– Что сейчас чувствуешь? – спросила Таня.

До Челябинска оставались считанные километры.

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Совсем ничего.

– Ну всё же домой возвращаешься.

Вадим задумался.

– Курить хочется.

– Кури, кури! – отреагировал тотчас же водитель.

– Да ладно, доедем уж.

Они въезжали в городскую черту. Стрелки часов показывали начало восьмого, было темно. Здания едва угадывались в свете фонарей и фар. Казались огромными и бесформенными.

– Где вас высадить?

– А ты как поедешь?

– По проспекту.

– Ну тогда у посёлка.

– Посёлок вот уже.

– На повороте слезем.

Машина остановилась, Вадим расплатился, и они с Татьяной вылезли наружу.

– Счастливо, – махнул им рукой мужчина.

– Вам так же, – ответила Таня.

Они перешли дорогу.

– Куда теперь? – спросила Таня. – На автобус?

– Тут и пешком можно.

– Долго?

– Минут двадцать. У тебя сил хватит?

– Хватит.

– Пешком пойдём?

– Давай.

– Сейчас, закурю я.

Он закурил. Мимо, грохоча, проезжали машины.

– Какой транспорт здесь! – щурилась Таня.

– Просто мы стоим на центральной дороге.

– Всё ровно много.

– Как и везде.

– Челябинск – миллионный город?

– Нет, меньше. Ты сильно устала?

– Дойду уж.

– Последний рывок остался.

Он закинул на себя сумки, кивнул Тане. Они тронулись.

Дорога была бетонной, идти по ней было непросто. Ноги постоянно натыкались на мелкие, но коварные кочки. Кроме всего прочего, дорога была покрыта кое-где тонкой плёнкой льда и Таня, поскользнувшись, едва не упала.

– Вадим! – потянув за рукав, остановила она его.

– Что? – обернулся он.

– Не беги так.

– Не успеваешь?

– Я язык на плечо уже высунула.

– Давай помедленнее.

Она обхватила его за локоть покрепче.

– Дорога скользкая, а ты бежишь.

– Быстрей домой хочется.

Они шли пригородным посёлком. Вокруг стояли деревянные дома.

– Словно никуда не уезжали, – сказала Таня.

– Что? А, ты про дома... Да, вот выйдем сейчас к сомовскому магазину, папаньку твоего встретим...

– Нет уж, не надо.

– А что?

– Всё, расстались с этим всем.

– А такое бывает. Я в кино видел.

– Я тоже видел.

– Вон те многоэтажки – это мираж, а мы на самом деле вернулись назад.

– Они, кстати, не приближаются что-то.

– Я же говорю – мираж.

– Боже упаси от миражей таких.

Было довольно холодно. Клубы пара вырывались изо рта, деревья, крыши домов, земля на обочинах были подёрнуты изморозью. Таня поёживалась.

– Что, мёрзнешь?

– Угу.

– Скоро согреемся. А снег так и не выпал – ты была права.

– Поздняя зима этот год.

– Как же ты узнала?

– Так, наугад.

– Хорошо, что не поспорил с тобой.

– Да, я всегда споры выигрываю... Никого не видно что-то. Словно вымерли все.

– Холодно, по домам сидят. Давай свернём вот здесь, срежем.

– Так короче что ли?

– Да, прямо к дому выйдем.

– Грязь наверно тут.

– Не, всё смёрзлось.

Они свернули с дороги на боковую тропку. Дома закончились вдруг, они шли теперь по какому-то пустырю. Упёрлись в овраг.

– Через овраг, а там всё уже, – сказал Вадим.

В овраге остановился.

– Отдохнём минуту.

– Да ладно, чего уж.

– Устал я, подожди.

Он поставил сумки на землю, одну из них открыл и принялся искать что-то.

– Что потерял?

– Всё, нашёл уже.

В руке его был нож. Он закрыл сумку и выпрямился.

– Это откуда такой? – удивилась Таня. – Соседям не отдал?

– Ага, – кивнул Вадим, улыбаясь.

Сделал к ней шаг и ударил ножом в живот. Он пробил плащ и одежду под ним, но в тело вошёл лишь кончик. Таня охнула и отступила назад. Вадим схватил её за шею и ударил еще раз. Сильнее и удачнее.

"Вот оно. Вот то, чем должно было всё закончиться. Он знал с самого начала, он стремился к этому. Боже, как больно! Почему именно ножом, ведь это так больно. Он так, он сквозь боль, сквозь ярость. Ему хочется насладиться скрежетом своих зубов, моим хрипом и предсмертными стонами. Ну что ж, наслаждайся, победитель! Ты верно довёл пьесу до финала, таким он и должен быть. Таким или примерно таким, но такой всё же лучше. Эффектнее. Бросче. Мёртвая девушка на дне оврага. Вокруг лужи крови. Тишина. Дети жмутся к подолам матерей, милиционеры замеряют сантиметры... О, боже, ещё! Он ещё и ещё, ему хочется больше, он ненасытен. Для него это словно любовь. Вонзать и вонзать в меня орган своего превосходства. Это очень больно, Вадим! Это не доставляет удовольствия! Я была бы не прочь раствориться и умереть в самый высший миг наслаждений, в откровеннейшей из моментов. Но это не он, это не тот момент, мне слишком больно и страшно – так не должно быть, так не задумывалось. Обними меня, Вадим! Просто обними, прижми к себе, поцелуй. Мои губы в крови, но так наверно вкуснее – целоваться с кровью на губах. Всасывать её в дёсна, слизывать друг у друга с языков. Я всегда хотела нежности, тепла, я стремилась к нему всем своим сердцем – мне казалось иногда, в последние несколько недель, что я наконец добралась до него, до источника вечного тепла, до клубящегося жара, из которого можно черпать восторг. Источником тем казался мне ты – это действительно так, я много сомневалась во всём, сомневалась и в тебе, но вера была сильнее быстротечных сомнений. Я ждала тебя, я получила тебя, я была счастливейшей из живущих – я благодарна тебе за всё. Ты – единственный, кого я любила. Ты сделал выбор, значит ты считаешь, что так правильней, так нужнее – наверное ты прав. Я не виню тебя ни в чём, прощаю за всю твою пренебрежительность ко мне, за всё твоё непонимание. За собственную смерть я тоже прощаю тебя – она всё – таки красивая. Только бы не так больно всё это было..."

Она упала. Он старался бить в горло – оно было самым незащищённым местом. Закрывал ей глаза – пару раз она успела запустить в него ярость и боль своего взгляда, но моменты эти он пережил без содроганий. Больше не позволял ей такого.

Таня почти не сопротивлялась. Как-то слабо, безвольно пыталась закрываться руками, но словно опасаясь поранить о лезвие пальцы, убирала их от ножа. Тихо хрипела.

Вадим поднялся на ноги. Таня уже не шевелилась, лишь кончики пальцев и губы судорожно вздрагивали. Всё лицо её было в крови, и то ли оттого, что она залепила ей глаза, то ли оттого, что были они закрыты сейчас, он не увидел её взгляда. Не увидел и внутренне обрадовался этому.

Отойдя в сторону, Вадим нашёл лужицу воды. Стал неторопливо чиститься. Потом вернулся к Тане. Двумя пальцами достал из горла нож. Постоял немного.

– Умерла, – шепнул, отходя в сторону.

Надо было ополоснуть и нож.

"... и нож" – я брёл по пустырю и никак не мог найти дорогу. Дома, на которые ориентировался раньше, были не видны сейчас и ни единого окна не горело в них. То ли было очень поздно, то ли они были нежилыми. Дул ветер и я начинал замерзать.

"Зима, – думал – зима идёт..."