Новости Авторы Проза Статьи Форум Карта
О проекте Цитаты Поэзия Интервью Галерея Разное
Rambler's Top100


Людмила Бержанская


Никогда


Драма в 2-х актах




Людмила Бержанская. Никогда. Иллюстрация



 

Действующие лица.

 

Оля – Высокая, статная, очень хороша собой. С красивыми длинными волосами. 42 лет.

 

Артем – Высокий. О таких говорят: красавец. Спортивный, энергичный. 50 лет.

 

Их дочь – 16 лет. Высокая, крупная, красивая девушка. Выглядит лет на 20.

 

Олег, Леонид, Лида – приятели Оли.

 

 

Занавес не раскрыт. Выходит мужчина лет пятиде­сяти с небольшим. Он элеган­тен, он красив. В нем остатки былой уверенности в себе. Старается скрыть, что подавлен, растерян, старается гово­рить спокойно с достоинством.

 

Артем: Я хочу рассказать вам об одном вечере. Всего одном, который расколол мне жизнь, он не расставил все точки над “и”, он пригвоздил. В общем, все значительно проще. Мне шестой десяток, а я не знаю, как жить.

 

Уходит.



А К Т     I


Занавес раскрывается.

Очень средне обставленная комната.

Заходит Оля, включает свет, входят Лида, Олег, Леонид.

 

Оля: Заходите, ну, чего вы стали на пороге? Олег, Ленечка, Лида, заходите.

 

Олег: Сейчас, не спеши (пауза). Молодец ты, все-таки, Ольга, какая ты молодец.

 

Лида: По поводу чего молодец?

 

Олег: По поводу похода в театр. На все нахо­дится время, а в театр – вечно какие-то проблемы.

 

Леонид: Пьеса-то хорошая, но уж очень далека от опти­мизма.

 

Олег: Не понял? А жизнь тебе дает много повода для него, родимого, то бишь, оптимизма?

 

Лида. Мне очень понравилась актриса, кото­рая играла главную героиню. Хоть и говорят, что актер, скорее всего, в жизни не такой, как его герой на сцене, но тут глупая женщина не потянула бы такую роль.

 

Оля: Я смотрю, вы не жалеете, что я вас выта­щила в театр?

 

Олег, Лида, Леонид: (Чуть ли не хором). Да, что ты? Моло­дец. Благодарность огромная.

 

Оля: (Обращается к Лиде). Лид, а тебе, по-жен­ски, не грустно слышать еще раз истину о том, что самая большая плата в жизни за большую любовь?

 

Леонид: (Ему, видимо, давно и безнадежно нра­вится Оля). Странно, но ведь любовь самое сильное человеческое чувство, а приносит столько страданий (пауза). Но и этого мало – нужна еще и расплата.

 

Лида: В жизни полно пессимизма, в театр при­ходишь – та же картина.

 

Олег: А что, разве пьеса не о жизни? Давай, то­гда пойдем на фантастический фильм об инопланетянах.

 

Лида: К чему эти крайности?

 

Оля: Ребята, а как вы смотрите на то, чтобы че­рез неделю пойти еще раз?

 

Леонид: Какое сегодня число?

 

Лида: Двадцать третье.

 

Леонид: Значит тридцатого? Давайте завтра по­смотрим, созвонимся и решим.

 

Оля: Но завтра будет завтра (оборачиваясь к Лиде). А ведь, вчера Артему исполнилось пять­десят.

 

Лида: Господи, ну, ты ведь умная баба: реаль­ная, трезво смотрящая на все. Откуда этот непонятный романтизм? Его уже давно нет в твоей жизни.

 

Оля: А малая?

 

Лида: Но ты же понимаешь, что она только твоя?

 

Оля: Понимаю. Вот уже столько лет понимаю. Но дети без мужчин не рождаются.

 

Олег и Леонид в это время тихо пере­ключают ка­налы телевизора.

 

Лида: (Решила больше не продолжать разго­вор). Ребята, пошли. Завтра всем на работу.

 

Леонид: А как на счет чая?

 

Лида: Не будем.

 

Оля: Ребята, не обессудьте.

 

Раздается телефонный звонок. Оля под­ходит к те­лефону.

 

Оля: Алло (пауза). Я вас не слышу (пауза). Не слышно (обращаясь ко всем). Извините. На­верно, барахлит теле­фон.

 

Лида: А может, ошиблись номером?

 

Оля: Нужно будет, перезвонят.

 

Опять раздается телефонный звонок. Оля берет трубку.

 

Оля: Алло.

 

Все молча прощаются. Оля кладет трубку. Олег, Лида, Леонид уходят. Оля идет их проводить. Не переодеваясь, зво­нит по телефону.

 

Оля: Алло, добрый вечер, вы там надолго? Све­тик, скажи моей красавице, что я уже дома (пауза). Ладно, не засижи­вайтесь допоздна (пауза). Хорошо, досмотрите, пусть позвонит.

 

Вытаскивает из сумочки театральную программку и очень внимательно перечи­тывает. Раздается теле­фонный звонок.

 

Оля: (Подбегая к телефону). Алло, я слушаю (в телефоне молчание, удивленно). Я вас не слышу.

 

Артем: Алло!

 

Оля: (Удивленно, с некоторой дрожью в го­лосе). Я вас слушаю.

 

Артем: Алло (молчание).

 

Артем: Алло.( молчание).

 

Оля: (Пауза). Я вас не слышу (пауза). Артем (пауза)? Ты (пауза)? Боже мой (пауза). Алло.

 

Долгое молчание.

 

Артем: Оля (молчание)?

 

Артем: Оля?

 

Оля: Ты (молчание)?

 

Оля: Ты?

 

Молчание.

 

Артем: Оля! Да, это я, Оля (пауза). Ты меня слышишь?

 

Оля: (Молчание). Да.

 

Артем: Ты занята (пауза)? Я могу поговорить с тобой?

 

Оля: Я слушаю.

 

Артем: Мне позвонить завтра?

 

Оля: Я тебя слушаю. Ну, говори же.

 

Артем: (От неожиданности не знает с чего на­чать). Уже темно. Правда, еще не поздно.

 

Оля: Поздно.

 

Артем: Ты устала?

 

Оля: Я слушаю.

 

Артем: У тебя нет желания меня слушать?

 

Оля: Есть.

 

Артем: А видеть?

 

Оля: Есть.

 

Артем: Я так давно не видел тебя.

 

Оля: Я тоже.

 

Артем: Хочу представить.

 

Оля: И не можешь?

 

Артем: Нет, не то. Передо мной не образ, а чув­ство.

 

Оля: Как это?

 

Артем: Очень просто: оно, оказывается, не ухо­дит, не теряется, не забывается (пауза), оно прячется (пауза).

 

Оля: Интересно.

 

Артем: Я только сейчас понял: оно прячется, со­храняя себя.

 

Оля: А я вижу тебя.

 

Экран. На экране городской телефон, сумерки, мало прохожих, но все это второй план. На первом плане Он.

 

Оля: Ты стоишь в уютном тихом переулке, тебе легко говорить – нет прохожих. Можно начать диалог, больше склонный к монологу.

 

Артем: Ты права. Городские телефоны укреп­ляют чувство одиночества, но, правда, дают иллюзию освобождености (небольшая пауза). Оля, пригласи меня.

 

Долгая пауза.

 

Оля: Сейчас?

 

Артем: (Настойчиво). Да.

 

Оля: Я жду.

 

Артем: Я сейчас.

 

Оля начинает что-то убирать в ком­нате, идет открывать дверь квартиры, включает телевизор. Раздается звонок.

 

Оля: (Повернувшись к двери, говорит громко). Заходи, открыто.

 

Входит Артем. В руках у него красивый букет и торт. Чувствуется, что зашел человек, уверенный в том, что ему рады.

 

Артем: Ну, здравствуй!

 

Оля: Еще раз. Присаживайся (с иронией) . Дав­ненько не виделись. Надо же.

 

Артем подходит к столу, открывает коробку с тортом.

 

Артем: (Говорит тоном почти хозяина, он привык, что ему всегда рады.) Девушка, где у вас ваза для цветов и чашечки для чая? Ты пригласила меня на чай, ты же зна­ешь, что чай очень сближает.

 

Оля: (С некоторой настороженностью). Ну, чай, так чай (выхо­дит).

 

Артем: (Кричит ей в кухню). Знаешь, я не ехал, я шел по улице, у меня было чувство, что я бреду без цели и адреса (дальше говорит тише, как бы, для себя). Как хорошо быть наедине с самим собой. Это не одиночество – это наедине, когда взгляд в никуда или в себя. И так уютно душе (пауза). Ведь, по большому счету, нас так мало интересует в жизни, всего две вещи: звездное небо над головой и мир внутри нас (пауза, нетерпеливо, громко). Оля, за это время можно нагреть уже два чайника.

 

Оля: (Входит, говорит спокойно). Ты не разлю­бил хорошее вино? Я искала бутылку муската.

 

Артем: Нет. Какой я болван. Торт придумал, а вино, честно говоря, постеснялся. Извини. Ста­рею, не все понимаю.

 

Оля: (Как бы, продолжает). Или кокетничаю. Ладно. Я с удовольствием выпью с тобой хоро­шего вина. Правда, с удовольствием (уходит).

 

Артем: (Как бы, продолжая мысли вслух, ходит по ком­нате). Хорошая вещь, широта интересов – только, ведь, это не более, чем цивилизован­ное любопытство. Вот так, идешь медленно-медленно, споришь с самим собой, обви­няешь и одновременно объясняешь, возвращаешься к началу и доходишь, почти, до тупика, и опять возвраща­ешься к себе, ругая и оправдывая, а, главное, никогда не извиняешься.

 

Входит Оля с чайником. Артем продол­жает. Та­кое впечатление, что Оля должна была слышать все предыдущее. Артем садится в кресло.

 

Артем: Я думаю: вот проходит время, скорее всего спра­ведливое время, которое ставит все на свои места, все участники событий высказыва­ются вслух или исподтишка, и видишь, что та самая мелочь, которую, считаешь, никто не за­метил, оказалась главной и решающей, и вся твоя правота нужна только для оправдания соб­ственной гор­дыни. И продолжаешь успокаивать себя, и успокаиваешься.

 

Оля: (расставляя чашки). О чем это ты?

 

Артем: Да, так. Мысли вслух.

 

Оля: (продолжая накрывать стол). Не пойму: то ли оправ­дываешься, то ли каешься.

 

Артем: Ты права. Я и оправдываюсь, и каюсь.

 

Оля: (Поворачиваясь к нему). Знаешь, я, ведь, до сих пор помню, как ты говорил: ”Самая большая правда говорится во имя лжи”.

 

Артем: Могу дополнить. Французы говорят: “Говорите правду, говорите много правды, говорите столько правды, сколько от вас никто не ожидает, но только не вздумайте говорить всю правду”(пауза). Нет, Олечка, это не ложь. Просто, ты попала на откровенное отдохновение души (пауза). Ну, давай, садись. Будем пить чай и откровенничать.

 

Оля: А ты умеешь?

 

Артем: Нет.

 

Оля: Хотя, здесь можно: никто не видит, никто не слышит (садятся за стол).

 

Артем: За встречу (пьют вино, Оля встает, начинает разливать чай). Меня вчера покинули 50 лет. Они уже не мои.

 

Оля: Я помню. Прими мои соболезнования.

 

Артем: Сегодня начинается обратный путь – похоже, он будет быстрее.

 

Оля: А что ты хотел?

 

Артем: Понимаешь, вчера, среди тех, кого хо­чется считать близкими, я промолчал весь вечер – я вспоминал, я горевал, я прощался с надеж­дам и, кажется, увидел свой предел (пауза). Не знаю, были ли они со мной или только за сто­лом, но я, определенно, был страшно далеко (небольшая пауза). Может быть, юбилеи и су­ществуют для того, чтобы реальней взглянуть на себя, на свои возможности, да и вокруг не помешает (пауза). Ты слушаешь меня?

 

Оля: Да. В слове «юбилей» мне слышится слово “никогда”.

 

Артем: Не понял.

 

Оля: Ты сожалеешь о 50, а я об ушедших 40. Не зря же говорят: женщине уже 40, а мужчине всего только 40. А, когда произносится фраза за 40, то с горечью, в отношении чего-то, тихо думаешь: “никогда”. Вроде все еще есть – ребенок, которому ты еще нужен, мужчины полны заинтересованности к тебе, жажда познаний хлещет через край, работа не потеряла интерес, но появляется маленький вопрос или событие, ответ на который “Никогда”, и, вот тут-то, ловушка и открывается.

 

Артем: Я не хочу за это пить. Мне до сих пор нужна иллюзия романтизма (без всякого перехода). Оль, у тебя, случайно, нет гитары?

 

Оля: Есть (выходит и приносит гитару).

 

Артем: (Встает).Ты не знала об одном моем достоинстве – я пою романсы.

 

Оля: Это достоинство?

 

Артем: Не придирайся. Слушай (начинает петь).

Я приглашаю Вас на вальс,

Когда сижу в уединеньи,

Я приглашаю только Вас,

Не думайте, что совпаденье.

 

Я приглашаю Вас на вальс,

С тоской и маленькой надеждой,

Я приглашаю только Вас,

Нет, я не делал это прежде.

 

Я вам не близок, не знаком,

Я, просто, отдаленный образ,

Я приглашаю Вас стихом,

Молитвой, музыкой и прозой.

 

И, приглашая Вас на вальс,

Стремлюсь я, в общем, к совершенству,

Я приглашаю только Вас,

Как волшебство и как блаженство.

 

Я приглашаю Вас на вальс,

Как в плаванье, как в расставанье,

Я приглашаю только Вас,

В восторг от первого свиданья.

 

Я приглашаю Вас на жизнь,

Ее уроки не напрасны,

Давайте ею дорожить,

Желания ее прекрасны.


 

Пауза.

 

Оля: Нет слов. Если бы это же, только лет сем­надцать-восемнадцать тому назад.

 

Артем: (Удивленно). Неужели тебе не понрави­лось? При­знаюсь – это мое.

 

Оля: Понравилось. Просто, мне показалось, что этот ро­манс, из списка джентльменских ухажи­ваний.

 

Артем: Оль, ты очень резка.

 

Оля: Извини. Но неужели я не права (раздается телефон­ный звонок)? Алло, я слушаю. Да, мама. (Пауза. ) Нет-нет, я пришла недавно. С Олегом, Ленечкой и Лидой (пауза). Проводили, ввели в квартиру (пауза). Нет, еще не пришла (прикрывая трубку, обращается к Артему). Это мама, извини (дальше слушает мать). Пьеса хорошая и очень поучительная (пауза). В чем смысл? А смысл в том, что в жизни за все нужно платить (пауза). Ну, например, за лю­бовь. И чем сильнее любовь, тем тяжелее расплата (пауза). Жизнь, вообще, жестока. Ты, ведь, любишь романы Айт­матова (пауза)? Ладно, мама, мне завтра на работу. Спо­койной ночи (кладет трубку).

 

Артем: Все. Давай пить чай и умничать (са­диться за стол).

 

Оля: Как это?

 

Артем: Да, никак. Просто, славное слово “ум­ничать”.

 

Оля: Давай. Только я не умею умничать (заду­мывается). Знаешь, я, как-то, задумалась над тем, что акценты моей жизни были сделаны не­правильно еще в молодости. Я поддалась на простые советские агитки о том, что нам нужна высокая духовность, а быт – это низкопробно. Что стремление к карьере – недостойно, что кра­сивый, ком­фортный быт – признак низменных желаний (задумалась, игриво с иронией). А, ведь, получились по всем статьям неувязочки. Занимаясь самообразованием, я стала кри­тична, я поняла, что не живу, а выживаю (пауза). Ты бу­дешь удивлен, но я до сих пор бегаю в оперу. Помнишь хор в “Борисе Годунове”: “хлеба, хлеба”? Скажи, что измени­лось? Разве что, ма­нера просить этот хлеб (пауза). Самое большое спасение (задумалась), в минуты одиночества, отчаяния и непонимания, и нежелания никого видеть, оказался мой маленький мир (пауза). Тебе не интересно? Извини.

 

В течение монолога Оли Артем встает и весь его вид становится заинтересо­ванным

 

Артем: Нет, нет, я с таким удовольствием слу­шаю тебя. И, откровенно говоря, думаю, что именно этого мне всю жизнь не хватало. Жен­ского ума, желания понять. Видимо, не зря у меня остались в памяти эти 2 недели единения душ (пауза). Я оборачиваюсь назад и понимаю, что никогда больше этого не было. А может, я не очень искал (пауза). Ну, нужно нам, мужи­кам, самоутверждаться в ваших гла­зах. Для уверенности в себе, для еще одного рывка в жизни. Нужно. Только у каждого из нас своя отметка, своя высота (пауза). Сложно с такой, как ты. Уж очень высокая ты планка, уж очень (садится в кресло очень вальяжно). А с годами, вообще, все меняется. Вроде бы, все есть, карь­ера, в глубине души понимаешь, что выше не прыгнешь, хотя хочется, быт по нашенским меркам куда лучше, но поте­ряно тепло в душе, куда-то спряталась искренность глаз, и начина­ешь искать. Чего греха таить – найти все это можно только у очень молодых женщин, кото­рым так хочется верить. Верить мне, верить себе (игриво). Ищу, мадам, каюсь, ищу и утвер­ждаюсь. И, пока, получается.

 

Долгая, долгая пауза.

 

Артем: Как хорошо говорить вслух. Говорить – не произно­сить, не задумываться над каждым словом, не сопостав­лять, не просчитывать. Оль, если бы ты знала, как хорошо.

 

В Олином поведении чувствуется ста­рая обида, грусть, еле сдерживаемое желание упрека.

 

Оля: Я слушаю тебя и думаю: насколько мы разные. Ты – легкий, с тобой приятно и необре­менительно. Твоя комму­никабельность – вот залог успехов и всего, что есть в твоей жизни. Таким людям завидуют. Завидую тебе и я (пауза). Но нельзя поменять свое существо. Как это звучит по-украински: “Яке у колисці, таке і у труні”. Людям тяжелым тяжело самим. Они хотят, но не умеют, не в состоянии смотреть на все легко. Их чувства, зачастую, долгие и глу­бокие, а это ко многому обязывает. С ними тяжело. Их обязательность – немой укор легко­сти и необязательности. Их чувства – тоже немой укор. Ведь, человек таков, каков есть (пауза). Я ничего не могу с собой сделать. В моей душе так никто и не смог поселиться кроме тебя (пауза). Говорят, что женщины не могут разлюбить – они могут разочароваться. У меня не было этой возможности – я, просто, тебя не видела (пауза). А твой звонок был полон удивления (небольшая пауза). Неправда, что противопо­ложностям легко жить вместе. Они, не отдавая себе отчета, завидуют и упрекают друг друга. Даже, если молчат.

 

Артем: Ты стала еще больше философствовать.

 

Оля: Нет-нет, это не философствование, это ба­нальный анализ себя, своих поступков, своих ошибок и неудач, да и, просто, катастроф.

 

Артем: Олечка, выключи телевизор – такое чув­ство, как будто нас все время перебивают.

 

Пауза. Оля встает из-за стола и выклю­чает теле­визор.

 

Артем: (Продолжает). Так чего же мы не смо­жем никогда?

 

Оля: Например, родить, дать жизнь.

 

Артем: (Игриво). Как это?

 

Оля: Не просто дать физическую жизнь, а вы­растить, учи­тывая все предыдущие ошибки. Не даны нам уже, Артем, прекрасные наивные вос­торги молодости и желание верить всему и всем. Грустное слово “никогда” (пауза). Да и мало чего – сразу не придумаешь. А оно уже висит над нами и пока, лишь изредка, дает о себе знать.

 

Артем: Что-то взгрустнулось мне от этих слов.

 

Оля: Извини.

 

Артем: Да, ничего-ничего (видно, что он не привык обре­менять себя серьезными разгово­рами с женщинами, ста­раясь сделать заинтересованный вид). Говори. Я слушаю тебя с интересом.

 

Оля: Тебе интересны мои откровения?

 

Артем: Очень.

 

Оля: Знаешь, о чем я сейчас подумала. Ведь, по большому счету, моя жизнь разделилась на две части. Все, что было до расставания с тобой, связывалось единой цепочкой – девочка росла, взрослела, ждала любви и дождалась. В этом была простая логика. Но потом началась другая жизнь, совсем другая. Не было девочки, уже пришло взросление, и не девочка, а уже жен­щина ждала не любви, она ждала любимого. И мне бы, глупой, понять, что жизнь другая, вто­рая, а я продолжала жить во второй жизни желаниями первой. Вот и получилось, что полу­чилось (пауза). И все вокруг не могут понять, да и сама я тоже (с кокетством) – и хороша, и умна, ан, нет.

 

Артем: (Старается сменить тему разговора, он боится, что за откровениями, обыкновенно, сразу идут воспомина­ния и упреки). Уже позд­ненько. Может, пора честь знать? Знаешь старый еврейский вопрос: “У Рабиновичей, вроде, тоже были гости, но у них уже давно темно?”

 

Оля: Перестань. Ты так надолго пропадаешь.

 

Раздается звонок. Оля выходит.

 

Артем: (Достает записную книжку). Видимо, неправильно записан номер, а жаль.

 

Входит Оля.

 

Оля: Это соседка. Извечное человеческое любо­пытство.

 

Артем: Ей нужна была соль.

 

Оля: Нет, у нее срочно перестал работать теле­визор.

 

Артем: (Игриво). Хотелось бы поболтать часок – другой с соседкой. Зови ее. Зови.

 

Оля: Перестань, Артем. Это даже не шутки (за­молкает, смотрит очень долго и задумчиво). Я с удовольствием общаюсь с тобой. Давай про­должать пить чай и умничать (встает, берет чайник и выходит, по ходу говорит). По­дожди минуту.

 

Артем: (Сначала говорит громко, чтобы было слышно на кухне). Интересное время сейчас: од­ним тяжелое матери­ально, всем морально. Какие-то странные приоритеты. Мы держимся за детей, которым давно не нужны, упрямо со­храняем семьи, которых давно уже нет (возвращается Оля и разливает чай). Общест­венное мнение – двойной стан­дарт. Оно не взрывается от повсеместного хамства, пьян­ства, воровства и лени. У нас возведено в ранг обяза­тельно­сти, ни за что не отвечать. Мы поражаем мир не­обузданно­стью страстей по мелочам и равнодушием к собственной жизни.

 

Пауза.

 

Оля: Я слушаю тебя. Интересно. Но почему-то у меня возник вопрос не по теме. У тебя есть сострадание к лю­дям? Ведь, проявляя состра­дание, нужно лишить себя чего-то.

 

Артем: Чего?

 

Оля: Например, душевного покоя. Страдающий легче поймет страдающего. Помнишь у Ницше: “Милостыню подают только нищие” (пауза). Умнеем, Артем, грустнеем. Мне кажется, муд­рость – это умение уважать чужие чув­ства, чужие мысли и чужой труд.

 

Раздается телефонный звонок, Оля бе­рет трубку.

 

Оля: Алло, я слушаю (пауза). Что-то случилось? Ты тяжело дышишь (пауза). Ты из-за этого по­звонила (пауза). Это его вопрос (пауза). Нет, только его, ко мне это не имеет отно­шения (пауза). Каждый решает свои проблемы сам (пауза). Нет, не сплю. У меня гость (пауза). Да­вай вернемся к на­чалу разговора. Почему ты тяжело дышишь (пауза)? Хо­рошо, я сейчас при­бегу и померяю давление (пауза). Нет, не знаешь, но слышала (пауза). У меня в гостях Артем (пауза). Да. Да (пауза). Мама, ты забыва­ешь, сколько мне лет (пауза). Мама, деликатность, даже к близким, еще никому не мешала. Я иду.

 

Артем: Ты с мамой разговариваешь каждый ве­чер?

 

Оля: Да.

 

Артем: Тебе тяжело с ней общаться?

 

Оля: Нет. Просто, изредка думается, что умные и деликат­ные люди – редкость.

 

Артем: Не слишком ли ты требовательна?

 

Оля: Нет. Я люблю маму, и разумные советы с удовольст­вием слушаю. Но нельзя без разре­шения лезть в чужой мир, даже, если это мир твоего ребенка. Подожди. Я вер­нусь через семь-десять минут. Включи телевизор, послу­шай, чем отличаются последние известия от преды­дущих.

 

Артем: Можно я закурю?

 

Оля: Кури.

 

Оля уходит.


Конец I акта



А К Т     II


 

Та же комната.

 

Оля: Я не долго?

 

Артем: (Курит и говорит скорее себе, чем Оле). Нет. Когда-то в молодости одна пожилая дама мне сказала: “Как хорошо, что молодость не знает и, ни к черту, что старость не может”. То­гда я не понял (пауза). А сейчас, вроде и не старость, а все равно с ярмарки жизни.

 

Оля: Артем, ну, ты прямо, как женщина – полон растерянно­сти и расстройства при цифре пять­десят. Да, брось, по­смотри, как ты привлекателен, подтянут, элегантен. Лю­бая женщина: и твоя ровесница, и совсем юная, бу­дут польщены твоим вниманием. Поверь – это не комплимент, это правда.

 

Артем: Ну, девушка, вы мне, просто, льстите.

 

Оля: Не льщу. Это объективно. Ты был краси­вый молодой мужчина, а теперь стал очень привлекательным зрелым мужчиной.

 

Артем: От тебя слышать такие комплементы...

 

Оля: Да, не комплементы (пауза). Артем, я, ведь, только о внешности.

 

Артем: (Расхаживая по комнате). Помнится мне, что красота женщины умноженная на ум, есть величина посто­янная: или одно, или дру­гое. Я помню, что, кроме внешно­сти, меня удивил сам факт, твоей потребности писать стихи.

 

Оля: Я продолжаю это делать (пауза). Для себя. Они очень нужны мне. Они меня спасают. Не думаю, чтобы другим моя душа была нужна. Стихи нельзя писать разумом. Вдохновение – это только сердечные взрывы.

 

Артем: А помнишь?

Как тяжко пишутся стихи,

Как трудно на листы ложатся,

 

Оля: (продолжает).

Как будто, старые грехи

Хотят со мной опять обняться,

 

Артем:

Они и тянут, и манят,

И просятся в уединенье,

 

Оля:

Они листвой в душе шумят,

Рождая новые сомненья.

 

Они про жизнь и про любовь,

Они про годы и разлуки,

Они про то, что вновь и вновь

Взорвет рифмованные звуки.

 

Артем:

Как тяжко пишутся стихи,

И, вызывая удивленье,

 

Оля:

Они, как старые грехи,

Становятся, вдруг, отчужденьем

 

Долгая пауза.

 

Оля: Когда я писала это, другие грехи мучили меня. Совсем не те, которые сегодня приблизи­лись к моей жизни.

 

Артем: Господи! Ну, какие грехи могли мучить тебя тогда?

 

Оля: Ты.

 

Артем: Я?

 

Оля: Да.

 

Артем: Я чувствовал, что ты воспринимаешь наши отно­шения как грех. Что ты постоянно коришь себя (подходит к Оле почти с нежно­стью). Знаешь, молодость есть моло­дость. Понимаешь, но не задумываешься, не отягоща­ешь душу.

 

Оля: Разве тридцать три это молодость? Клас­сический возраст мужской ответственности (пауза). А с годами ты научился отягощать душу?

 

Артем: Я понимаю, сейчас понимаю, как ответ­ственно быть первой любовью и первым мужчиной.

 

Оля: Не любят люди ответственности, и стара­ются, всеми силами, этого не понимать (пауза). Какая ответственность перед двадцатипятилет­ним “синим чулком” (пауза)? Да, не о том мы, не о том. Зачем эти разговоры, полу-оправда­ния, полу-упреки. Ведь, не так все было, не так. Была моло­дость, сердце ждало любви, желало ее, примеряло к себе. И вот – тепло и вечер, и ,вроде бы, все обыкновенно, и так романтично. Просто, в кафе два, свободных от всего, чело­века за одним столиком едят мороженое. И все, как у всех, и все так, как не может быть ни у кого. И долгое-долгое счастье – целых две не­дели. И самые искренние обещания, и вера, что все впереди будет только так, как мы хотим, как мы решили. Нет даже тени сомнения, что это все (пауза) и навсегда. И каждый пойдет своей дорогой. Настолько своей, что никогда эти до­роги не пересекутся (долгая пауза).

 

Артем: Ты одна?

 

Оля: Я не замужем (с горечью и кокетством). Представля­ешь, такая интересная женщина и никому, ну, просто, никому, не нужна.

 

Артем: Этого не может быть. У тебя, видимо, остались очень высокие требования. А может, стали еще выше (пауза). Я скажу тебе одну гру­стную, банальную и жесто­кую истину: для того, чтобы быть с мужчиной, мало быть умной, кра­сивой и порядочной. Нужно обязательно быть, ну хоть чуть-чуть, стервой (пауза). Увы, мадам, этим не­достатком вас природа обделила.

 

Оля: Ты помнишь, что меня называли “мадам”?

 

Артем: Интересно другое: я общался с огром­ным количест­вом интеллигентных женщин, но ни к одной у меня не было потребности обра­титься “мадам”. Есть в тебе что-то. Не сударыня, не пани – только “мадам”. Мне ка­жется, что ты сама этого не понимаешь.

 

Оля: Не понимаю (пауза). Я многих вещей не понимаю. И самое интересное, что, в первую очередь, в отношении себя самой (пауза). Ведь, я была способной ученицей: обяза­тельной, тща­тельной, аккуратной. Наверно, поэтому, я потом поняла, что все идет от моего пионерско-ком­сомоль­ско-марксистско-ленинского воспитания, в котором были ужасающие противоречия (пауза). Меня учили, меня при­зывали быть сво­бодной. Мне очень долго внушали, что только в такой свободной стране можно дышать полной грудью. В отношении груди, возможно, и была правда, а вот насчет свободного разума или свободного выбора – молчание (пауза). А тут еще из школьной программы не был вычеркнут несчастный Достоевский, с его никуда не уме­щавшимися теориями о многовековом рабстве, которое долго-долго, капля за каплей, дави дави, не передавишь ни в себе, ни в детях, ни во внуках, ни в правнуках (пауза). И хоть, видим мы свободную молодость, но только не пони­мают наши необразованные отпрыски, что не свобода это, а рабская вседозволенность. Гуляют дети рабов, думая, что свободны (пауза, Оля почти обвиняет, бросая слова в лицо Артема). И нет у нас различия: ни у слесаря, ни у мини­стра, а, скорее всего, министр еще больший раб – уж очень много рычагов держат его. И нет никакой надежды на возрождение, воскрешение, душев­ное исцеление. Нужны мы, рабы. Ах, как приятно угодливое холуйство. Ах, как приятно, пусть лживое, но восхищение. И живет высокий раб в полной уверенности, что свободен, и ру­ководит рабами. Ах, как приятно быть сильным и главным в глазах рабов. А попробуй-ка, в гла­зах свободных людей, попробуй. Но хорошо – у нас нечего пробовать. Нет их. Не родили и не вырастили. Вот и радуется слесарь своей иллю­зорной свободе, а министр – своей.

 

Артем: Ну, Ольга, ты даешь.

 

Оля: Нет-нет, Артем, это еще не все. Все эти годы я гово­рила себе: куда мне до него. Где он, и где я. У нас одинако­вое, высокое образование, но у нас разные стартовые воз­можности, у нас разные перспективы и разное будущее. Но есть одно, что объединяет тебя и меня всю жизнь – мы люди одного времени и одной страны (пауза). Мое сопро­тивление рабству выразилось в том, что я выбрала работу и выбрала жизнь, где человеческие зависимости сведены к мини­муму. У меня нет друзей, от которых я завишу, ко мне не приходят в дом нужные люди. Именно поэтому я так живу. Я живу по прин­ципу: ”вопреки”. Нельзя у нас быть внутренне свободным и жить по принципу: “благодаря”. Ты все имеешь, это красивый фасад. Ты рас­скажи мне, про цену. Я часто задумывалась: а когда человек счастлив? Когда его понимают? Ты хочешь, чтобы тебя понимали?

 

Артем: Нет, не хочу. Бывают обстоятельства, когда я сам себя не хочу понимать.

 

Оля: А как же со счастьем?

 

Артем: А где оно? Где (оборачивается)? По­кажи мне его – безоблачное, безоглядное, не меркантильное. Покажи. Может, ты знаешь?

 

Оля: Не знаю, но помню. А еще, я знаю, что ут­верждаешься ты в жизни дозволенными радостями. Потому и радости есть, и победы есть, а счастья нет, и не будет. Чем больше че­ловек зависим, тем меньше у него надежды на счастье. Поэтому не ищи его, Артем, самоут­верждайся, бери от жизни все, что можешь, но только не проси у нее счастье.

 

Артем: А почему ты решила, что я прошу у бога счастье? А может, я прошу у него прощения или успокоения? Я сам не знаю, что просить.

 

Оля: (Оля начинает говорить значительно спо­койней). Мне кажется, что ты меня неправильно понял – я не судья тебе, я, просто, думаю вслух (небольшая пауза). Ведь счастье – это, меньше всего, удовольствие, это ожидание, воспоминания, мечты и мука.

 

Артем: Ты права. Существо наше не изменишь. Оля, Оля, ты все такая же резкая правдолюбка.

 

Оля: Артем, извини, Я, видимо, слишком разо­шлась.

 

Артем: Нет-нет, Ольга. Права ты, во многом права (пауза). Права в том, что жизнь наша, связи наши, окружение наше определяет сте­пень раскрепощенности. Здесь, я завидую тебе.

 

Оля: Не нужно мне завидовать. Нечему.

 

Артем: Как хорошо, что мы встретились. И че­рез столько лет я, наконец, смогу объяснить мое молчание (пауза). Молчание семнадцати­летней давности (пауза). Поверь, у меня были самые искренние чувства, самое лучшее отно­шение к тебе. Я не был равнодушным циником. Я был влюбленным мужчиной.

 

Оля: Так что же случилось?

 

Артем: В то время, когда я наслаждался жиз­нью, мой старший брат – очень молодой генерал – был убит в Афга­нистане (пауза). Я рассказы­вал тебе, что у нас с братом к маме было особое отношение. Я никогда в жизни не видел такой теплой и умной женщины (пауза). Но тогда, в страшном отчаянии, она мне сказала: “Исполь­зуй все свои достоинства – войди в высокопоставленный дом, войди в такой дом, где бы даже мысли не было о том, что твой сын будет воевать. Уже сейчас сделай все, чтобы ог­радить своего будущего сына” (пауза). Прошло столько лет, а у меня до сих пор перед глазами мамино отчаяние.

 

Оля: Артем, я не знала, извини, я не хотела сде­лать тебе больно.

 

Артем: Я послушал маму. Моему сыну пятна­дцать лет. Мне хочется верить, что я могу быть за него спокоен.

 

Оля: А я живу с дочкой. Ей шестнадцать лет.

 

Артем: Сколько (молчание)? Она хорошая де­вочка? Умная? Послушная? Красивая?

 

Оля: Да. И умная, и красивая, и послушная.

 

Артем: А почему так грустно (пауза)? У нее твой характер?

 

Оля: Мне, кажется, нет. Не знаю.

 

Артем: Она тебя огорчает?

 

Оля: Она меня убивает.

 

Артем: Когда мать говорит подобные вещи, де­вочка полно­стью повторяет ее или наоборот (пауза).

 

Оля: Все эти годы, мне стыдно в этом при­знаться, я ждала твоего приезда, понимала, с каждым годом все яснее, абсурдность этого. Но так ждала. Мне столько хотелось тебе расска­зать (пауза). А теперь не знаю с чего начать.

 

Артем: (Очень удивленно). С начала.

 

Оля: Тогда, когда мы расстались, мне казалось, что нечем дышать. А когда задыхаешься, уже ничего не надо: ничего не видишь, ничего не слышишь, а, главное, ничего не понимаешь: ни что вокруг тебя, ни что в тебе. А потом, в один момент, я вдруг услышала очень тихий стук в себе, может, это был не стук, а легкое прикос­новение. Дело не в этом. Главное, когда это повторилось еще раз, все, в одно мгновение, из­менилось. Я впервые, за столько месяцев, глубоко вздохнула. Я, интуитивно, выдохнула эту долгую-долгую боль. Меня ждала другая жизнь. Во мне было мое будущее (пауза). Моей дочери в апреле исполнилось шест­надцать лет.

 

Артем: (Сначала удивлен, затем, задумавшись, считает, потом, потрясенный, смотрит на нее и любопытство со страхом застыло на лице, пауза становится долгой).

 

Оля: (Все это время стоит спиной к нему, по­ворачиваясь). Мне помнится, с арифметикой у тебя всегда был порядок.

 

Артем: (Тихо) Почему ты молчала?

 

Оля: Давай поменяемся местами. Напрягись, попробуй. О чем я должна была говорить? Зво­нить? Просить помочь? Как? Приехать? Жениться? Откупиться алиментами? Скажи, что я должна была делать? Меня забыли, мое сердце было только моим. Не было даже единственного звонка, который дал бы надежду (пауза). Но ни звонка, ни надежды (почти с кокетством). И оказалась я девушкой одинокой и гордой, а потом еще и сильной (пауза). Я и раньше любила оди­ночество, а, уж, потом оно, просто, стало моей кожей (пауза).

 

Артем: На кого она похожа?

 

Оля: На тебя.

 

Артем: Кстати – где она? Уже темно? Ты за нее не бо­ишься? Такой возраст.

 

Оля: Скоро придет. Она у подружки (пауза). Я уже пере­боялась.

 

Артем: Ты о чем?

 

Оля: (Меняя тему). Как-то так сложилась жизнь, что я редко бывала на море. А ты?

 

Артем: Ты бывала еще когда-нибудь там?

 

Оля: Нет.

 

Артем: А я пару лет тому назад был. Там все так измени­лось.

 

Оля: Ты был там сам?

 

Артем: (Удивленно). Да.

 

Оля: Ну и как?

 

Артем: Что как?

 

Оля: Как отдыхалось одинокому мужчине? На морском побережье столько соблазнов.

 

Артем: Много. Чего греха таить, много.

 

Оля: Не вспоминал?

 

Артем: Вспоминал.

 

Оля: Но после этого прошло еще пару лет (пауза).

 

Артем: Ты мне позволишь поговорить с ребен­ком?

 

Оля: Конечно. Но только она не ребенок.

 

Артем: Я понимаю – шестнадцать лет.

 

Оля: И не только это.

 

Артем: А что? Что? Что случилось?

 

Оля: (Очень долгая пауза). Потом. Объясню все потом. Я стараюсь ее понять. Ведь, самое ужас­ное время в жизни – это отрочество. Когда тебе четырнадцать-семнадцать лет. Уже о многом задумываешься, анализируешь, появляется пер­вый опыт человеческих взаимоотношений. Очень чув­ствуешь ложь, фальшь, но уже зало­женное воспитание говорит: “Молчи – это взрослый, он старше, ты не имеешь права”. Я вспоминаю, как мне было стыдно за тех, кто мне лгал в глаза, пользуясь моим молчанием. Но самое ужас­ное, что прошли годы, и я делала то же. Я не хотела пони­мать ребенка, мне так было легче и удобней. Я не оправды­ваюсь, по­тому что не могла и не знала, как вер­нуться мыслями и чувствами в свою прошлую жизнь, чтобы по­нять эту.

 

Артем: У тебя сложные отношения с дочкой?

 

Оля: Внешне у нас очень хорошие, теплые, до­верительные отношения.

 

Артем: А почему внешне?

 

Оля: Я старалась понять ее. Мне казалось, что главное в жизни быть нужной ребенку. Моя поддержка, помощь, совет – вот основа всего. Потом, правда, поняла, что еще есть я. Нельзя растворять свою жизнь в жизни дитяти, иначе, становясь ее опорой, становлюсь ее собственно­стью. Вот эта грань, на мой взгляд, самая сложная. Ведь, очень маленькая часть родите­лей обладает педагогическим да­ром.

 

Артем: Неужели, у тебя с этим сложности?

 

Оля: Я не знаю, как тебе объяснить. У каждого человека свой порог взросления.

 

Артем: (С иронией). И чем же мешает этот по­рог общению с родными и близкими?

 

Оля: (Тоном Артема). А порог этот связан с тем, что появ­ляется свой внутренний мир, кото­рый каждый из нас очень охраняет.

 

Артем: От кого?

 

Оля: От всех.

 

Артем: А что, есть что охранять?

 

Оля: Есть.

 

Артем: (Серьезно). Первая влюбленность?

 

Оля: Да.

 

Артем: Но она уже взрослая – уже пора.

 

Оля: Дело не в этом.

 

Артем: Что, плохой мальчик?

 

Оля: Не знаю. Не видела.

 

Артем: (Нетерпеливо). Ну, так увидь. Что ме­шает?

 

Оля: У меня складывается впечатление, что ты не запоми­наешь услышанное прежде.

 

Артем: (Раздраженно). Что же я не запомнил?

 

Оля: Я сказала, что она меня убивает, что я всего перебоя­лась.

 

Артем: Не понял? Это дурная компания? Дур­ные при­вычки? Дурные наклонности? Ты можешь объяснить по-человечески (тон все бо­лее резкий) .

 

Оля: Не надо, Артем, так резко, не надо. Ты не задумывался над тем, что многие проблемы на­ших детей в нас самих?

 

Артем: Мы не видим в детях наших недостат­ков.

 

Оля: Не хотим видеть. Я корю себя за то, что девочка выросла без отца, без постоянного при­сутствия взрослого мужчины в доме.

 

Артем: Но сегодня – это поголовное явление.

 

Оля: А разве мы знаем, что в этих семьях? Ты вправе мне сказать, что все семьи проблемны. Только в каждой семье свой “жирный вопрос”.

 

Артем: Конечно.

 

Оля: Я не знаю, как это объяснить, но я оказа­лась не само­достаточной, как женщина: я не долюбила и, понятно, что уже не долюблю. Я даже не знаю, была ли, хоть когда-нибудь, по-настоящему любима. Ах, как надо знать, что ты любима, что ты нужна, что ты – единственная (пауза). Отсутствие всего этого – такой ком­плекс, из которого один выход: тупик.

 

Артем: Ты очень сгущаешь краски. Уж, ты-то такая само­достаточная женщина.

 

Оля: Я не о том. Вся нерастраченная нежность досталась ребенку. Все в жизни должно быть в меру. А, уж, родитель­ская любовь особенно.

 

Артем: Ты ее очень избаловала?

 

Оля: Да, в общем, особенно нечем. Я сама су­зила круг собственных чувств.

 

Артем: Оля, давай вернемся к ребенку.

 

Оля: А я не отходила (замолкает, долго ходит из угла в угол, не знает, как начат, а потом, как головой в омут.) Понимаешь, два года назад наша девочка поехала отды­хать на море. Нас, как будто бы, тянет в одно и то же место. Я от­пустила ее с семьей подружки. Девочка она видная, крупная, высокая. В свои четырнадцать она выглядела на семнадцать-восемнадцать лет. Она всегда была серьезна, она начитана. У нее есть чувство достоинства.

 

Артем: (Перебивая). Так что же не так?

 

Оля: Все так. Она познакомилась с мужчиной намного старше себя. Умным, красивым, воспи­танным, вниматель­ным. Она полюбила его. Я вижу – это не увлечение, не влюбленность – это любовь. Ранняя, первая, беззаветная.

 

Артем: А куда смотрели твои знакомые?

 

Оля: (С усмешкой). Они смотрели, чтобы она хорошо кушала и далеко не заплывала (долгое молчание). Моя девочка в четырнадцать лет стала женщиной с мужчиной, которому, как мне кажется, лет сорок пять.

 

Артем: Это она тебе сказала?

 

Оля: Да.

 

Артем: (С нарастающей требовательностью). Ну и что ты?

 

Оля: Я не знаю, как его зовут. Я не знаю сферы его дея­тельности. Я не знаю, из какого он го­рода. Она молчит. Она хранит свою тайну, свою любовь (пауза). Я думаю, что она его ждет.

 

Артем: (В нем начинает просыпаться беспо­койство). Так что, это невозможно узнать?

 

Оля: Пойми. Он не изнасиловал ее, он не развра­тил ее. Он – соблазнил (пауза). А за это не судят (пауза). У нас в обществе в подобных ситуациях скорее осуждают женщину (пауза). Даже, если она совсем девочка. А он – самоутверждающийся мужик.

 

Артем: (Начинает нервничать). И какой из этого выход?

 

Оля: Артем, и какой из этого выход (Оля начи­нает мед­ленно ходить по комнате, наступает долгое молчани,. Артем сидит за столом опус­тив голову)? Знаешь, Артем, у меня такое чувство, что я тебя больше уже никогда не увижу.

 

Входит очень красивая, статная де­вушка. Это их дочь. Взгляд проскальзывает мимо Артема. Она об­ращается к матери.

 

Дочь: Ма, обожди, я сейчас все объясню.




З А Н А В Е С

 






Новости Авторы Проза Статьи Форум Карта
О проекте Цитаты Поэзия Интервью Галерея Разное
  • При перепечатке ссылайтесь на newlit.ru
  • Copyright © 2001 "Новая Литература"
  • e-mail: newlit@esnet.ru
  • Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100 be number one
    Поиск