На Главную
Новости Авторы Проза Статьи Форум Карта
О проекте Цитаты Поэзия Интервью Галерея Разное

 


        Ambidexter


        Моя последняя осень


        Рассказ


Я бреду вдоль извилистой лесной речушки, иногда продираясь сквозь бурелом, иногда выходя на открытый луг, испещренный свежими кротовинами. Солнце уже перевалило зенит, краски осеннего леса становятся насыщенней. Я никуда не спешу, это моя осень, только моя. Я и лес, пахнущий прелыми листьями и грибами, в нескольких километрах – ждущий меня дом. Дом, в котором есть печка, которую можно затопить. И керосиновая лампа с треснутым закопченным стеклом. Когда спускается осенняя ночь, становится совсем темно, только яркие, не по-летнему сочные звезды служат единственным признаком существования мира. Кажется, что пространства не существует. Есть только дом с желтыми, теплыми и уютными окошками, на которых занавески в голубой горошек, отодвинутые в сторону. И бескрайнее осеннее небо, мерцающее мириадами звезд. Весь мир состоит только из звезд и этого дома. Остального просто нет.

Ощущение бесконечного одиночества нарушается гостем. Который тоже атрибут этого мистического вечера. Он появляется из черноты, материализуется сразу на крыльце, без предисловия, даже не предупреждая о своем приходе хрустом веток под сапогами. Он просто возник, образовался, его выплюнула чернота прямо на крыльцо. Гость радостный, жаждущий спирта. У меня есть спирт, но мне чертовски не хочется поить гостя – я прекрасно понимаю, что если мы начнем, то не успокоимся, пока не выпьем весь литр. Но я рассчитываю, что мне хватит литра спирта на неделю, чтобы скрашивать свое одиночество долгими вечерами. А если спирт закончится быстро, то придется идти за новой порцией за четыре километра и покупать там водку или самогон. И то, и другое не идет ни в какое сравнение со спиртом. В конце концов, посетитель, помявшись, испивши чая, обсудив со мной все деревенские новости, растворяется в черноте ночи. Так же мгновенно и бесшумно, как и появился. Наконец я один. Достаю засоленные накануне грибы. Они еще горчат, но есть их уже можно. Сваренная еще утром картошка "в мундирах" и свежепосоленные грибы – чудесная пища, не говоря о том, что для спирта лучшей закуски не придумать. Я выпиваю первую стопку, она мигом протекает в желудок, отмечая свой путь огнем. Холодная картошка и грибы немного успокаивают внутренний пожар. Теперь можно и закурить. Выхожу на крыльцо, сажусь на ступеньку и с наслаждением глубоко затягиваюсь. Первая ночь моей личной осени наступила. Никто не отнимет у меня это время. С плавной рекой, несущей желтые и красные листья, с парой запоздалых серых цапель, которые почему-то не улетают на юг, с черными осенними ночами и звездным небом... Я с ними, всю суету откладываю на потом.

Осень – самое волшебное время года. Она нетороплива, неуловимо грустна, даже печальна. Все в природе уже отторопилось, отсуетилось, отлеталось и отпрыгалось... Теперь пора увядания, медленного умирания, совершенно не скорбного, а скорее мудрого и потому величавого. Осень не терпит суеты, она позволяет оглянуться назад без сожаления. Сидя на крыльце, любуюсь Большой Медведицей. Это единственное созвездие, которое я знаю наверняка. Еще есть Лебедь, в виде креста, но при желании среди звезд можно найти дюжину крестов, а перевернутый ковш Медведицы не перепутаешь ни с чем. И им можно любоваться. Можно, конечно, любоваться и Лебедем, но вдруг он окажется совсем не Лебедем? Тогда получится, что весь вечер любовался совсем не тем, о чем думал... Что-то вдалеке шумит, то ли кроны сосен, то ли река. И шум этот удивительно осенний. Напоминающий осторожное дыхание, слегка сдерживаемое, чтобы не разбудить, не потревожить, не побеспокоить. Дыхание любимой, лежащей рядом и глядящей, как ты улыбаешься во сне...

Так представится моя последняя осень много лет спустя. Но пока я не знаю, чье дыхание я слышал в робком шуме осенней ночи, пока я просто наслаждаюсь спокойным одиночеством, своими мыслями ни о чем. Возвращаюсь в дом, на столе горит многострадальная керосиновая лампа с изуродованным стеклом. С величайшим удовольствием выпиваю еще одну стопку американского спирта с гордым орлом на пластиковой бутылке. Американцы, эти поборники цивилизации, ездящие в соседний магазин на машине... Знали бы вы, какое благородное применение нашел один из ваших продуктов, заполонивших весь мир. Да какой! Цивилизованному человеку и в голову-то не придет пить это! Такая мысль появляется у меня в то время, когда "огненная вода" прокладывает себе дорогу к моему желудку. Наконец порция добирается до цели и уютно укладывается, добавив еще немного тепла и легкой, еле заметной эйфории. Холодает, осень уже начинает предъявлять свои права, пора затапливать печку. Дров совсем немного, но колоть новые лень и я решаю, что на один раз хватит, затапливаю и долго сижу на табуретке перед печкой, смотрю в маленькие дырочки в дверце на то, как занимается пламя, сначала лениво полизывая поленья, потом неожиданно накидываясь на дрова и начиная яростно глодать их с гудением и щелканьем. Есть несколько вещей в мире, которые предназначены природой для созерцания. Огонь – одна из них. Пламя завораживает своей неуловимостью. Откуда появляется и куда исчезает? Бестелесное и горячее. Невесомое, но такое сильное. Волшебное и коварное. Может согреть, но может и сжечь дотла. Огонь и женщина, они так похожи...

На следующее утро просыпаюсь от самого прекрасного, щемящего звука в мире – звука летящего на юг клина каких-то больших птиц. Может, это журавли, но скорее, гуси, я спросонок не могу разглядеть. Я выхожу на крыльцо и долго смотрю им вслед. Каждый борется за себя по-своему. Кто-то впадает в спячку до весны, кто-то – я, например, – впускает осень в свое сердце и старается обрести гармонию с окружающим миром, растворяясь в нем, а кто-то просто улетает на юг. Так же легко, как эти большие серые птицы.

Наскоро сотворив какую-то немудреную пищу, я подкрепляюсь и отправляюсь на свидание с осенним лесом. Именно свидание, хотя для себя я придумываю благовидное оправдание: поход за грибами. Хотя я прекрасно понимаю, что это – только повод, причина же в моей потребности дышать моей личной, моей единственной осенью. Пройдя через сонную деревню, иду по лесной дороге, совершенно не думая о том, куда меня эта дорога приведет. Прохожу через место, названное местными "Нарвские ворота", это два огромных камня, между которыми вьется тропинка, и попадаю в дремучие заросли ельника. Они тянутся вдоль речушки, по берегу которой я ходил вчера, только по другому. С этой стороны к самой воде спускается лес, а на склоне растут грибы невиданного размера. Они похожи на кораллы, растущие кустами с голову величиной. Грибы вкусные, я кладу в полиэтиленовый пакет несколько таких кустов. Пакет сразу становится тяжелым и мешает идти. Я кладу пакет под приметную корявую ель, прикрываю мхом – заберу на обратном пути.

Мог ли я тогда подумать, что буду сидеть в тысячах километров от этого леса и вспоминать, как я забыл ель, под которой спрятал грибы... Тогда я жил в этом лесу, дышал этим воздухом и даже думал этим лесом. Время, которое не забудется, запах, который будет мне сниться до конца дней. Дом, теплые окна, ситцевые занавески в горошек... Я ухожу по лесной еле заметной тропинке довольно далеко. Лес переходит в совсем непролазный бурелом и под ногами начинает противно чавкать. Я резко сворачиваю, надо выбираться отсюда, да и начинает смеркаться. Все-таки осень. В этих местах я уже не бывал, забрался далеко. Надо успеть до темноты, ночью я из этого леса не выберусь, а ночевать у костра совсем не хочется. Я представляю себе промозглую ночь, накрапывающий дождик, гаснущий костер и меня пробирает дрожь. Наконец я выбираюсь на дорогу и шагаю по ней уже гораздо уверенней. Сзади раздается кашляющий звук мотора. Я оглядываюсь: удача! Петрович на самодельном тракторе, в прицепе – груда дров. Коренной деревенский, поедет почти мимо моей хибары. Он притормаживает, я усаживаюсь поверх березовых чурбаков, и мы едем на тряском сооружении, пытаясь поддерживать светскую беседу о деревенских делах, об автолавке, которая должна завтра приехать, но проедет ли она по раскисшей дороге, неизвестно. Высадив меня у развилки в нескольких шагах от дома, Петрович выдает мне в подарок два березовых чурбака и тарахтит дальше, в деревню. Я доволен – этих дров мне хватит на два дня и не придется идти в лес и искать сухую сосну, которую придется на месте разрубать на несколько частей, иначе не утащить. Моя осень меня тщательно оберегает от лишних телодвижений, и я могу предаваться праздному, совершенно растительному существованию. Вернувшись домой, я вспоминаю, что чудной гриб так и остался лежать под корявой елью на берегу речки. Завтра я туда уже не пойду, придется грибу гнить и никто его теперь не съест. Что сделаешь, неприятности бывают и у грибов. А у меня есть еще несколько картофелин, свежесоленые сыроежки в мисочке и вечный утешитель – спирт. Что мне еще нужно?

Вечером, поев картошки, покурив на крыльце и выпив пару стопок спирта, я умиротворяюсь и придумываю себе занятие – писать стихи. Обычно состояние, приносящее мне вдохновение – это поруганность и недовольство собой и всем окружающим, но сейчас я нахожусь в полной гармонии, не только с собой, но и со всем миром. Я совершенно благостен. Беру блокнот и долго в задумчивости мусолю ручку. Строчки ложатся на лист как опавшие листья на землю. Так же не спеша, плавно покачиваясь, делая несколько осторожных движений из стороны в сторону. Потом они укладываются уютно на бумагу и их уже совсем не хочется тревожить. Ну и пускай, это только для меня, я совершенно никому не собираюсь показывать свою писанину, я стесняюсь. Сама мысль о том, что кто-то, прочитав, начнет критиковать и не дай Бог, издеваться над избитостью метафор и неуклюжестью глагольных рифм, приносит страдание. Я пишу для себя и только для себя, просто так, чтобы не нарушать гармонию, хрупкое равновесие, возникший баланс внутреннего и окружающего. Хочется наоборот, прикрыть, как свечу, ладонью от ветра и любоваться на неверный, слабый и такой прекрасный огонек. Опять приходит в голову сравнение. Пламя. Женщина. Любовь. Вы все боитесь ветра. И вас надо оберегать, закрывать ладонями, не обращая внимания на то, что иногда пламя может качнуться в сторону и обжечь. А счастье, наверное, и заключается в этой чуткости пламени, – или любви? женщины? – способности живо реагировать на малейшее дуновение.

Небольшое стихотворение готово:

 

Найди меня!

В пространстве бесконечном

При свете дня,

В потемках,

      Ночью,

Найди, прошу!

      Не оставляй,

Я без тебя замерзну.

      Очень

Устал.

Быть путником беспечным -

      Не для меня.

Я потерял себя.

Не разберу дороги.

При ярком свете,

В сумерках,

Во тьме,

Я знаю, ты увидишь!

Мне

Больше некуда идти.

Не отпускай, прошу!

Дай руку мне.

      И никогда

            Не отпускай!

 

Я удовлетворенно вздыхаю. То, что я написал, совершенно никому не нужно. Кроме меня. Для меня это последняя осень; через много лет я посмотрю на эти строчки и опять поверю в ту осень, в то время, в котором еще не было тебя, но каким-то чудом я уже знал, что ты будешь. И только спустя годы я, наконец, пойму, что это была ты.

Наваждение, я живу в наваждении. Один мой друг снимал кино, много-много лет назад. И он снял наваждение. Ролик назывался "Морок", длился три минуты и ровно на три минуты зритель умирал. И оживал только когда замолкал стрекот проектора. А я наоборот, только и оживаю, заслышав стрекот проектора... Я живу в наваждении.




Иерусалим, 2002






 

 


Рассылки Subscribe.Ru
Подписаться на NewLit.ru

 
 
 
 
 
  Интересные биографии знаменитых учёных, писателей, правителей и полководцев
 

 

Новости Авторы Проза Статьи Форум Карта
О проекте Цитаты Поэзия Интервью Галерея Разное
На Главную
  • При перепечатке ссылайтесь на NewLit.ru
  • Copyright © 2001 – 2006 "Новая Литература"
  • e-mail: NewLit@NewLit.ru
  • Рейтинг@Mail.ru
    Поиск