Новости Авторы Проза Статьи Форум Карта
О проекте Цитаты Поэзия Интервью Галерея Разное
Rambler's Top100


Евгений Антонов


Так дай мне напиться...

(Из сборника "Сказки для взрослых")



1



      "Да пропади оно все пропадом! В гробу я видал такую жизнь! Езжай-ка ты дальше одна, куда твоей душеньке угодно, а я вот сейчас сойду с поезда и хрен ты меня больше увидишь! " - кричал Пропащий, пытаясь попасть одной рукой в рукав пиджака, а другой - ощупывая свои карманы на предмет наличия в них денег на выпивку, когда поезд уже начал тормозить перед какой-то станцией.
      "Ой-е-ей, напугал, - ехидничала в ответ, привыкшая к подобным выходкам, жена, - то-то пропаду без тебя!"
      "А иди ты...". Пропащий вылетел в проход, с эффектным лязгающим звуком закрыл дверь купе и торопливо направился к выходу.
      "Сколько стоим?" - спросил он на ходу у проводницы, только что открывшей дверь вагона.
      "Двадцать минут ", - бросила та вдогонку.
      "Ого! Это хорошо".
      Снаружи моросил мелкий, почти уже осенний дождик и, спустившись на перрон, Пропащий пожалел о том, что в спешке у него не хватило ума переобуться в ботинки, но возвращаться, однако же, было не с руки и он, подняв ворот пиджака и сунув руки поглубже в карманы, зашлепал по сырому асфальту в сторону выкрашенных в ядовито-зеленый цвет, станционных строений.
      "Тут, наверное, крепче пива-то и не сыскать ничего", - перевел он ход мыслей в приятное для себя русло. " А водочки-то хорошо бы сейчас. Грамм этак сто пятьдесят".
      Позади "вокзала" располагалась небольшая площадь, которая, очевидно, являлась одновременно и рыночной, так как была обставлена с двух сторон дощатыми прилавками, над некоторыми из которых возвышались навесы. В этот ненастный день она была практически пуста. Только под ближайшим к перрону навесом какая-то краснолицая тетка в замызганном белом переднике торговала не внушающими доверия пирожками и напитками.
      "Э-э, мать, у тебя что же, даже пива нет?" - протянул разочаровано Пропащий, подойдя поближе и задумчиво почесывая у себя под подбородком.
      "Нету", - пожала плечами тетка. " Вчера было, а сегодня нету".
      Она поправила платок на голове и попутно утерла нос.
      "А ты лимонадику возьми".
      "Да не хочу я никакого лимонадику", - хмуро пробурчал Пропащий и, повернувшись к тетке спиной, начал соображать, что же ему делать дальше. Но делать, по всему, было нечего.
      "Что же у вас за станция такая, что даже выпить негде взять?"
      "Почему же негде? Вон в буфете, на вокзале, все что хочешь продают".
      "Эх-ма, что ж я сразу-то не допер?" - обрадовался Пропащий и бодрым шагом застоявшегося жеребца потрусил, было, в сторону самой крупной из зеленых мазанок, которая предположительно являлась вокзалом. Но тут тетка огорошила его уже окончательно: " Да ты ведь зря бежишь-то туда. Он сейчас на обеде".
      "Ну что ты скажешь, блин! " - Пропащий затормозил и от досады аж всплеснул руками. " Ну что это за день-то такой, а?!"
      Что бы не мокнуть зря, он снова вернулся под теткин навес.
      "Лучше бы ты мне о нем и не говорила".
      "Уж что и есть-то!" - с укоризной в голосе проговорила тетка "Что ли так выпить хочется?"
      "Да моя, змея такая, достала меня: и то ей не так, и это ей не этак. Завела - аж мурашки по коже. Думал, хоть нервы успокою". Потом, тяжело вздохнув, добавил: " Ну, давай хоть лимонад твой что ли. Заодно нехорошо".
      Но этот день, действительно, сбившись на входе в отведенный ему временной коридор, так и шел в череде своих собратьев с большим перекосом: Пропащий никак не мог разойтись с теткой сдачей. Потом он смутно почувствовал что-то неладное и, обернувшись, увидел как поезд, шипя и содрогаясь всем телом, медленно тронулся.
      "Ек-макарек! Паровоз-то поехал!" И, наплевав на сдачу, но, все-таки, захватив с собой бутылку лимонада, он ринулся вдогонку.
      "Что ж ты, балда, ботинки-то не одел?!" - ругал он себя, подхватывая на ходу слетевший тапок, с тем, чтобы секундой позже отшвырнуть его в кусты следом за другим. Однако, из-за валявшихся на асфальте мелких камешков, бег в носках давался ему не легче.
      "Хоть бы какая-нибудь сволочь догадалась стоп-кран сорвать!" - неслось у него в голове, опережая его собственный бег и цепляясь за проходящие мимо последние вагоны набравшего ход поезда.
      Больше бежать не было смысла.
      "Ну что ты скажешь, мать твою!.. Ну не везет!!! " И Пропащий, задыхаясь, плюнул от досады на вызывающе блестящую, и еще теплую от вагонных колес, рельсу первого пути. Тягучая слюна, зависнув на губе, спружинила и прилипла к лацкану его собственного пиджака. Бутылка лимонада, небрежно сунутая им в карман, не замедлила присоединиться к цепочке злоключений и, выскользнув из отведенного ей места, со злорадным хлопком разбилась у самых его ног. Ничего не сказав на это, и не ожидая больше ничего хорошего от этого дня, Пропащий развернулся и понуро побрел вдоль перрона обратно, в надежде найти хотя бы тапки.
      "Гражданин, уберите за собой стекла, " - непонятно откуда взявшийся, а, скорее всего, просто не замеченный до этого, здоровенный детина милиционер стоял у ближайшего фонарного столба и, держа руки за спиной, мерно покачивался с носка на пятку.
      "Да пошел ты... - не злобливо буркнул Пропащий, шагая в прежнем направлении и даже не повернув головы , - то же мне, Дядя Степа хренов...".




2



      "Так ты говоришь, от поезда отстал?" - милиционер сидел на столе в дежурном помещении, поигрывая дубинкой, поставив одну ногу на стул, а другой - болтая в воздухе.
      "Отстал. Вы же сами видели", - со скулящей нотой в голосе ответил Пропащий, потирая ушибленный бок и, все еще, не чувствуя онемевшей ноги.
      "А что же теперь будешь делать? Поезд-то скорый".
      "Не знаю. Доеду до следующей станции, где он останавливается. Может мне жена там деньги на дорогу или сообщение какое оставит у дежурного".
      "Что, так вот в носках и поедешь?"
      "Не-е, у меня тут тапки в кустах валяются. И денег немного есть".
      "Ну-ну, валяй. Только больше милиции не груби".
      И Пропащий вновь оказался в носках на мокром перроне. Все происшедшее с ним трансформировало его желание найти выпивки в желание отыскать тапки и поскорее убраться с этой станции, что бы больше ее никогда не видеть. К его удивлению, в этом ему повезло: пока он шарил по кустам в поисках тапок, подошел какой-то поезд местного значения и Пропащий успел-таки отыскать свою обувку и купить на него билет, докуда хватило денег.
      Проводниками в его вагоне были двое молодых и здоровых парней, которым было по большому счету параллельно, чем занимаются пассажиры, и посему, дым в вагоне стоял коромыслом: кто пел песни, кто играл в карты, кто мерился силой рук, кто о чем-то спорил и, в основном, все пили водку.
      Пропащий по началу растерялся, но потом довольно быстро приобщился к этому бедламу, легко освоившись в среде таких же, как он сам, пропащих.
      Соседи по вагону, даже, предлагали ему выпить, закусить, поговорить, подсознательно чувствуя дискомфорт от присутствия трезвого и здравого, а значит - чужого им человека, так сказать, инородного тела в их массе. Мотаясь из конца в конец вагона, многие из них уже перезнакомились и общались по свойски, на короткую руку. Прошел даже слух, что кто-то из присутствующих, бывало, езживал в одном вагоне с самим Венечкой Ерофеевым. Большинство из всей этой публики, конечно же, и слыхом о нем не слыхивала, но то, как это было подано, внушило известную долю уважения к Венечке, и особенно к тому, кто был с ним знаком.
      В конце концов, Пропащий обосновался в одном из купе, недалеко от туалета, где ехали два престарелых брата и жена одного из них. Причем, из их разговора Пропащий понял, что должны были ехать только двое супругов, но на вокзале, провожавший их старший брат, выпив бутылочку пива, вдруг решил поехать с ними к ним же в гости, и ни какие уговоры и ссылки на то, что его потеряют дома не возымели силы.
      К моменту появления Пропащего, братья громко спорили о политике. А о чем же еще спорить двум подвыпившим и повидавшим жизнь мужчинам, воспитанным в духе политической активности?
      "А хрен-ли эти демократы?!" - кричал один из них. "Развалили всю страну к е...ной матери! А вот если бы ...".
      "Дак вот я тебе и говорю, - не уступая в напористости, вторил ему другой, - Грача надо выбирать. Он, мужик - молодец! Военный! Долго говорить не любит. Он им, б...м, покажет, как ...". И далее вворачивалась трехэтажная конструкция небезызвестного содержания, от чего аргумент приобретал невероятную весомость. Но в чем братья сходились твердо и однозначно, так это в том, что споря о чем-то, не стоит забывать и о выпивке. А по мере убывания оной, страсти накалялись все больше и больше. Когда количество средств выразительности стало преобладать над количеством смысловых значений, и разговор пошел на слишком высоких, даже по местным меркам, тонах, свершилось чудо: появился проводник.
      " Здорово, отцы. Где динамит взяли?"
      "Чего?"
      "Понял. Проехали. Чего разорались, говорю?"
      "Да не, мы чего... мы это...нормально все ", - принялся, было, уверять его младший из братьев. Но старший, видимо, принял это вмешательство за оскорбление и, поднявшись в полный рост, выразил свой протест, послав проводника открытым текстом в известном направлении. Дальнейшие события разворачивались стремительнее ядерной реакции: проводник потащил "бунтаря" в тамбур с целью проведения воспитательной работы, младший брат принялся заступаться за старшего, тут же подключились наиболее продвинутые "правозащитники" из соседних купе. В общей суматохе старший брат умудрился схватить со стола недопитую бутылку водки и, в порыве ярости считая всех своими врагами, разбил ее о чью-то голову, а горлышко с острыми краями воткнул в плечо младшему. Все это сопровождалось диким воем жены младшего и боевыми кличами с обеих сторон. В итоге всего этого, старший брат был отметелен в тамбуре проводниками, младшему стало плохо, а брюки Пропащего были забрызганы кровью, видимо, в качестве платы за просмотренный спектакль, главные участники которого были сняты с поезда на ближайшей же станции.
      Но место, пусть даже и не свято, пустым оставалось недолго: через пару остановок в купе появились два азербайджанца, которые, с их слов, приходились Пропащему товарищами по несчастью.
      "Ты панимаешь, как кинули нас?!! Дэнги, дакумэнты, вэщи - все украли!" - говорил один из них, обращаясь к Пропащему и доставая при этом из внутреннего кармана пиджака бутылку " Русской".
      "У тэбя стаканчика нэту, а?"
      Пропащему они не понравились и он, отрицательно помотав головой, уставился в окно. Остановка, где ему нужно было сойти, осталась уже позади и он собирался вести себя скромно, дабы и дальше оставаться незамеченным проводниками.
      Стаканчиком азеров выручил невысокий и коренастый, деревенского вида мужик, который ввалился в купе со здоровенным рюкзаком за спиной на следующей остановке. Будучи в душе интернационалистом и видя такое дело, он немедленно присоединился к инородной компании, присовокупив к общему столу бутылку красного.
      За окном, к тому времени, окончательно стемнело и вагон был освещен тусклым светом мерцающих в полсилы ламп. Пропащему теперь вовсе не хотелось сходить на станциях и спрашивать у дежурных, не оставлено ли им что-нибудь для него.
      "Наверное, она, стерва такая, до сих пор думает, что я сижу и пьянствую где-нибудь в соседнем вагоне ", - думал он, глядя в черное и пустое окно, но видя лишь отражение трех веселых собутыльников у себя за спиной. Один из них обучал двух других азам простонародной русской речи, налегая при этом на их "Русскую", как необходимый атрибут процесса обучения. Что бы не мешать им, Пропащий забрался на верхнюю полку и, свернувшись калачиком, насколько позволяла ее ширина, задремал. Сквозь неспокойный сон он еще долго слышал, как неугомонная троица, раздобыв еще где-то водки, разрабатывает новые концепции Российской политики на Кавказе. Их голоса звучали все дальше и дальше, и вскоре он совсем перестал их слышать, погрузившись в глубокий сон.
      Ему снилось, что он бежит по белому искрящемуся снегу навстречу большой и холодной луне, слышит позади себя шелест крыльев черного ворона и желает только одного: поскорей бы закончились дни зимнего солнцестояния.
      Под утро он был разбужен громкими голосами: проводники пытались растолкать и привести в чувство того самого мужика, который с вечера так весело гуливанил с азерами.
      "Мужик! Э-э-эй, мужик, просыпайся!" - трясли они его за грудки, пытаясь придать ему сидячее положение. " Ты докуда едешь?" Но тот лишь мычал, мотая головой, и снова заваливался на бок. В ходе последующего разбирательства выяснилось, что свою станцию он уже давно проехал, но зато те два азера, несмотря на их билеты до конечной, вышли как раз на той самой станции вместо него, прихватив при этом его рюкзак.
      Пропащий так и не понял такого расклада: то ли они перепутали кто есть кто, то ли те двое хотели проводить третьего до дома, но позабыли взять с собой его самого.
      "А ты докуда?" - вдруг переключились проводники на Пропащего.
      "Да я тут... это... проспал маленько. Но вы не волнуйтесь, я сейчас сойду".
      И они махнули на него рукой, тем более что через час поезд прибывал на конечную станцию.




3



      Конечная оказалась большим городом с автобусами, троллейбусами и такси, так и снующими по привокзальной площади даже в этот ранний час. Больше всего Пропащий опасался, что на вокзале к нему тут же прицепится какой-нибудь уставший от безделья милиционер, так как вид был у него, прямо скажем, непрезентабельный: мятые брюки, тапочки на ногах, пиджак, одетый поверх старой линялой футболки, двухдневная щетина на лице. Но делать было нечего и, выйдя из вагона, он поплелся вдоль перрона, ежась от утреннего холода, к зданию вокзала. Оно было большим, двухэтажным, с двумя залами ожидания и буфетами, а так же множеством киосков, торгующих всякой мелочью, преимущественно - китайского производства. В общем, это был самый обычный вокзал самого обычного крупного города и, усевшись в зале ожидания и глядя на сонных транзитных пассажиров, Пропащий почувствовал себя уже вовсе не пропащим, а средним человеком, среди таких же средних.
      Посидев немного, придя в себя и освоившись, он решил пройтись и осмотреться. Есть ему пока особо не хотелось, но, все же, он подошел к одному из буфетов, находившемуся здесь же, в углу зала. Там было полно всего, включая выпивку и сигареты, даже горячие сосиски с гарниром подавали, но, посмотрев на цены, Пропащий прекратил всякие дальнейшие исследования его содержимого. При этом он успел почувствовать чей-то изучающий взгляд, направленный на него со стороны ближайшего к буфету ряда кресел. Посмотрев туда, он увидел в углу, у самой стенки, пару барыг, которые о чем-то тихо и, как показалось Пропащему, недобро переговаривались, глядя на него. Стараясь не обращать на них внимания, он направился к выходу из вокзала, ведущему в город. Постояв на крыльце и поглазев на полную суматохи привокзальную площадь, он не обнаружил там ничего для себя интересного. Ему хотелось пойти прогуляться в город, но не мог же он это сделать в тапочках! Задумчиво почесав затылок, он повернулся, что бы снова войти в вокзал, но тут случилось то, чего он так опасался.
      "Стоять!"
      Пропащий буквально ткнулся носом в портупею одного из двух милиционеров, стоявших у него за спиной. Это были молодые, и не сказать что бы здоровые ребята (не в пример тому бугаю со станции), но, тем не менее, при всех положенных им причендалах и с дубинками наготове.
      "Кто такой? Откуда? Документы есть? "
      "Н-нет", - произнес Пропащий оторопело и хотел, было, объяснить им, что к чему, но они, коротко скомандовав " Ну-ка пойдем!", буквально затащили его в двери вокзала и, свернув куда-то в сторону от основного прохода, доставили его в небольшое помещение с зарешеченными окнами, которое, как понял Пропащий, было дежурной комнатой милиции.
      "Ну-ка, Вася, обшманай его!" - сказал один из них, видимо старший, другому, и подошел к большому письменному столу, за которым сидел, развалясь на стуле, еще один, теперь уже мордастый мент и, как бы не замечая ничего происходящего вокруг, сосредоточенно жевал большущий, под стать его собственной комплекции, бутерброд с колбасой.
      "Что там еще у вас?" - спросил он, не прерывая своего занятия.
      "Да вот, появился тут какой-то субчик. Ненашенский. Щас проверим".
      "Да ну, ребята, бросьте, - испуганно бормотал Пропащий, стоя посреди комнаты с раздвинутыми пинком ногами и задранными вверх руками, - я же это... от поезда отстал".
      "Ну что ты скажешь, блядь! Опять расстрел! " - промелькнуло у него в голове.
      "От поезда отстал?"
      "От поезда. У меня и документы... того... уехали. И сам вон, в чем на перрон вышел, в том и остался".
      "Чистый ", - доложил тот, что его обыскивал.
      "Ну и выпните его, на хер, обратно на перрон. Пускай мотает отсюда ", - скомандовал мордастый.
      "Дак ведь как?" - заерепенился Пропащий. "У меня же...".
      "Ты понял, нет?" - тычок дубинки в спину заставил его заткнуться.
      "Понял. Можно идти?"
      "Еще раз попадешься, пеняй на себя".
      И, словно ширнутый в вену, он суетливо забегал по вокзалу, рассматривая доски с расписанием, с трудом въезжая в смысл прочитанного, и высматривая все тихие места, где можно было бы спрятаться в случае чего.
      Станция была, помимо всего прочего, и крупным железнодорожным узлом, поезда из которого уходили в трех направлениях. Расписание было поделено на несколько частей, включая пригородные маршруты. Кроме того, напротив почти каждого из поездов были проставлены какие-то условные знаки - звездочки, снежинки, крестики, циферки и прочее, расшифровка которых была дана в сносках.
      От такого "рационализма" в голове у Пропащего совсем все перепуталось и, то ли от напряга, то ли от бессилья и обиды за себя, на глаза навернулись слезы.
      "Так дай мне напиться железнодорожной воды...", - кто-то чуть слышно напел у него за спиной, когда он стоял и тупо таращился на одну из досок с расписанием. Обернувшись, он увидел перед собой молодого человека, чье лицо Пропащему кого-то смутно напоминало. Он напевал негромко песню, фразу из которой услышал Пропащий и которая ему, вдруг, почему-то запала, и тоже внимательно изучал ту же часть этого "железнодорожного периодического закона". Одет он был, что называется "и в пир, и в мир, и в добрые люди": поношенные джинсы с кроссовками, клетчатая рубаха и легкая курточка. За спиной его болталась большая спортивная сумка, одетая на манер рюкзака. Быстро уяснив что-то для себя, он, продолжая напевать, направился куда-то в сторону бытовых помещений. До этого обозленный на весь мир Пропащий, с удивлением почувствовал, что вид этого человека несколько успокоил его. Мысли его упорядочились, и он даже почувствовал некоторую уверенность. " Вот ведь, человек. И сам как птаха беззаботная и другим хорошо".
     
      До ближайшего, идущего в нужном направлении поезда оставалось еще несколько часов и Пропащий решил все-таки, наплевав на все приличия, податься, от греха подальше, в город. Проболтавшись часа три с лишним по ближайшим к вокзалу кварталам, замерзнув на холодном предосеннем ветру и проголодавшись как волк, он решил вернуться назад. Он хотел попытать счастья и попросить проводников проходящего поезда пустить его без билета, так сказать, "с последующей отработкой".
      На подходе к вокзалу он заметил валяющуюся на газоне, только что брошенную кем-то, пустую пивную бутылку и его осенило, что на пропитание-то он может заработать и сам! Он уже нагнулся, что бы подобрать ее, как чей-то грозный окрик заставил его отказаться от этого намерения и, вжав голову в плечи, отскочить на пару шагов в сторону. По тротуару к нему торопливо ковылял какой-то колченогий дедуля с клюкой и большой холщовой сумкой, из которой доносилось характерное позвякивание.
      "Ты что же, сукин ты сын, паршивец ты этакий делаешь, а ?!" - орал он, подходя почти вплотную. " Я тут... - и он завернул такую же хитроумную, как местное расписание, конструкцию, от которой у Пропащего вновь возникла склонность к проявлению неадекватных реакций, - уже полчаса стою, а ты (еще одна, не уступающая по степени экспрессивности структура) нарисовался, да и рад чужое-то заграбастать!"
      По его грозному виду, с учетом крепкой, испытанной в боях палки, Пропащий понял, что возражать не стоит.
      "Понял, дед. Иду дальше".
      И совершив по газону обходной маневр, он стал пробираться через кусты прямиком к перрону, к которому, по его расчетам, уже должен был подойти нужный ему поезд. Поезд оказался на месте, однако, видя, как тщательно проводники "фильтруют" пассажиров, он не решился даже и подходить к нему.
      "Придется, видно, пригородными добираться ", - невесело думал он, снова входя в вокзал и подобрав при этом брошенную кем-то у входа газету. Он решил пока забиться в один из дальних уголков того же самого зала ожидания и замаскироваться ею, сделав вид, что читает. Не получилось. Зал оказался битком набит разношерстной, галдящей публикой и ему с трудом удалось пристроиться возле самого буфета, так как приличные люди избегали туда садиться, опасаясь за вещи. От ароматного запаха горячей пищи внутри у него все засосало и в голове пошел туман. Он вновь почувствовал себя слабым и раздавленным. За высокими круглыми столиками, в трех метрах от него, народ уплетал пирожки и бутерброды, запивая их кто чем может. За ближайшим из них, двое пожилых, интеллигентных дяденек попивали пиво, поставив легкие чемоданчики-"кейсы" между ног и о чем-то беседуя. Когда их бутылки опустели примерно на две третьих, за их спинами возник, словно материализовался из воздуха, какой-то тип в замызганной кепке-бейсболке и с пропитым лицом.
      "Мужики, допить оставьте".
      Вздрогнув от неожиданности и недоуменно посмотрев на него, те двое продолжили свое занятие.
      "Ну чо вам, жалко что ли? Оставьте маленько-то!" - не унимался пришелец и, видя их намерение поскорее допить и уйти, он почти что вырвал бутылку у одного из них, от чего второй предпочел сдаться сам. Оприходовав добычу и сунув бутылки в сумку, болтавшуюся у него на плече, "победитель" постоял еще немного у столика, выбирая цель, затем прямиком направился к Пропащему, возле которого как раз освободилось место.
      "Слышь, земляк, рубля не дашь?" - тут же приступил он к делу, как только плюхнулся рядом с Пропащим.
      "Я бы дал, да у самого нет ни гроша ", - осторожно ответил тот, почуяв подвох.
      "Ты откуда такой взялся?" - усилил натиск незнакомец, не чувствуя сопротивления.
      "А чо?"
      "Через плечо. Откуда взялся, говорю?"
      Пропащего это начало злить.
      "Слушай, ты чего докопался? Проезжий я".
      "Проезжий? Ага, "гастролер" значит?"
      "Да какой, к черту, гастролер? Я от поезда отстал".
      "От поезда?" - недоверчиво протянул "добытчик".
      "От поезда".
      И в доказательство Пропащий вкратце воспроизвел свою историю.
      "Ладно, хрен с тобой", - удовлетворенно произнес бомж, закидывая по барски ногу на ногу.
      "Живи пока".
      И добавил, уже совсем миролюбиво: "Меня Витек зовут, если что".
      Затем достал мятую пачку "Примы": "Будешь?"
      "Не-е, я не курю", - отказался Пропащий, тем самым окончательно развеяв всякие сомнения: некурящих бомжей Витек еще не встречал.
      По всему было видно, что он никуда не торопился и был рад поговорить с "новичком" (а в глубине души он был все же уверен, что Пропащий был хоть и не осознающий того сам, но все-таки бомжом), и посему, речь свою он повел с покровительственными интонациями.
      "На вокзале тебе, конечно, ошиваться в таком прикиде не резон. Во-первых, менты, суки, тебе покоя не дадут, потому как никто тебя здесь не знает. А во-вторых, нам ты тоже здесь на хрен не нужен. Тебе по поездам мотаться в самый раз: в любой вагон прыгай, когда поезд трогается, и никто тебе слова не скажет. " Я из другого вагона". И все тут. Вид-то у тебя пассажирский. Со жратвой, правда, придется туго, но тут уж ничего не поделаешь. Если голова на плечах есть - не пропадешь".
      "Да не-е, я ведь не собираюсь взад-вперед-то кататься, - снова принялся объяснять Пропащий, - мне бы только до дому добраться. И все".
      "Ну тогда какие проблемы, братан?!" - воскликнул Витек, как будто это было абсолютно плевым делом.
      "Садись на первый попутный, да езжай ! Только знаешь, чего я тебе скажу, мне так сдается, что тебе это не сильно и надо".
      "Чего не сильно надо?" - не понял Пропащий.
      "Домой попадать".
      "Ну ты скажешь тоже! " - Пропащий аж отодвинулся от Витька.
      "Что ли мне приятно вот так, по вокзалам-то мыкаться? Да кому это понравиться, если дом свой есть, жена и все дела?"
      "Да не скажи! - хмыкнул Витек, - Люди разные бывают".
      И добавил, поднимаясь: " Пойдем-ка, я тебя сведу с одним чудиком".
      "Да ну, зачем это мне?" - заупирался Пропащий.
      "Пойдем-пойдем, перекусишь заодно".
      И ноги Пропащего сами понесли его вслед за Витьком.




4



      Витек шел не оглядываясь, уверенный в том, что Пропащий следует за ним по пятам. Лишь у лестницы, ведущей вниз, к пригородному залу, он притормозил и сказал, наполовину обернувшись: "Тебе повезло, что он сегодня здесь. Бывает, что их месяцами не видать".
      "Кого их?" - спросил Пропащий, пытаясь перекрыть что-то объявляющий голос из динамиков, но Витек, не слушая его, уже прытко сбегал вниз по ступенькам. Только бутылки в сумке весело позвякивали. Сначала они сунулись к камерам хранения, где Витек что-то спросил у паренька-приемщика, который сидел, раскачиваясь на стуле, и читал книжку. Получив отрицательный ответ, Витек развернулся и двинулся прямиком в пригородный зал. Там они обнаружили компанию молодых парней и девчонок, которые, составив в кучу здоровенные, на алюминиевых шасси рюкзаки, коротали время в ожидании поезда. Большинство из них, образовав полукруг, слушало песни, которые пел под гитару, восседая на одном из рюкзаков, как раз тот самый парнишка, что несколько часов назад вселил в Пропащего спасительное для него чувство уверенности.
      "Подожди пока, - сказал Витек, - щас допоет".
      Пропащий прислушался. Песня показалась ему чудной: вроде и слова все знакомы, а нескладуха какая-то получается. Хотя, нужно отдать ему должное, играл он исключительно. Пропащий еще ни разу в живую не слышал, что бы так играли на гитаре, хоть и гитара была самой обычной, потрескавшейся, походной, с надписью " КАЖНОМУ СВОЕ ", выведенной на верхней деке крупными буквами. Когда музыкант закончил, Витек подошел к нему, небрежно растолкав молодежь, и, нагнувшись, что-то ему сказал. Тот с готовностью поднялся, отдал гитару и отошел с Витьком в сторону.
      "Слушай, Леннон, - начал Витек, взяв Пропащего за локоть, - я тут человека к тебе привел. Сдается мне, что он из вашей компании".
      И закончил с несвойственной бомжу иронией: " Ты уж присмотри за ним, а то точно на приключения нарвется".
      Тут Пропащий сообразил, что тот, кого Витек называл Ленноном и впрямь походил на всамделишного Леннона , того самого, из "Битлов", фотографии которых Пропащий встречал то там, то здесь и даже, было время, интересовался их музыкой.
      "Привет, - запросто сказал Леннон, - как дела?"
      "Привет".
      Пока Пропащий соображал, как бы ему подоходчивей объяснить суть дела, Витек куда-то слинял, так же внезапно, как и появился в поле зрения в первый раз.
      "Вообще-то, я просто от поезда отстал. Вчера. Вот. Мне бы только домой как-то добраться. Я ему так и сказал, а он зачем-то меня к тебе потащил".
      Леннон улыбнулся.
      "Ну пойдем. По дороге расскажешь".
      "Куда пойдем? Я уж находился, хватит".
      "Да тут недалеко, не волнуйся. Перекусим, и - в путь".
      "В какой путь? Куда?"
      "Куда? ДОМОЙ".
      И Пропащий послушно затрусил, вслед за Ленноном, к выходу в город. Перед самым выходом, у табачно-пивного киоска стояли те же милиционеры и, болтая о чем-то, разглядывали движущийся мимо них поток людей. При виде их, душа Пропащего вновь устремилась в пятки и он рефлекторно, как малое дитя, вцепился Леннону в рукав куртки. Тот и ухом не повел, продолжая двигаться в прежнем направлении. Но, странное дело, милиционеры, посмотрев на него в упор, словно бы его и не заметили.
      "Да, - подумал Пропащий, - он стоит того, что бы за ним держаться".
      Леннон повел его в том же направлении, откуда Пропащий пришел не более часа назад, но не пройдя и полквартала, они свернули в какой-то глухой дворик и начали спускаться в полуподвальное помещение, из которого пахло так вкусно, что у Пропащего захватило дух.
      "Это столовая студентов-железнодорожников," - пояснил Леннон, входя в него.
      "У меня же денег нет", - Пропащий снова потянул его за рукав.
      "Неважно".
      Войдя, они, не задерживаясь, прошли в служебный коридор и нырнули в дверь с надписью " Рыбный цех". Цех этот оказался небольшой комнатушкой с огромным холодильником, посудным стелажем и металлическим столом. Двое молодых мужчин сидели у этого стола на высоких табуретах. Один из них - в джинсах, старом коричневом плаще, но при этом в дорогой широкополой шляпе. Другой - в белом грязном фартуке и рубашке с закатанными рукавами. Он сидел лицом к двери, опершись спиной о стол, и курил.
      "О, глянь-ка - Леннон!"
      "Привет", - сказал Леннон, снимая сумку и кладя ее в угол за дверью.
      "Это опять я. Человека надо покормить".
      "Человека? - тот, что в фартуке бросил окурок в большое помойное ведро под раковиной, - покормим. От чего ж не покормить, если человека. Заодно обоих и покормлю".
      Он поднялся и вышел.
      "Садись", - Леннон указал Пропащему на табурет, пожимая руку тому, что был в шляпе. Сам же он забрался на подоконник.
      "Я думал, ты где-то на Западе и раньше зимы не появишься".
      "Да я, в общем-то, так и хотел, но ты же знаешь, у меня один план - не иметь ни каких планов".
      "Ну и как оно?"
      "Да так, средне. Поезда, конечно, получше, чем здесь. Я даже на кое-кого вышел, но что-то они мне не понравились".
      "А что так?"
      "Слишком поверхностны. Или, может, мне так показалось".
      Из этого диалога Пропащий ровным счетом ничего не понял, но ломать голову не стал, так как вошел все тот же "заведующий рыбным цехом". В руках он держал большой поднос с ароматно дымящимися мисками и тарелками на нем. Не успел он их поставить на стол, как Пропащий уже жадно набросился на суп. Суп оказался горячим и он закашлялся, чуть не ошпарив себе язык.
      "Откуда ты его привел, такого нетерпеливого? " - спросил, хмыкнув, "зав. цехом".
      "Подобрал".
      Тот, что в шляпе, подмигнул Пропащему. " Что бы не ожечься, нужно делать так". И он вывалил тарелку с макаронами и котлетой в миску с супом.
      "Во, ты даешь!" - ахнул Пропащий.
      "А чего тут, - ответил тот, - все равно в животе все перемешается, да и есть не горячо".
      Пропащий все же не решился на подобный эксперимент и начал расправляться с обедом традиционным способом.
      "А будешь ухмыляться, - добавил "чудик", обращаясь к Леннону, - я туда и компот вылью".
      И он принялся с аппетитом наворачивать из миски.
      "Ты, кстати, в курсе, что Истребитель где-то неподалеку?" - при этом у него так же ловко получалось и разговаривать.
      "В курсе", - ответил Леннон. " Как раз его я и хочу выловить".
      "Зачем?"
      "Он знает где Художник. Он всегда про всех все знает, потому что быстрее всех передвигается. А Художника я уже давно не видел. Поговорить с ним хочется".
      "Да-а, вся система сместилась сейчас куда-то ближе к Уралу".
      "Потому что Капитан недавно вернулся с Востока и завис в тех краях. Центр ему уже давно не нравится - слишком суетливо".
      Они не стали здесь долго задерживаться. Как только с обедом было покончено, Леннон спрыгнул с подоконника, подобрал свою сумку и скомандовал " Вперед".
      "Мы что, уйдем и платить не будем?" - спросил Пропащий, когда они выходили на улицу.
      "Здесь давно уплачено за все вперед ", - бросил Леннон на ходу, направляясь к вокзалу.
      "Кем?" - Пропащий едва успевал за ним.
      "Странниками".




5



      "Значит так, - Леннон остановился, когда они уже подходили к вокзалу, - я сяду в один из общих вагонов. Ты же, когда тронется поезд, выбегай из вокзала и залезай в один из плацкартных. Проводнице скажешь, что едешь в первом, но чуть не отстал, пока стоял в очереди за пивом. Потом меня найдешь. Понял?"
      "Понял".
      И они двинулись к перрону, где простояли не более пяти минут, как подошел поезд, на который указал Леннон. Пропащий настолько ему доверился, что ему даже в голову не приходило спросить, что это за поезд и куда он идет. Он поинтересовался этим, лишь когда они, осуществив свой план, уже час как ехали, сидя в полупустом общем вагоне.
      "Мы едем туда, куда нам и следует ехать", - сказал Леннон успокаивающе. " А ты что, сильно домой торопишься?"
      "Так, а как же?" - удивился Пропащий вопросу.
      "А ты не торопись. Домой ты всегда успеешь".
      "Так ведь потеряют дома-то!"
      "Смею тебя уверить, в этом нет ничего страшного".
      Леннон снял кроссовки и с удовольствием вытянул ноги на сидении.
      "Всех нас в свое время теряли. И ничего. Все нормально".
      Пропащий, приняв все это за шутку, на какое-то время успокоился, но потом, видя что они едут явно не в том направлении, всполошился.
      "Слушай, Леннон, куда мы едем? Я конечно понимаю, у вас там своя мафия, свои дела, но я-то тут причем? Я домой хочу!"
      "Успокойся", - вещал Леннон, сидя расслабившись и закрыв глаза. " Я не могу тебе сказать, куда конкретно мы едем. Это невозможно. Мы редко ездим в какие-то определенные места. Мы просто ездим. Иногда останавливаясь то тут, то там..."
      "Да кто это "мы"?"
      "Странники. Это наш образ жизни. Иногда мы передвигаемся пешком, или автостопом, но если есть железная дорога, предпочитаем ее... Мы знаем друг друга в лицо, или по данным нам кем-то именам, по рассказам других, но никто не может сказать, где находится дом кого-либо из нас ".
      "Ага, бомжи значит?"
      "Своего рода. Но в отличие от бомжей, у нас своя жизненная философия, которая мало кому понятна и которую мы никому не навязываем".
      Пропащий теперь притих и молча слушал.
      "Каждый из нас пришел к этому по-своему. Я, в свое время, много путешествовал, мотался повсюду, как турист, искатель приключений. Потом я открыл для себя, что для меня важнее сам процесс передвижения, нежели его конечная цель. Кроме того, я многое пытался понять в этой жизни и не мог этого сделать. Кое-что мне все-таки открылось, когда я начал общаться со странниками. Постепенно я сам стал таковым. Нам претит статичность. Мы все время в движении, даже когда визуально мы стоим на месте. Мы ищем. В своих поисках, многие из нас обращаются к различным богам: кто к Будде, кто к Бахусу, для кого-то бог - собственный разум. Я только что вернулся с Севера, где прожил несколько дней в лесу, у своего старого приятеля. Я его с трудом нашел. Он сейчас носит сан священника одной из христианских конфессий, и перестал быть странником, в общепринятом понимании этого слова. Мне хотелось понять, нашел ли он то, что искал..."
      "Ну и как?" - решился спросить Пропащий после паузы, опасаясь, что Леннон больше не собирается ничего рассказывать.
      "Как? Я так и не понял, нашел он это или нет, но мне все это не понравилось: слишком догматично...
      Сейчас мы с тобой движемся к Востоку. Там сейчас находится большинство из тех, кого я знаю. Кое с кем мне нужно встретиться, что бы поговорить, побыть вместе. Без этого мне кранты. Я начинаю уставать. Я конечно понимаю, что испытывать это, время от времени, свойственно всем, кто ищет, что это проходящее и что главное в такой период - не сломаться, но... Сейчас мне чертовски нужно их увидеть...
      Все это может показаться тебе выдумкой, пустым звуком, но поверь мне: не нужно торопиться возвращаться на обыденный круг вещей и событий. Прокатись пока со мной. Тебе это может понравиться, или не понравиться, но в любом случае, для тебя было бы хуже, если бы этого не случилось совсем".
      Затем они долго ехали молча. Леннон, казалось бы, дремал. Пропащий, уставившись в пустоту, пытался переварить сказанное им. От всего этого веяло каким-то спокойствием, коего раньше Пропащий не испытывал. Постепенно в его голове оформилась мысль, что все, что он делал до этого, то, как он жил, было каким-то неправильным и фальшивым. Теперь это показалось ему настолько очевидным, насколько раньше, в мелочной суете обыденной жизни было недоступным для понимания.
      "Но, - продолжал размышлять он, - если все это не так и неправильно, то как же правильно?"
      Голова его уже устала от непривычной для нее интенсивной умственной деятельности и начала болеть. В тот момент он еще не успел понять, что он задал себе именно тот вопрос, ответ на который, в определенном смысле, так искали странники.
      "А как мы их найдем?" - внезапно прервал молчание Пропащий.
      Леннон, видимо, ждал этого вопроса и, скорее всего, вопрос этот был для него сигналом о том, что он не ошибся в своих предположениях: Пропащий начинает "включаться".
      "Мы едем по условленному маршруту. Кто-нибудь да должен появиться. И по моим расчетам, уже довольно скоро".
      Дальше они снова ехали молча, думая каждый о своем, пока, спустя примерно час, в вагоне не появился и не уселся в их купе странный субъект, похожий на монаха из-за накинутого на голову капюшона неуместной в это время года зимней куртки. Ощущение таинственности усиливалось сгустившимся за окнами вагона вечерним сумраком.
      "Капюшон" посидел немного молча, потом спросил не поворачивая головы и, словно бы, ни к кому конкретно не обращаясь: "Так едешь, или ищешь кого?"
      Пропащий, до этого углубленный в себя, аж вздрогнул от неожиданности, чего нельзя было сказать о Ленноне: тот даже не пошевелился и ответил коротко, не открывая глаз: "Ищу".
      "Водку будешь?" - снова спросил "капюшон".
      "Буду".
      "Наливай".
      И, словно ставя финальную точку в их коротком диалоге, он водрузил на середину стола извлеченную из бездонного кармана своей куртки бутылку водки.
      Пропащему на какой-то миг показалось, что время шутит над ним, включив повтор предыдущего вечера.
      "Надо же, опять пьянка", - с горечью подумал он . " А ведь только что было так хорошо!"
      Но дальнейшие события вновь утвердили его в мысли, что он теперь причастен к другой, ранее не замечаемой им стороне жизни.
      При полном молчании, делово, из сумок были извлечены стаканы и кое-какая закуска с расчетом на троих. Человек этот, наконец-то, откинул капюшон и так же молча разлил.
      "Прям как на похоронах", - подумалось Пропащему.
      Они, однако же, чокнулись и незнакомец даже, прежде чем выпить, произнес, в качестве тоста, что-то по немецки, а выпив, даже не поморщившись, поставил стакан на стол и, явно не промышляя закусывать, промолвил: " Капитан о тебе спрашивал, мол, как он там ? Давно, говорит, не видел".
      Пропащему не хотелось пить. Во-первых, потому что он боялся пропустить что-нибудь важное, а во-вторых, потому что просто не хотелось. Однако, видя, что Леннон уже выпив, не торопясь закусывает, он поспешил сделать то же самое.
      "Художник где сейчас?" - задал, наконец-то, Леннон интересовавший его вопрос.
      "Я не знаю. Давно не встречал. Где-то он надолго завис, я даже беспокоиться начал", - незнакомец теперь скинул куртку с плеч за спину, оставив при этом руки по локоть в рукавах, словно готовый в любой момент подняться и уйти, сойдя на первой же попавшейся станции. Наверное, так оно и было. Под курткой у него была такая же старая, как и у Пропащего футболка. В то же время, нельзя сказать, что вид у него был совсем уж запущенный. Вовсе даже наоборот: он был аккуратно подстрижен, чисто выбрит и совсем даже не походил на бездомного бродягу. С виду он был еще моложе Леннона. Сидя рядом с Пропащим, он легонько толкнул его рукой в бедро: "Наливай. Чего сидишь?"
      Пропащий послушно налил и они выпили еще по одной. Потом Леннон обулся в лежащие под столом кроссовки и сказал, поднимаясь: "Пойду пройдусь, посмотрю, что нынче за народ здесь ездит".
      Пропащий тоже, было, дернулся пойти с ним, но Леннон остановил его: "Сиди. Я еще вернусь".
      И ушел.
      "Это не делается вдвоем", - снова наливая, заметил незнакомец поучающе.
      "Вдвоем трудно оставаться неприметным, наблюдать все со стороны. Поэтому странники передвигаются в одиночку. Им так больше нравится".
      Затем он поднял свой стакан: "Будешь еще?"
      "Да нет, пропущу пока, пожалуй".
      "Ну, смотри сам".
      И выпил.
      Какое-то время никто из них не проронил ни слова. Пропащему показалось, что незнакомец начинает уходить в себя, потому что лицо его утратило свою подвижность, а взгляд стал несколько отрешенным.
      "А ты кто?" - спросил Пропащий отчасти из любопытства, отчасти для того, чтобы растормошить его.
      После небольшой паузы, в течение которой незнакомец возвращался в себя, он заговорил. Голос его при этом стал более низким.
      "Ты спрашиваешь, кто я? Я пилот самолета, истребитель. Я ложусь на топчан, на диван, на вагонную полку, без разницы, как летчик усаживается в кресло своего самолета. Я укрываюсь одеялом, как он захлопывает фонарь кабины. Для меня закрыть глаза означает то же, что и для него начать разбег по взлетной полосе. А, засыпая, я начинаю набирать высоту.
      Всем нам свойственно видеть иногда дурные сны. В твоих дурных снах тебя могут обидеть, унизить, изредка убить. Все мои дурные сны сводятся к одному: я начинаю падать и разбиваюсь, врезавшись с бешенной скоростью в землю. Это очень страшно и больно. Падая, я кричу. Я даже опасаюсь, что мое сердце когда-нибудь не выдержит, и я умру, так и не долетев до земли.
      Но к счастью, кошмары навещают нас не так уж и часто. И все остальное время я , в отличие от вас, ЛЕТАЮ".
      Пропащему показалось, что на последнем слове, расширившиеся глаза рассказчика начали излучать свет.
      "Летая, я испытываю и вижу то, что невозможно испытать или увидеть в реальной жизни".
      Он умолк, приходя в себя. Потом налил себе в стакан остатки водки, выпил ее, немного закусил и, поставив пустую бутылку под стол, спросил: "Хочешь музыку послушать?"
      "Какую? Где? " - не понял Пропащий.
      "А на-ка вот".
      И с этими словами Истребитель извлек откуда-то из внутреннего пространства своей куртки плеер с маленькими наушниками и положил на стол.
      "Ты пока посиди, послушай, а мне нужно кое-что обдумать. Только не спрашивай меня ни о чем".
      И он уселся на место Леннона, забившись в самый угол и полностью уйдя в тень, отбрасываемую верхней полкой при тусклом вагонном освещении.
      Пропащий, поняв, что Истребитель снова погружается в себя, посидел немного, укладывая сказанное им в голове, затем одел наушники и включил плеер.
      Одно соответствовало другому: какой-то чудак орал что-то под музыку в мегафон по-английски, стараясь при этом эмитировать жуткий немецкий акцент. Потом все стало напоминать музыкальное оформление к детской сказке-страшилке в постановке кукольного театра. Музыка чем-то притягивала Пропащего и, в то же время, пугала. Ему нравился хриплый голос этого мужика, который, казалось, не умел себя беречь и вкладывал в свое музыкальное действо все, что в нем было, напоминая всем этим собирательный образ разгульной русской души. В одной из песен он даже кричал по-русски "один, два, три, четыре..." и что-то там еще и Пропащему прямо-таки виделось, как он лихо выплясывает, кривляясь перед микрофоном.
      Как раз примерно к концу кассеты Истребитель начал возвращаться оттуда, где он был. Лицо его приняло осознанный вид, он зашевелился, и произнес: "Я ухожу, мне нужно все это зафиксировать".
      Затем он поднялся, бесцеремонно забрал плеер у Пропащего и сунул его в какой-то из карманов своей куртки, говоря при этом: "Скажешь Леннону, что Художник должен быть где-то южнее, ближе к Казани. Вы же двигайтесь дальше. Капитан сейчас там. И вообще, в той стороне много странников. Пока".
      И он ушел, снова набросив на голову капюшон и повесив сумку на плечо.
      Теперь настал черед Пропащего уходить в себя. Он и не заметил, как это произошло, только он вдруг почувствовал себя то летящим высоко в небе, то стоящим на затемненной сцене рядом с тем хрипящим мужиком, то в каком-то еще неведомом ему измерении. Короткие промежутки между возникающими в голове картинами были заполнены обрывками услышанных им за день фраз и его собственными, не до конца оформленными мыслями.
      Очнулся он от того, что Леннон легонько тряс его за плечо: " Э-эй, далеко отсюда?"
      И он снова уселся на свое место.
      "Почему он так много пьет?"
      Леннон хмыкнул: "Не простой вопрос... Видишь ли, в его случае, это уже почти болезнь. А, кроме того, он уверяет, что когда он выпьет определенное и только ему известное количество, в его голове меняется система мировосприятия. Связь между клетками мозга начинает осуществляться не как обычно, "огородами", а напрямую. В голове начинает "коротить" и все вокруг меняется: мгновенно рождаются образы, которые были до этого недоступны, возникают гениальные мысли. Но, позволь мне тебя предостеречь, это свойственно далеко не каждому.
      Истребитель - поэт. Мне нравится то, что он пишет. Только он даже и не пытается это печатать. Ему это не нужно..."
      "Как он до сих пор не спился?"
      "Этому многие дивятся. Каким-то образом он может себя контролировать, хотя, мне кажется, что рано или поздно этим все и закончится".
      "А наркотой он не балуется?"
      "Нет. Пробовал, но ему не понравилось. Сказал, что это уже перебор, шаг назад".
      Они немного помолчали, снова думая каждый о своем.
      "Он сказал, что Художник где-то южнее, а если мы поедем дальше, то встретимся с Капитаном".
      "Ясно. Я так и предполагал".
      "Капитан и Художник. Кто они?"
      "Тебе нужно с ними пообщаться, что бы это понять. Они - не чета нам, всем прочим. Они творят. Время от времени, когда в них накапливается, они где-нибудь останавливаются, что бы реализовать себя. Причем делают это так, что никто не может точно назвать их местонахождения ."




6



      Капитана они встретили лишь неделю спустя, поменяв несколько маршрутов и два раза заехав на тупиковые станции. В любом месте, где бы они ни сходили с поезда, у Леннона оказывались друзья, или знакомые, или же он просто знал условленные места, где их могли накормить или даже оставить переночевать. Они не очень много говорили меж собой, но даже этого Пропащему было достаточно, что бы надолго загрузить голову обсасыванием и перевариванием всей этой информации, что свалилась на него сейчас, нарушив пусть примитивный, но отлаженный механизм мировосприятия. Кроме того, они постоянно встречали разного рода необычных людей, которые либо имели какое-то отношение к странникам, либо сами являлись таковыми. Совокупность всех этих неизбежных и случайных встреч образовывало информационную сеть, воздействие которой Пропащий ощущал теперь постоянно и постепенно научился в нее включаться.
      Внешне Капитан оказался несколько иным, чем представлял его себе Пропащий. Ему было около тридцати пяти лет, и телосложения он был не то, что бы мальчишеского, но довольно компактного, хоть и крепкого. Из среды всех прочих людей его выделяло необычайное внешнее спокойствие и довольно редкое сочетание давно забытого благородства и простоты, выражавшееся как в манере говорить, так и держать себя. В разговоре он предпочитал больше слушать, чем говорить. Но особенно Пропащего поразили его глаза: в определенные моменты в глубине их чувствовалась бездна, но не пустая, а наполненная тем, что недоступно для понимания простых смертных, а значит и самого Капитана тоже.
      Леннон с Пропащим наткнулись на него тут же, как только сели в поезд, идущий от солнца к городу трех направлений. Он сидел один в купе общего вагона, задумчиво смотрел в окно и пил чай из обычного железнодорожного стакана с подстаканником.
      "Здравствуйте, Капитан", - Леннон снял с плеча сумку и уселся напротив него. Пропащий пристроился рядом.
      Капитан взглянул на них. Глаза его повеселели.
      "Здравствуй Леннон. Ты, я вижу, не один в этот раз. Здравствуйте. Чаю хотите?"
      "Можно".
      Капитан поднялся и вышел, но вскоре вернулся, неся два таких же, как у него, стакана с крепким горячим чаем.
      "Вовремя вы. Я как раз хотел остановиться где-нибудь. Как у тебя дела, Леннон? Я слышал, ты был на Севере ".
      "Был. Даже подумывал там остаться".
      "Ну и почему же не остался?"
      "Вам ли об этом спрашивать, Капитан?"
      "И то верно".
      И они молча, даже несколько ритуально принялись за чай. Потом они продолжили беседу, говоря порой о чем-то, чего Пропащий не понимал. Почти до вечера он не проронил ни слова. Он боялся говорить, дабы не нарушить хода этой тонкой игры, которую вели, общаясь между собой Капитан и Леннон.
      "Я вижу, тебе не совсем хорошо", - подметил Капитан, когда за окнами вагона в очередной раз за этот день, как показалось Пропащему, начало смеркаться.
      "Теряешь опору?"
      "Да, Капитан".
      "Мы можем пока двигаться вместе. Ты как на это смотришь?"
      "Я как раз хотел попросить вас об этом".
      "Переберемся на центральную ветку и двинемся к югу. Ты ведь хотел найти Художника?"
      "Да".
      "Вот и хорошо. Доберемся до тех краев, а там посмотрим".
      Пропащему жутко хотелось узнать, что же такого имеет Капитан, чем невидимым он обладает, что бы чувствовать себя настолько спокойным и уверенным, несмотря на всю шаткость его социального положения и неустроенность существования. Однако он осмелился спросить об этом многим позже, когда, освоившись, он мог уже свободно общаться с Капитаном.
      "Ты, наверное, первый, кто спрашивает меня об этом напрямую", - ответил Капитан, немного помолчав, словно что-то обдумывая.
      "Что же, я отвечу тебе. Я, действительно, имею нечто, что помогает мне быть тем, кто я есть. Видишь ли, мои возможности шире, чем у большинства остальных.
      Однажды я прислонился спиной к стене того тесного коридора, по которому человечество, плотно скучившись, несется вперед, к своим эфемерным целям, не подозревая о том, что это лишь малая часть существующего вокруг них пространства и не помышляя об ином пути. Я не мог больше двигаться в общей массе. Я просто стоял и наблюдал за этим столпотворением. Вдруг я почувствовал, что холодная стена, разогретая теплом моего тела, начинает плавиться и, спустя некоторое время, я смог проникнуть туда, за эту стену, в область, для большинства остальных людей недоступную. Это было подобно путешествию по непроходимым джунглям. Я продвигался с трудом, шаг за шагом, и на каждом шагу что-то для себя открывая. Я смог недалеко уйти, но даже этого оказалось достаточно, что бы обрести то, чего нет у многих других. Для меня отпала потребность бежать в общем людском потоке и вот, по мере того, как этот дар меня переполняет, я начинаю делиться им с толкающейся и суетящейся людской толпой, стараясь привнести в их обыденную жизнь еще что-нибудь светлое и хорошее, чего многим из них так не хватает.
      По всей вероятности, такие "монстры", как Пушкин, Толстой, Достоевский смогли углубиться в эту область гораздо дальше. Кому что дано. Я безумно счастлив, что имею хотя бы это.
      Ты знаешь, иногда мне кажется, что, будучи в постоянном движении, я встречаю то там, то здесь своих персонажей".
      Затем Капитан, видя изменившееся выражение лица Пропащего, добавил: "К тебе это не относится. Ты - не один из них".
      Позже, когда Пропащий остался с Ленноном наедине, тот внес ясность в слова Капитана: "Он писатель. Причем, безумно талантливый. Только пишет он не для всех. Не всякий поймет это и не всякому это понравится. И печатается он преимущественно не у нас. Свои гонорары он распределяет так, что бы странники имели пищу и кров там, где это возможно. Впрочем, Художник и все те, кто действительно способен ТВОРИТЬ, поступают точно так же, помогая тем, кто ищет.
      Когда я только начал общаться со странниками, кто-то даже сказал мне, что существует такой поезд, не зафиксированный ни в одном из расписаний, почти что "поезд-призрак", в котором едут только странники и разного рода чудаки, те, что не от мира сего; что этот поезд, состоящий всего из нескольких вагонов, ездит из конца в конец железных дорог, не придерживаясь какого-либо конкретного маршрута или пункта назначения, и что это невероятная удача - повстречаться с ним, что это дано немногим...
      Красивая сказка. Я до сих пор в нее немного верю...
      Однажды я спросил Капитана, что заставило его стать странником..."
      "И что же?" - Пропащий жаждал узнать ответ на этот вопрос, потому что уже некоторое время этот вопрос мучил его самого.
      "Он сказал, что когда его рукописи стали расходиться "самиздатом", и кое-что было даже напечатано, люди начали досаждать ему. К нему приходили домой, звонили по телефону, говорили, что ждут его там-то и там-то, и будут рады принять, так как такой-то и такой-то хотел бы с ним познакомиться, или же дать почитать ему кое-что свое, и тому подобное. Капитан сказал мне, что может быть это было и свинством с его стороны, но единственным стоящим местом, куда стоило стремиться, с его точки зрения, был его собственный внутренний мир. Только там ему действительно ему нравилось бывать. Он пытался запираться дома, отключив телефон и не реагируя на стук в дверь, но взаперти ему становилось плохо. И тогда он отправился в путь".




7



      Пропащего "свинтили" на одной из крупных станций, когда они двигались по центральной ветке. В отделении ему и последовавшим за ним Капитану и Леннону пояснили, что он находится в розыске, как "пропавший без вести". Для Капитана, однако, такой оборот не был сюрпризом. Он пошел прямиком к начальнику отделения, поговорил с ним, куда-то позвонил и ... Пропащего отпустили. Правда, при этом настоятельно рекомендовали тут же ехать домой.
      "Они сообщат твоим, что ты находишься в полном здравии, и посему, снят с розыска, и если ты не хочешь жить дома, то это их проблемы", - сказал ему Капитан, когда они снова оказались на перроне. " По крайней мере, так они обычно делают".
      "Как вам это удалось, Капитан?" - Пропащему с трудом верилось, что он так легко отделался.
      "Я разговаривал с ними на их языке. На языке денег".
     
     
     
     
      Несколько дней спустя, Леннон, попрощавшись с ними, отправился искать Художника. К этому времени Пропащий начал чувствовать себя настолько уверенно, что сам был готов странствовать в одиночку, но, испытывая огромный голод в общении с людьми, которые открыли ему глаза на мир, он не решался покинуть Капитана. А тот, в свою очередь, не делал каких-либо намеков на нежелание видеть его возле себя, как впрочем, и не пытался удерживать.
      На прощание Капитан сказал Леннону, что возможно скоро, он надолго исчезнет из виду, может быть даже навсегда, но до этого он рассчитывает встретиться с ним еще раз.
     
      Они встретились, когда уже наступила весна. Капитан был один. На вопрос, где Пропащий он ответил: " Он отправился на Восток. Ему это нужно и он стоит этого".
      "Он пока слаб для этого".
      "Он отправился по тому пути, каким ходил когда-то и я. Кроме того, я пойду за ним следом. Дай Бог, чтобы он продвинулся дальше нас!"
     
      Он шел навстречу восходящему солнцу, ощущая, как светом полнится его душа и чувствуя позади себя теплое дыхание человека, которого все называли Капитан Белый Снег.





16.01.2000



 


 

Новости Авторы Проза Статьи Форум Карта
О проекте Цитаты Поэзия Интервью Галерея Разное
  • При перепечатке ссылайтесь на newlit.ru
  • Copyright © 2001 "Новая Литература"
  • e-mail: newlit@esnet.ru
  • Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100 be number one
    Поиск