Дурман благовоний и плавленого воска танцевал на газовых платочках пожилых и юных женщин, словно благословляя, опускал ладони на головы мужчин, который почему-то редко попадаются в храме. Воскресная литургия подходила к середине. Прихожане уже истомились стоять и давно перестали слушать, что там читает дьякон нараспев. Кто-то разглядывал фрески, кто-то дремал, изредка приоткрывая глаза, дабы удостовериться, что причастие ещё нескоро. Наконец-то хор запел “Иже Херувимы..” - самое святое место Божественной литургии, когда из алтаря выносят хлеб и вино, которые Господь сейчас превратит в Тело и Кровь христову. Неожиданно святость момента нарушил нечеловеческий крик. Все вздрогнули. Священник и дьякон побледнели, но нашли в себе силы читать молитву. Крик перешёл в животное рычание. Это происходило рядом с правым клиросом, где как раз находилась я. Вскоре я увидела, что это была пожилая женщина с глазами навыкате, в лохматой шапке. Её швыряло из стороны в сторону. На губах была пена. Меня постиг священный ужас. Я перестала слышать пение. Потом страх стал сменяться чувством …нет не сострадания, а снисходительности к бесноватой. Бесноватая же успокоилась, прямо посмотрела на меня и заявила: “Чего глядишь? Во мне кричит, а в тебе молчит.”…