкопанные. Под пристальным взглядом приблизившегося незнакомца они как-то странно напряглись, зашатались и рухнули на землю…

Наутро, очнувшись, стражники ничего не помнили и очень удивились, найдя камень отваленным от входа в пещеру. Тело Иисуса исчезло; на полу белело лишь полотно да плат, бывший на голове проповедника.

– Проспали, – угрюмо буркнул старший.

Молодой сокрушённо опустил голову.

Когда о пропаже тела Иисуса они доложили первосвященнику, тот в ярости затопал ногами и, пообещав стражникам суровую кару, призвал к себе старейшин. Старейшины собрались и велели провинившимся снова рассказать о происшедшем. Молодой стражник, перепуганный обилием важных начальников, понёс трясущимися губами что-то несуразное. Но его старший товарищ был посмелей.

– Не виновны мы, – обидчиво сказал он. – Будто с неба затмение нашло на нас, ничего не помним. Не от человеков такое случилось, что тело само по себе исчезло.

Стражникам приказали выйти и подождать за дверями. И, когда они вышли, старейшины в страхе стали переговариваться: и впрямь, наслать затмение на стражников было под силу лишь силам небесным.

– Праведник был этот Иисус – негромко промолвил кто-то.

– Помазанник Божий!. – подхватил другой

Первосвященник сердито нахмурился.

– Да не верьте вы стражам! – вскричал он, топнув ногой. – Проспали, потому и лгут! Лучше скажите, что народу объявим, чтоб не соделалось смуты?

Посовещавшись, старейшины позвали стражников, дали им денег и приказали:

– Будете говорить, что ученики Иисуса, пришедши ночью, украли тело, когда вы спали. И, если слух о сём дойдёт до римского правителя, мы вас от неприятности избавим.

Выйдя из дома первосвященника, старший стражник два раза пересчитал деньги и с довольной ухмылкой потряс ими перед носом своего товарища.

– Вот это и есть справедливость!

Молодой стражник охотно с ним согласился.