Все получалось скверно и невпопад. При передаче солонки просыпали соль, попав точно в бульон из креветок, Иссахар, пытаясь исправить ситуацию, залез в суп ложкой, так как ему показалось, что он сможет извлечь лишнюю соль, но вместо этого он только поспешно размешал ее и при возвращении с неудачной миссии локтем зацепил бутылку и разлил по скатерти вермут, Манассия, ругаясь с ним и вытирая липкий напиток, опрокинул и разбил чужую рюмку, Гад, бросившийся помогать собирать осколки, порезался, взвизгнул и, поднимаясь, ударился головой об Иуду, передававшего злосчастную солонку на другой край стола... В плошку с медом долго никто не решался залезть, а потом вдруг почему-то так случилось, что все дернулись одновременно, кто с хлебом, кто с черпаком, да так, что на мгновение зазевавшемуся шефову пальцу совершенно не хватило места, и все увидели его, несообразно указывающего в пустую посуду и запоздало вещающего: «Это – мед. Кушайте. Он чрезвычайно полезен для здоровья». Пытаясь хоть как-то отвлечь сотрапезников от глупых действий, Симеон включил телевизор и тот, отсвечивая титрами в глянцевой обложке лежавшего рядом Макиавелли, тихо забубнил какой-то совсем уж жуткий, присущий только телевизорам бред, заставивший порозоветь от стыда даже видавшего виды Иуду.
Что мы имеем в России сегодня, летом 2006 года? Кто наверху сидит? Сидит власть? Власть кого? Народа? И чьи интересы эта влась выражает? И если между властью и народом – бездонная пропасть, кому нужна такая анти-демократическая власть? Ответ простой – власть нужна только самой власти для воплощения в жизнь идей государственной бюрократии. А в чем основная идея власти при отсутствии демократических институтов власти? Как всегда – обогатиться, любыми способами обобрать, обокрасть народ. А народ тихонько отдыхает в сторонке, судебные процессы по телику смотрит и радуется за жизнь богатых русских (в тюрьме). Вывод: будешь богатым в России – непременно сядешь в тюрьму. По сему живи, народ, молча, тихонько и бедненько, стиснув зубы...
– Какая румяная булочка! – сказал старик, пробуя булочку, которую принесла старуха. – Их испекла Паршагул или Айнагул?
– Да что ты, старик? Я купила её на базаре у одной кореянки, – рассмеялась старуха.
– Да-а-а – вздохнул старик. – А эти конфеты, наверное, передала жена Айтбая или Турганбая?
– Да, что ты несёшь, старик, – пуще прежнего рассмеялась старуха – Я купила их в магазине в большом городе для тебя. Они очень свежие и мягкие, таких в нашем магазине не купишь. У Айтбая и Турганбая и на дастархане-то не было конфет.
– Да, что ты говоришь, старая? – удивился старик.
– Эх, старик, благодари бога, что они-то хоть у нас ничего не просят. Сами как-нибудь выбиваются, бедные дети. У самих у них целая куча детей.
– Да, что правда, то правда, – задумался старик. – Действительно, и на том слава аллаху. Пусть будут живы и здоровы.
В каком-нибудь культурном журнале под такое дело непременно нашли бы грациозную формулировку. Чтоб красиво, и, в то же время, читателей прихватывало за соответствующее место. Скажем, резкая смена приоритетов. Или: предчувствие истины. А? Что – забирает? Так это и понятно! Потому что красиво. Нравится? Потому что отвлекает. В романах всегда так: любовь асексуальна, печаль – картинна, одиночество – благородно и трагично, даже чья-нибудь нелепая смерть – и то, повод для триллера. Кому интересна наша скучная и грязная жизнь? Где самая большая проблема – это мизерная зарплата, самая большая мечта – неутомимый мужик, а самая леденящая ситуация – негаснущее окошко в доме напротив?
Чёрный человек вернётся под копытливый стук деревьев; чумазый ворон постучит изогнутым клювом в окно.
– Давно я тебя не пытал! Протокольчик составили. Распишись, каналья! Кровью!
– Сейчас я тебе распишусь!
– Знал, куда лез! Жить тебе осталось... пару дней.
– Тебя переживу! Всех Вас переживу!!! Ненавижу!
Смолкают – чёрный деликатно выжидает.
– Алкогольный лирик – что это за призвание, прости меня Господи? Ведь не сможешь боле. Кому будешь доказывать? В кабаках? – Больной! Или стараешься выдать за больного? Что им до твоей порезанной руки? Ах, как красива полосочка!
Вчера он в бешенстве вопил – в отеле не было чернил. Его так и не услышали. Позже надрезал ножом запястье, набрал алого сока в стакан и корявым почерком нацарапал: «До свиданья, мой друг, до свиданья...»
...И, если хочешь, расскажи, как растерял себя весною, как стекленеют миражи, как сердце раненое ноет на непогоду, на рассвет, на строчек вязь в твоей тетради, затем, что нас на свете нет – мы отражения на глади зеркальной бледности озёр, и в них вода не шелохнётся, когда со склонов дальних гор легко соскальзывает солнце и остывает на века, а ночью век не будет долог, ему длина – одна строка, и в нём сверкающий осколок, ещё невиданных никем тех областей, обратных, лунных, где чертит знаки на песке копьём серебряным Арджуна, где из камней растили сад, и камни строились по рангу, и неприкаянный Пилат шептал беззвучно: «Банга... Банга...», и остроухий чёрный пёс бежал задворками вселенной, чтоб ткнуть холодный влажный нос в плащом укрытое колено. Давно истлевшая рука привычно гладила за ухом...
...А над землёю в облаках неслись блуждающие духи, куда-то дальше, за предел, за грань туманную реала, а кто лететь не захотел – те начинали всё сначала...
Катя с дедом Василием любили по выходным ходить в местный парк культуры и отдыха на атракционы. Была у неё своя карусельная лошадка.
Позже Катя слышала от людей, видела в кино и читала в книжках о карусельных красавцах и красавицах Пышногривых, ярких. Создающих ощущение праздника. Та лошадка была гораздо более скромной. Какого-то серенького цвета, с бурым сёдлышком, с невыразительной мордой. Крашеная нестойкой краской, она, выгорала под солнцем, линяла под дождиками. Собственно она не существовала в одиночестве. Их было несколько сестер, намертво поставленных по кругу. Почему-то казалось, что все они относились к женскому полу.
Будь они людьми, вряд ли бы кто-то взял таких в жёны, вряд ли бы они нашли бы интересную работу. Такой тип женщин обычно вполне миловиден в детстве. Потому что ещё горяча родительская любовь, потому что теплится ещё надежда, что расцветут. Но ничего не происходит. Так они и живут. Учатся в школе, довольствуясь четвёрками и тройками, а также примерным поведением. Потом поступают в какой-нибудь странный институт, типа Гидроболотного и Пищевого. Исключительно ради получения высшего образования. Самые сообразительные идут на бухгалтерские курсы. Впрочем, всё равно они работают младшими счетоводами, чертёжницами, регистраторами в поликлиниках и т.д. Раньше таких было много в НИИ. Работу свою выполняли старательно. Имеют хороший разборчивый почерк. Замуж они как-то не выходят. Детей тоже не рожают. Постоянно они ухаживают за престарелыми родственниками, коих постигли инсульты и инфаркты. В общем, живут в качестве обслуживающегося персонала, ничуть этим не тяготясь. Самореализация у них случается в периодическом приготовлении пирожков с яблоками, коими они и угощают своих бесчисленных больных и здоровых родственников. Катина карусельная лошадка была из такой породы.