Олег Лукошин. Владелец тревожности (роман).
Страница 52. <предыдущая> <следующая>
"В динамике последовательней и яснее.
Хорошо, думает, сфера. Хорошо, телесные обличья и способности. Можно говорить, двигаться, мыслить. Мыслить навряд ли кажется естественной функцией, он проницателен и наверняка не верит в истинность окружающего и возможностей. Но говорить и двигаться – да. При говорить – тоже сомнение, возможно им ощущается гнёт и сдавленность. Впрочем, и лёгкая непосредственность не должна казаться аксиомой, ведь при пределах невозможна безмерность. Двигаться. Двигаться – самое истинное. Сомневается, безусловно сомневается; воля не кажется ему настолько сильной и всеобъемлющей, чтобы приводить в движение собственное тело. Она приводит, однако, и по сравнению с другими функциями представляется наиболее собственной. Я не недооцениваю его, он прозорлив чудовищно, он может обозревать безмерные дали, но он ограничен. Во всех стремлениях и всплесках я перекрываю его замыслы. Он ищет ходы, ищет условия, порой ему маячит надежда, я не отбираю её. Так цельнее и осмысленней: вера, усилие – необходимы движения, последовательные шаги и означенность. Он делает расчёт, я проявляю его – его и возможность осуществления. Он стремится, дерзок – я обрамляю безудержность. Сожаления возникают, разочарования тоже, но усилие следующее явно и вера ведёт к деятельности. Шарит по плоскости, она гладкая, но встречаются выступы. Порой заострённые и колются, но он силён – он не вытаскивает рук. Больно, и ладони покрываются кровавой влагой. Здесь формы, здесь функции. Попавшая случайно округлость приводит к буре эмоций, рассуждения затопляют, но выводы делаются. Угловатые формы вычленяются из цельности, ощущаются одной лишь гранью, а потому вынуждены достраиваться в уме. Тот хочет правильности и размеренности – он достраивает симметрию, по тем же параметрам. Запредельное видится зеркальным, смазанным, но логичным. Он проклинает свою слепоту, но я нашёптываю ему обратное.
"Ты вовсе не слеп".
"Зрячесть – не главнейшее из условий".
"Контуры распознаются иными методами".
"Чувственность приложена, зрение подвластно".
"Ты способен, потому что я позволяю".
Он облизывает губы, закрывает глаза, пытается расслабиться. Расслабиться, а после сосредоточиться. Действуй, действуй! Я всегда на твоей стороне, постоянно в твоей отмеренности, вечно к твоему движению. За спиной твердь и холод, но ведь ты и не оборачивался ни разу. Не оборачивался, не оборачивался, те попытки я не могу засчитать за нарушение, они происходили при несущественных кондициях и не характеризуют ситуацию в полной мере. В более жёстких декорациях, при суровевшем из дуновений, на самой зыбкой из поверхностей, при острейшем из прояснений ты сдерживался всегда. Ты сжимал зубы, сдавливал пальцами боль, отрешался и не позволял ни единому звуку давать повод к моему торжеству. Тебе казалось иначе, ты думаешь, что сбоев было много, неизмеримо много – я не признаю их за таковые. Я не лукавлю, и если бы мог, то так бы и сказал тебе об этом. Ты призван на векторы, ты совершаешь движения. Не многие удостоишься этого, не многие".
Вадим проснулся, когда было уже темно. Таня сидела в кресле и под светом настольной лампы читала старый номер журнала "Техника – Молодёжи". Чувствовал себя Вадим неважно: болела голова, тошнило. Даже подняться ему удалось не сразу.
– Что, Новый год проспал? – попытался он пошутить, свешивая на пол ноги.
– Нет, – ответила Таня. – До Нового года ещё два часа.
– А сейчас сколько?
– Ну подсчитай. Если до полночи два часа, то сколько сейчас должно быть?
– Десять?
– Угадал.
– Чёрт, долго я стал!
– Весь день.
– Так плохо себя чувствую... Никогда больше не буду пить снотворное.
– Зато выспался.
– На фиг не нужен такой сон.
Тяжело поднявшись, он проковылял в ванную. Довольно долго плескался там. Таня продолжала читать журнал.
– Такое чувство, – сказал Вадим, выйдя, – что меня по затылку монтажкой ударили.
Таня шутку не восприняла.
– Меня не били монтажкой?
– Не знаю.
– Представляешь, мне снилось, что я сплю!
– Страшный сон.
– И не говори. Можно вообще не проснуться. Я где-то слышал про это – когда во сне снится, что спишь, можно впасть в летаргический сон.
– Я бы растолкала тебя.
– А ты что сидишь?
– А что мне делать?
– Что читаешь?
– Статью.
– О чём?
– О том, что Луна – искусственное создание.
– Да?! И об этом прямо так пишут?
– Угу. Причём ещё пятнадцать лет назад.
– Я всегда подозревал это. Она мне давно не нравилась.
– Это лишь гипотеза.
– Я уже верю.
– Что же ты не читаешь журнал, который выписываешь?
– Я не выписываю журналов.
– Я успела заметить. Но раньше выписывал.
– И раньше не выписывал. Эти журналы я нашёл.
– На улице?
– Да. Возле мусорного бака.
– Возле мусорного бака? Да ты чистоплюй!
– Не в мусорном баке, а возле. Там чисто было.
– Притащил и не читал.
– Времени не было.
– Ты есть хочешь?
– Очень.
– Пойдём, покормлю тебя.
Они переместились на кухню.
Таня была накрашена и хорошо одета. В красивый бордовый свитер, который с момента приезда не надевала ни разу, в чёрную мини – юбку и чёрные же чулки.
– Мы ждём кого-то? – спросил её Вадим, принимая тарелку с супом.
– Нет, мы идём в гости.
– К кому?
– К твоему другу, Герману.
– К Герману?!
– Ну да, мы же договаривались.
Вадим был удивлён.
– Нет, мы не идём к Герману.
– Почему?
– Я не собирался к нему идти. Да и ты тоже, по-моему.
– Ну вот, – она отвернулась.
– Ты думаешь, он нас всерьёз приглашал?
– Разве нет?
– Нет конечно. Он же пьяный был!
– Не такой уж и пьяный.
– Достаточно пьяный.
– Значит здесь останемся, тоску разводить... Не знала, что ты такой.
– Какой такой?! При чём тут я вообще? Ты думаешь, он ждёт нас? Он валяется сейчас под столом ни живой ни мёртвый, а жена его тапкой лупит.
– Откуда ты знаешь?
– Знаю.
Таня обиженно хмурилась.
– Мы не идём к Герману! – сказал Вадим.
– Поняла, поняла. Тогда зачем есть сели? До Нового года подождали бы.
– Ну ты собирай пока. Я так, перехвачу.
Таня еще покуксилась, но через пару минут поднялась собирать стол. Явств оказалось довольно много, и кухонный столик едва вмещал их. Его поставили в зале, у дивана.
– Тут на целую бригаду! – говорила Таня, доставая бутылки. Кроме шампанского, которое хранилось больше месяца, была бутылка вина и шесть бутылок пива.
– Разве это много? – сказал Вадим.
– Мало?
– Мало.
– Больше надо было?
– Больше не надо, этого достаточно. Может, останется даже. Ещё два дня праздничных.
– Ну, у нас хоть две недели. Всё равно никто толком не работает.
– Нет, третьего мы дверь делаем.
– Договорились?
– Всё, железно.
Было несколько салатов. Кроме них, рыба под шубой, просто рыба, что-то мясное, картофельное пюре, красивый и пышный торт, а также апельсины и виноград. Такого стола они ещё не накрывали.
– Вот виноград я люблю, – отрывал Вадим от кисти ягоды.
– Подожди! – остановила его Таня. – За стол сядем, тогда уж.
На горячее шли пельмени. Их сварили все сразу – сто штук.
– Ну что, проводим старый год, – предложила Таня.
Вадим не возражал. Сели за стол.
– Тридцать штук положила тебе. Не хватит, подсыпешь.
– Хватит.
– Разливай.
– С пива начнём?
– Тебе лучше знать.
Вадим открыл бутылку пива, разлил по бокалам.
– За что выпьем? – взяла свой Таня.
– За нас.
– Правильно. Больше не за кого.
Они чокнулись. Сделали по глотку.
По телевизору шёл фильм. Они смотрели его в полглаза, но и разговаривали скупо. Без десяти двенадцать Вадим взялся за шампанское.
– Вот каждый раз, – сказала Таня, – когда наступает Новый год, я почему – то очень волнуюсь. Ты нет?
– Я нет.
– Без буха, без буха! – закрылась Таня руками. – Обольёшь всё.
Вадим открыл бутылку без буха. Разлил шампанское по бокалам.
– А вот почему – не знаю, – продолжила она.
Секундная стрелка отмечала последние мгновения уходящего года.
– Загадала желание? – спросила Таня.
– Нет.
– Почему? Надо загадывать!
– Всё это чушь. А впрочем... сегодня пожалуй загадаю.
– Мне не говори.
– Даже не надейся, – улыбнулся он. – Сама-то загадала?
– Угу.
Стрелки сомкнулись с верхней точкой циферблата. Кремлёвские куранты разнесли по квартире свой гулкий звон. Бокалы с шампанским сдвинулись.
– Я люблю тебя,– шепнул Вадим.
– И я тебя, – шепнула в ответ Таня.
Они поцеловались.
– Мы всё неправильно сделали, – сказала Таня. – Вместо того, чтобы сразу выпить шампанское, стали целоваться.
– Мы сделали всё правильно, – ответил Вадим. – Мне ещё хочется.
– Мне тоже.
– А почему ты села так?
– Как?
– Напротив.
– Чтобы не мешать друг другу.
– А целоваться как?
Они поцеловались ещё. Через стол. Было неудобно.
– Нет, так неудобно, – сказал Вадим.
– Действительно.
– Садись рядом.
Таня села рядом.
– Во, другое дело!
Снова сблизили губы.
Пронзительный звонок в дверь заставил их вздрогнуть.
– Господи! – выдохнула Таня.
Вадим подошёл к двери.
– Кто там? – крикнул.
– Свои! – донеслось с другой стороны. – Открывайте!
Вадим с Татьяной обменялись беспокойными взглядами. Звонок повторился.
Вадим открыл дверь.
– А вот и мы! – раздался пьяненький женский голос.
– А вот и мы! – вторил ему не менее пьяный голос мужской.
Вадим побледнел. Дыхание его участилось, а глаза заблестели болезненными огоньками. Таня же, напротив, обрадовалась незваным гостям.
– А-а-а! – встала она. – Это вы! Проходите, проходите! Не стесняйтесь.
– Что, не ждал родителей?! – прорычал Вадиму отец.
– Не ждал, не ждал! – растянув улыбку во всю ширь своего большого рта, грозила ему пальчиком мама. – Что стоишь, как истукан? Не поцелуешь мать?!
Вадим не шевелился. Она приблизилась к нему, встала на цыпочки и чмокнула в побелевшую щёку. Отец тоже полез целоваться.
Потом они целовались с Татьяной.
– Вот она какая! – говорила мать. – А, отец, видишь?
– Вижу, вижу, – кивал папа. – Хороша! Только мы встречались ведь уже.
– Ну, что это за встреча, на улице! В одежде, в шапке – и не рассмотришь толком.
– Да, без одежды она куда лучше! – согласился отец.
– И фигура, и внешность! – продолжала осматривать Таню мама. – Вот она какая красавица! – похлопала она её по попе.
Татьяна застенчиво улыбалась.
– А я! – заметив движение жены, подал голос отец.
– Пошёл вон, алкоголик! – повернулась к нему мать. – Девочек ещё щупать будешь!
– Вы раздевайтесь, проходите! – сказала Таня. – Пожалуйста к столу.
Родители стали раздеваться.
– Вадя!– попросила мама. – Помоги мне с шубой.
– Да сниму я с тебя шубу! – прорычал отец.
– Не надо! – сверкнула очами мать. – Я хочу, чтобы Вадя.
Вадим помог матери снять шубу. Повесил её на вешалку.
– Вот умница! – шепнула она, проходя в зал.
– Пожалуйста, пожалуйста, – говорила Таня. – На диван.
– А сами?
– Сейчас я с кухни принесу!
Она упорхнула на кухню. Родители уселись на диван.
– Держи! – протянула Таня табуретку Вадиму. Тот молча принял её.
– Что с тобой? – заглянула она ему в глаза.
Вадим лишь кивнул. Всё нормально, мол, всё нормально.
Они сели за стол.
– Ну, блин, сели вы! – замахал на них отец. – Телевизор ни фига не видно.
– Да брось ты с телевизором, – осадила его жена. – Какой сейчас телевизор, к сыну пришёл!
Вадим с Таней всё же пересели.
– Ну что же, – осмотрелась мать, – хороший у вас стол. Только горячительного мало.
– Да мы не очень увлекаемся, – сказала Таня. – Так просто поставили.
– А что тут такого?! – развела руками мама. – Увлекаться этим можно.
– И даже нужно! – поддержал её отец.
– Во! – кивнула она на него. – Специалист говорит. Ну-ка, доставай наши угощения!
– Сейчас, сейчас! – победоносно осмотрел всех папа. – Сейчас.
Из сумки, что держал между ног, он стал извлекать бутылки и банки. И того и другого было немало.
– Ой, да что вы! – замахала руками Таня. – Куда всё это?!
– Не спорь, – сказала ей мать. – Сегодня можно расслабиться.
– Сегодня нужно расслабиться! – рыкнул папа.
– Ах ты, специалист мой! – нагнулась к нему мать. – Специалист, мать твою!..
– Не ругайся!
– Кто ругается?
Таня деликатно посмеивалась на их забавы. Вадим молчал.
– Ты смотри, сынок какой у нас! – продолжала мама. – Женился, а родителям ни гу-гу. А, сынок?! Почему ни гу-гу?
– Забыл родителей, забыл! – качал головой отец.
Вадим оторвал глаза от пола, метнул в них короткий и яростный взгляд и снова опустил.
– А я с вами ещё не знакома, – сказала Таня. – Даже не знаю, как к вам обращаться.
– Меня зовут Людмила Андреевна, – очаровательно улыбнулась мама.
– Меня Таня, – сказала Таня.
– Твоё имя нам уже известно.
– Да, правильно.
– А меня... – подал голос отец.
– А этого похабника, – прервала его мать, – Вячеслав Андреевич. Он тоже Андреевич, но это не значит, что у нас один и тот же папа.
– А было бы здорово! – прорычал отец.
– Ну конечно, здорово! – передразнила она его – Ещё не хватало, чтобы ты моим братом был.
Вячеслав Андреевич зашёлся в сиплом и отрывистом смехе. Людмила Андреевна тоже смеялась, глядя на него.
– Ну что! – воскликнула она, обводя всех торжествующим взглядом. – Пить будем?!
– Будем пить! – закричал отец.
– Гулять будем! – кричала мать.
– Будем гулять!
– Работать не будем!
– Не будем работать!
– Наливай, Татьяна!
– Так они не открыты, – сказала Татьяна.
– Не открыты?
– Э-эх, ё-моё! – издал вздох праведного возмущения Вячеслав Андреевич. – Давайте сюда, деятели!
Схватив бутылку водки, он принялся её яростно насиловать. Засунул горлышко в рот, а через секунду выплюнул пробку на пол.
– Нечего, что он на пол? – кротко взглянула на Таню Людмила Андреевна.
– Нечего, – махнула та рукой. – Уберём потом.
– Разливай, отец! – стукнула мужа по плечу ободрённая мама.
Вячеслав Андреевич скучил стаканы на своём крае стола и стал разливать.
– Ой, рюмки наверно достать надо, – поднялась с табуретки Таня.
– Не надо! – взмахом руки посадил её отец. – Мы с матерью из стаканов привыкли.
– Ну что, дрогнем? – схватилась за свой мама.
– Дрогнем, – отозвалась Таня.
– Вадим, держи! – протягивал отец и ему.
Вадим стакан не взял.
– Да блин, не пьёшь что ли? – удивлённо смотрела на него мама.
– Вадим, одну рюмку можно, – науськивала с другой половины стола Татьяна.
Вадим лишь отрицательно мотал головой.
– Ну и хуй с ним! – махнул на него отец.
– Как хочешь, – показала язык мама. – Нам больше достанется.
– Ну не хочет, зачем уговаривать? – жалеючи поглядывала Таня.
– Никто и не будет! – воскликнула Людмила.
– Больно надо! – вторил Вячеслав, – Мы вон с Танюськой ещё пропустим. А, Танюська!
– Ну давайте... – улыбалась Таня.
– Бля! – повернулся отец к жене. – А она оказывается вот такая деваха!
– Да! Да! – кивала мать. – Хорошая девушка.
– Заебись девка!
– Перестань, паскудник!
– А что такого? Если она охуеть до чего хорошая, что же я, молчать должен?
– Можно и поприличней выражения подбирать.
– Ой, ты больно выражения подбираешь!
– Я же не при людях их употребляю.
– Да и при людях тоже... Кто здесь вообще кого стесняется, а?! Это же наши дети! Дети, бля, наши! Наша с тобой семья! Твоя и моя!
– За детей! – подхватила призыв Людмила.
Все, кроме Вадима, взяли в руки стаканы.
– Так, Вадим, отдыхает, – продолжала мама. – Мы втроём, три-четыре!
Выпили.
– Закусить, закусить! – командовала мама.
Потянулись к закускам.
– Закусить – самое главное! С хорошей закуской литры можно выпить.
– Это точно, – кивал Вячеслав.
– Соси срочно! – гаркнула Людмила и, повернувшись к Тане, зычно засмеялась. Таня тоже не могла сдержать смех.
– Э-э, а меня ещё паскудником называет!
– Да потому что ты паскудник и есть!
– С чего это?
– А вспомни-ка, что на днях от меня требовал.
– Что требовал?
– Ну вспомни, вспомни.
– Не помню.
– Ну тогда-то ты, у Веремеевых, приставать ко мне начал.
– А-а, это!..
– Что, вспомнил?
– Я требовал своих законных прав!
– Ни хрена себе права!
– Это мои законные супружеские права!
– А хуй тебе вместо прав!
– Во! – бегал глазами от Татьяна к Вадиму отец. – И я похабник ещё!
– Похабник и есть!.. Танюш! – нагнулась к Тане Людмила Андреевна. – А ты у Вадима в рот берёшь?
Татьяна смутилась.
– Только честно! – прорычал Вячеслав.
– Ну да! – ответила она кротко.
– Во! Во! – завопил отец. – Слышала!
– Ну так это ж Вадим, а не ты, долбоёб этакий! У него бы и я взяла.
– Просто Танюша понимает мужскую сущность, – рычал отец. – А ты ни хуя не понимаешь!
– Ты больно много понимаешь! Маразматик хренов.
– Не берёт у меня!... – обводил всех взглядом Вячеслав.
– И не возьму! – отвечала Людмила.
– Ну и хуй с тобой!
– Вот у Веремеева возьму, а у тебя не возьму.
– Да бери у кого хочешь!
– Я, кстати, видела у него.
– Эка невидаль!
– Он на лестнице пьяный ссал. Какой у него хуина!
– Да ну, скажешь тоже. Хуй как хуй.
– Ну, побольше твоего!
– Дело не в размерах.
– У него и симпатичнее.
– Эх, бля, дура! – качал головой Вячеслав Андреевич. – Так бы и убил тебя!
– Это я тебя убью скоро. Доведёшь меня как – нибудь, и убью.
– Мне жизнь свою не жалко.
– Да, никчемная у тебя жизнь!
– Обыкновенная жизнь.
– Гнусная жизнь! Связалась с тобой только...
– Связалась, значить терпи! – провозгласил отец. – Ну что, ещё по одной?
После нескольких опрокидований веселье развивалось ещё более непринуждённо.
– Ах, какая песня! – вскочила с места Людмила Андреевна. – Я не могу её слушать сидя!
Она закружилась в ломанном и диком вальсе.
– Таня! – позвала сноху. – Пойдём танцевать!
Таня присоединилась к ней. Они обвили друг друга руками и стали отсчитывать круги по квартире.
– Ах ты моя невестушка! – целовала её в губы Людмила. – Ах ты моё золотце!
Таня не сопротивлялась поцелуям.
– А давай взасос! – крикнула Людмила.
– Давайте, – ответила Таня.
– На ты, на ты меня называй!
– Давай!
Они сблизили губы и засосались. Людмила трогала Таню за грудь.
– Мы два гомика на Бродвее, – сказала мама томно, разнявшись. Засмеялась тут же. Татьяна тоже смеялась.
– А давай посмотрим на тебя без этого?! – дотронулась мама до свитера.
– Посмотрим, посмотрим! – закивал Вячеслав.
– Заткнись, ублюдок! – осадила его Людмила. – А? – повернулась снова к Тане. – Мне так хочется посмотреть на тебя.
– Но... – косилась Таня на Вадима.
– Хорошо, я первая начну.
Она отстранилась от Татьяны и стала раздеваться.
– Просим, просим! – захлопал в ладони Вячеслав
Голая Людмила Андреевна трясла обвислыми грудями.
– Танцевать! – орала она. – Всем танцевать!
– Подхватив Таню, Людмила закружилась с ней по комнате.
– Класс, да! – кивал Вячеслав Андреевич Вадиму.
Тот продолжал смотреть в пол.
– Раздевайся, Таня, раздевайся! – кричала Людмила. – Это так здорово!
Татьяна стягивала с себя юбку.
– На столе! – завизжала Людмила. – На столе хочу танцевать! Подсади-ка меня!
Вячеслав, ухватив жену за бока, помог ей залезть на стол. Опрокинув несколько бокалов и наступив ногой в салат, Людмила задвигала бёдрами.
– Танюша, сюда давай! – орала она.
Татьяна снимала свитер.
– Давай, давай! Живей!
Она наступила на край стола и тот перевернулся. Бутылки, тарелки, стаканы – всё полетело вниз. Попытавшись соскочить с падающего стола, Людмила грохнулась об пол. Шум стоял неимоверный.
Лёжа в груде разбитой посуды, она ржала во всё горло. Вадим вскочил с табурета, нагнулся к матери и, схватив её за волосы, процедил сквозь зубы:
– Чтобы через мгновение вас здесь не было! Ясно?!
Олег Лукошин. Владелец тревожности (роман).
Страница 52. <предыдущая> <следующая>