Три волхва - Аггеод, Бальдур и Вассахитар - ходили по земле и словно алмазами одаривали людей своей ученостью.
      Они считали, что мудрость - начало всех начал и что она была прежде всего сущего. Даже когда время источит камни и превратит их в песок, когда горы станут равнинами и через них потекут полноводные реки, а там, где лежали пустыни, земля породит горные кряжи, - даже тогда мудрость будет царить надо всем.
      Маги гостили в царских чертогах, останавливались в хижинах бедняков и почти везде встречали радушный прием - получали приют и пищу: тогда люди еще преклонялись перед ученостью.
      Странствующие философы давали советы правителям и нередко почерпывали крупицы мудрости от простых людей.
      Случалось, они встречали на своем пути таких же бродячих мудрецов, и эти встречи превращались в пиршество разума. Судьба подарила им радость беседовать с великими знатоками тайн мира, которых многие столетия спустя люди будут почитать как пророков.
      В молодости волхвы с легкостью преодолевали препятствия и водили за собой ослика с книгами, написанными древними философами и поэтами. Шли годы. Головы магов уже понемногу обеляла седина, но их сердце по-прежнему оставалось молодым: красота природы, живые образцы добродетели и мудрого правления, - все это отзывалось в их душе песней, превращалось в стихи и притчи...
      Они не знали, сколько им лет - пятьдесят или сто, а может быть, двести, и, встречаясь с философами в других странах, говорили, что родились в Сирии в ту пору, когда в памяти живущих еще были свежи впечатления от того дня, когда в ночном небе они однажды наблюдали летящую звезду с огненным хвостом...
      "Комета!" - догадывались их собеседники, после сверялись с астрономическими таблицами и, открыв приводящую в трепет тайну, возносили руки небу и с почтением восклицали: "О, боги! Да ведь это, в самом деле, пророки: им, должно быть, лет триста! Пусть будут продлены их дни..."
      Годы сказывались и на бессловесном спутнике магов. Побывав в гостях у одного из царей Аравии, они оставили ослика и дорогую их сердцу поклажу у него. Бесценные книги заняли почетное место в библиотеке правителя, который ревностно служил мудрости подобно волхвам.
      Теперь мудрецы ходили без ослика и книг - тысячи притч, стихов и философских наставлений хранились в их памяти, и, остановившись где-нибудь на отдых, они, не уставая, могли без конца читать их странноприимным хозяевам...

      На этот раз волхвы путешествовали из Малой Азии в Индию, проходя, таким образом, через владения династии Ахеменидов. Они оставили позади Киликию, Сирию, Вавилонию с ее долинами рек Евфрата и Тигра и, судя по всему, уже пересекли границы Элама...
      Однажды путникам открылось широкое плоскогорье, и в его пределах они узрели шатер. День близился к концу, и до того, как на землю опустится ночь, волхвы решили достичь этого одинокого жилища и попроситься на ночлег.
      Приблизившись к шатру, они увидели его хозяина - по удали и проворности молодого еще пастуха, которого за годы пастушеской жизни уже несколько состарили лишения - зной, засуха, ветер.
      Пастух - а звали его Нашмед - изготовился варить на очаге нехитрую свою еду - густую кашу из пшеничных зерен, - когда увидел неожиданных гостей. По стати пастух сразу определил в них странных ученых мужей и гостеприимно улыбнулся, приглашая магов располагаться у огня и отложить в сторону свои котомки и посохи.
      Сегодня у меня гости! Редкие в этих краях гости. И, судя по всему, волхвы. Значит, быть празднику! Быть пиршеству под звездами персидской ночи!
      Есть лепешки. И есть немного вина. А еще будет наваристая шурпа из барашка! Ближе, ближе к костру, путники!
      И вот уже кипит на огне сочное мясо. Аггеод, мастер на все руки в походах ученой тройки, орудуя ножом, к тому же собирался изжарить на углях куски баранины так, как его учили армяне в горах далеко на север отсюда...
      Разбавленное водой вино сняло усталость и разгорячило кровь. Сердца сотрапезников наполнились весельем, и Бальдур, лучший рассказчик в компании бродячих философов, принялся читать сообразные моменту стихи, прославляющие гостеприимство, пир и приятную дружескую беседу.
      Аггеод раздавал приготовленное им на углях блюдо, и когда он подавал мясо Нашмеду, невольно сравнил его руки со своими: у пастуха - жилистые, натруженные, а у него - руки поэта, не знавшие тяжкого труда, да еще пальцы украшают перстни с драгоценными камнями...
      - Все суета сует, Нашмед! Ты встаешь на ранней заре и, изнуренный тяжелой работой, ложишься на закате... Так пройдут твои годы и наступит печальная старость, - молвил волхв.
      - Что тебе от трудов твоих? - продолжил мысль Аггеода Вассахитар. - Редки твои радости, и сегодня будет то, что было вчера, а завтра повторит сегодня... Мы встречали царей, которые жили в роскоши, неге и благополучии, - и даже они не знали счастья!
      - Не лучшую ли судьбу ты выбрал бы для себя, Нашмед, если бы, оставив пастушескую жизнь, странствовал бы по богатым городам - Сузам, Ниппуру, Вавилону - и, припадая к ногам вельмож, вымаливал бы у них монеты на еду и ночлег в домах, где правит порок? - Бальдур, лукаво улыбаясь, подбрасывал пастуху философских загадок. - Часто ли на твоем столе мясо? А так у тебя могла быть даже более сытная пища, посетители харчевен на потеху бросали бы тебе под ноги куски мяса, и с твоей молодостью и силой ты бы легко отстаивал свое право насытиться ими, отгоняя от вожделенной пищи таких же нищих и бродячих собак. А вечерами твои глаза и уши песнями и танцами услаждали бы гетеры и скоморохи в местах, где славятся веселье и удовольствия.
      - Нет, я выбираю свободу под холодными звездами и шум ветра, а не пресмыкание у ног богатеев и песни гетер. Кроме того, едва ли жизнь нищего менее суетна и тщетна, чем доля пастуха: я бы так же уныло и монотонно проводил свои дни, от зари до заката добывая себе средства для жизни, только у нищего это подаяние сильных мира сего, а у пастуха - то, что дает ему природа. И кто знает, кто более благосклонен к бедняку.
      А счастье? Счастье - это сердце, исполненное тишины. Когда даже мысль, что все суета сует, его не тревожит...
      - Послушай, пастух, да ты философ! - воскликнул Бальдур. - И, вижу, твои суждения даже дерзки. Быть может, слава Зороастра не дает тебе покоя, а? - подтрунивал над Нашмедом маг. - Эй, Вассахитар, возьми папирус и стило, запиши наш разговор. И с особой тщательностью - слова пастуха! Получится хорошая притча... А ты, Аггеод, может быть, отдашь этому мудрецу-самоучке свой посох? В самом деле, Нашмед, не хочешь ли ты сменить свою пастушескую палку на посох волхва?
      Пастух добродушно внимал этим незлым шуткам... Бальдур еще читал стихи, и таким образом Нашмед и его гости закончили день.

      На заре их разбудил странный шум: грохотала земля. Глянув вокруг, они увидели вдали в голубой дымке надвигающуюся тучу какого-то войска: многие тысячи конных и пеших воинов.
      - Неужто где-то восстание, - забеспокоился Нашмед, - и не предстоит ли нам стать, по меньшей мере, свидетелями побоища?
      Туча двигалась и росла. И вот уже видно снаряжение воинов. Через какое-то время движение остановилось: судя по всему, военачальники решили разбить лагерь...
      Вскоре все четверо увидели, как из лагеря в их сторону движется всадник, - видимо, выпущенный командиром разведчик.
      Да, всадник направлялся прямо к жилищу Нашмеда...
      - Кто вы такие и что здесь делаете? - спросил конный, подъехав к шатру.
      - Я пастух, хозяин этой хижины, а это мои гости - странные философы, - ответствовал Нашмед.
      - Философы, говоришь?
      - Да, мы волхвы, Аггеод, Бальдур и Вассахитар. Идем из Малой Азии в Индию - хотим посетить святые места, побеседовать с брахманами, увидеть чудеса той далекой страны, - сказал Аггеод.
      - Не видели ли вы здесь ничего подозрительного - может быть, группы вооруженных людей?
      - Я живу здесь один. До встречи с волхвами я последний раз видел людей, когда ко мне приезжал сборщик налогов, - сказал Нашмед.
      Кажется удовлетворенный ответами, солдат попросил испить воды и унесся в сторону лагеря.
      - Слава Ахурамазде, все обошлось! - со вздохом облегчения сказал Вассахитар, когда они снова остались одни. - Я порядком испугался, увидев скакавшего к нам всадника!
      - И не один ты! - добавили остальные.
      - Видимо, нам снова придется обращать свои мольбы к Ахурамазде! - спустя какое-то время после визита разведчика с тревогой крикнул своим гостям Нашмед, когда он уже собирался заняться стадом, а волхвы готовились к дороге.
      - А что случилось?!
      - Посмотрите!!!
      Из лагеря к ним двигался целый отряд всадников с груженой повозкой.
      - Уж не приняли ли нас за вражеских шпионов? - испуганно воскликнул Вассахитар!
      - Сейчас увидим! - стараясь держаться хладнокровно, заметил на это Бальдур.
      Отряд остановился в десяти шагах от жилища Нашмеда: судя по виду приехавших, это была свита, по меньшей мере, военачальника. В нее входили как солдаты, так и солидные персоны, руки которых не были приспособлены управляться с луком, им больше шли писарское стило или жреческий жезл.
      "Что-то не похоже на отряд для пленения!" - подумал Вассахитар.
      Один из гостей, пришпорив коня, выдвинулся вперед и провозгласил:
      - Царь державы Ахеменидов Дарий Великий, узнав, что в окрестности его лагеря остановились волхвы, возжелал нанести вам визит и засвидетельствовать свое почтение!
      За говорящим стояли три всадника, средний из которых олицетворял величие, силу и уверенность.
      "Дарий!" - с трепетом подумали о знатной особе четверо встречающих царскую свиту.
      - Примите от царя дары!
      Двое конных спешились, побежали к повозке и стали носить оттуда к шатру кувшины с вином, блюда с фруктами, сыр, хлеб - и наконец положили у очага тушу серны.
      - Для нас большая честь, что эту одинокую среди холмов и камней хижину, где мы тоже гости, возжелал посетить великий персидский царь! - решил первым проявить учтивость Бальдур, глядя на своих пребывающих в оцепенении товарищей.
      - Да, прошу вас быть гостями моего скромного жилища, - заговорил вслед за ним пастух.
      Всадники спешились. Двое принесли обитое кожей кресло из палисандра, покрытое волчьей шкурой, в которое и опустился Дарий...
      Туша серны жарилась на вертеле, а люди сидели вокруг очага.
      - Мы давно ходим по земле, - начал беседу Бальдур. - И нам неведомы наши лета. Знаем только, что родились в Сирии в ту пору, когда живущие своими глазами однажды наблюдали летящую звезду с огненным хвостом. - Жрец Дария напряг лоб и сдвинул брови, видимо, пытаясь вычислить дату рождения волхвов. - Встречи с правителями и философами всегда нам приятны. Кстати, случается, мы встречаем мудрецов и в хижинах бедняков. И вот пример - гостеприимный хозяин этого шатра пастух Нашмед. - И Бальдур показал на него. - Нередко мы бываем гостями в царских чертогах, - продолжал волхв, - и, кроме стихов, притчей и наставлений, приносим в дар правителям диковинные вещи, привезенные из разных стран.
      За сим маг взял свою котомку и стал извлекать из нее подарки.
      - О Дарий, прими от нас этот амулет - лазуритовая голова быка с золотыми рогами, - и пусть во всем тебе покровительствует Ахурамазда; этот золотой перстень с яшмой, по которой искусный малоазийский мастер вырезал льва, - и пусть в бою и государственных делах он придает тебе силу царя зверей; и, наконец, возьми в дар благовония из Аравии - воскуренные, они просветляют ум и веселят сердце.
      В знак благодарности персидский царь легко кивнул головой, и по его знаку подошедший с подносом воин положил на него подарки волхвов и отнес к повозке.
      - Я возвращаюсь со своей армией в Сузы с восточных окраин моей империи - из военного похода на восставших греков, - молвил Дарий. - Нам удалось подавить восстание, но, должен сказать, нелегко досталась моему войску эта победа. - И он указал рукой на своих солдат: даже самые сильные и могучие имели ранения; их поврежденные в бою части тела стягивали пропитанные заживляющими бальзамами повязки. - Редкий воин возвращается домой невредимым. А погибших - тех тысячи! Скажите, волхвы, суждено ли моей армии еще идти на Балканы и в жестоких боях усмирять восставших?
      Искусный в ясновидении Вассахитар бросил в огонь щепотку магического порошка, и, когда он воскурился, глядя в густые сизые струи потусторонним взглядом, изрек:
      - Вижу, Дарий, что не один раз тебе придется воевать против греков. И это действительно будут трудные походы. Знай: сила твоей державы в силе армии!
      Персидский царь погрузился в печаль.
      Стояла мертвая тишина, только потрескивал костер.
      Бальдуру не понравилось пророчество Вассахитара. Он в свою очередь бросил в огонь магический порошок, и, когда стал подниматься ароматный дымок, возликовал:
      - О Дарий! Не стоит так кручиниться! Вижу, что в целом твои дни будут исполнены славы и величия, и память о твоем мудром правлении останется в веках. Да, да! О тебе будут помнить как о великом полководце, градостроителе и государственном муже.
      Дарий повеселел:
      - Что же, предначертанного не избежать! Будь что будет! А теперь давайте пировать - отпразднуем встречу и... пусть и тяжелую, но победу.
      Сидящие у костра шумно ели и пили; Бальдур читал стихи, которые гости из лагеря слушали с большим вниманием и уважением. Происходящее доставляло удовольствие и самому Дарию.
      Взгляд царя вдруг привлекли лежащие поодаль посохи мудрецов.
      - Послушайте, волхвы! - сказал вдруг он. - Слышал я, что посох, с которым ходите и вы, и пастух, и кочевник, - суть символ жизни. У каждого свой посох, говорится в одной древней книге, не так ли? - Дарий переглянулся со своим жрецом. - Маги, покажите мне свои посохи! - И когда просьба царя была исполнена, он воскликнул:
      - А ведь в самом деле, посмотрите, они и правда подходят волхвам - соответствуют их судьбе философов и поэтов! - Посохи были сделаны из ливанского кедра и инкрустированы вставками из драгоценных металлов и камней; а кроме того, источали свойственный ценному дереву из Ливана аромат. - Уверен, у пастуха посох гораздо скромнее.
      И в доказательство его слов Нашмед подал царю свою грушевую палку.
      - Если посох символ жизни, то что в нем самом... символизирует рождение и смерть? - Видимо, вино и компания мудрецов даже в суровом персидском царе вызвали философское настроение. - Итак, волхвы: тот, чье толкование придется мне по душе... получит дворец в одном из славных городов моей империи и станет таким образом знатным вельможей!
      Пирующие издали возглас изумления, и с азартом приготовились наблюдать за предстоящим состязанием.
      - Ну что, мудрецы, блесните изящностью и красотой мысли! - Дарию не терпелось послушать суждения волхвов.
      Маги пребывали в смятении, пока Бальдур наконец не подтолкнул Вассахитара.
      Вассахитар взял свой посох и вышел вперед.
      - Я мыслю так, - начал он. - Жизнь дается небесами, богом, а после смерти человек становится частью земли. Отсюда следует, что символом рождения должен быть верхний конец посоха, обращенный к небу, а символом смерти - нижний, тот, что упирается в землю.
      - Да, в этом что-то есть! - отметил Дарий и с лукавой улыбкой окинул своих приближенных; те заулыбались в ответ.
      Следующим вышел Аггеод.
      - Мое мнение таково. Человек рождается на земле, посему символ рождения не верхний, а нижний конец посоха. После смерти душа уходит на небо, туда, где в голубой высоте парят свободные птицы, и кто своей жизнью прославится на небесах - приблизится к богу. Вот символ смерти, - Аггеод показал верхний конец своего посоха, где в солнечных лучах ало горела врезанная в дерево рубиновая звезда.
      - Ну что ж, неплохо. По мне лучше парить с птицами и заслужить славу небес, чем стать пищей для червей! - засмеялся Дарий и добавил: - Между тем все как-то слишком очевидно...
      Аггеод разочарованно опустил голову.
      Настала очередь Бальдура, и вместо своего посоха он взял грушевую палку Нашмеда.
      - Тайное не может иметь явных символов. И к тому же только маг способен познать скрытое... Да простит меня Нашмед! - И Бальдур переломил его посох. - Вот эти грубые концы и есть символы рождения и смерти: они не очевидны, а, кроме того, насколько рождение и смерть части одного и того же бесконечного движения жизни, - без них ее просто нет, - и схожи друг с другом с точностью до наоборот, так и эти концы символизируют одновременно и вечность бытия, и "сходное различие" или "различное сходство" двух его неотъемлемых сторон. - Бальдур соединил концы в месте перелома, и они точно вошли друг во друга, как ключ входит в замочную скважину - посох, а значит, и сам символ жизни, снова обрел цельность, и этим как будто толкование третьего мудреца было подтверждено.
      Дарий слушал волхва с заинтересованным взглядом, как казалось Бальдуру, затаив дыхание, царские вельможи многозначительно переглядывались, и самый красноречивый из волхвов уже мнил себя хозяином дворца, знатной особой.
      - Да, волхв, тебе бы составлять религиозные догмы: насколько умно, настолько и мудрено - сразу не поймешь, - отметил рассуждение Бальдура царь.
      Видимо, ни одно из толкований, по мнению Дария, не заслуживало обещанной им награды...
      Раздосадованный, Бальдур опечалился и после дальнейших слов царя вскипел злом на самого себя, потому как именно его несдержанный язык подвигнул Дария на новый ход:
      - Говорят, что и пастух мастак философствовать! Послушаем-ка его: пусть и он даст ответ на мой вопрос ценою дворца в Персеполе, Сузах или Пасаргадах.
      На это Нашмед взял свою сломанную грушевую палку и бросил в огонь: обломки посоха горели, а пастух молча на них смотрел.
      Дарий, видимо, оскорбленный дерзостью и неучтивостью Нашмеда, принял грозный вид.
      Когда посох стал превращаться в пепел, Нашмед сказал:
      - Думаю, и рождение и смерть - то, что неведомо даже волхву. И неведомое, верно, не может иметь явных знаков: символ тайного - тайное. - И он показал на костер: уголья подергивались языками пламени, и ветер разносил черные частицы. - Вот что в посохе символизирует рождение и смерть - его пепел: разносимый ветром, он растворяется в пространстве и в то же время невидимым, тайным образом присутствует вокруг; такая же загадка есть в рождении и смерти. Мы пытаемся постигнуть эту тайну умом, и порой нам кажется, что она готова ему уступить, но в последний момент, стоит только ослабить внимание, коварно уходит из фокуса мысли и, как развеваемый ветром пепел, уносится прочь...
      Когда Нашмед закончил, Дарий какое-то время молчал с изумленным выражением лица, а затем резко крикнул:
      - Эй, писарь, приготовься составлять на папирусе мое повеление!
      - Послушай, пастух, - продолжал царь, - ты, я вижу, в самом деле, мудрец и знаешь тайны сущего... Быть может, ты способен на чудеса? Дворец уже твой. В придачу к этому поставлю тебя правителем города, если... если сумеешь пепел превратить в свой незатейливый посох! - Дарий, видимо, вошел в азарт.
      - Думаю, это задача окажется проще первой! - пастух уверенно разгребал ножом кучу пепла, пока не извлек из-под него... грушевую палку - такую же, какая и была.
      Все ахнули. Дарий, судя по его лицу, уже сокрушался, что все это затеял.
      Палку передавали из рук в руки, обмениваясь впечатлениями:
      - И правда, тот же самый посох!
      - Невероятно!
      - Он просто маг!
      - Много чудес на свете...
      Когда палка дошла до Дария, он какое-то время сурово на нее смотрел, а после гневно швырнул Нашмеду.
      - Вырасти-ка нам из нее грушу! Через три дня будут ростки - назначу правителем одной из сатрапий! - Жрец пытался шепотом сказать Дарию что-то предостерегающее, но тот грубо его оттолкнул. - А нет... голова с плеч!
      Нашмед спокойно воткнул палку в землю недалеко от своей хижины.
      Дарий назначил нескольких своих приближенных, сведущих в земледелии, для наблюдения за палкой, оставил им лошадей, и, скоро собравшись, уехал со своей свитой. Ближе к вечеру лагерь снялся с места, и царское войско продолжило свой путь в Сузы.
      Через три дня возле палки появился побег.
      У царских наблюдателей это событие вызвало чуть ли не помешательство и, по листьям определив породу будущего дерева, они не мешкая отправились в Сузы сообщить Дарию печальную для него новость...

      ...Нашмед сидел в благоухающем саду, вкушал сладости и пил щербет. Случалось, за какой-нибудь надобностью к нему обращались его сановники, и он степенно и величественно решал с ними вопросы, касающиеся сатрапии.
      Компанию Нашмеду за трапезой составляли Аггеод, Бальдур и Вассахитар. По указу Дария став сатрапом, Нашмед сделал их своими жрецами. В большой дворцовой башне волхвы изучали движение звезд, занимались математикой и предсказаниями погоды.
      На лице Бальдура отражалась озабоченность.
      - Что тебя печалит? - спросил его Нашмед.
      - До сих пор не могу приложить ума, как тебе удалось выполнить три задания Дария! Мы, волхвы, посвящены во многие тайны, но сотворенные тобою чудеса для меня так и остаются загадкой.
      - Для меня тоже...
      - Что?!
      - Для меня остается загадкой то, что мне благоприятствовали обстоятельства. Видимо, Ахурамазда в тот день прикоснулся к моему челу своим благодатным перстом.
      - Пожалуйста, поясни...
      - Поначалу я не представлял себе, как угодить Дарию в задаче о символах. Я просто хотел сжечь сломанный посох, и все! Ответ пришел после...
      - А превращение пепла в посох?
      - Накануне поглубже, чтоб не сгорела, я закопал под очагом грушевую палку, для того, чтобы ее закалить - нагреть, а после охладить водой: хотел сделать незатейливое копье для защиты от диких зверей. А потом про палку забыл. И, как видите, это сыграло мне добрую услугу. Чтобы возвратить посох из небытия, мне стоило только разворошить пепел и землю.
      - А дерево?
      - За это я буду вечно благодарить Ахурамазду! Хладнокровно втыкая палку, я уже смирился в душе с ожидавшей меня участью, но бог спас меня от неминуемой смерти.
      - Что ты хочешь этим сказать?! Ты не прибег ни к какой уловке?!..
      - Нет. Проросший посох для меня такое же чудо, как и для вас.
      Наступила полная тишина. Все, кроме Вассахитара, пребывали в недоумении и молчали. И тут Вассахитар тихо сказал:
      - Коммифоровое деревце...
      - Что?! - не поняли сути остальные.
      - Помните горшочек с коммифоровым деревом, которое мы как аравийскую диковину взяли с собой в путешествие в Индию и собирались преподнести какой-нибудь важной особе в той чудесной стране?
      - Ну так что же?!
      - Ночью, когда от воскуренных мною на костре снотворных благовоний назначенные Дарием наблюдатели уснули мертвым сном, я высадил саженец из горшочка рядом с воткнутой в землю грушевой палкой.
      - Но как коммифоровый саженец превратился в грушевый побег?
      - Очень просто. Коммифоровое дерево и было самой обычной грушей.
      - Как?!
      - Оно было таким же коммифоровым, как и то, что нам по двести или триста лет, - Вассахитар хитро улыбался. - Кстати, кто придумал историю про сирийскую комету? Не ты ли, Бальдур?..
      - Ах ты мошенник! Хотел преподнести в дар знатному индийцу обыкновенную грушу. Мы с Аггеодом ничего об этом не знали! - с напускным гневом высказал свое возмущение Бальдур.
      - Не суди его строго! В первую очередь наш находчивый друг - избранник бога: именно через него Ахурамазда уберег меня от злой судьбы! - И Нашмед значительно поднял вверх указательный палец. Удостоенный таких слов, Вассахитар гордо расправил плечи. - Иначе мы с вами не сидели бы сейчас под сенью сада и не вспоминали бы ту славную историю.

      Груша, посаженная Вассахитаром, растет до сих пор. Чтобы передохнуть, под ее раскидистой кроной нередко останавливаются странники.
      Дерево почитается как священное: говорят, если заночевать в его тени, судьба поведет человека к вершинам славы и богатства.
      Но тише... Вон под священной грушей уснул молодой путник. Не будем его тревожить. Быть может, завтра он проснется царем...




___________________________________
      Примечания
     
      Ахемениды - династия древнеперсидских царей в 558-330 гг. до н. э.
      Киликия, Сирия, Вавилония, Элам - административно-территориальные единицы Персии (сатрапии) в описываемую эпоху.
      Ниппур, Вавилон - города Персии; Сузы - столица Персии при Дарии I.
      Зороастр (Заратуштра) - легендарный основатель зороастризма.
      Ахурамазда - центральное божество зороастризма.
      Персеполь, Пасаргады - города Персии.
      Коммифор - род деревьев в Африке и Аравии, из которых получают благовонную смолу мирру.