Журнал красивый. Правда, возникают вопросы.

Зачем так долго (пять раз подряд) объяснять, что такое провинция и чем она не плоха (неплоха, хороша)? (Раздел напутствий, «Новому журналу»).

Можно ли всерьёз ставить задачей «сделать фактом литературы жизненные факты, стереть, размыть границу между искусством и действительностью» (Алексей Варламов)? И когда мы наконец поймём, что не получается из этого ни искусства, ни действительности? (Во всех разделах хватает)…

Повесть Нины Ворониной «Банный день» – олитературенный блог, наиболее частый результат такого размывания границ. («Это моя любимая картинка. Я часто её рисую…»; «Я уже дорисовала, а мама всё выносит и выносит воду на помойку…»). Будь я знакома с автором, были бы какие-то стимулы это прочесть. Текст именно олитературенный, – аккуратный, связный, но в нём самом этих стимулов нет, нет сил, которые бы захватывали и вели. Единственное его движение в читательскую сторону – такой вот книксен-сюсюканье, «дяденька», «тётенька», «хлюп-хлюп», «хрум-хрум» (я не просто вспоминаю! я повесть пишу, конструирую, ре-конструирую). Вряд ли это детство, вряд ли реконструкция. Это стилизация. «У меня есть кукла Рита. Мне привезла её из ГДР мамина тётя. ГДР – это страна, а тётя-врач ездила туда в отпуск. Тётя красивая, очень важная, и у неё дома туфель целых десять пар (а может, даже двадцать). Честно, честно!». А у меня есть кукла Василиса. Я привезла её из Белоруссии. Белоруссия тогда республикой была, а мы красивыми, хотя и не особо важными. И сейчас я правду говорю (честно, честно!), только ведь это не проза…

Был не так давно сюжет в какой-то из передач – как собирают шумы. Их записывают – везде, всякие – и сохраняют. Чтобы в звуке запечатлеть время, эпоху. Улицы, метро, дворы. И в этом что-то есть (кто знает, будет ли через пятьдесят, через сто лет такая улица, такое метро), но никому ведь не пришло в голову, что эти шумы – музыка. Не надо путать шумы и музыку. Хотя бы просто потому, что это действительно разные вещи…

Рассказы Дениса Савельева – тоже очень блоговые, бубнящие, монологичные. «Я помню…», «Я помню ещё…». И ещё, и ещё, и ещё… Я совсем не по «крючку и наживке» скучаю, которых журнальные писатели «чураются», «уступая позиции беллетристам-рыночникам» (Лев Пирогов), я просто скучаю. Скучно написано. А то, что тому же Пирогову увиделось «в меру, не скандально, новаторским», – по-моему, довольно сомнительная попытка хоть чем-то разбавить эти «помню». «…Личинка спала и видела сон, в котором в одной из квартир огромного хищного города за столом сидел человек и дописывал эти строки». Бедная личинка. Какой сонный сон…

И, если уж мы по нисходящей пошли, – апофеоз блоговости, Татьяна Синицкая и её опус «Одинокая девушка желает познакомиться». Определён он в раздел «Знакомство по переписке», но и там смотрится как-то странно: мне-то зачем знакомиться с девушкой, которая хочет познакомиться с мужчиной своей мечты? Как этот крик души и тела попал в журнал? случайно? Как к нему относиться? не заметить? Замечаю вот почему. Всё-таки это не случайность, нет. А как раз то, к чему приходим, если последовательно идти по этому «размыто-действительному» (действительно размытому!) пути. Действительность ведь штука сплошная. Будем ждать нового опуса? «Неодинокая девушка идёт в магазин»?

По нисходящей дальше некуда, пойдём по восходящей (и беспорядочной :).

Есть интересный текст Владимира Короленко – «О патриотизме» (1903 г., публикуется впервые). Он немного сглаживает, смягчает «ура-провинциализм» номера. «Если есть Бог, то он один для всей вселенной. Если есть высшая справедливость, то начало её тоже едино». А если есть литература, то и она, по большому счёту, одна. И «провинциальный талант» – всё-таки странное определение…

Есть раздел «Архив» с рассказами Николая Мантрова и Вилитария Фуртичева. Авторов уже нет, к подборкам – предисловия, где это сказано. То есть материалы даны как слово памяти, оценивать не возьмусь.

Есть стихи. Плохие? хорошие? Есть, вот и всё. Непонятно, например, почему Дмитрий Тишинков решил заниматься именно стихотворчеством, – из этого могли бы получиться какие-нибудь в меру дурашливые рассказики-миниатюрки а-ля-Шадрунов, но как стихотворения это… Это:

Зря обновили и ЦУМы и ГУМы. Зря превращается в церковь бассейн. Больше семьёй не поедем в Москву мы. Даже с получки. Ни разу. Совсем.   Дело всё в том, что большую собаку в дом приволок я весной роковой. Эта собака не хочет, однако, кроме меня, признавать никого.   Только в калитку – она уже злится. Не пожелал бы такого врагу. Вот привязалась… Какая столица – даже за пивом сходить не могу.

Как-то уныло-благонравна подборка Николая Беляева. «Тишина – для чтения, раздумий…», «Поэзия – не выдумка, не блажь…», «Как хрупко равновесие в природе…», «Возможно, совесть – устаревшее понятье, / но совестливость всё же существует…». Мне эти тексты одностишие навеяли: «А знаешь, дважды два – всегда четыре…».

Есть статья Владимира Леоновича «Вот приехал барин…», о стихах Николая Зиновьева. Не совсем плохая статья о совсем не том поэте. Бывает и такое… «В стихах Николая Зиновьева говорит сама Россия» – это приветствует поэта Валентин Распутин…». Приветствует. Но в стихах, наверное, не самое главное, Россия это говорит или Новая Зеландия. «На ветру дрожит осинка, / Хлещет веткой по глазам: / Не гляди, как гроб из цинка / Из Чечни летит в Рязань». Это же «Сидит Гитлер на берёзке, а берёзка гнётся», надо же вообще ничего не слышать, чтобы этот гроб сюда вогнать…

…«Коростель. Письма из России» – хорошее название, удачное, но не надо бы, чтобы оно буквалилось. Ни Россией (во всяком случае не до Зиновьева, которому «о, дайте топор» заколотить «окно постылое в Европу»), ни письмами. Письмо мы читаем «раз уж пришло». Литературному тексту мало просто прийти…

«Любовники недоступной женщины» и «Ручей уходящего лета» Валерии Шубиной – не письма и не блоги. Пожалуй, только её рассказы и держат номер. Зря я испугалась названий, тексты красивые и сильные. И музыкальные!

«…Привезённая обвела рассеянным взглядом покинутую землю, пробралась между рядами крапивы к ручью, узрела деревья в плодах и пропела:

– Я-а-а покупаю.

– Как! – изумилась Иветта. – А где ты возьмёшь столько денег?»

Привезённая – взглядом – землю; пробралась – рядами – крапивы – к ручью… Это звукопись. Звон, воздушное – мешается с каким-то порыкиванием, ррвачеством, и ведь действительно: привезённую (Лялечку) при покупке усадьбы обманывают… Но Лялечка и сама – стрекоза (стрекозка!), на которую муравья не нашлось, вот к чему эта едва заметная усмешка, несерьёзность – она не «увидела», а «узрела», не «сказала», а «пропела»… Тексты очень внимательные, детальные, точные. Но и простые. «Её так лечили» – потому что её так лечили. О богах надо говорить, что они боги (не помню кто сказал, но мечтал об этом и поздний Андреев: если он любит, надо так и писать – «он любит»)…

Из текста вырастает именно жизнь потому, что это именно текст, – с чёткими границами, со всевозможными литературными «условностями». Прекрасная композиция – всё взаимосвязано, всё друг другом пронизано, всё идёт к одной цели (цельное!). Прекрасные диалоги – слышимые, настоящие и в то же время условные. Условные как формулы (« – У вас-то, Люба, муж что – лесник? / – Может, теперь и лесник, раз среди леса положен… А по жизни электриком был»; « – Если за женщиной не ухаживать, она может обидеться. / – Ну, это по настроению»). Без формул (без формы) не бывает доказательств. А проза должна быть доказательной. И ещё она должна быть большой. Не по объёму, конечно, – по выходам наверх, по ощущению большого и большего, – чем мы, чем она сама. Как рисунок в томике старинного Часослова из рассказа Шубиной.

«Книга лежала на столе, раскрытая на сцене соколиной охоты. Рисованная кавалькада кавалеров и дам на белых конях следовала за сокольничьим по странице, держа соколов на руках. Островерхий замок возвышался за ними. Его огибала река. Знойная жатва шла на одном берегу. И над всем этим великолепием в синем однотонном тимпане плыли изображения Зодиака: Лев и Дева, Дева и Лев. Их путь, отмеченный рисками, как на шкале циферблата, шёл по кривой, среди чисел и звёзд, повторяя очертания сферы. Под ними – сияющее Солнце на колеснице с невиданной белой птицей. И всякий, кто смотрел на это сияние, ощущал природу в масштабе Вселенной».

Шубина спасла номер.

Больше вопросов нет.