|
|
Новости
ПоэзияФёдор Раухвергер
В поисках вдохновения
(сон в плацкартном вагоне поезда
Санкт-Петербург – Москва)
* * * Вокзал, безжалостен ты в городе чужом! Как проститня не помнишь всех клиентов.. Томишь меня аляпистым Петром И громким объявленьем анганжментов.. Места все заняты, а сидя на полу, Рискую заработать простатит. Так хочется курить, на улице мороз, «Простите, что толкнул!» – «Бля, Бог простит».. Пульсируют в хрусталик, как в проём, Цифирки времени, что сверху на табло; Хоть до посадки ещё целый час, Я мыслями в Москве уже давно. * * * Под грохот монотонный железяк, Под сотрясания пола замызганного Высасываю как всегда три топора 0.5; как это всё бессмысленно! По стеночке из тамбура в вагон Иду – теперь я вовсе не шатаюсь – Ещё бы нижнеполочную бабку не задеть, Сбоку наверх без лампочки взбираясь. --- Если буду рвать, то только вниз – Туда на столик, аккуратно газетой Застеленный – не спускаться ж мне Опять – нет! а можно и в пакет – способ проверенный. Я с претензией на стихотворный дар; Полупьяно брежу о смысле творчества; Я сегодня с девушкой зачем-то порвал (И напился то от одиночества) – Всё в сознании смешалось и во сне – Клеточки работают пропитые – странная История пригрезилась мне, Всё образы, и всё уже избитые: * * * Я, чтобы полностью поэзии отдаться, Лишь музе жизнь всю посвятить, Движеньем воли душу отделил от тела мяса И в странствие отправил – мир весь изучить. Да, лишь познав всю красоту природы, Лишь побеседовав со всеми мудрецами, Смогу поэта отличить от сброда И чувства выразить свои словами. * * * Душа моя без тела не скучает – В астрале Вечности теперь она – Ей гимны петь любви никто там не мешает, И не дурманит дым от гашиша. В пески Аравии отправилась сначала – Узнать о жажде, грусти и нужде; Нельзя смеяться там – она молчала – И бредила лишь о воде. Да, вдохновенья влаги не хватает – В отчаянья пустыне её нет – Жар пресыщения всю жидкость иссушает – Попав сюда, умрёт любой поэт. Мираж любви вдали – Душа туда стремится – Бежит и падает – кругом одни пески; Лишь в вышине кружит надежды птица, Да облако напоминает о дожде. В индиго, раскалённым солнцем, неба Манит оно меня спасения надеждой – Ей внемлет жизнь провяленного тела И разум – он пока что не повержен. Оазис правды, очищенья Достигнуть сложно – путь далёк; Я запер сам себя в гламурности темницу, По глупости был сам к себе жесток. К религии примкнуть мне каравану Уже не хочется – я выберусь и сам; Священник за умеренную плату Берётся показать, пройти как по пескам. Гадюка, извиваясь гибким телом – Искрится чешуя на солнце так прелестно! – Ползёт ко мне – готов поганый яд – и между делом Собою на песке выводит арабески. Душа иссохла вся и, Умирать готовясь, Раскаялась во всех своих грехах; И сразу же, о чудо, очутилась В яванских девственных садах. * * * Осталась бы навек в тех кущах райских – Играла бы на арфе золотой – А нимфы бы кружились в вихре танца, Нектар ей приносил бы негр младой. Лазурным небом там пленится взор, И воздух полон фимиамом, Искрятся радугой луга вокруг озёр, И по утрам туман над ними пряный. Увы, блаженству вечно не бывать – И скоро исчерпав все темы, Не смог о рае больше я писать, Пора душе продолжить приключенья. Скучаю я в покое и довольстве – Мне странствия тяжёлые милей – Чем выше горы, тем и интересней Взбираться ввысь по остриям камней. * * * Душа моя – паломница в Непал – Хочу я мудрости набраться вечной – Прекрасное ценить везде, куда бы ни попал, Хочу достичь спокойствия я в жизни скоротечной. Мне мало ощущать прекрасное в природе – Я с детства жил рассвета откровеньем, Полётом птиц, бутонами цветов, Рубины звёзд считал я с упоеньем На небе ещё наших праотцов. Но в двадцать первом веке Не природу, проснувшись, видим каждый день; Всё больше стали в жизни человека, Мы не под деревом – под крышей ищем тень. Хочу последовать примеру я Бодлера – И красное в бездушном ощущать – Воспеть бензин и клетки из бетона, Не землю – прах отцов, а плиты целовать. Мы в суете своей давно забыли Бога – Его нам телевизор заменяет; Бредя но улицам Европы Вавилона Моя душа в неоне утопает. Представить хоть на миг Всю мощь и гордость Мысли, Что, не смотря на скрежет, стон и визг, Железу форму предаёт – какую пожелает – Триумф Труда – величественный Бриг. На нём, лоснящимся на солнце Акриловой блестящей краской-кожей, То вниз, то вбок глядя через оконце, Летим к звезде, на землю непохожей. Как божья тварь урчит – Налажен механизм – Не верьте вы тому, кто нагло говорит, Что жалок Человек; О нет, есть Разум, Впрочем, довольно Силы мне, Её сменить на Чувство уж пора – Всё в меру хорошо; Стою на корабле – Надеюсь, что в последний раз паломница душа. * * * Стальной ковчег – прекрасный пароход Несёт меня сквозь волны к берегам Страны, где музы ждут меня давно, Где вознесусь я к виршей облакам. Сапфир воды искрится по утрам, Крылатых рыб над гладью вспышки; Осталось мало ждать – я скоро буду там, Откуда многие поэты уже вышли. Так сладко-приторен от опиума дым – Окутал тихо он все мои чувства – Мне качка в море больше не страшна – Во власти я особого искусства. Теперь я стал звездой – взираю на всех вас, Луны целую бледный лик, Но знаю точно – ждёт меня коллапс, После того, как отрезвления настанет миг. Трещат стальные рёбра корабля, Кровоточат заклёпок зубы – Так сильно в море буря поднялась, Узнав, что опиум мои познали губы. Меня Творец лишить задумал дара – Запретный плод не должен был вкушать; Моя душа объята пламенем пожара – Погибну я – уж рвётся, плача, снасть. На берег выкинут – в карманах нету денег, Не понимаю я туземцев языка; Подобен казаку, попавшему на Терек – На мушке он у дикого черкеса. Среди скорлуп кокосовых, Подошвы колет галька, Бреду растерянный, собравшись умирать; Душа моя вся в путах лихорадки – И некому, увы, её спасать. Раскаяться опять – и вновь обет нарушить? Смириться с участью? О нет! В смердящих ядом джунглях постараюсь выжить – И не в такие беды попадал поэт! Я, как Адам, нагим бродил по дебрям, Лишь обезьяны видели мой стыд, Когда скача безумно по деревьям Бессвязной бранью высмеять мой вид Они пытались; Серыми хвостами – Когда прямыми, словно римский стяг, Или петлёй, ветку зажав тисками – Они махали, словно жезлом маг. В гниющей сырости, в удушливом тепле Я оценил комфорт цивилизации – Мечтал о маленькой бетонной конуре, Молился чуду электрификации. Я понял всё – хотел я лишь писать; Чернила – кровь, но негде взять бумаги. В Москве, порой, я уставал её марать, А здесь я за клочок отдал бы все дензнаки. Теперь я знаю, каково другим, Оставшимся без крова и клозета; Ещё я больше полюбил Басё – Премудрого скитальца и поэта. Отчаялся я ждать чудесного спасенья – В пещере обустроил склеп, Где между плесенью и горами помёта Мой должен упокоиться скелет. Пока я жив – наполнен череп мозгом – Роятся строчки в нём клубком из змей, И мыслей много в нём – бездарных, несерьёзных, Воспоминаний о свиданьях с Ней. Но лишь умру, когда устанет сердце, То мозг – отныне сгусток плоти жалкий – Сгрызут, смакуя, перламутровые черви, Увянут образы – исчезнут без остатка. * * * Готовясь к гибели, чадящей пустотою, Я сочиняю самоэпитафию – Хоть так я душу перед смертью успокою, Хоть так короткую припомню биографию… Самоэпитафия мальчика, возомнившего себя поэтом Много ли я за свой жизни обрубочек Испытал, пережил, ощутил?! Но читая Чужие измышления, в чернилах застывшие, Умудрённым аскетом себя возомнил.. Пожалуй, камень подо мной не прогнётся, Не треснет лёд скучной зимой, А лучший друг вряд ли сопьётся, Уходя, колдырку бодая, в запой – со мной. И если меня попросить, я ударю – Без лишних разборок кто не прав, И золото, спрятав в своём сарае, Хранить буду ничего не украв. А вечером, выйдя бездумно из дома, Повинуясь ветерка дуновению, Я и тигр, и корова, Я просто подвержен времени тлению. Поэтому, если шнурки развязались И я наклоняюсь их завязать, Увидя себя в дребезжащем зеркале, Не знаю, – ржать или рыдать.. Я, самоназвав себя богемцем, Потерялся в лабиринте сознания, Жизни принципов не понял (Вряд ли; просто наплевал на них брутально). Душу весело так было задушить! и вести Себя асоциально – Негодяйствовать, подобно Рембо, Издеваться над мещанской моралью: Жить подальше от народа трудового, Не дарить ему цветы своей души (Мой декаданс кричал при приближенье сброда, А сброд кричал – меня-ка опиши!), Воровать в буржуйских магазинах, Попробовать колоться, много пить, Умы невинные насиловать пороком, И глупых целок заставлять вот так же жить. Теперь, когда почти все отвернулись (Мой эпатаж порядком надоел), Я стал московским комнатным подонком, Алкоторчком.. порядком поумнел Я любил – но были ли чувства прекрасны – Душу я не отдал – ограничив цветами Внимания знаки. Как безмозглый рабочий, Оценить весь изыск красоты не сумел – И лишь для дурмана нужны мне бирманские Маки. Но упорно – настойчивей всякой Еврейской мамаши – я насиловал ручку (потуги небезуспешны) – и даже Влюблённости в строчки вмонтировать Получалось (все тщеславны – все грешны). Но, что делать, меня опять разлюбили – ах! В платочек надушенный внезапно так, моя Душа кровью харкнула – обманут, брошен Юный сопляк – это пока преамбула. Её любимый город – Париж – хочет там Блистать звездой шикарной – а я у порога Её сяду прям – на ступени мраморно-влажной. Этот город её манит – чем? Романтики Стереотипом дешёвым – башня, поля, Поцелуй (не мой) – там тоже весело так Играть моим сердцем сушёным.. А что я думал? – Я люблю смотреть в твои глаза – Они такие мягкие и карие; Знаю, злишься, если улыбаюсь я – Это от любви… непонимание… Я тебе дарю букет из роз И стихи читаю, чуть картавя; Мы с тобой идём – вокруг мороз Из слов, которыми, меня ругая, Разговариваешь… льдинки слёз не тают… Знаешь, солнышко моё, о чём сейчас Мечтаю? Стать твоим Йосефом – от порока Охранять тебя… а льдинки всё же тают… Чтобы снова ты евреям родила Два тысячелетия спустя Лжепророка… --- Я всегда мечтал сильно – стать Верлена Другом по рюмке абсента; жить в Латинском – А за радость такую потом от сифилиса Сгнить впустую – Это моё парижское желанье; а у неё оно Обстоит иначе – ей стандартный набор Зданий – и чтобы я не маячил перед глазами. Привык я прикарманивать чужие – Точнее женского пола – сердца – а тут вдруг Понял – меня хитрее – не заметил даже, как Обыграла. Такой невинной казалась Девицей – я уезжал – она плачет – потом Пришла моя очередь слезами делиться – И уже моё сердце в груди скачет. Ручкой Два сделала раза – впервые не понял – С плезиром повторяю – ты мне совсем- Совсем не нужен – что делать, я опять уезжаю. Я искусством живу – это веру мою разжигало, Да, укрепляло уверенность в том, что повис Я над сбродом навсегда (или надолго), Что я что-то Такое творю. Я с сокамерником по таланту – Вприпрыжку за музой гонялся – Он и я теперь студенты, а Студенту нельзя распылятся… но Стоя в подъезде на Герцена И распивая дешёвый портвейн, Мы с другом, одетым в пальто, решили – Замечательно побывать в Аргентине! Ведь всегда хорошо там, где нас нет! - Сколько же ты там не был? - Скоро будет уже двадцать лет! Портвейн развёл языки на бредни, А сознания на поток, Отравив при этом мозги и печень; Выйдя на улицу я даже не смог Сдержаться и блеванул… После по лестнице подъёма – отдышка, С каждой пачкой она будет только сильнее; А выпьешь пару банок на Пушке – отрыжка, И с каждым часом становится небо темнее. Скоро начать можно будет считать звёзды И наблюдать раз-в-сто-лет луны затменье, Разве что без него, а так как всегда проходят зимы и вёсны В сплетнях с другом, в совместном оцепененье Разума – доходит до абсурдизма, - Невыполнимое перед глазами мерцает, Мы конечно счастливее жертв нацизма, Только никто этого не ощущает; Я или нашёл здравый смысл в Буковском, Или искал то, чего вовсе нету – Он, видимо, был… кем? либо недоноском, Либо мудрецом, стреляющим сигарету У того, кто всё равно глухой, Сколько бы не цеплял на лицо hands free… В общем я уже основательно бухой, Надо пройтись – щас встану; щас, на счёт три… Чёрт, мы пьянели от внезапной Свободы. Важности щитом Прикрыв лицо, мы глупости невероятной Вкушали пряные плоды. Потом Опять ребячились; Всем было стыдно С нами; а я орал котом Весенним, водкою опившись и богами (Оригинально) были битники для нас, и С них пример мы брали, Хотя они уже в гробу, костьми гремя, Наверняка, на нас глядя, уж не один Устроили сальто-мортале. Но мы же их мудрей! Мы – самый Цвет культуры – и наплевать на серость Бытия – мы ищем новый стиль, Мы странниками бродим – ага, и вот где Оказался я! Так сладко было жить! Так горько умирать (Банальностей набор готов в уме всегда)! Я знаю, что она не будет Вспоминать про юного и глупого меня… * * * Мрачный склеп задушит вдохновенье… Вход в него плюётся лоскутами света… Не познаю больше откровения – Уж забыла муза своего поэта… * * * И последнее – всем, кто пишет, Кто лелеет в себе этот дар – Может кто-то (дай Бог) и услышит Мой предсмертный сердца удар. Не гонитесь за славой дешёвой – Ведь читателю нужно не это – Пусть твой стих – от правды пудовый – Разбудить сможет в нём Человека. Да, из столетья в столетье Повторять нужно Правду поэтам – И в забвенье уйдёт лихолетье, Внемлить будут нашим советам. Я уверен, настанет тот век, Совершится прекрасное чудо – И искусство поймёт человек, Что сейчас живёт в юрте с верблюдом. У него огромное сердце – И оно для изыска открыто – Пока жив – дерзай же – твори – Распахай его деловито! * * * Никогда не замечал твоей любви, Часто так тобой пренебрегал; Ну а ты меня искала и нашла, От бездарности меня спасла, В час, когда талант мой умирал. * * * Я к вам пишу – я выверяю строчки – Лишь лучшее достойно будет музы – Её хочу обрадовать стихов дарами; Слова рождаются и, набухая в почки, С Гаити распускаются цветами. * * * Увы, порочен я – отравлен злом разврата – Всё меньше с каждым святого островок. И мне уже не так страшна расплата – Так глубоко засел во мне порок. Но для поэзии всегда душа открыта – Во всём готов я чувствовать прекрасного черты – Цветы жасмина и убогое корыто Я одинаково люблю во имя красоты!.. * * * Чу, милая, зачем же сильно так Меня трясёшь?! Я рад, что ты вернулась! Прогнал тебя, но нет любви преград.. Я счастлив; не кати меня в обратный угол. Сейчас я вряд ли идеальный кавалер. Небрит. С тобой на «ты». И губы все в помаде. С дороги пылен. Как нашла меня? Я не пишу стихи.. Я их блюю у прозы на фасаде… * * * Правда ведь сон красивый?! Досмотреть бы его до конца! Проводница, крашенная гнида, Растолкала – типа скоро Москва. Обдавая пассажиров перегаром, И периодически им ноги отдавливая, Понедельника утром поганым Выхожу наружу, судорожно отрыжку сглатывая. август 2002 – март 2003, ноябрь 2005 – февраль 2006 |
|
|
|
