Зима.

Итак, пожалуй, с этого и начну. Говорят, начать – сложнее всего, а, по-моему, бросить гораздо сложнее. За этот год я начинал:

Приклеивать к стене фотографии;

Ходить без носков;

Слушать «Аквариум».

В январе я делал это одновременно, и вот тут в мое окно постучали. Когда живешь в доме высотой в один этаж, то чувствуешь себя как на окруженном крокодилами тропическом острове, и некоторые из них имеют привычку стучать в окно. Моего друга зовут Макс (вообще-то – Максим, но…), он сказал:

– Ну, я не помню, что он на самом деле сказал. Я оделся потеплее, оделся так, что зимовка на затерявшейся в океанских просторах льдине была бы мне не страшна, и наши ботинки заскрипели по слежавшемуся снегу.

– Как дела? – Спросил я, и мы засмеялись.

Над белым, устилающим речку льдом сгущались краски, плыли дымчатые облака. Вторую водку мы купили уже после закрытия магазина в киоске. Я вытряхнул из кармана табачные крошки.

Однажды я нашел в кармане осколок кирпича. Сначала мы наливали в пластиковые стаканы, а затем они куда-то делись.

– Люблю отдыхать на природе.

– Угу. Я тоже.

И зима мелькала между ветвей, посылала нам свои жутковатые ухмылки и исчезала в свете автозаправки. Зима – время падающего снега.

Если число скамеек сравнить с числом фонарей в одном отдельно взятом городе, то скамеек окажется больше. Наверное, потому что на фонарях нельзя сидеть. На моей улице не горит ни один фонарь.

– Ты давно катался на санках?

– Давно. А ты?

– Года два назад. Ударился ногой о дерево. Клен, кажется. У меня на ноге потом три месяца был синяк.

– Да ладно, синяки так долго не задерживаются.

– Ты не видел этот синяк.

2002, 2003, 2004. Года исчезают, оставляя после себя невнятное количество впечатлений, воспоминаний и сувениров. У моей одноклассницы лицо было покрыто отталкивающего вида оспинами, в школе ее не было целый месяц. Но она все же пришла, наверное, родители не хотели, чтобы она пропускала занятия. Я решил проводить ее домой, хотя раньше мы не общались. Зачем?

– Нет, я сейчас не гуляю. – Ответила она и красноречиво ткнула рукой в свое лицо.

Я хотел было сказать, что это не имеет значения, по крайней мере, для меня, но она могла подумать, что я над ней издеваюсь. Больше ее не провожал.

Люблю читать автобиографии, стоит прочитать хотя бы одну – и понимаешь, что итоги не зависят от предпосылок. Сартр с детства жил во власти слов, но стал атеистом, стало быть, не считал, что в начале было слово.

Макс запивает апельсиновым напитком, весточкой юга в наших широтах, пусть и состоящей из красителя. А теперь мы что-то поем и кружимся в экзотическом танце, до тех пор, пока не врезаемся друг в друга.

– Ты представляешь, каково работать патологоанатомом? – Спрашиваю я, как следует отдышавшись.

– Я был в морге. Прикольно. Санитары пьяные.

– А у меня прабабка после смерти так распухла, что не влазила в гроб. Просто огромная была.

Когда мы закончили смеяться, он выбросил бутылку. Начал идти снег.

– Ваши документы, пожалуйста.

Как мне надоели эти жандармы! Сейчас спросит про оружие и наркотики.

– Оружие, наркотики при себе есть?

Интересно, хоть кто-нибудь когда-либо отвечал на этот вопрос утвердительно?

– Нет у меня ни оружия, ни наркотиков.

– А что это у вас в сумке? – Спросил он, недоверчиво косясь за мою спину.

– Лук и стрелы, – ответил я, приготовившись идти в участок.

Тут я заметил, что милиционер был слеп. Это было ясно не только по бельмам его глаз, где отражался меланхоличный свет лампочек на виселицах, но и по всему его вынюхивающему виду и по рукам, методично ощупывавшим мое тело. Впрочем, ничего удивительного здесь не было – большинство людей никогда не смотрит в глаза, и я, наверное, был первым, кто заметил его слепоту. Обтянутый формой живот нависал над бляхой ремня и кобурой. Схватив друг друга за шею, мы закружились в вихре борьбы, покатились по земле. От его пота наши одежды слиплись, я старался отпихнуть его от себя ногой. Наконец, вырвавшись из его совершенно недружественных объятий, я отбежал в сторону, и, натянув тетиву, выстрелил. Шипящий электрический разряд молнии ударил в слепого точно посередине, и синее милицейское тело охватило пламя.

Он сгорел дотла, только на земле осталось смрадное пятно, а из дыма вылетела стая комаров.

Пора на метро, я могу и не успеть. Консервная банка вагона, сосцы тусклых электрических ламп, нищие, воняющие мочой. Таймер над туннелем отчитывает, сколько мне жить осталось. Вперед! И жилы проводов медленно оплетают туннель. Говорят, что в туннелях метро нашего вечнозеленого города водятся огромные небритые электрики почти в человеческий рост. Но, по-моему, все это пустые россказни.

Чтобы составить четкое представление о том, что представляет собой наше метро, необходим краткий исторический экскурс.

VII в. до н. э. – VI в. н. э. – метрополитен служит местом последнего пристанища, в советских учебниках по истории Древней Греции называемого «Аид». Само название «метрополитен» состоит из двух частей: метро, содержащего восходящую к индоевропейской общности фонему мр, указывающую на принадлежность или состояние смерти (ср. смерть, морок, кошмар; Мара как злой дух в славянской, буддийской и низшей европейской мифологии), и политен, происходящий от греческого политейос, означающего «город, общество».

VI – XV вв. – метрополитен запущен и забыт.

1534 год – североамериканские индейцы (оджибве, сиу, алгонкины, делавары, ирокезы и т. д.) изгоняют электрички из своих лесов и прерий.

1918 год – ЧК начинает тайную работу по освоению метрополитена. С помощью самых жестоких методов и репрессий они подчиняют электрички, заставив их ездить по рельсам и перевозить в себе пассажиров.

1950-е года – распространяется вымышленная история постройки метро, хотя многие даже тогда понимали, что кучка полуголодных, необразованных советских рабочих сделать этого не могла.

Трудно поверить, но до нашего времени сохранились следы первоначального этапа существования метрополитена, например, барельефы, украшающие стены станций. Женщина с серпом символизирует Персефону как покровительницу сельскохозяйственных работ, а мужчина с молотом, соответственно Гефеста, как хтонического персонажа.

Вдоль разноцветных реклам, мимо надписей «не прислоняться» идет проситель милостыни. Возле левого глаза у него черным-черно, ноги шаркают по полу. Его грязная, черная шуба иногда касается пассажиров, и тогда они, скрючившись в страшных судорогах, хватаются за гладкую поверхность поручней, посылая проклятия в безучастный потолок. На всех шести обтянутых коричневой кожей сидениях паника: никто не хочет умирать. Они кричат и извиваются, шатун идет, равнодушно распространяя запах тлена. Жаль, нет паука – он всегда хотел на это посмотреть, но никак не мог заползти в метро из-за своих размеров, а мне это уже успело наскучить. Кажется, он хочет мне что-то сказать. Ну что ж, быть может, эти слова перевернут мою жизнь.

– На полках верхнего неба лежит сверток, селедка, обмотанная газетной бумагой. Господи, как вкусна селедка, какие у нее нежные… Ее внешний вид отвечает самым изысканным вкусам парижских модельеров, ведь, несмотря на страстный темперамент, глаза селедки холодны, как лед.

Нет, эти слова не перевернут ничего, я просто отдам ему мою селедку, он заслужил ее своими вычурными метафорами. Смертоносный маргинал выходит из вагона, унося с собою селедку и мои размышления о маргинальности, родившиеся в то время, когда он еще только шел между рядами тел.

Маргинальность и богемность – два полюса, между которыми находится интеллигенция. Предельная искренность душевных прорывов вынуждала многих творческих людей переходить от интереса, вызванного социальными противоречиями, к сочувствию ко всем обездоленным и неимущим. К этому же интеллигента приводит резкое неприятие общественных норм и ценностей, ориентированных на материальное благосостояние. Но переход в маргинальное состояние чреват потерей возможностей для духовного роста, а создание продукции, ориентированной на эту группу населения невозможен по причине того, что поле деятельности в этой области прочно занято массовой псевдокультурной индустрией. С другой стороны, обусловленная особым положением исключительность располагает чувствовать свою богемность, избранность. Но поскольку интеллигенция берет свое начало из среднего класса, в основном, рабочих в сфере образования, то на действительно богемное существование, предполагающее определенную независимость в творческой и исследовательской деятельности, у них попросту не хватает средств. Интеллигенция одинаково чужда как высшим и низшим, так и средним по своему социальному, имущественно-правовому положению слоям общества.

Впрочем, все это не имеет никакого отношения ко мне. Перед копытами первого ряда колышется ковыль. Еще мгновение – и он смят лавиной смуглолицых, бородатых всадников. Земля гудит от многотысячного топота, звенят пластины кольчуг, ножны бьются о металлические пластины крепких поясов. Скоро, скоро мой акинак вопьется клювом орла в горло врагу. Едкий запах конского пота бьет в хищно раздувающиеся в предвкушении битвы ноздри. Пыль вьется грозовой тучей над войском противника, выпустившего жала первых стрел. Я бросаю свое копье навстречу солнцу, я прошу нашего Отца дать мне грома своего, гнева своего, Змееногую Мать наделить меня силой. Сквозь крики и ржание, охраняемый свернувшейся в кольцо пантерой, пьянею кровью врагов.