Петух был пьян. Звали петуха обычным для петухов именем - Петя. Был он из породы красавцев. В деревне куриных пород по науке не знали, а были пеструшки, белые и т. п. Петухи делились на драчливых и красивых. Последние имели цветастое оперение, длинный хвост и гордый гребень. Вот этот гребень у пьяной птицы и заваливался набок. Петр пытался его выпрямить, кося глазами наверх и вскидывая головку, от чего терял равновесие, приседал на одну ногу и падал. Неуклюже вскакивал и пытался бодро кукарекать, но получалось хрипло визгливо. Гребень снова заваливался, и все повторялось с начала. Что касается его гарема, то курицы давно уже валялись в различных позах по всему двору, издавая невнятный писк. Хозяйский кот задумчиво подходил к бедняжкам, обнюхивал их, брезгливо тряс лапой и озадаченный уходил прочь. Возле своей будки лежал большой пес Черныш, положив голову на лапы. Свою кличку он получил за угольно-черную масть. Шерсть лоснилась от сытой жизни и регулярного вылизования длинным розовым языком и представляла особую гордость пса. Черныш был старым, и суета на дворе не особенно его занимала. Хотя некоторый интерес описываемая сцена представляла. За свою длинную жизнь подобное он видел не часто. Обычно, напившись, так вел себя его хозяин, но чтобы петух, этого Черныш не мог припомнить.

Дело в том, что хозяйка усадьбы Людмила безуспешно боролась с пьянством своего благоверного супруга Геннадия. В результате этой борьбы она и выбросила бадью забродившей ягоды на помойку. Птица, привлеченная пряным запахом, быстро склевала ягоды и захмелела.

А Генке то пришла на ум великая идея. Прикинув, что прямая закупка спиртного из магазина вводит семью в разорение, он стал искать выход. Решил сам гнать самогон. Дешево и отходы, старая картошка или, там, подгнившая свекла, идут в пользу. Пошел поговорить с соседом, одноногим стариком Харлампием. Конечность тот потерял на последней германской войне. Но, не смотря на инвалидность, старик бодро трюхал по селу на своем протезе. До трюхал он до девяносто с гаком лет. Всклокоченная бороденка Харлампия украшала круглую физиономию, всегда красную от спиртного с хитрыми выцветшими голубыми глазками. Сколько Генка его помнил, а помнил он его с рождения, столько Харлампий маялся похмельем. Старик, имея огромный опыт дружбы с зеленым змеем, предложил создать трест - Генка делает закваску, используя свои продукты, а Харлампий перегоняет окончательный продукт. Ударили по рукам и дело пошло. Даже на сторону продавать стали. А вот Людмиле это затея не приглянулось. Мужик выпадал из хозяйства. Вечно под хмельком, руки дрожат. Сам, правда, тихий. Она на него кричит, а он сидит в уголке да жалостно вздыхает. А на завтра то же самое. Толку от мужика не стало даже ночью. Да и какие же дети от пропойцы. И она взялась бороться за мужа, но пока только пострадали куры.

Наши акционеры лежали за забором в овраге поросшим густой травой. Пережидали “грозу”. Вверху за забором шумела, проклиная непутевых пропойц, Людмила. А здесь было тихо и уютно. Жужжали пчелки, в мареве жаркого неба крутились ласточки. Мужики лениво переговаривались, дымили сигаретками. Харлампий затеял рассказ о войне, о том, как потерял ногу. Эта история давно известна всей деревне, но делать было нечего, и Геннадий, задремав, не стал прерывать рассказчика. Дед был геройским, его старенькую выцветшую гимнастерку украшали несколько медалей и орден. Только ногу-то он потерял не в бою а, как говорил старик, “на спецзадании”.

Было это зимой при наступлении наших под Москвой. Лихой атакой отбили небольшой городок. Харлампий после контузии не помнил его название. Но сам случай помнил и рассказывал его с витиеватыми подробностями.

Так вот. Захватили городок настолько стремительно, что немцы успели только унести ноги, да эвакуировать раненых. Технику и прочее снаряжение побросали.

Харлампий со своей ротой ворвался в госпиталь. Никого нет. Тишина. По-немецки все аккуратно и педантично разложено по местам. Блестят инструменты, белеет белье.

Бойцы разбрелись отдыхая. Рассказчик же попал в лаборантскую и увидел аппарат для получения дистиллированной воды. Почудилось родное село. Нечто похожее использовали там для получения самогона. Погрустив, прошел дальше.

И все бы ничего, но полк понес потери и встал в городке на отдых и пополнение.

Как-то Харлампий, забравшись в подвал дома, где квартировал его взвод, увидел кучу промерзшей картошки. Вспомнился аппарат в госпитале. Осенила счастливая мысль порадовать себя и ребят огненной водичкой.

Попросил разрешение у начальства, мол, “для дезинфекции ран”. Начальство смекнуло свою выгоду и дало добро. Дрожжи достал на кухне, обещав поделится напитками с поварами. И процесс пошел.

Винокурщик прижился в госпитале. Туда поместили наших раненных. Дезинфекционных средств не хватало. Тут жидкость умельца и впрямь пошла на медицинские нужды. Для души то же хватало. Наш герой приобрел известность и уважение. Даже полковник посылал не раз к нему своего ординарца.

Но война, есть война, она жестко напомнила о себе. Оставшаяся в нашем тылу немецкая часть прорывалась к своим через этот городок. Полк, разнеженный тыловой жизнь, отступил. Правда, отступил, сохраняя порядок и эвакуируя все, что надо.

Нo без накладок не обошлось. “Накладкой” стал наш самогонщик, да Михайлыч, старшина роты. Он зашел на кануне, принес американской тушенки. Друзья, хорошо приняв самогону, заснули. Тут и случилась атака немцев. Гуляки проснулись, когда бой уже затихал, откатываясь к лесу. Выглянули в окошко. Увидев немцев, испугались. Забились в соседнюю глухую коморку. Затаились, боясь даже дышать.

Немцы расположились на первом этаже. Наспех отогревались. Набирались сил для следующего рывка. Осматривать помещения им было некогда - это спасло наших бедолаг.

В расположении госпиталя набилась почти вся группировка фрицев со своим штабом. Других сносных домов в городке не осталось. Иные горели, иные разрушены. Остался госпиталь - бывший монастырь, напоминавший скорее крепость, чем обитель кротких богомольцев. Он был построен в средневековье из цельных громадного размера каменных глыб специально для защиты Московских земель от различных шляющихся в те времена захватчиков. Устроена цитадель была в виде четырехугольника с одними арочными воротами, над которыми, в бывшей часовне, и располагалась лаборатория с самогонным аппаратам. Окна, выходившие на улицу, были только на втором этаже в виде бойниц, да такие узкие, что даже боком нельзя было протиснуться. На первом же этаже, окна выходили только во двор. Все это и погубило фашистов.

Бойцы, спрятавшись, забыли про работающий самогонный аппарат. Тот нагрелся так, что не выдержал и взорвался с оглушительным грохотом, окутав клубами пара все строения. Красная армия, изготовившаяся к контрнаступлению, взрыв приняла за сигнал и с криками ура пошла на приступ.

Немцы попали в ловушку. Арочных свод ворот обрушился, завалив выход из монастыря. Посчитав клубы пряного пара за газовую атаку, захватчики растерялись и всем составом сдались вылезшему из развалин старшине, приняв его за наступающее войско.

Наш же герой были завален обломком стены. Контужен. Когда его вытащили, нога посинела и уже не чувствовала боли. Тут же, в госпитале, ее отрезали.

Старшине и Харлампию выдали по ордену, так как среди плененных фрицев были два генерала.

Рассказ кончился. Помолчали. Харлампий задумчиво почесал протез.

- А вот еще было …- начал он.

Осекся. Крики Людмилы почему-то пропали. Слышалось где-то вкрадчивое шипение с легким свистом. Старик вскочил. Прихрамывая на протез, торопливо заковылял к своей избенке, махая руками, крича:

- Аппарат забыли! Взорвется!

Не успел. Раздался тяжелый басовитый вздох. Полетели со звоном стекла. Из окон вывалились клубы сивушного пара. Крыша хибарки приподнялась и с хрустом осела во внутрь. Бревна стен раскатились. Осела пыль. Избушки не было… Торчала труба печи, да сидел у забора седой от пыли старик. Говорят, что сапер ошибается один раз в жизни - Харлампий ошибся во второй раз!

Что же, сердобольная Людмила приняла в семью старого сироту. Они с Геннадием с тех пор не берут в рот ни капли. Геннадий поздоровел. Поправил хозяйство - почувствовалась рука мужика. Он стал даже прицениваться к подержанным Жигулям, планирую продать свой Запорожец.

А Харлампий начал сдавать. Говорит, что без спиртного ему не жизнь. Заходя в гости, внимательно присматривается к различным сосудам и трубкам, подолгу задумчиво стоит около них. Тяжко вздыхает…