Утро было солнечным и морозным, по – настоящему воскресным.

– Чёрт, проспали! – раздирала глаза Таня.

– Не, снега нет, – отвечал Вадим.

– А?

– Нет снега.

– Ты смотрел?

– Два раза вставал. В четыре и в седьмом.

– А сейчас сколько?

– Девятый.

– Ты будильник видишь отсюда?

– Нет, он боком стоит.

– Взгляни, а.

Вадим, лежавший у стены, перелез через Таню. Подошёл к серванту.

– Сколько?

– Почти половина.

– Девятого?

– Да. Спи ещё.

– Не пойдём сегодня?

– Нет.

– Уфф, здорово! Меня от одной мысли с вечера мутило.

– Можешь расслабиться.

– Да, посплю ещё.

– Поспи, поспи.

– Вот бы такие дни стояли. Неснежные.

– Такие и будут.

– Не знай...

– Будут.

– Хорошо бы.

Поспали ещё немного. Таня спала по – настоящему, глубоко, Вадим же лишь слегка вздремнул. Вскоре сон и вовсе прошёл. В начале одиннадцатого стали подниматься.

– Выспалась? – спросил Вадим, глядя на взъерошенную Таню.

– Вроде да.

– Хорошо?

– Неплохо.

– Что снилось?

– Да-а... ерунда какая-то. Абракадабра. Я не запомнила ничего. А тебе что?

– Ты конечно.

– Да-а!

– Ага.

– И что же я делала?

– Любовью занималась.

– С кем?

– Со мной.

– Как оригинально. Тебе сняться просто шедевры!

– Да, записывать надо.

– Я свои сны тоже записывать хотела. Мне иногда очень интересные снятся.

Полосы света ровно очерчивали прямоугольник окна. Штора была узкая и не закрывала всей ширины.

– Штора маленькая какая-то, – сказала Таня.

– Здесь две должно быть.

– Может лежит где?

– Нет, от меня бы не скрылась.

– Плохо с одной.

– Плохо. Она дырявая к тому же. Прожгли чем-то.

– Чем?

– Утюгом, наверное.

– Ты прожёг?

– Нет, так было. Я сроду шторы не гладил.

– Ах да, конечно.

– А зачем? Висят и висят.

Вадим отправился в туалет. Таня одевалась.

– Вадь, поставь суп на плиту, – сказала она ему, когда он вышел. – И чайник.

– Ладно.

– Новую заварку насыпь.

– Если есть она.

– Есть. Оставалось, я помню.

Она распахнула штору – солнце било прямо в окна. Хоть и зимнее, оно было очень ярким сейчас.

Вадим гремел на кухне кастрюлями. Сходив в ванную, Таня присоединилась к нему. Они сели завтракать.

– Ой, мороз какой! – говорила она спустя час, когда сытые, весёлые, они вышли из дома.

– Да не, не очень, – отвечал Вадим. – Меньше, чем я ожидал.

– Не двадцать пять?

– Нет. Максимум двадцать.

– Как ты определяешь?

– Шкурой.

– Ну, у тебя шкура дубовая. Могут и неточности быть.

– Двадцать, не больше.

– Надо термометр купить. Удобно же.

– Надо купить.

– У меня в деревне был термометр.

– Взяла бы.

– А папе что?

– Он температурой интересуется?

– Смотрит иногда.

– Пусть радуется. Немногие имеют такую возможность – определять температуру с одного взгляда.

– Вот опять ты начинаешь...

– Я начинаю?

– Он хороший человек, просто несчастный по – своему.

– Охотно верю.

– У него немного в жизни радостей было.

– Да, да, да.

– А, ну тебя!.. С тобой нельзя серьёзно разговаривать.

– Только серьёзно со мной можно.

– Не беги, подожди меня.

– Э-э, не лепятся снежки!

– Мороз, какие снежки тебе.

Встречающиеся люди были веселы и приветливы.

– С наступающим! – говорили им.

– С наступающим! – отвечали они.

– Мужик, по пятьдесят грамм, а? – подмигивал Вадиму высокий усач с широкой улыбкой. За пазухой расстёгнутой дублёнки он прятал недоконченную бутылку водки.

– Не, спасибо, – мотал головой Вадим.

Жена усатого тянула его за собой.

– Пойдём, хватит с тебя граммов! – смеясь, выговаривала она его. Упадёшь уже сейчас...

– Мы вот здесь, в этом доме, – кричал усатый им вдогонку. – Квартира сорок один, заходите.

– Попозже, – отвечал Вадим.

Все тротуары были покрыты бесконечной лентой ледяной дорожки, раскатанной не простившимися с детством людьми. Одна из таких наивных, Татьяна, то и дело скользила по ней, норовя в любую секунду упасть.

– Сейчас шлёпнешься, – шёл сбоку Вадим.

– Ну ты лови, если шлёпнусь.

– У меня реакция уже не та.

– Да, наверно.

И тут же чуть не упала. Вадим поддержал её за локоть.

– Во, во, – кивал он.

– Блин, не рассчитала, – улыбалась Таня. – Не буду больше.

– Тогда меня лови, – Вадим разбежался и покатился по льду.

– Ну вот, а я-я... – говорила шедшая позади Таня.

– Человеческая радость и мне передалась. Смотри, – закинул он голову, – ни одного облачка.

– Да, голубое – голубое, – отвечала Таня.

– Это большая редкость.

– Голубое небо?

– Да. Здесь солнечных дней очень мало.

– Я успела заметить.

– Летом даже. Вроде вот, выглянуло солнце – нет, тут же туча откуда не возьмись.

– Обидно.

– А зимой вообще – дней пять-шесть всего солнечных. Вот это какой: первый, второй?

– Первый вроде.

– Вот, снег два месяца как выпал, а только первый солнечный день.

– Ну, это везде так.

– Как везде! А Индия, Африка?

– Ну, Индия!.. Я про наши края говорю.

– Да и в наших есть хорошие места. Краснодарский край, Астраханская область – тёплые районы.

– Что же тебя на Урал занесло?

– Это не меня занесло, родителей моих. Я бы сам с удовольствием куда – нибудь южнее перебрался.

– Переберёмся ещё.

– Обязательно. Денег вот накопим немного...

– Пока они что-то не копятся.

– Я откладываю немного.

– Очень немного.

– Ну, давай ещё эти претензии!..

– Никаких претензий, что ты!

Две девчонки, лет по четырнадцать, стояли на обочине и строили глазки.

– Дяденька, угости сигареткой! – улыбались Вадиму.

– Я маленьким девочкам не даю.

– А мы не маленькие, – сказала одна.

– И совсем не девочки, – улыбнулась другая.

Обе прыснули.

– Да дай, чё ты ломаешься! – кричали они ему уже в спину.

– Дай, – шепнула Вадиму Таня, – а то увяжутся ещё.

Вадим остановился. Девки сиганули к нему.

– Э-э, беспонтовые у тебя сигареты...

– Сосульки тогда сосите, – спрятал он пачку в карман.

– Пойдут, пойдут!

Девчонки вытянули по сигарете и томно ждали огонька. Вадим не торопился с этим.

– Поухаживай за нами, дяденька!

Вадим достал спички.

– У вас, – выпуская дым, сказала одна из них, покрупнее и намалёванней, – очень красивая супруга!

– Вот в этом доме, – говорил Вадим Тане, показывая на серую пятиэтажную коробку, – живёт мой одноклассник. Вон тот балкон, на первом этаже.

– Зайти хочешь?

– Не, на фиг надо.

– А-а...

– Я когда этой дорогой шёл – он всегда на балконе сидел.

– На гуслях играл.

– Да, что-то вроде этого. Куда-нибудь торопишься, а тут он. Начнёшь с ним болтать – конца-края не видно.

– Это, наверно, твоя детская травма.

– Наверно. Я действительно бояться уже стал по этой дороге ходить. Ну, бояться, может не бояться, но что-то неприятное во всём этом было.

– Понимаю, понимаю.

– Колючий он собеседник был. Вязкий. Говоришь с ним и никак не выпутаешься.

– Сколько тебе пережить пришлось!

– Ха, смотри, и сейчас вылез!

Таня обернулась.

– Вот этот?

– Ага.

– Да, не очень-то хочется с ним говорить.

– Он меня не узнает. Давно не виделись.

– Вадим! – крикнул вышедший на балкон парень. – Это ты что ли?

– Идём, идём, – шепнул Вадим. – Не оборачивайся.

Здание детского сада скрыло их.

– Что не говори, – продолжал разговор Вадим, – а я всё же лето люблю.

– Это все так.

– А лыжники?

– Они тоже лето больше любят.

– А хоккеисты? А саночники?

– Саночники... Ну вот они если.

– Кстати. Придём домой – напомни мне. Только что вспомнил.

– О чём?

– Поставить в морозильнике фигню для льда.

– А, знаю, знаю. У тебя есть она?

– Нет. Я чашку с водой поставлю, или кружку.

– Лучше ведро сразу – льда будет немеренно!

– Вот самой же понравится. Квас или сок какой – здорово!

– Мне уже нравиться. Я и говорю...

– Сделаю – один пить буду.

– И мне не дашь?

– Не дам. Ты смеёшься надо мной!

– Я больше не буду.

– Не, не проси.

– Ну пожалуйста, Вадь. Мы пока ещё никаких соков не пили, но со льдом!.. Обопьёмся наверно.

– Не дам, не упрашивай.

– А на горке прокатишь меня?

– На какой горке?

– Вон, горка. Прокатишь?

– Иди, катайся. Кто тебя держит.

– Я одна боюсь.

– Я тоже боюсь.

– А мы вместе. Вместе – не страшно. Пошли?

Всё же пошли. Ледяная гора была довольно крутой. Круча детворы копошилась на ней. Ступеньки были накатанные и скользкие, некоторые и вовсе отсутствовали. Вадим шёл сзади и толкал перед собой Татьяну.

– Ура, залезли! – улыбалась Таня. – Как здесь высоко!

– Садись, я тебя толкну.

– А я стоя хочу.

– Стоя не удержишься.

– С тобой.

– Я тоже не удержусь.

– Ну, на голой жопе я не буду.

– А нам парень салазки даст. А, парень, дашь салазки?

Круглолицый пацанёнок глупо смотрел на них и молчал.

– Мы один раз только, – присоединилась к просьбам Татьяна.

– Один раз только! – сказал пацан сурово и протянул им пластмассовые салазки.

Они уселись на них – Таня впереди, Вадим сзади. Во время езды раза четыре перевернулись вокруг своей оси. Не доехав до конца, опрокинулись. Татьяна смеялась, Вадим тоже пробовал. Было весело.

– Салазки отдайте! – проталкивался к ним круглолицый мальчишка.

– Вон, вон они! – показывала Таня. – Дальше уехали.

– О, Вадим! – барахталась поблизости какая-то девушка. – Привет!

– Привет! – отозвался Вадим.

– Вытаскивай меня! Вытаскивай! – кричала девушка кому-то. Как оказалось – своему спутнику, бородатому мужчине в шубе. Тот вытаскивал её за ноги.

– Что?! Как дела? – озорно смеясь, спрашивала Вадима девушка.

– Нечего, – отвечал Вадим. – А у тебя?

– У меня замечательно. Ты женился что ли?

– Угу.

– Ух, какая у тебя жёнушка. Давно?

– Осенью.

– Этой осенью?

– Этой.

– Ай, молодец! Поздравляю.

– Спасибо.

– А это – мой. Мы уже с ним...

– Немало, немало, – закивал бородатый. – Валентин, – протянул он руку Вадиму.

– Вадим, – ответил тот на рукопожатие.

– Знаешь, Валь, вот это – моя первая любовь. Вадим. Я конечно не должна тебе это говорить, ты ещё ревновать чего доброго начнёшь...

– Нет, не начну, – ответил Валентин. – Про Вадима ты мне уже рассказывала.

– Рассказывала?

– Да. И про Вадима, и про Петю, и про Вову – про все свои первые любови.

– Те были последующие. Первая – Вадим. Как жену-то звать?

– Таня, – кротко улыбнулась Таня.

– И меня Таня! – засмеялась девушка. – Вадим, ты что, только на Татьян западаешь?!

– Да я, честно говоря, и не помню тебя, – сказал Вадим.

– Не помнишь?.. Ничего не помнишь?

– Ничего не помню.

– Ну ты даёшь! Сорок четвёртый дом "а", ты в первом, я в третьем подъезде – не помнишь? Новый год тоже был, ты прямо в подъезде хотел – не помнишь?

– Я действительно её не помню, – говорил он потом Тане.

– Не хочешь говорить – не надо, – отвечала она. – Твоё прошлое меня не интересует.

– Но я действительно её не знаю.

– Ладно, ладно. Проехали.

– Ты так говоришь, как будто я хочу что – то скрыть от тебя. Но я ничего не хочу скрывать – я её не знаю.

– Я тебе верю, не кипятись.

– Я всех девушек, с которыми встречался, наизусть помню. У меня и было их – раз, две, и обчёлся.

– Наверное она с кем – то тебя спутала.

– А что, действительно! Просто я похож на какого – то другого Вадима...

– Такое бывает. Бывает.

– Со мной – нередко. Меня очень часто с кем – то путают.

– Можно тебе позавидовать. Меня вот ни разу ни с кем не путали.

– Подлетает какая – то баба, туфту несёт несусветную...

– Странно, странно...

– На улицу уже выйти невозможно!

– Да, да. Стресс. Расстройства.

– Молчала бы уж.

– А что я говорю? Я нема, как рыба.

– В последнее время я такие странности всё чаще замечаю. Словно окружающее от тебя ускользает. Отслаивается, удаляется – и невозможно уловить эти моменты...