Олег Михайлович решил подать в суд на народ. Ну не то, чтобы решил, а просто был вынужден подать в суд, пусть он разбирается.
Все началось с того, что накануне он, собрав все свои документы что есть, вплоть до удостоверения сотрудника музея, где он работал, направился в налоговую инспекцию, чтобы зарегистрировать себя как предпринимателя и начать новую жизнь, как и миллионы других, казалось бы, счастливых людей. Несмотря на то, что Олег Михайлович очень любил свою работу и гордился ею, проклятая нужда диктовала совсем другое, и он понял, что на голом энтузиазме долго не продержаться, как говорят, с благими намерениями путь только в ад.
В узких коридорах двухэтажного дома налоговой инспекции накопилось столько людей, что казалось, будто их насильно запихивали сюда с целью запрессовать в полиэтиленовые пакеты и прилепить наклейки, как на экспортную продукцию. Было тихо, но пахло отвратительно, и Олег Михайлович, впервые вдохнув полной грудью человеческий запах, не обрадовался этому, захотел вернуться назад, придти потом, но краешком уха ухватил жалобные разговоры двух женщин о том, как хорошо, что сегодня так мало народу, и остановился. Мало-помалу он осмотрел ожидающую толпу и внедрился в её гущу. Он был небольшого роста и потому быстро нашел себе местечко около какой-то двери и, уткнувшись в стену, прижал свои документы к груди, точно кто-то собрался их у него отнять. Запах был невыносимым, и впервые в жизни Олег Михайлович возненавидел себя за то, что у него такой малый рост, поскольку все ожидающие люди, высоко задрав головы, дыша расширенными ноздрями, все-таки ловили глотки свежего воздуха, временами влетавшего в коридор со стороны кабинетов. Он тоже задрал голову, высоко поднял нос, но все впустую. Так что пришлось ожидать как есть. Народ стоял смирно, поскольку места было крайне мало, и этим он напоминал стоп-кадр, лишь временами, когда открывались двери и какой-нибудь возбужденный человек, выскочив оттуда с бешеными глазами, искал в плакатах на стенах какой-то новый закон, толпа шевелилась, качалась, словно густой прокисший кефир в пакете. И еще тогда, когда по коридору проходил важный инспектор, медлительный и пузатый, народ покорно прижимался к стенам, друг к другу, дабы освободить дорогу начальнику, и при этом еще и улыбнуться, выказывая преданность власти.
Прошло довольно много времени, когда Олег Михайлович почувствовал, что запах не так уж и отвратителен, и оперся о стену так, как будто он и стоял тут все свою жизнь и привык. Так что все не так уж и плохо, как кажется, думал он, пытаясь успокоить самого себя. Как раз в это время из ближайшей двери в коридор вышла маленькая, но довольно полная женщина и низким голосом объявила, что время приближается к концу работы, так что не стоит дальше ждать, надо придти через три дня, поскольку приемные дни два раза в неделю, и захлопнула дверь. Толпа зашевелилась, словно пробудилась от глубокого сна.
– Что она сказала?
– Когда приходить?
– Во сколько время?
– А завтра что?
– А когда?
– Надо приходить через три дня, – Олег Михайлович пытался успокоить людей, которые не расслышали, что сказала начальница.
– Как это не приемный день? – возмутилась женщина средних лет, одной рукой бережно держа бумаги, а второй держась за стену, точно боясь упасть.
– Я уже третью неделю хожу, – поддержал кто-то из невидимых глубин толпы.
Толпа забурлила.
– Вы че, совсем, что ли?
– У нас время резиновое, что ли?
– Завтра же конец месяца. И начнутся проверки, штрафы.
– Кто это сказал, что через три дня? – мужской баритональный голос был так властен, что все остальные притихли, подчиняясь голосу. – Как это через три дня? – повторил он стоящему перед ним.
Затихшие люди чуть отодвинулись и уставились на этого мужчину с надеждой, что он что-то сделает.
Олег Михайлович с удивлением рассматривал властного великана. Слаженный его рост был подстать его голосу, а мозолистые руки выглядели как лопаты для бетономешалок. Голова Олега Михайловича едва достигала его груди, и глядя на гиганта снизу, он совсем стушевался.
– Расписание такое, – выдавил он еле слышно, пытаясь успокоить его.
– Да вы что, с ума посходили, что ли? – громадный человек двинулся к нему, как гора.
– При чем здесь я? – удивился Олег Михайлович.
– Как это при чем, – присоединился еще один мужчина, ростом чуть меньше шумного богатыря, – как это при чем!?
Оказавшись между этих двух амбалов, Олег Михайлович вдруг вспомнил чучело музейного мамонта, возле которого любили фотографироваться дети, испугался. Пытаясь крикнуть, что он ни в чем не виноват, что такое расписание не он придумал, он стал еще меньше ростом. Но теперь уже каждый кричал свое, и за общим гвалтом ничего не было слышно. А человек-гора только сейчас понял, что Олег Михайлович никак не начальник, и не налоговый инспектор, а простой посетитель, как и он, и хотел отвернуться, но в это время одна из женщин, отвернувшись, чтобы не заметили ее лица, толкнула Олега Михайловича. Результат превзошел ожидания.
– Вы что, женщина, – были последние слова Олега Михайловича, когда сразу несколько человек присоединились к разгневанной даме.
Разгорелась бешеная дискуссия, и непонятно было, кто чего говорит и кто чего хочет.
Толкнула вторая, третий – и началась свалка.
Озлобленные люди, дабы хоть немного успокоить себя и погасить бешенство, каждый то толкал, то бил его, и таким образом началось избиение. Поскольку Олег Михайлович и ростом был мал, и весом невелик, то после первых же ударов упал навзничь. Ну, что тут скажешь, всем понятно, как приятно бить упавшего человека. Люди с наслаждением били упавшего, а, ударив, сразу же отворачивались, делая вид, что непричастны к драке в этих узких коридорах налоговой инспекции. Вдруг раздались крики:
– Начальника бьют!
Когда подоспела охрана и сами налоговые инспектора вышли в коридор, все посетители, еще тяжело дыша, стали успокаивать друг друга, что, мол, не следует, что, мол, стыдно поднимать руку на начальника, что, мол, только негодяй мог решиться на такое, ну и все в таком духе.
Когда люди расступились, Олег Михайлович, скорчившись, лежал на полу и не подавал признаков жизни.
– Это не наш, – возвестила толстая особа, слегка приподняв голову Олега Михайловича.
Пока охрана помогала ему встать и немного очистить лицо от крови, Олег Михайлович думал только о том, что непременно надо подать в суд, что так не бывает.
Так что ждем, но я не берусь судить, что было дальше, подал Олег Михайлович в суд или нет. А то, что он решил это сделать, было видно по его торопливой, решительной, но теперь уже хромой походке, все быстрее отдаляющей его от налоговой инспекции.