Досадная, конечно, необходимость — дежурить в новогоднюю ночь. Но унывать? Никита жил по принципу: искать во всем хорошие моменты. Понимая, что попытки изменить решение командования обречены на провал, решил организовать праздник на рабочем месте. Персонально для себя прикупил в городе две бутылки шампанского, ром, «Токай». Коньяк привез очередной солдатский родитель. Пусть и не «Арарат», но и не «Тбилиси». Настоящий «Белый Аист» из веселой Молдавии. Вот ведь интересно как получается, вино в Грузии великолепное, а коньяк у «генацвали» не лучшего качества. За год дегустаций напитков из национальных республик, Никита составил собственный ранжир для коньяков. Во главе, понятное дело, армянские. Далее — молдавские. Затем — дагестанские, узбекские, ставропольские, туркменские, грузинские, грозненские, кабардино-балкарские, киргизские. Последнего и совсем не почетного места удостоились азербайджанские коньяки. Почему-то именно они лейтенанту менее всего нравились. «Бакы» — ну какая же это гадость! Такой напиток коньяком может назвать лишь человек с извращенным вкусом! Возможно, настроение в день дегустации этого «Бакы» было плохое, и отсюда последнее место, но что-то было в напитке не то. Коньяк явно отдавал бормотухой. Видимо, много лишнего украли в процессе и разбавили бочку суррогатной дрянью.

Никита раскрыл дверцы скрипучего шкафа и поместил бутылки на верхнюю полку. Туда же — коробку с ароматными фруктами: апельсинами, яблоками, мандаринами, гранатами. Полезная вещь для восстановления организма витаминами после атаки на него спиртным. В алюминиевую армейскую тарелку высыпал конфеты и шоколадки. На поднос — свежий торт (с трудом, но удалось отразить натиск приятелей и не дать им сожрать по дороге в гарнизон). Внизу на полке — заранее заготовленный ящик, полный грецких и земляных орехов. Еще один десерт! В общем, сплошной десерт, а поесть нечего.

Никита в раздумье потеребил нос, достал из кармана складной ножик и мелко нарезал лимон. Но и это не пища.

В канцелярию заглянул сержант Наседкин, смешно шевеля губой, разодранной еще в детстве:

— Товарищ лейтенант, я из наряда по кухне пришел. Дежурный по столовой спрашивает, вам картошечки пожарить или не нужно?

— Обязательно, Серега!

— А рыбки принести?

— И рыбки! И зеленых помидоров, и соленых огурчиков.

— Есть!

Через пятнадцать минут, к великой радости Никиты, огурцы, помидоры и капуста уже стояли в шкафу в мисках.

Внезапно в коридоре раздалась команда «смирно». Ага. Надо понимать, комбат. Надо непременно доложиться начальству… Показать что трезв!

Алсын был слегка подшофе и в прекрасном настроении. Видимо, получил от аборигенов перед праздником причитающийся от «работорговли», бакшиш.

— Ага, Ромашкин! Ты на месте — это хорошо. А то я зашел этажом выше, а Хлюдова нет. Он взводного за себя оставил. Подумаешь, птица столичная! Москвич! Блатной министерский сынок! Приказ нарушает, понимаешь ли! И Колчакова на месте нет почему-то.

— Наверное, ужинать пошли, товарищ подполковник. Я их недавно видел, — соврал Никита, выгораживая товарищей.

— Ладно, попозже зайду, проверю опять. А как у тебя в роте обстановка?

— Все нормально, без происшествий. Наряд по столовой через полчаса придет, остальные смотрят телевизор. В двадцать один ноль-ноль — праздничный ужин и отбой. Завтра мероприятия в соответствии с планом: лекция, беседа, футбол, кино.

— Молодец, понимаешь ли! А как порадуешь комбата, чем поздравишь?

— М-м-м. Разрешите предложить коньяк?

— Нет, я его не люблю, он воняет, понимаешь ли.

— Тогда и ром предлагать не буду.

— Правильно, не предлагай, о-о-облисполком! Водка есть? 

Никита замялся. Водка, в принципе, была. Но не его, а ротного. Да и стояла она в командирском сейфе.

— Ну, чего топчешься? Есть?

— Есть немного.

— Так наливай, не жмись! Понимаешь ли!

Ромашкин открыл ключом сейф и достал поллитру.

— Ого! Немного! Я что, слон? Полная бутылка, а он говорит немного. Ох, Ромашкин, оправдываешь свое прозвище — Рюмашкин!

— Да, это ребята шутят, я водку вообще мало пью.

— Мало, мало... От ведра мало отхлебываешь? Наливай! Не топчись, в ногах правды нет! Садись. О-облсполком…

Никита налил комбату стопку до краев, поставил на стол тарелку с маринованными помидорчиками, нарезал колбасы.

— А ты что, так и будешь смотреть мне в рот? Бери стакан! Полный наливай, лейтенант. С комбатом пьешь! Краев не видишь?

Никита вздохнул и подчинился.

— Ромашкин! Поздравляю тебя с Новым годом! Понимаешь ли! Желаю тебе стать настоящим офицером и всего самого наилучшего, понимаешь ли! Вот так! О-о-облисполком! — Алсын опрокинул стопку в бездонную глотку. Крякнул, съел огурчик, обтер усы и, хитро улыбаясь, зацепил криволапой рукой бутылку со стола: — Ты сегодня ответственный, поэтому водку конфискую. Не ровен час, напьешься и завалишь дело.

— К-какое дело? 

— За порядкой следить! Запомни, лейтенант! Порядка сама не приходит. Ее надо наводить ежедневно и ежечасно! И еженощно! Понят-тна?

— Понят-тна! — не удержался Никита.

— Ты что, лейтенант, меня сейчас дразнил?

— Нет, я просто, чтобы вам было понят-тна — бутылка не моя, ротного.

— Передай привет ротному и мое персональное спасибо, за водку! Понят-тна?

— Так точно! Панят-тна!

— Юморист? У меня сегодня настроение хороший. Накажу как попало, в следующий раз, завтра. Точнее, в новом году!

Ушел. Зато спустя пять минут пришел Рахимов, замполит батальона. Толсто намекнул, что не прочь выпить с подчиненным коньячку. Да что тут, медом намазано?! Ну, положим, не медом…

Выпили. Налили по второй. И — в канцелярию ворвался начальник штаба, Давыденко:

— Вот так! Уже пьет! Лейтенант! Я кому вчера говорил быть трезвым, как стекло?

— Ну, мне.

— Без «ну», товарищ лейтенант?! Не запряг, не нукай!

— Мирон, это я его подбил… на мелкое нарушение дисциплины! — успокоил Рахимов.

— Ага! — кивнул Никита. — А перед товарищем Рахимовым приходил товарищ Алсынбабаев… подбивал… Вы коньяк будете, товарищ майор?

— Нет, посмотрите на него! Я его ругаю, а он меня споить пытается! Я на дежурстве!

— А шампанского? Будете?

— Шампанского? Хорошо! Шампанского наливай! Новый год все-таки. Э, не в рюмку же! В стакан!.. Ладно, коньяку тоже добавь. Коктейль «Бурый медведь»!.. Ну, с Новым годом! За укрепление воинской дисциплины! — Давыденко заглотил «Бурого медведя», бесцеремонно набил карманы шинели орехами, выбрал самое крупное яблоко, апельсин и удалился.

— Вот человек! — не выдержал Никита. — Все настроение испоганил! Плюнет в душу и счастлив от этого! Еще и ограбил! Петух гамбургский!

— Вот это ты зря! Про петуха! Еще скажи, я тебе тоже плюнул и тоже ограбил! — благосклонно подмигнул Рахимов. — Не болтай о начальстве в присутствии другого начальства!

— Ну, что-о вы! Никогда не скажу! Да и не болтаю я…

— Тогда — удачи! Бывай, лейтенант! В будущем году свидимся.

Век бы вас всех не видеть! Никита допил оставшуюся половину бутылки шампанского — выдыхается ведь! Вдруг захорошело. Почему ж вдруг?! Всё логично. Всё начальство отметилось и ушло. И по анекдоту: «Савсэм один! Савсэм один!» Печаль переходящая в бурную радость. Конечно, одному немного грустно, но ведь можно и Колчакова позвать с первого этажа. Вадик — душа-человек! Тем более, когда есть что выпить… А можно выпить и с собственным отражением, чокнувшись в зеркале. Старинный способ избавления от одиночества.

Никита плеснул в рюмку чуток рому и цокнул ею по зеркалу:

— Ваше здоровье, Никита Александрович, долгих лет жизни! Счастья и здравия! Расти большим во всех местах!

Полегчало еще больше. Нет, в самом деле! Чего сидеть дома в Новый год? К Хлюдовым — было б занятно, но больно ласково глядит его сестра, ластится кошкой, глазками стреляет, не было б скандала! Идти нажраться в общагу — невелико удовольствие, закончится потасовкой и массовым блевом в туалете. А так — бойцам отбой, телик — в канцелярию. И смотри концерты до утра! С самим собой-любименьким! Кр-расота! Гм, страшная сила…

Ага! С самим собой-любименьким — ка-ак же! Рано пташечка запела. Дверь приоткрылась, и в нее прошмыгнул Колчаков.

— Ты чего, Вадик? Гонится кто?

— Это я от начштаба прячусь. Надоел. Ему делать не хрен, он у меня в канцелярии сидит, в шашки играть заставляет. А я их терпеть не могу. Наливай, а то уйду!

Ну, на…

Йо-хо-хо… И бутылку рома… Ополовинили…

— Ох, хорошо! — Вадик Колчаков по-хозяйски расположился, вытянув длинные ноги — ладно, что не на стол, а на стул. Выковырял из мятой пачки сигарету, закурил, пуская кольца.

— Ну, вот что! — неожиданно для себя взвился Никита. — Гаси хабарик! Гаси! 

— Чего-чего?

— Того-того! Ведешь себя, как свинья. Явился с пустыми руками, пьешь мой ром, грязные сапоги задрал выше головы! Да еще и куришь! А мне тут ночью спать!

— Какое «спать»?! — отпарировал Вадик, но ноги со стула снял. — Де-жу-рить, понял! Не спать, лейтенант, не спа-ать! Тебе ж еще на доклад к начальству. Заметь, сегодня!

— Так вместе и пойдем! Ты будешь говорить, а я буду рядом стоять и молчать. В крайнем случае, с умным видом кивну.

— Не, с умным — уже не получится. Рожа в багровых пятнах, разит от тебя как… Да нету аналогов!

— Нету, да?

— Нету! Собирайся, пойдем к замполиту. Авось, Бердымурадов не заметит, что мы употребили. И лучше поскорее, пока нас не развезло. Пошли!

Ну пошли… Чему быть, того не миновать. Остался всего один час до наступления нового года, блин. Что год грядущий нам готовит?.. Никита брел, хлюпая сапогами по широким лужам. Брызги разлетались в стороны. Полы парадной шинели сразу намокли, поднимать ноги и не хлюпать — ни сил, ни желания. Добрести до штаба и не упасть — вот задача!

— Т-товарищ замполит! Р-зршить доложить!..

Товарищ замполит ничего не заметил. Сам если принимал на грудь хоть сто граммов водки, соображал весьма туго после контузии в Афгане. А сегодня таки уже принял. И не сто граммов. Новый год… Так что для замполита Бердымурадова сегодня главный показатель дежурства —прибытие офицера, как такового. Напротив фамилии в списке ответственных подполковник, прилагая усилие, чтоб попасть в нужную графу, ставил крестик и отправлял дежурившего в подразделение. Некоторые не являлись, и вот с ними он пытался воевать. Звонил по телефону, отправлял посыльных, матерился на русском и туркменском языках.

Ромашкин и Колчаков из штаба, поспешили в батальон. Навстречу, по касательной, сумбурно матерясь, не заметив во тьме —начштаба Давыденко. У каждого свои проблемы…

— Коз-зел рогатый! — зло произнес Вадик.

— Почему рогатый? — тупо спросил Никита. Все-таки в сочетании с «козлом» более устоявшееся — «безрогий».

— А потому что! знаю. Сам лично ему рога наставил! Сам лично и с превеликим удовольствием! И не далее как два часа назад, пока он меня разыскивал в казарме!

О, сколько нам открытий чудных!..

— Хороша-а! — отыгрывался Колчаков за все про всё. — Активистка! Страсть как любит это дело! Подходит к процессу творчески! И рога у нашего Мирона аж закручиваются в трубочку! А он пусть еще меня поищет! Днем с огнем!

Никита поймал себя на мысли: «Ну, почему не я!» То бишь на месте Вадика, не на месте рогатого Давыденко. Мысль шуганул…

— Никита! Давай похулиганим! — от щедрот предложил раздухарившийся Колаков. — Чего скучать в праздничную ночь?! Раз пошла такая пьянка!… Устроим фейерверк! У меня есть четыре ракеты, красные и зеленые. Запустим их на плацу?

— А у меня припрятаны два взрывпакета и граната, — поддался на провокацию Ромашкин. — Ка-а-ак бабахнем!!!

— Но-но! Достаточно взрывпакетов. За гранату могут к ответственности привлечь. А за салют только выговор влепят… если поймают.

Они, качаясь и спотыкаясь, заторопились к казарме. Там извлекли из своих загашникиов припрятанную пиротехнику и вышли на плац. Когда стрелки часов сомкнулись на двенадцати, дружно рванули за колечки. Ракеты с шипением взметнулись ввысь. Через мгновение — громкий хлопок, и яркие разноцветные вспышки в ночном небо. Тотчас вверх была отправлена следующая пара сигнальных ракет.

Где-то радостно заорали «ура!». Где-то присоединили к из ракетам свои — из открытых окон. Салют!..

Если поймают, значит? Никита побежал с плаца в батальон, а Вадим в противоположную сторону, к городку, наверное, решился по-новой навестить жену Давыденко.

Никита на секунду приостановился возле чугунных «пепельниц». Поджег взрывпакеты. Швырнул их в урны.

Едва скрылся за дверями — раздался страшный грохот. Столбы искр и огня взметнулись вверх, увлекая за собой мусор. Окурки разлетелись вокруг крыльца, а газета, словно большая птица с подбитыми крыльями, спланировала на кустарник.

На плац примчались не совсем адекватно воспринимающий обстановку замполит полка и дежурный. Тщетно пытались обнаружить тех, кто запускал ракеты, но… тщетно. Тут бабахнуло еще несколько взрывпакетов в районе штаба полка, и оттуда же взлетела ракета, рассекая ночное небо полосами белого бледного огня. Затем полыхнула яркой вспышкой, и маленький парашютик стал медленно опускаться в жилой городок. А, штабные писаря резвятся, обрадованные отсутствием начальства.

Когда салют иссяк и в гарнизоне стало относительно тихо, Никита налил в жестяную кружку шампанского и выпил ее до дна, пожелав сам себе счастья и любви в наступившем Новом году. Вот, главное, любви!.. Затем вышел из канцелярии, приказал дневальному перенести к себе в кабинет телевизор и пошел по темной казарме проверить бойцов. Усталые солдаты спали мертвым сном. Умаялись, бедняги, за день. Богатырский храп раздавался из разных углов, порой курсанты что-то бормотали на русском, узбекском, азербайджанском или еще каком-то языке. Крепкий запах… Ну, в общем, запах казармы. Надо ли разъяснять?

К горлу подкатил комок. Ой, какие мы нежные! Да не нежные мы, но — ром, коньяк, водка в одном флаконе, так сказать… и шампанского до кучи. Ой-ё!

Никита несколько минут шумно рычал в темноту, перегнувшись через подоконник.

…Дежурный по роте довел его до канцелярии, уложил в койку, стянул сапоги, укрыл одеялом и вышел, плотно притворив дверь.

Счастливый и удовлетворенный Колчаков объявился где-то через час. Очень желал поделиться приподнятым настроением с другом-приятелем Никитой. Но, знаете ли, друга-приятеля Никиту нынче уже не приподнять. Ни настроением, ни вообще.

С сожалением поглядев на мертвецки спящего Ромашкина, Колчаков не спросясь достал из приотворенного шкафа бутылку с остатками рома. Допил из горлышка. Отправился восвояси. Где-то они, эти свояси…

Новый год победоносно шагал по стране, сшибая с ног миллионы жителей. Советские трудящиеся поедали тонны салата «оливье» и селедки под шубой, выпивали цистерны водки и шампанского. Затем либо тупо смотрели «Голубой огонек», либо пели и танцевали. Какая-то, самая счастливая, часть общества предавалась любви.

А Никита… Что ж, Никита. В прострации Никита. План перестройки страны начинали составлять без него.