Ник открыл глаза и сладко потянулся. Хрустнули, пробуждаясь, заспанные косточки. Юноша почувствовал во всем теле тяжесть и ломоту, он сидел на деревянной скамейке пенсионного возраста, которая по складу своего характера и богатого жизненного опыта недолюбливала любое проявление доверия к ней. Скамейка была такая же невзрачная, потрепанная, как и тот забытый богом полустанок, на котором, по всей видимости, она прожила всю свою сознательную жизнь. Ник потихоньку стал приходить в себя, стараясь понять, где он и как сюда попал. Вокруг стояла странная, непонятная, пугающая тишина. Не было слышно звона рельсов, возбуждающихся от топота железных колес, не пели птицы, не шумел лес, даже жужжащих мух, и тех не было. Вдруг Ник увидел, как навстречу к нему по перрону приближается хромая собака. Она остановилась напротив юноши и посмотрела на него, каким-то очень печальным, глубоко осмысленным, человеческим взглядом, и в этом взгляде читалась какая-то скорбящая жалость. Кобель, слегка запрокинув голову, провыл пару нот из собачьих траурных песен, и, не допев до конца даже первого куплета, захромал дальше. Довольно странная собака, подумал Ник, однако в этой странности есть свои плюсы. Плюсы в том, что если есть собака, пусть немного странная, значит, где-то поблизости должны быть люди. Этот пес не походит ни на волка, ни на дикого австралийского динго, вполне обычный представитель породы двортерьеров, облезлый, флегматичный и вечно голодный. Ник встал, закурил сигарету, взглядом провожая хромую собаку, прошелся по перрону, посмотрел в одну сторону, затем в другую. Параллельные линии рельс, нарушая все законы евклидовой геометрии, сходились друг с другом по обе стороны горизонта. Ни поезда, ни гудка, ни дрезины, ни людей, ни животных, даже собака - и та куда-то запропастилась.
      - Здорово, мил человек, - прозвучало из-за спины.
      Ник повернулся на голос. Перед ним стоял невысокого роста человек лет пятидесяти, слегка подлысоват. Одет он был в форму дорожного рабочего: оранжевый жилет, рабочие штаны и куртка, на ногах кирзовые ботинки с небрежно завязанными шнурками. Мужичок как-то странно улыбался, поджав губы и выпятив подбородок, однако прищуренные глаза его совсем не проявляли никакой радости, а, напротив, были внимательны и осторожны, словно детально изучали попавшийся им в поле видимости объект.
      - И как это угораздило тебя забрести к нам, в экую глухомань?
      Ник попытался напрячь свою память и вспомнить хотя бы что-то, что привело его сюда. Голова была пуста, словно бы оттуда все выкачали неким шлангом, лишь шум морских волн, доносившийся из приложенной к уху раковины.
      - Не знаю, не помню... А когда поезд?
      - Поезд? Долго тебе его ждать придется.
      - А сколько?
      - Да, почитай, не меньше вечности, бедолага.
      - Ну сегодня будет или нет?
      - Это вряд ли. Скорее всего, ни сегодня, ни завтра, боюсь, что для тебя уже никогда не придет.
      - Вот так номер. А до ближайшего населенного пункта далеко?
      - Чего далекого, вот он, позади тебя.
      - А транспорт какой-нибудь ходит?
      - На кой тебе транспорт-то, тут рукой подать.
      - Куда подать?
      - Куда тебе надо, туда и подать.
      - В том-то и дело, что мне домой надо.
      - Ну вот, до дома тут пять шагов.
      - До какого дома?
      - Как до какого, до любого.
      - А мне нужен мой, мой дом мне нужен. Мне не нужен любой.
      - Чего кричать, я не глухой. И до твоего рукой подать, да вон он, на горке возле речки.
      - Стой, мужик, я чего-то в толк не возьму, ты заработался или болен серьезно? Я имею ввиду, психически ты в порядке? Какой на хрен мой, какой на хрен на горке, где я в обще, что, черт возьми, происходит?
      - Ты бы, дурачина, не орал почем зря и не кочевряжился, а то... В общем, сам увидишь, и поосторожнее со словами, следи, что говоришь, и без толку не чертыхайся.
      - Ясно, а люди здесь кроме тебя есть?
      - Люди, говоришь? Ну, можно и так сказать, хотя это не совсем правильно.
      - Ладно, старик, оставь меня, я поезд подожду.
      - Ну что ж, дело хозяйское, авось и повезет, как говориться чем... Ну да ладно. В общем, долго тебе ждать придется.
      - Ничего, подожду.
      - Ну-ну.
      И старик удалился восвояси, будто и не было его вовсе. На душе у Ника было так же пустынно, как и вокруг него. Он молча сидел и рассматривал рельсы, пытаясь восстановить в своей памяти картину нескольких последних часов. Но словно густой туман накрыл его сознание, и нельзя было разглядеть в нем даже собственного носа.
      Много ли, мало прошло времени с тех пор, как ушел старик, Ник никак не мог определить. Казалось, что старик только что был здесь, и в тот же момент какое-то шестое чувство говорило о том, что промчалась целая вечность. И вдруг эти два ощущения, словно два водяных потока слились воедино, образовав небольшое болото стоячей воды, в котором отражалась бездна, не имеющая понятия о пространстве и времени.
      - Что же, черт побери, здесь происходит и где я?
      Осознав всю бессмысленность дальнейшего ожидания, Ник направился в сторону селения на поиски живых существ.
      Деревушка была небольшая, домов на десять, но дома эти стояли как-то обособленно друг от друга, не так, как в обычных деревнях, в ряд, забор к забору. Эти домишки заборов не имели, но вокруг каждого был довольно большой пустырь, поросший буйной растительностью. И вообще, создавалось такое впечатление, что здесь не то что никто не ездит, так как не было ни одной накатанной колеи, но и вообще не ходит, тропинки тоже отсутствовали. Ник пробрался сквозь густую, приторно пахнущую растительность, подошел к первому попавшемуся дому и постучал в дверь. Не дождавшись ответа, он решил войти внутрь. Чуть приоткрыв дверь, Ник спросил: "есть кто живой?"
      - Давно ничего подобного не слышал, - раздался противный скрипучий голос.
      - Простите, я здесь случайно, мне бы хотелось узнать, как можно до ближайшего города добраться? - обратился Ник к голосу.
      - Что ж, входите. Правда, у нас это не принято, визиты к гостям, но вы, должно быть, новенький, - из густого мрака навстречу Нику вышел сгорбленный, тщедушный старичок с противной козлячей бородкой и нелепым пенсне на носу.
      Он взял Ника за локоть и провел вглубь комнаты.
      - Здесь так не принято, но уж коли вы пришли, я покажу вам свою коллекцию женских грудей. Всю свою сознательную жизнь я положил на их изучение, на алтарь их сосочков, так сказать. Вот смотрите, тут у меня разные экземпляры девственных грудок, вот это еще только начинающие формироваться. Пройдемте дальше. А вот это - уже вполне зрелые, но еще не рожавших девушек, заметьте, девушек, целомудренных. А вот этот стенд очень интересный - груди беременных. Видите, они кажутся слегка опухшим. Так оно и есть, грудь беременной женщины набухает, соски увеличиваются и слегка темнеют. Смотрите, смотрите, видите, а вот тут уж просто чудо, моя гордость, груди кормящих мам, это просто шарман, само великолепие, не правда ли? Ну, а там дальше - груди рожавших, слегка обвислые, ну и далее - сморщенные и висящие, словно уши спаниеля, груди старух. Я серьезно занимаюсь этим, у меня много фотографий деформированных грудей каменных Венер палеолита. Для тех людей это было символом плодородия, они поклонялись грудям, как божеству. Да что там говорить, это и было божество. Женская грудь - вот божество во всем его великолепии. Что вы, молодой человек, женская грудь - это совершенно сказочное, умопомрачительное, загадочное и завораживающее создание.
      Нику стало не по себе от вида этих мясных деликатесов различной формы и конфигурации, с большими и малыми сосками, торчащими и словно впечатанными в округлую плоть, все это напоминало некий тематический музей со стендами, картинами, скульптурами, пояснительными табличками.
      - Впечатляет, - совершенно потеряно пробормотал Ник.
      - Что вы, не просто впечатляет, а завораживает, это же одно из величайших творений, великая загадка природы, до конца так и не изученная. Всем кажется: ну, грудь. Грудь - чего в ней интересного, подумаешь, молоко дает и все. Нет, молодой человек, не все. Помимо молока и внутреннего обустройства, женская грудь оказывает вполне реальное магическое воздействие на человека творящего, на человека искусства. На протяжении всех времен человечество заворожено обращало свои взоры на этот прелестный женский орган, и тянуло к нему свои дрожащие от возбуждения руки. Посмотрите, сколько художников, писателей, поэтов воспевали в своих бессмертных произведениях женские груди. А вы, вот вы, скажите мне, разве не рисовали в отрочестве украдкой их, тщательно вырисовывая сосочки, и разве не возбуждались от этого? Видите, даже в невинном детском рисунке, на котором изображена даже одна женская грудка, пусть неправильной формы, пусть уродливая, но все равно присутствует нечто демоническое и притягательное, заставляющее трепетать и душу, и тело.
      - Я, собственно, к вам вот по какому делу, - перебил его Ник, - подскажите, как до ближайшего города добраться?
      Восторженный, импульсивный старичок, который прыгал вокруг своих экспонатов словно молодой козлик, вдруг как-то резко напрягся, прищурился и даже словно бы изменился внешне, вновь приобретя вид старой развалины.
      - Это вам в тот дом, что за деревней на холме, там все объяснят, а я, извиняйте, времени нет, так что ступайте, ступайте.
      Он вновь взял гостя за локоть и элегантно выставил за дверь.
      "Какой-то бред собачий", - думал Ник, приминая ногами траву. - "Заходить в другие дома, судя по обстановке, смысла нет, должно быть там такие же сумасшедшие проживают, а то и хуже".
      Он направился прямиком к домику на холме.
      Свежий запах сочных трав щекотал нос, ласковый ветерок трепал его волосы и гладил лицо. Ник шел, приминая ногами кричащую буйством красок и сложной изысканностью ароматов растительность, под мерное, однотонное стрекотание кузнечиков. Однако все это благолепие никак не трогало душу юноши, его голова кишела разными черными, тревожными мыслями.
      Добравшись до избушки на холме и поднявшись по ступенькам на ветхое деревянное крылечко, Ник хотел постучать, но совершенно неожиданно дверь распахнулась настежь.
      - Входи, не бойся, - раздался из глубины помещения чей-то голос.
      Ник осторожно переступил порог и оказался в довольно маленькой, но уютной комнатке. Там стоял письменный стол, на нем зеленая лампа и груда исписанных бумаг, за столом сидел человек вполне обычной внешности и курил.
      - Проходи, присаживайся, - он выпустил тонкую струйку ароматного дыма, - кури, если хочешь, вот сигареты.
      - Спасибо у меня есть. Я бы хотел вас спросить... - робко пробормотал Ник.
      - Я знаю, о чем. Но не спеши, у тебя еще будет время для вопросов.
      Мужчина встал и направился в глубь комнаты.
      - Поставлю чайник. Ты как, чайку с дороги не желаешь?
      - Спасибо, я бы не отказался от чего-нибудь покрепче, а то голова идет кругом, уж больно много всего за один день.
      Мужчина не отзывался, казалось, он куда-то пропал, а, может, его и вовсе не было. После всего пережитого Ник был готов поверить всему, он даже грешным делом подумал, что малость рехнулся и все это ему только чудится или снится. Ник огляделся вокруг. Ничего экстраординарного, обычная деревенская изба, толстые серые бревна, посаженные на паклю, низкий закопченный потолок, грязный замасленный пол, словно в школьном спортзале... Довольно скромная, аскетичная обстановка комнаты навевала по истине дьявольскую тоску.
      Вдруг как-то неожиданно вновь появился этот странный человек, в одной руке он держал две кружки, в другой - чайник.
      - Ты не рехнулся и не спишь, - спокойно сказал он, поставив стаканы и чайник на стол, - с тобой не может случиться ни то, ни другое, так как тебя нет.
      - Что это значит? - испуганно и в тот же момент удивленно спросил Ник.
      - То и значит, но стоит ли забивать этим голову?
      Он разлил по кружкам противного желтого цвета жидкость, один стакан взял сам, другой протянул юноше.
      - Давай лучше выпьем за встречу.
      Это прозвучало так, словно они были знакомы уже не один год, просто долго не виделись и вот, наконец-то, судьба их вновь свела вместе.
      Ник взял стакан, заглянул в него, как в бездонный колодец, и ему показалось, что он увидел там звезды.
      - Что это?
      - То, что ты просил, - сказал странный человек и протянул стакан для того, что бы чокнуться.
      - Простите, но я ничего не понимаю. Я не знаю, где я, кто вы, что это за пойло, которым вы меня пытаетесь напоить, эти странные загадочные фразы о том, что меня нет, о том, что я не рехнулся и не сплю, я не понимаю. Вы говорите так, как будто знаете меня что ли, или?.. Что происходит, скажите мне, или лучше скажите, как я могу попасть в какой-нибудь город. Транспорт здесь есть? Машина, лошадь, паровоз, дрезина, что-нибудь, на чем можно бы было уехать отсюда?
      - Не кипятись, сейчас все объясню.
      Он отхлебнул из стакана жидкости, достал сигарету и закурил.
      - Тебе некуда ехать, потому что у тебя нет ни дома, ни семьи, ни жены, ни возлюбленной, никого. Больше того, тебя - нет, потому что ты - всего лишь плод моей фантазии.
      - Мои мозги встали раком.
      Ник залпом выпил все содержимое стакана.
      - А-а-а, какое говно, - выдохнул он пахучие пары хмельного напитка. - Я уже это слышал. У вас чего, эпидемия началась?
      - Нет, не эпидемия. Я и есть тот писатель, о котором ты слышал и который придумал все это.
      - Очень смешно и очень забавно. Мне кажется, вы не писатель, а больной псих, как и тот коллекционер грудей, живущий тут недалеко.
      - Очень может быть, что я больной псих. Как ты думаешь, чьи мысли ты сейчас озвучиваешь?
      - Честно?
      - Честно.
      - Так вот, я устал от этого дерьма, все мне пытаются навязать свою игру, поиграй с нами дурочек и увидишь как это интересно, и увидишь, что из этого выйдет. А я не хочу играть в эти игры, ни с вами, ни с кем бы то ни было еще, я хочу домой, я просто устал от всего этого бреда.
      - Для того ты и здесь. Я избавлю тебя от него. Конечно, я мог бы засунуть тебя обратно в прием макулатуры, мог бы сделать начальником и дать тебе сто подчиненных, но что это изменит? Ведь ты был уже Ником, Евой, насильниками в морге и еще много кем, что с того? Твой дом везде и нигде, твой дом в моих мозгах. И хочешь ты играть в эту игру или нет, тебе придется, так как твой бесконечный лабиринт, по которому ты блуждаешь, это мой лабиринт и мои блуждания.
      - Я все равно ничего не понимаю.
      - Одиночество, друг мой, с ним нужно как-то бороться. Некоторые, чтобы избавиться от него, уходят с головой в работу, иные в пьянство, в наркотики, в секты, да мало ли куда. Необходимо изменить эту гнетущую действительность, каждый выдумывает себе свою реальность. Вот, скажем, он или она ценный незаменимый сотрудник на своем рабочем месте, и жизнь их - это работа, квалифицированная оплата труда, соответствующий отдых, сексуальная распущенность, хотя сейчас это называют раскрепощенность или как-то еще, не суть важно, пренебрежение к другим, которые стоят ниже тебя по рангу, снобизм, некая звездность, вот чего я добился, вот что я могу, а ты никто, неудачник. Они выбрали для себя эту реальность, и им в ней комфортно живется, со всеми проблемами, со своими недостатками, но эти проблемы и недостатки - часть их бытия, и они не в силах поменять всего этого, потому что это их мир. Чтобы все это изменить, они должны просто-напросто умереть. Когда рушится их мир, они находят в себе силы построить новый, подобный первому, по тем же принципам, по тому же подобию, ибо только там они могут чувствовать себя в своей тарелке. Алкоголик, наркоман живет своей реальностью, ему приятнее находиться там, где мир выглядит загадочным, интересным, а не обыденным и постным. Что же до писателя, то он уходит в свой мир и наполняет его персонажами, такими как ты или Ева, сумасшедший коллекционер и так далее.
      - А почему бы тебе как писателю не создать идеальный мир, где нет всего этого блядства, этих унижений, этой черноты, зачем тебе нужны наши страдания? Может быть, могло бы быть намного лучше, если бы было все хорошо, никто никого не насиловал, не убивал?
      - Возможно, но где гарантия, что и я не озвучиваю чьи-то мысли, что и я - не чья-то игрушка? С другой стороны, тот опыт, который я приобрел за годы своей жизни, так или иначе отображается на том, что я пишу.
      - То есть сейчас, мне кажется, ты начинаешь противоречить себе, если то, что ты пишешь - опыт твоей жизни, а писательство и то, что ты пишешь - эта созданная тобой реальность, в которой тебе комфортно. Так стоит ли создавать клон, который как две капли похож на твою жизнь? Не понимаю. Наркоман убегает от того, что творится вокруг него, от унылой серости в разноцветность приходов, а ты от серости, быта и прочего дерьма бежишь туда же, в это же самое место, ты переносишь его из реальности на бумагу, в виртуальность. В чем смысл твоей писанины? Постой, не отвечай, кажется, я понимаю. Каждый порабощенный пытается стать поработителем, они, все эти мнящие себя великими мира сего, считают тебя говном и, более того, в их реальности ты понимаешь, что и есть то самое говно, а с их реальностью тебе так или иначе приходится мириться, потому что ты в ней живешь. И из всего богатства выбора ты предпочел успокоить свое больное себялюбие именно так. Стать богом, который управляет судьбами людей, возвеличиться над ними, сделать их мерзавцами, проститутками, наркоманами, такими, извини господи, тварями, что ужас берет, и показать всем якобы язвы общества. Да ведь ты и есть та самая язва с психологией раба, ведь и ты не любишь своих персонажей и, более того, презираешь их и всячески издеваешься над ними. Обычный неудачник. Даже больше, не знаю даже, как обозначить. Скажи мне, если мои слова - это твои мысли, то что заставляет тебя плевать себе в лицо?..