Новости1.
В те дни, когда солнце светило в лобовые любовные стекла перепачканных машин, когда ручейки, в которые врывались всплески радости, текли во все стороны, когда злой зимний снег чернел и показывал свою сущность, а люди кутались в плащи, чтобы хоть как-то защититься от брызг эмоций, - в те дни произошло со мной одно странное событие.
Да, произошло это в те дни, когда новенькие вагоны метро выныривали из своих нор свежими трамваями, когда перезимовавшие старые вагоны катились в трампарки умирать, а молодые жеребцы-троллейбусы мерялись друг с другом силой своих рогов, сбросив с них уздечки проводов. И кружили, кружили и кружили вокруг темпераментных новых автобусов, стараясь привлечь их внимание скрежетом и гудками.
Никогда не замечали Вы многометровых очередей троллейбусов с приготовленными для боя рогами где-то на Ленинском? Или на Дмитровском? Никогда не видели Вы беспомощных мелких людишек в оранжевых фуфайках, словно насекомых, жалящих гигантских разъяренных быков, застывших в угрожающих позах?
Да, весной, троллейбусы было не остановить, это я Вам точно скажу. То и дело сбрасывали они рога и прямиком через разделительные линии, как будто древние рыцари на турнире, кидались к соперникам. Автомобили в ужасе прижимались к обочинам, завывая сиренами сигнализаций, когда их обкатывала грязь мостовых из-под колес троллейбусов, и они спасались ручейками-сосульками с крыш.
Дрались троллейбусы. Дрались не на шутку. Закованные в толстую броню литых стальных пластов и тонкую кольчугу рекламы, с закрытым забралом лобовых стекол с дворниками. И вот у краснокирпичных троллейбусных парков начали собираться толпами самые неудачливые из них: кому глаз новый вставить, у кого рог обломался, у кого одежда порвалась. А за некоторых старичков или сильно контуженных даже и не брались - так они и оставались в этих очередях, словно на кладбище, будто бы говоря всем своим видом: "Эх, дружок, подсобил бы…". И с грустью смотрели безнадежными-безнадежными глазами, показывая на лысины ржавчин.
Что ж, естественный отбор, оно и понятно.
А на 8 марта спешили троллейбусы со всех колес с утра пораньше поздравить своих милых автобусов цветами-флагами, рекламами по цветастее, протертыми стелами. И тут уж не попадись какая-нибудь, сошка мелкая, машинка под колесо. Всех растопчут, и даже остановиться не остановятся. Бежали со всех колес - бежали на оживленные магистрали, проспекты, улицы, шоссе, туда, где можно было повстречать автобусы, бежали, встречали и побеждали. Побеждали своим очарованием. Вы думаете, у троллейбусов нет очарования? Тогда Вы ничего не знаете о троллейбусах. Приглядитесь Восьмого марта, и Вы увидите подмигивающие глаза, широко раскрытые доверительные ресницы, улыбки фар, флирт дворников, покачивание бедрами, - о, Вы много увидите, только приглядитесь! Я счастливее Вас, я могу видеть это каждый день.
Вы спросите, это я Вам чего так все рассказываю? Откуда мне это известно? Какие для этого основания? Где факты? Где доказательства? Я Вас, читателей, всех на лицо знаю, ведь скажите же еще: "придумал, черт такой". Фактов - подаю вам одни голые факты и никакой фантазии. Доподлинно заверяю - ничего я не придумывал. И откуда знаю про все эти дела - сейчас расскажу. Вы только не спешите со своими вопросами.
2.
В один из тех дней, когда Москва пробегала мимо помойных ям опустошенной зимы, когда люди, пробираясь сквозь потки и грязь, будто первобытные люди сталкивались с полным равнодушием к ним городского транспорта, когда солнце засвечивало документальные пленки об этих днях, оставляя только сентиментализм и лирику, я брел, как это нередко случается, по улицам города. Мне очень хорошо, я человек привыкший и уж на своем веку повидавший, будь здоров - пыль, грохот, благодать! Но даже со мной в эти дни случилась большая странность - представляете, забрел в какой-то незнакомый уголок. Уж казалось бы, Москву-то я знаю как-нибудь, а тут место - не пойми какое. И главное, шел так в беспамятстве - птички поют, трамваи грохочут, что уж и не поймешь - то ли на Академической, то ли в Сокольниках.
Шел я по улице незнакомой, и все думал - куда же это я попал? Может, это на Белорусской? Или, наоборот, на Киевской? Это у меня с неуклюжести все. Меня и в детстве-то называли растеряхой и неуклюжкой. Таким вот и остался до седых волос.
Наконец набрел я на большую-большую лужу и решил следить, как ее машины будут проезжать. Интересно ведь - кто на "Оке" какой-нибудь, так тот, наверно, сразу потонет. Сел на скамейку, и вдруг слышу, вороний грай где-то. И сразу же, в мгновение ока, откуда ни возьмись еще и троллейбус едет. С легкостью, которой всякий позавидует, он проскочил лужу и остановился, а еще и двери открыл. Не долго я думал - ну, была - не - была, дай-ка сяду, посмотрим, куда привезет. Зашел в двери, а никого-то, кроме меня в троллейбусе и нет.
"Конечная, наверно, - подумал я и уселся в окошко глядеть".
Подъехали к следующей остановке, - и снова никого. Кирпичные дома, неработающие светофоры и балконы, нависающие над проезжей частью. Вроде знакомые места - не то где-то рядом с Лесной, не то с Косыгина.
А еще через одну остановку троллейбус остановился, двери открыл и стал ждать, пока кто-нибудь не придет.
- Центральная остановка маршрута, - подумал я и стал вместе с троллейбусом дожидаться пассажиров.
И действительно, уже через пару мгновений в троллейбусе оказалась бабушка, а за ней еще молодой человек в кепке, а потом дамочка с ярко накрашенными губами.
Прошу обратить внимание читателей еще раз - никакой роли в последующем рассказе эти лица не играли, однако я все рассказываю, как было, а не как там по законам надо. Учитывайте это, пожалуйста.
А роль сыграл мужчина с сигаретой в зубах, который все время пока мы тут с Вами болтали стоял на ножке и покуривал. Неохота было ему недокуренной сигарету бросать, видите ли! Из-за этой сигареты вся катавасия и приключилась.
Дело в том, что когда троллейбус стал отходить от остановки, мужчина кинул окурок на тротуар. И ровно под заднее колесо троллейбусу! Троллейбус взвыл так, что в соседнем районе один японский интурист, сидя в номере со стекло пакетом, решил, что в Москве землетрясение, и впервые огласил здание гостиницы табуированными японскими словами, за что внесен в книгу почетных посетителей.
Троллейбус же соскочил с проводов, как будто для него это, как пирожок съесть, да и не до проводов уж тут, честно говоря, когда ногу подожгли! В общем, понес троллейбус. Понес, обгоняя и даже не смотря на маленькие машины, на красный свет, через разделительные полосы, а куда понес он и сам толком не знал, наверное. Только слышно было, как одна дамочка выскочила из своей иномарки и жалобно-мечтательно произнесла куда-то вдаль:
"Наехал, и би-би не сказал!"
Пассажиры раненого троллейбуса как-то странно и смешно вклеились в свои сиденья и слова произнести не могли. Я и сам, наверное, таким же вклеился, да только некогда их было рассматривать - я считал улицы и повороты, чтоб дойти потом до дома. Только заметил, что, может, та бабушка, которая еще первой вошла, и в обморок упала, да только мне не видно было. Человек, бросивший сигарету под колесо троллейбусу, разнервничался и поэтому машинально вынул из кармана пачку, но вовремя одумался.
Я же сидел и считал повороты. Куда мы едем? - думал я. - и что с нами потом будет?
3.
В один из тех дней, когда скорости машин увеличивались прямопропорционально высоте ртутного столбца, когда люди переобувались в мягкую весеннюю обувь, подобно автомобилям и транспорту, когда детишки плюхались с разгона в лужи, как машины обрызгивали прохожих, со мной случилось странное происшествие, о начале которого я уже поведал читателям.
Я сидел в загнанном троллейбусе и считал повороты, изгибы, светофоры причудливой Москвы… Мы прогремели по трем мостам, проехали по двум проспектам и 39 улицам (из которых, безусловно, несколько переулков), выехали за Садовое кольцо - хотя, может быть, и въехали.
Через полчаса монотонного счета, когда на очередном повороте наш троллейбус рогом разбил сразу 2 рекламных щита, я заметил, что он сбрасывает ход. Видимо, выдохся. Злости и боли поубавилось, значит, троллейбус уже не так напористо мчался и не так пугал бедных автомобилистов.
Пассажиры в троллейбусе тоже отошли от первого шока - привыкли, видно. Начали перебрасываться короткими фразами и ругать бедолагу-мужчину, который так неловко бросил окурок. Он и сам понимал свою оплошность тем более, что опаздывал на какое-то деловое свидание в двух минутах ходьбы от злосчастного происшествия. Одна бабушка сидела и ничего не говорила. Может быть, умерла. А, может, просто прикидывалась. Бабушки же обычно никогда не молчат.
Наконец, троллейбус остановился и открыл двери, как будто выбросив из легких ненужную смолу и никотин сигарет мужчины, опаздывающего на свидание. Все пассажиры бросились на свободу и быстро скрылись в темном переулке. Мужчина бежал быстрее всех. Видимо, боялся. Или действительно опаздывал. Даже бабушка, казавшаяся умершей, вскочила и побежала, поклюкивая своей палкой и бормоча "эх-эх".
Я же остался в троллейбусе. Мне было интересно, кто же все-таки такой лихой водитель, и где это мы проезжали так, что я не узнал. Для этого я подошел к кабине, но тут троллейбус снова так рванул, что меня отнесло к дальним сиденьям.
"Чуть-чуть не успел, - подумал я".
Мы петляли по каким-то узким переулкам, заехали на не асфальтированную проезжую часть, где троллейбус немного пробуксовывал, но все-таки медленно и уверенно продвигался вперед. Я сидел и смотрел в окошко. Меня трясло и раскачивало из стороны в сторону. Было приятно просто сидеть в троллейбусе и наслаждаться весной.
Зрелище восхищало меня. Урбанизированные постройки окраин Москвы 70-х годов, трубы, из которых валит дым, мощные затхлые кирпичные дома, грязные гаражи -ракушки, слякоть… наконец, солнце, освещающие весь пейзаж, вода, стекающая по трубам мощными потоками, светлыми сосульками, разбивающимися о черный асфальт в камешек. Красота, да и только.
4.
В один из тех дней, когда из под снега проступало то, о чем люди только могли догадываться, но не видели, когда белые занавески таяли и исчезали, когда в болотной жиже навсегда застревали мелкие машинки, когда жизнь менялась на корню, да, в один из тех дней, я приехал в загадочное место.
После своей первой остановки троллейбус шел всего минут двадцать, и только я отвлекся от всего внешнего мира, как он во второй раз остановился. Только тогда я подошел к кабине водителя и увидел доброго старикашку, который улыбался мне своими немногочисленными зубами и глубокими, очень влажными голубо-синеватыми глазами. Лицо его было светлым и внутренне спокойным, хотя и чуточку таинственным, здоровым, и похожим на кирпич этих розовощеко-грязных домов. В общем, так и манило поздороваться и спросить его о чем-нибудь.
- А как Вы так быстро…, - начал было я, но он лишь рукой указал на вид из лобового стекла и улыбнулся.
Я не поверил своим глазам. На большой узкой длинной улице красно и серо кирпичных домов, покуда хватало глаз, стояли троллейбусы. Без проводов, без рельс, без кондукторов и водителей, без ржавчины и замшелости они собирались в кучки, как будто что-то замышляя. Вокруг них медленно и гордо ходили люди, похожие на водителя, с которым я стоял в кабине и смотрел на троллейбусы. Они заметно отличались от тех рабов, что так и бегали вокруг неукротимых троллейбусов в московских пробках, смелостью, величавостью и этим странным сходством с кирпичом. И уж, конечно, они не носили дурацких оранжевых курточек, вовсе нет. Это были люди, чем-то похожие на меня, даже нет - всем похожие на меня. Но они РАЗГОВАРИВАЛИ со своими троллейбусами.
Сначала я не поверил и ушам тоже. Но потом прислушался - они действительно говорили. Говорили друг с дружкой, говорили с шоферами, дымили и пыхтели папиросами, улыбались, проезжали покачиваясь. И вдруг, в одно мгновение, в один блик солнца, эта речь показалась мне знакомой. И вправду, это был обыкновенный человеческий язык, чуть-чуть тягучий и очень забавный.
Троллейбус, в котором мы стояли, прервал мои попытки прислушаться. Он открыл нам переднюю дверь, подождал, пока мы с шофером выйдем, и помчался к своим друзьям, немного подбибикивая себе под нос.
- Куда же я попал? - спросил я шофера, закурив на улице.
- А, ответил он, тоже закурив и поздоровавшись со всеми сразу одним неуклюжим движением руки, - так вот и становятся водителями.