- Во-первых -
Снились всякие глупости.
Вынимал из кармана медицинские зажимы, ковырял ими в носу.
Запускал руку в мутную воду. Ракушки, водоросли, личинки, мелкая рыбешка.
Открывал и закрывал бумажник полный неотваренных продовольственных талонов…
Потом неожиданно вспоминал, что я уже давно не дома. А далеко.
Дома остались некошеные луга, снежные просторы - все, что хранила память двадцатый год.
Сто дней до приказа. Минуя месяц - итого недель девять.
Главное - бодриться! Духи не борзуют, братки-деды куревом подогревают, а прапор не щемит за самоволку
- Бодрись! - Сам дед уже давно!
- А были дни - сам запахом был, душарой бритым. Но к службе относился спокойно так; ходил - не боялся никого, с дедами за руку здоровался. Шутка ли - здоровенный сибирский парень, добрая сажень в плечах, кулачищи молотобойные и будка румяная с тупой боксерской челюстью.
- Бодрись!
Полтора года спал ведь совсем без снов. Быстро вырубался, включался по команде. И ничего.
Помню давно еще: дружок рядом по ночам вскакивал с криками:
- Деды, суки! - Отвали!
Дрался во сне.
А мне не снились ни марш-броски в дождь, ни хамы, что под дембелем ходят, ни жратва, ни девчонки - ничего такого…
Бабушка моя ко мне во сне приходила. В светло-зеленом халате на манер больничного. Склоняется над моим лицом, ковыряясь дужкой очков в редких зубах, и улыбу давит. От глаз разбегаются лучики морщин.
- Что так пахнет, бабуля? - спрашиваю.
А она так ласково даже вкрадчиво:
- Табак мельчила.
- А кому? Дед умер ведь, - недоумеваю я.
- Это от моли, - отвечает, и давай хлюпать носом, вот-вот зарыдает.
- Не плачь, ба, - говорю ей, - я приеду, скоро отпуск будет.
- Не смогла я к тебе, Колюша, на присягу-то приехать, ноги совсем хворые, - уже плачет натурально.
И так мне вдруг нехорошо становится, заунывно и тоскливо.
Она продолжает что-то говорить уже неразборчиво, сквозь слезы. А я чувствую головокружение, и в желудке нехорошо делается сразу.
Так каждую ночь. Полгода подряд.
Так меня бабушка изматывала за ночь, что я начинал завидовать тому, которому с дедами во сне бился.
- Бодрись!
Закрываю глаза - бабка тук как тут, стала являться под конец службы.
Извиняется все, плачется…
Думается под утро, что пусть уж лучше братва - деды мне тёмную устроят или прапор или "губа" или куча нарядов вне очереди.
Уж лучше пусть сняться всякие глупости!
P.S. - А я тебе, Коленька, варенье с посылочкой пришлю и носки шерстяные. Вам, говорят, уже можно?
- Во-вторых-
"…Блюз - это когда хорошему человеку плохо…" |
Первая дурацкая мысль с похмела - "Где мои ключи?"
Ключи - это замок, замок - дверь. Лестница, еще одна дверь без замка. Двор. Двор, тропинка, кореша на лавочке. Дальше в стороне другая дверь, другая лестница, а там Валюха за прилавком винного отдела.
Следующая дурацкая мысль - "Я не запер дверь!"
Оглянулся по сторонам. В комнате никого. И все вроде на месте. Даже набор дорогих резаков по дереву на полочке.
И сразу мысль - Брошу пить! Возьмусь за ум.
Ведь было время - моя резьба ценилась, приходили с поклоном, мол, сделай, уважь! И делал ведь и уважение имел. И деньги.
О чем это я? Ах, да…
- Дверь-то! - с этой мыслью заставляю себя встать с дивана. Ноги ломит.
Шаткой походкой подхожу и наваливаюсь на дверь плечом.
- От кого закрылся? - потер ушибленное плечо.
И ключи здесь в скважине.
- От себя закрылся, себя самого.
Усмехнулся, пытаясь представить себе как это - запереться от самого себя?!
Ведь если предположить, что я - это вор и сторож одновременно, то как ни старайся, а все, что было сокрыто одним, будет изъято другим. А-а, помню был у меня знакомый сторож. Проворовался - выгнали.
- Да, от себя не уйдешь, и уж тем более не запрешься, - голос родился в голове сам по себе, голос был чужим и неприятным.
- А к тебе пришли! - добавил голос, словами "к тебе" ударив в центр мозга.
- Тук-тук! - Открывай, это я!
- Кто я? - вслух спросил я, ощутив, как меня накрывает мандраж.
- Я - это Я!
- Ты? - промямлил я.
- Ты - это ты!
- А я… я …Я!!!
Цык! - и под кляцание врезного замка я роняю ключи из дрожащих пальцев.
"Сейчас я открою дверь, - а там никого!" - думаю я, и резко заставляю мяукать ржавые петли.
Что происходит с человеком, когда он познают себя до конца, понимает, на что способен, как поведет себя в конкретной ситуации?
Что же происходит, когда человек встречает самого себя после долгой разлуки, опрометчиво заперев от себя самого входную дверь?
И, когда, наконец, он видит себя со стороны…
Что происходит с человеком в этом случае, для моего сознания осталось тайной.
- А сказали, что будет не заперто, - сказал один.
Второй прикрыл дверь и взглянул на номер квартиры.
- Пойдем отсюда, нам следующий этаж.
- И переверни зеркало лицом к себе. Хорошо этот чудной упал назад, а если бы разбил!
- Пойдем отсюда, - второй развернулся и поспешил вверх по лестнице, насвистывая мотив "Отвори потихоньку калитку".