– Таня! – стучался он в дверь. – Таня, ты дома?!

Дверь не открывали. Он метнулся к окнам.

– Таня! – забарабанил по столу. – Это я!

Стекло дрожало, наливалось звоном и норовило разбиться.

– Татьяна!!! – вопил он. – Открывай!!!

Звук отпираемого замка донёсся до его ушей. Вадим обежал угол и увидел приоткрытую дверь. Таня выглядывала в щёлку.

– Это я!

Дверь открылась шире.

– Я поняла уже, – сказала Татьяна. – Заходи.

Она впустила его и, окинув дорогу настороженным взглядом, закрыла дверь.

– Ты наверно спала, – говорил Вадим, поднимаясь по лестнице. – Я тоже люблю днём спать.

– Задремала чуть-чуть...

– Я тоже люблю. Раньше каждый день спал. Ляжешь, одеяльцем укроешься. Чудно так, сны снятся.

На верхней ступеньке он споткнулся.

– Господи! – вскрикнула Таня.

– Ох ты, смотри, – смеялся он криво, – упал. Ноги уже не держат.

Таня глядела на него обеспокоено.

– Вот упал, и вставать не хочется! Зачем вообще люди ходят, лучше ползать. Я вот ползать буду.

Он встал не четвереньки, прополз до двери и уткнулся в неё головой.

– Ты пьяный что ли? – спросила Таня.

– Я просто ползать теперь буду! – стукался Вадим головой о дверь. – И не знал даже, что так здорово ползать!

– Вадим, встань!

– Открой дверь, Танюш! Я не дотягиваюсь.

– Вадим, прекрати!

– Ну, Тань... – сморщился он. – Ты же видишь, я не дотягиваюсь. Открой, я заплачу сейчас.

Заплакал.

– А – а – а – а, – открыв рот, тряс головой.

Таня дёрнула за ручку, дверь распахнулась и ударила Вадима по голове. Он захихикал.

– Травма! – орал. – Травма! Черепно-мозговая травма! Мне больше не быть таким, как прежде.

Татьяна прошагала в комнату. Вадим обогнул дверь, перелез через косяк и прополз за ней следом.

– Совсем уже без поворотников, – бормотал он. – Хорошо, что в доме, на улице не повернул бы. Штрафанули бы, грузовики задавили. Не хочу – у – у – у под грузовики – и – и – и!!! – задрав голову, завопил он.

– Мамочка родная! – держалась рукой за подбородок Таня. – Вадим, встань ради бога!

– Не встану! – мотал он головой. – Никогда не встану! Вот здесь прилягу, – он улёгся у кровати. – Ты бей меня, ремнём пори – я не уйду, лежать буду, лежать, так и буду лежать.

Тяжело вздохнув, Таня села на стул.

– Закрой дверь, Тань! – прижавшись щекой к полу и исподлобья взирая на неё, сказал Вадим. – Сквозняк же, не видишь что ль!

Татьяна не шевелилась.

– Таня, закрой! – захныкал Вадим. – Нельзя с открытой...

Татьяна испуганно смотрела на него.

– Ну хорошо! – вскочил он на ноги. – Я сам закрою!

– Видишь, – сказал, закрыв. – Она закрыта!

Татьяна была бледна.

– Вадим! – умоляюще сказала она. – Сейчас ведь папа придёт!..

Вадим разразился хохотом.

– А я убил твоего папу! – крикнул он. – Только что. Он подвёз меня до магазина, а я спрыгнул с телеги и стал колоть его ножом. Вот так, вот так, вот так! Он хрипел, как свинья и молил о пощаде. Но я безжалостный, я не пощадил его, а его резал, резал, резал, резал, резал...

Он осел вдруг на колени. Хрипя, стал заваливаться набок. Потом перевернулся на спину, распластал руки и замер.

– Вадим, ну пожалуйста... – привстала Таня.

Он не реагировал.

Она бросилась к нему. Поймала его руки, прижала их к телу, легла на него и закричала:

– Вади – и – и – и – и – им!!!

– Что? – отозвался он. Смотрел на неё прямо и осмысленно.

– Что с тобой?! – тяжело дыша, крикнула Таня. Волосы её разметались по плечам, голос срывался. Она была бледной, как мел.

– Поцелуй меня, – тихо сказал Вадим.

– Что с тобой? – спросила она опять.

– Ничего, – ответил он.

– Вот ты какой значит, – качала головой Таня. – Я ведь думала ты нормальный, умный, а ты...

– Ты не поцелуешь меня?

– Нет.

Она встала. Отошла к окну.

– Поцелуй пожалуйста, – не спуская с неё глаз, просил Вадим.

– Сейчас сюда вся деревня сбежится! – грозно сверкнула Татьяна очами. – Ты понимаешь это?!

– Никто сюда не сбежится, – сказал Вадим, перемещаясь в сидячее положение. – Никому до нас дела нет.

Он прислонился спиной к кровати. Одежда на нём сбилась, один сапог слетел, штаны были задраны, куртка расстёгнута. Из-под неё выбилась рубашка.

– Ты пришёл в себя?

– Я не выходил из себя.

– Всё нормально?

– Всё нормально.

– Головка не болит?

– Болит.

– Оно и видно.

– Нет, это не поэтому. Просто мне в лесу ночевать пришлось.

– Там бы и оставался!

– Ты чего злая какая?

– Чего я злая?..

Она отвернулась. Подперла рукой щёку, уставилась в окно. Вадим смотрел в потолок. Крюк для люльки здесь имелся тоже.

– Что ты там про отца говорил? – повернулась Таня. – Что с ним?

– Да ничё с ним, – поморщился Вадим. – Что с ним может быть?.. Дай лучше водички, а? Пить хочется – сил нет.

– Встань да возьми. Ведро вон стоит.

– А мне хочется, чтобы ты принесла.

– Да что ты!

– Да. Чтобы принесла стакан ключевой воды, протянула мне и сказала: " На, Вадь, утоли свою жажду!.."

– Размечтался...

– Ну, Тань! Принести пожалуйста напиться!

– Да блин... – выдохнула Таня, поднимаясь со стула.

Вадим встал. Снял сапог и натянул съехавшие носки. Поставил сапоги у порога, поправил коврик. Хотел снять куртку, но не стал – лишь заправился.

Таня вышла из кухни со стаканом.

– Держи! – протянулся ему.

– А ласковые слова?

– Обойдёшься.

Всучив ему стакан, она уселась на стул. Вадим тоже присел – напротив.

– Ух! – шумно выдохнул, выпив воду. – Хороша водичка!

Таня покосилась на него.

– Таня! – сказал он ей. – Я люблю тебя!

Она отвернулась.

– Я серьёзно. Я по – настоящему люблю тебя!

Таня молчала.

– Выходи за меня замуж.

Она вздрогнула едва заметно, губы её разжались, но слов не последовало.

– Таня! – снова заговорил Вадим. – Я прошу тебя выйти за меня замуж. Я люблю тебя и не смогу без тебя жить.

– Не будем сейчас об этом, – отозвалась Татьяна. – Ты не в себе. Не знаю – болен, нет, но явно что-то ненормальное.

– Я нормален!

– Не уверена. Лучше не надо сейчас... Как-нибудь позже. Сейчас мне с тобой просто страшно разговаривать.

– Ты не любишь меня?

– Вадим, я прошу тебя: не надо об этом! Позже с тобой встретимся и поговорим.

– Ты не любишь меня...

– Сейчас тебе лучше пойти домой. Лечь, выспаться как следует. Я может быть навещу тебя даже...

– Навестишь?

– Да.

– Таня, я хочу тебя! – дотронулся он до неё.

– О господи! – она стрельнула в него рассерженным взглядом. – Вадим!..

– Давай на полу. Ты встанешь на четвереньки, а я буду сзади...

– Вади – и – им! – закричала Таня.

– Что?

– Тебе лучше уйти.

– Я посижу немного.

– Нет, лучше уйди. И вообще, зря ты приходил.

Вадим ничего не ответил. Какое – то время он сидел, уставившись в стол, и совершенно не моргал.

– Пойду пожалуй, – сказал он, поднимаясь.

Татьяна провожала его долгим взглядом.

– Я ведь, собственно, попрощаться приходил, – сказал он, одевая сапоги.

– Уезжаешь?

– Ага, – усмехнулся он. – Навсегда.

Он спускался уже по лестнице, когда Таня бросила ему вслед:

– Я так и знала, что ты не сможешь здесь жить.

Вадим повернулся на её слова и улыбнулся.

"Что же тут такого? Что?... Ничего, самая обыденная вещь. Обыденней этого и не придумаешь. Сколько умирает ежедневно – пятьдесят, сто миллионов? Ты – всего один из них. Один из ста миллионов. Ерунда. Никто и не заметил. Даже здесь... Будет ли там что-то? Там, на одной из мифических граней причинности обрести вечную жизнь? Верю ?... Чёрт возьми, я не знаю! Есть ли там иное? А, впрочем, важно ли это? Если есть – встретим его надеждами. Нет же – тоже неплохо. В этом немало логики – исчезнуть навсегда и бесповоротно. Я устал, я очень устал. Я больше не хочу этого притискивания по жерлу. Я разочарован в жизни. Радости, эмоции, образы – разочарован. Я хочу итога, хочу успокоения. Тихой, бестрепетной статичности. Мне не жалко своё тело, мне не жалко свою сущность, мне не жалко это ощущение самого себя – я не расстроюсь от его отсутствия. Я не вполне уверен, происходит ли сейчас моё присутствие? Это не сон, нет – было бы слишком просто списать это на сон, после которого просыпаешься где-то в обители благости. Нет, всё это реально, я вполне верю в истинность окружающего, но мириться с ней больше не могу. Она противна мне... Это будет совсем не больно, я же читал – сжатие практически моментальное, имя не сломается конечно, но воздух перестанет поступать тотчас же. Просто потемнеет в глазах – и всё. Наступит долгая и счастливая ночь. Это не страшно, можно даже получить удовольствие".

Дома было пусто и затхло.

Как обычно, впрочем, – это показалось странным. Почему-то думалось, что дом встретит его чем-то новым: забытыми эмоциями, грёзами. Но, увы, дом был холоден. Холоден, бестрепетен, равнодушен – может оно и лучше сейчас. Воспоминания, эмоции – они могут только помешать.

В печи, в чугунке, валялось несколько картофелин. Вадим был голоден, но есть их, после некоторых раздумий не стал.

Он надел на ноги стоптанные тапки, а потом, пройдясь в них по избе, решил полностью переодеться. Одежду, что была на нём, он носил уже несколько дней подряд. На стуле валялись трико и футболка, но он решил одеть что-нибудь посолиднее. В шкафу лежали чистые брюки, была и запасная рубашка – он надел их. Надел и свежие носки.

Очень долго искал подходящую верёвку. Облазил все углы, смотрел и на печи и в комоде, и в серванте, но ничего путного не находилось. Какая – то ветхая верёвка нашлась в чулане, но она явно не подходила – рвалась от малейшего натяга. Пришлось воспользоваться ремнём.

Ремень был крепкий и достаточно длинный. Кроме всего прочего имелось в нём и другое удобство: петля была подвижной, смыкалась быстро и плавно.

Вадим поставил посреди избы табурет, встал на него и привязал к крюку ремень. Подёргал его – крепок ли. Крюк был сделан на славу и даже не шелохнулся. Вадим ухватился за ремень, повис на нём – он развязался. Вторая попытка завязать узел оказалось удачней – развязываться он не думал.

Табурет жилибился под ним, дрожал. Вадим прикинул, сможет ли оттолкнуть его ногами – вроде бы получалось. Он выпрямился и просунул голову в петлю. Оттолкнув табурет поджал ноги. Тот падал долго – застыв на двух ножках, тяжело удалялся к полу, но он успел услышать звук его падения. Ремень затянулся и тут же была встряска. Пол был прямо под ногами, казалось – ещё чуть-чуть, и он встанет на него, непроизвольно он пытался дотянуться, но ноги тверди не почувствовали. Он раскачивался слегка, ужасно хотелось вздохнуть – желание стало настолько сильным, что он не мог ему больше противиться – он открывал рот и ловил им воздух. Чувствовал, как струйка слюны стекает по подбородку... Потом перед взором заплясали круги, свет исчез, стало совсем темно. Вадим издал долгий, шипящий свист и умер.

Я отошёл от дома и двинулся в сторону леса.