Вечером того дня я сидел на кухне и читал ''божье слово'', подаренное иностранцами. Вошёл Андрей.
– Что за чтиво?
– Американцы, которых Инга подвезла, всунули. Хочешь почитать?
– Хорошо знаком с этими псалмами.
– Не понимаю, чем они народ так дурят. Все знают – и все равно попадаются. Даже не верится.
– Мне тоже не верилось, пока брата двоюродного не заарканили.
– Серьёзно?
– Куда уж серьёзней. По сегодняшний день от них бегает. Не подумай только, что он недоделок или дурачок какой нибудь. Школу с отличием окончил, борьбой занимался, на соревнования за границу ездил.
– Как попался?
– В Москву уехал социологию изучать. Там и ''просветили''.
– Секта?
– ''Церковь Христа''. Сегодня, наверно, уже по-другому себя называют.
– И чем они его зацепили? Гипноз?
– Они его, не поверишь, окружили уютом и вниманием. Весь секрет. Безотказно – любовь и внимание.
Насидевшись в тумбочках, под кроватями и в шкафах, совершенно одуревшая от хохота пенсионеров, вся перемазанная пылью… СМЕРТЬ, кое-как отделавшись от Осташкова, попыталась потихоньку перекурить за занавеской, чтобы прийти в себя. На третьей затяжке ее обнаружила медсестричка Верочка. Обе замерли, настороженно изучая друг друга. Первой опомнилась девушка, вспомнив о своем профессиональном долге:
- А вот вы курите, а здесь между прочим пожилые люди! И ВАЩЕ, время посещений законченно.
Смерть покорно загасила сигарету о костлявую ладонь и попросила:
- Верочка, выведите меня, пожалуйста, потихоньку отсюда. Я домой пойду. Атмосфера какая-то сегодня нерабочая. Что за день?
...Так вот, сидим мы втроем, я на кресле, они на полу. Я пускаю вдоль комнаты веселые фразы, которые медленно, так, чтобы все успели их прочитать, плывут мимо наших глаз, сменяясь многочисленными другими фразами. Я, не открывая рта, смотрю на них все тем же скучным, показывающим мое недовольство взглядом, а они, смущаясь, смеются над каждым словом. Да, думаю я, вот ведь лицемеры! Им вообще не смешны плывущие фразы, они смеются лишь для того, чтобы снять нависшую над ними неловкую атмосферу, им, видите ли, неудобно, что я сижу и со спокойным видом не обращаю на них внимания. Ну конечно, а как еще я должен себя вести? Сидеть и веселить их умы, когда сам мучаюсь от их присутствия? Ну уж нет, я буду продолжать молчать и читать плывущие фразы...
Охотников обходит Смолу и вдруг натыкается на оброненный им ком снега. Он начинает с остервенением топтать его.
ОХОТНИКОВ. Что ты там лепил? Галка сказала – корову? Вот твоя корова, козел.
Смола молча кидается на него и сбивает с ног.
ОХОТНИКОВ (орет). А-а! Отцепите его! Он меня за щеку укусил!
Ребята подбегают, начинают пинать Смолу. Леха Бачин подбирает нож и неловко тычет им в дерущихся. Все замирают. Смола поднимается. В спине под левым плечом у него торчит нож. Он вытаскивает его и втыкает в снег.