Новости
|
«Я не культивирую смерть, но возвышаю любовь…» Н. Т. 23 июля, 2006.
Музыка “Lisa Gerrard, альбом Immortal Memory” |
Часть 1.
|
“Был по вкусу мне плод его сладкий На пиру, где играет и кровь... Надо мной его знамя - Любовь! Мне по сердцу напев ее внятный...”
(«Песнь Песней», часть 2, стих 2) |
Полуденное солнце било в глаза. За окном особняка в одном из южных городов Калифорнии кипела жизнь. С улицы доносился вкусный запах жареного попкорна и сосисок. Кобальтовое небо без единого облачка предвещало жаркую погоду на весь день. Где-то вдалеке раздавались голоса детей, спешащих на городской пляж. В воздухе витал экзотический аромат посаженных за окном растений. Летний шорох листьев на деревьях, поднимаемых свежим ветерком, приносил тихое умиротворение, навевал приятное спокойствие.
Человек в футболке и джинсах отошел от окна. Он задумался, провел рукой по светлым волосам. Начинался еще один день в жизни Максимилиана Хоруса, лидера и руководителя одной из известных рок-групп Current Priorities1.
Сегодня, в планах музыканта не было ничего особенного, предполагалась только работа в своей студии.
Ужасно болела голова. Единственным успокоительным средством после пост-алкогольного синдрома головной боли и плохого настроения, стали чашка свежеприготовленного кофе и бутылка минералки. Закурив сигарету, Макс направился в студию. Его остановил звонок в прихожей. «Кого еще черт принес с утра», – раздраженно подумал Макс. Сегодня он не хотел встречаться с кем-либо, даже с друзьями и коллегами по работе. Неожиданным посетителем оказался разносчик пиццы. Девушка Макса – Эльза, статная блондинка укатила проведать семью, предварительно заказав для своего друга пиццу с сыром.
«Ох, уж эта Эльза!», – подумал Макс, закрывая дверь. «Заботится обо мне, маленькая хитрюга», – он улыбнулся.
Ему нравилось быть с ней, их отношения легки и ни к чему не обязывают. Теперь, после распавшегося неудачного брака, и стольких лет непонятных поисков и ожиданий, в душе сорокапятилетнего Максимилиана воцарилось нечто вроде штиля после бури. Ему не нужно было ожидать чего-то, он устал вечно испытывать неудовлетворенность в любви – он выбрал оптимальный путь, не грузить себя понапрасну и жить просто ради удовольствия. Эльза в этом плане была идеальным вариантом. Она никогда ни о чем не спрашивала, да и он не спешил раскрывать перед ней душу. Оставив прочь все сантименты и влекущее его еще с юности иллюзорное желание познать то, якобы существующее идеальное чувство, понятное только ему самому, Макс находил отдушину в работе и веселых вечеринках с друзьями.
Макс уселся за синтезатор,– ему нужно было закончить несколько композиций для серии ди-джей сетов в клубах Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Он погрузился в работу…
В такие минуты сознание его находилось в ином измерении, где реальностью становилось соединение сложных синтетических звуков, извлекаемых из инструмента, где ноты и аккорды складываясь в непонятный гармонический ряд, рождали неповторимую мелодию, сотворенную музыкальным гением Максимилиана Хоруса.
* * *
Вдохновение прервалось звонком мобильника. Это был Джонатан Лиссер, директор группы.
– Слушай, я тут приобрел интересную вещицу! – Джонатан говорил возбужденно.
– Какую вещицу? Вообще-то ты мешаешь мне работать, – огрызнулся Макс.
– Я извиняюсь, старина, но… думаю, тебе это стоит посмотреть. Ты слышал что-нибудь об организации Dea Scura2?
– Я не гот и не религиозный ортодокс!!!
– Да нет, послушай, это международная секта, проповедующая культ смерти. Возможно, они и поклоняются каким-то дьявольским фетишам, но они не сатанисты. У них довольно забавная философия – они возвышают смерть до уровня некоего священного таинства, апофеоза человеческого существования в мире и космосе. Dea Scura имеет достаточно широкую сеть своих филиалов по всему миру.
– Ну и зачем ты мне все это рассказываешь? И что? В таблоидах появилась информация, что я являюсь активным членом этой секты? Ты же знаешь, что я боюсь всякой подобной нечисти!!!
– Я знаю, приятель, но тебе стоит это посмотреть, думаю… Знаешь, Макс, это не телефонный разговор. Давай я подъеду к тебе, не бойся, я не займу много времени, только оставлю тебе этот диск и уеду.
– Ладно, заходи, – Макс почувствовал, что загнан в угол и оставалось только подчиниться натиску Лиссера.
* * *
Джонатан зашел в холл и застал сидящего в кресле Хоруса, поедающего эльзину пиццу и запивающего ее неизменной бутылкой пива.
– А где подруга? – заискивающе спросил Лиссер.
– Уехала к мамочке. Хочешь пиццу? – Макс аппетитно облизывал свои пальцы. Он был весел, спокоен. Теплое южное солнце играло в его зеленых глазах, а лицо сияло в той самой знаменитой улыбке Максимилиана Хоруса, что свела с ума половину женской части фанов группы Current Priorities. «Стоит ли ему показывать все это?», – пронеслось в голове у Лиссера, – «Наш Макс такой чувствительный и ранимый, – кто знает, какое действие возымеет на него эта запись». Но отступать уже было поздно.
– И чего ты мне хотел там показать? – Хорус довольно улыбнулся.
– Знаешь, Макс, небольшая прелюдия. Одной из граней деятельности организации Dea Scura является то, что они помогают отчаявшимся людям добровольно покинуть этот мир.
– О боже! – Хорус чуть было не поперхнулся. – И здесь запечатлено одно из этих их «благородных» деяний, догадываюсь! И какого черта мне нужно это смотреть?!!
– Макс, послушай. Да, эта вещь незаконна и только за одно ее хранение могут пришить статью. Вообще-то они очень осторожны и не допускают факта утечки информации об их ритуалах. Но видимо, нашелся какой-то левый лазутчик и украл видеозапись. Ты прав. Знаешь, что здесь записано? – Лиссер показал обычный лазерный диск. – Здесь подробная запись ухода из жизни одной женщины. У них традиция – со своих «клиентов» – самоубийц, они берут за «помощь умереть» немалые деньги, а с теми, у которых нет денег, составляется специальный контракт. Делается детальная видеозапись их убийства…, то есть, добровольного убийства. Но это еще не все. Ты же знаешь, что существует особый род извращенцев, которым доставляет удовольствие созерцать все это воочию. Так вот, как правило, на такие случаи находятся свои клиенты, то есть, желающие лицезреть это, зрители. Они платят огромные деньги, чтобы увидеть своими глазами весь этот спектакль. Короче, это бизнес с большим оборотом средств. И самое страшное, что такие ритуалы стали экзотическим и модным развлечением среди элиты разных стран. Но и это еще не все. Как правило, большинство самоубийц предпочитают относительно безболезненный уход из жизни. Самыми популярными и легкими средствами они считают передозировку морфина и вскрытие вен.
– Господи, прекрати! Я уже не могу все это слушать! Что за дерьмо! Зачем я должен это смотреть?!! Меня абсолютно не интересуют эти извращенцы, – как клиенты, так и исполнители! – Максимилиан раздраженно отвернул голову.
– Макс, дослушай, пожалуйста, меня до конца и тогда ты поймешь, почему я настаиваю на том, чтобы ты посмотрел запись. Как я говорил, зрителями этого представления являются очень богатые люди, порой известные политики, бизнесмены, журналисты. А они, в большинстве своем, весьма циничны и крайне любопытны. Знаешь, почему морфий и вскрытие вен? Потому, что человек умирает не сразу, медленно. Он, какое то время еще живет, способен мыслить и говорить, а затем постепенно угасает. И вот за это время любой желающий может задать ему вопрос, а тот, согласно контракту обязан отвечать. Вопросы могут быть самыми разными, – умирающий отвечает ровно до того момента, пока может говорить.
– Господи! А я то тут причем?!!!
– Знаешь, эта женщина на видеозаписи… Она рассказывала о себе, о своей жизни… И она была твоей поклонницей, Макс. Она говорила о тебе. Она …она… любила тебя…., – Лиссер не окончил фразу.
– Что?! Она меня любила?!! Ага, кажется, я понимаю… Ее любовь ко мне была безответна и нереальна и поэтому она решила вскрыть себе вены. Тривиально до тошноты, не думаешь?! – лицо Макса скривила циничная гримаса.
– Она была достаточно убедительна. Любовь для нее, это…
– Господи, о какой любви ты говоришь, Джонатан?!!!– Хорус вскочил с места и словно тигр в клетке, стал расхаживать из стороны в сторону. – Она меня любила! Ха –Ха –Ха!!! Я ее в глаза не видел!!!
«Ты ее в глаза не видел. Как знать, как знать…», – подумал Лиссер. Но промолчал. Макс все больше распалялся.
– И почему я должен чувствовать себя виноватым в том, что какая-то закомплексованная дура решила уйти из жизни?!! Да что они все знают о любви! Что они знают обо мне! И почему им так нравится лезть ко мне в душу?!!! Как можно любить человека, с которым ни разу в жизни не общался, которого не знаешь, с которым никогда не спал, в конце концов?!!!! Все ее понятие обо мне укладывается в коллекцию лазерных дисков и посещение нескольких концертов! Это же глупо!!! – Хорус остановился у окна. Обхватив свое лицо руками, он уставился в одну точку и замолчал. Опять разбередили его рану, позволив угасающей боли с новой силой разгореться в душе. Он провел руками по своим волосам, а затем медленно скрестил их на груди.
Лиссеру было знакомо состояние Макса, когда тот неожиданно уходил в себя. Никто, ни его ближайший друг Алекс, ни солист группы Эдди, ни клавишник Пит Морэно, и даже сам Лиссер не могли вытащить Макса из этого оцепенения. Он мог находиться в таком состоянии по несколько минут, а потом, ничего не говоря, мог уйти прямо посреди работы, или обсуждения каких-либо важных дел.
Хорус сам вышел из этой минутной прострации. Он устало сел в кресло.
– Двадцать пять лет карьеры, сотни женщин, проходивших через мои руки и не только руки. Сам знаешь, сколько их было разных: красивых и не очень, хороших и плохих, умных и глупых! Кто-то говорил, что любит, страдает, умирает, но все это сплошная блажь, сказка придуманная ими самими! Мы все особо рьяно желаем недосягаемого, но все их чувства продиктованы не потребностью человеческой души, а обычным тщеславием! Все эти фанатские сопливые бредни – «Ох Макс – ангел во плоти, добрый гений, ты такой несчастный, я бы тебя утешила, потому, что я есть твоя мечта, которая оценит тебя и твой незаурядный талант по достоинству!» А кто-нибудь спросил меня?!! Нужна ли МНЕ их фальшивая забота! Да. Я всю жизнь искал любви, о которой читал в детских сказках, но я вырос. И сейчас я счастлив, знаешь, впервые, за столько лет! И мне нравится жизнь. Мне надоело страдать в угоду этим дурам, которые с большей охотой видели бы во мне спивающегося неудачника! О, конечно! Ведь тогда у каждой их них появляется шанс! А я верю в бога и в судьбу! И я сам распоряжаюсь ею. У меня свои понятия о любви и это, слава богу, дало мне все – это дало мне жизнь и вдохновение! Но не любовь, а неудовлетворенные амбиции видел я в фанатках, готовых прыгнуть в мою постель, только потому, что я Максимилиан Хорус, известный музыкант, а не какой-нибудь Бэн или Сэм с соседнего квартала.
Лиссер взял бокал с пивом и сделал глубокий глоток. Он подошел к нему и потрепал друга по непослушной шевелюре.
– Джо! Я устал от всего этого! Я устал от себя! Когда я был молод, я изгалялся как мог на публике, а вне ее, я искренне плакал и выл от этой душевной боли в минуты бесконечного одиночества! А теперь боль ушла вглубь, а слезы высохли, и я вынужден рисовать их себе на лице серебряной краской, делая из этого обычный балаган в поддержку моего торгового брэнда этакого вечно страдающего Пьеро!!!
Лиссер понял, что затронул больное место.
– Я понимаю тебя Макс, мне ли не знать всего этого, когда я сам сдерживал весь этот поток женских тел, ломившихся к вам после концертов. Дело не в этом, и не в этой, как ее имя …забыл. Опасность в том, что эта запись не сегодня-завтра появится с сети и станет доступной миллионам. Ты должен быть готов к этому, несмотря на то, что этим делом занялись вплотную полиция и ФБР. Короче, возьми этот диск, а после просмотра уничтожь его.
– Джо, но я не виноват в том, что она наложила на себя руки! Я слышал о подобных случаях, но не был склонен верить всему этому. А знаешь почему? Я и моя музыка здесь не причем, просто в мире много людей, мягко говоря, нездоровых и не моя вина, что они воспринимают меня не так, как надо было бы воспринимать. А эти девушки… Мне их жаль, конечно, но это просто глупо, понимаешь, глупо… Мне их действительно жаль, жаль их духовного и морального убожества! Да. Они просто жалки и убоги, эти несостоявшиеся женщины, лучше бы рожали детей, хоть какое-то занятие для их унылой жизни!
– Макс, никто тебя не винит. Просто посмотри видео и уничтожь диск.
– Но я не хочу смотреть это, Джо…,– он поднял глаза на своего директора; неподдельная мольба чувствовалась в этом щенячьем взгляде.
Джо внимательно посмотрел на музыканта. «Бедный Макс, каких только новостей не приходилось узнавать ему за свою карьеру», – он улыбнулся.
– Впрочем, можешь не смотреть. Решай сам, только диск уничтожь. Пока приятель, у меня еще куча работы. Бывай.
Джонатан захлопнул за собой дверь прихожей.
Макс продолжал сидеть в кресле. Потягиваясь сигаретой, он неотрывно смотрел на маленький сверкающий круг диска, оставленного надоедливым и настырным Лиссером. «Ну почему? Почему именно я? Нет, лестно конечно…, но не до такой же степени!»,– он старался убедить себя не смотреть это злосчастное видео, но маленький червячок банального любопытства все больше и больше шевелился в нем. «Как она выглядела, какие у нее глаза, какая фигура, кто она, в конце концов…?», – разум рождал монстров в виде вопросительных знаков.
Наконец, он решился.
– В конце концов, Лиссер прав! Я должен посмотреть это хотя бы для того, чтобы при случае не растеряться и дать отпор журналистам, – так рассуждая, он вставил диск в проигрыватель.
Электронный зверь проглотил сверкающий кружок болванки. Близорукий Макс уселся поближе к экрану телевизора, чтобы лучше разглядеть….
* * *
Похоже, видео было подготовлено для эксклюзивной продажи. Цифровая видеокамера и профессиональная съемка претендовали на особую художественность подачи. Зазвучала заупокойная готическая музыка, пошли титры. Текст был на мертвом латинском, цитата явно взята из книг античности или раннего христианства. Из всего потока «ус»атых слов и благодаря своим весьма скудным познаниям в мертвых языках, Макс смог понять смысл только таких слов, как «жизнь», «смерть», «царь», «вечность», «бог». Медленно из темноты всплывал светящийся знак организации Dea Scura, что в переводе с латинского означало «Темная богиня». Знаком секты служил готическо-египетский Анк, обвитый веткой дикой розы.
– Чертовы позеры! – Макс выругался, закурив сигарету. – Свои извращения вуалируют средневековыми символами, уроды!
Достаточно просторное помещение было декорировано под некую ритуальную залу. Мраморный пол был усеян пурпурными лепестками роз. Вместо современных ламп, на стенах красовались средневековые светильники со множеством настоящих восковых свечей. Посреди залы было выстроено нечто вроде постамента. На нем установлена прозрачная стеклянная ванна, на дне которой бурлила вода. Сама ванна напоминала одну из тех, что стояли в купальнях римских императоров, толстое стекло с двух сторон украшали массивные бронзовые ангелы, держащие в руках ветку розы. Чуть дальше, с потолка свисал тяжелый четырехгранный балдахин бордового бархата. На нем золотом был вышит знак Dea Scura и фраза Momento Mori3, являвшая собой идеологический символ деятельности секты.
По бокам залы приготовлены два ряда кресел в барочном стиле, служившие наподобие зрительного зала.
«Ну и циники, придут смотреть спектакль», – подумал Макс.
На фоне всего этого эклектического великолепия стиль сбивала совершенно современная микрофонная стойка, установленная сбоку от ванны.
Постепенно залу стали заполнять люди. Солидные дамы и мужчины тихо разговаривали, здоровались друг с другом, шутили и улыбались. Они занимали свои места по бокам центрального постамента, на котором должно было состояться основное событие. Гости оделись парадно, на дамах переливались украшения, а мужчины облачились в элегантные и дорогие костюмы. Наблюдавшие зрелище люди были разных возрастов – от молодых Жигало, до сморщенных старух; их объединяло только одно – они имели много денег и власть, они принадлежали к элите. Среди них можно увидеть успешных политиков, бизнесменов, популярных журналистов и шоуменов. Что двигало этими людьми в их стремлении увидеть смерть воочию? Что за странное удовлетворение приносило им быть свидетелями безнадежной трагедии, чьего-то жизненного падения? Неужели праздное любопытство? Но, никто не знает ответов на эти вопросы. Возможно, часть разгадки людского стремления увидеть смерть уходит в историю, когда площадные казни были нормальным явлением и люди собирались на них, как на праздник. Увы, проходят века, а человеческая ментальность не меняется, внутреннее бессознательное укладывается в вечный эпитет «хлеб и зрелище», и это не зависит ни от социального статуса, ни от исторического временного пространства.
* * *
Обслуга принесла дополнительные канделябры со свечами. Утихла музыка, гости расположились в удобных креслах.
Под мерцающий свет свечей, вышел человек в черном одеянии с капюшоном на голове. Он выглядел как мистический служитель таинственного культа. Человек в капюшоне стал говорить:
– Дамы и господа!
Мы собрались здесь вместе со всеми вами, чтобы быть свидетелями воистину таинственного и сакрального деяния. Сестра наша, разочаровавшись в радостях земных, решила совершить благословенный путь к истине, к нашим истокам… Туда, откуда начинался наш вселенский путь. Она решилась сделать этот священный шаг, ее израненная душа стремится найти достойное ее прибежище. Она не смогла найти себя в жестоком материальном окружении, вся ее природа протестовала против этой ошибки, что называется – рождение на бренной земле! На самом деле, наша настоящая суть там,… во вневременье. Есть люди, которые, по независящим от нас обстоятельствам, имели несчастье появиться в примитивном и несправедливом мире. Но правда всегда торжествует и истина берет свое, – избранные, те, что неспособны принять эти условия, с позволения сказать, жизни человеческой, те, идеалы и стремления которых идут вразрез с общепризнанными постулатами социальной морали и светской медицины, уходят от нас добровольно. Наша священная праматерь – Великая Богиня Вечного Бытия - возложила на нас ответственную миссию: помочь этим людям достигнуть их вечного дома, вкусить вселенской гармонии познания идеального. Познание материального не есть истина – это суета…, муравьиное копошение, – многие так и не осознали этого. Но наша Матерь Вселенной всегда с нами. Страдая в этом мире, мы совершенствуем себя в мире ином. Познавая смерть, мы познаем истину. Сегодня великий день – еще одна душа обретет счастье и покой! А страдание… Кто из вас скажет, что такое страдание! Чувствовал ли кто-нибуть из вас, что есть истинное СТРАДАНИЕ! Я скажу…. Страдание это боль! Но боль не физическая, а иная… Боль, которую невозможно терпеть или лечить, – нельзя вылечить душу, что кровоточит... Когда ты не видишь выбора между жизнью и смертью, когда степень твоей боли останавливается на грани безрассудного! Когда некуда больше идти и нечем больше дышать... И ты не можешь больше терпеть эту БОЛЬ внутри тебя, сжигающую твою душу и испепеляющую твое сердце. Есть пик, именуемый концом предельного, так этот пик и есть твоя боль! Хватаясь за последнюю соломинку, ты падаешь на колени перед холодным жестоким существом, именуемым Бог, и молишь его о милосердии. Но Бог – нем… Тогда ты видишь в своем страдании великую миссию, приготовленную тебе свыше – ты возводишь свою боль в культ.
И ты живешь этим, до тех пор пока…. ты не осознаешь … единственно верный путь… Итак, наша счастливая избранница, – поверьте, она много страдала в этой жизни. Сегодня она откроет перед вами душу…. Она расскажет всю свою жизнь.
Часть 2.
|
«Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире! Никакие жизненные неудобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться».
(А. Куприн, «Гранатовый браслет») |
Она вышла в сопровождении двух служителей. На ней было надето черное ситцевое платье простого покроя. Неуверенно ступала она босыми ногами по холодному мрамору, но шла она так, как будто под ее ступнями полыхал огонь. Небольшая молодая женщина с темными волосами... Ее взгляд выражал больше отрешенность и спокойствие, нежели волнение, чувствовалось, она была готова.
Макс пытался разглядеть ее лицо, но было слишком далеко, пока… Она остановилась посреди залы. Присутствие зрителей немного смутило ее. Она оглядела обстановку и слегка улыбнулась.
– Почему вы улыбаетесь? – спросил ведущий действа.
– Меня встречают как настоящую королеву, здесь так красиво!
– А вы и есть королева сегодняшнего вечера! И это без сарказма, вы избранная героиня и скоро вы обретете настоящее счастье и давно желанный покой.
– Я надеюсь…, – почти прошептала она низким голосом.
Ведущий подошел к ней со словами:
– Но для начала вы должны подписать эти бумаги о том, что ваше желание уйти из жизни добровольно и вы никого не вините.
– Да, конечно… Как обещала…, – она взяла ручку и стала подписывать какие-то листки. Дрожащие руки выдали таки волнение и страх перед неизведанным…
Макс внимательно следил за ее движениями, но в нем не возникло никаких чувств по отношению к ней. Его взгляд был довольно скептичным. «Что-то непохоже все это на правду, скорее всего, дешевая инсценировка. Ловушка для извращенцев и чувствительных дураков», – проносилось у него в голове.
– Как вас зовут? Представьтесь, пожалуйста! – скомандовал ведущий с пафосом.
– Меня зовут Нефес.
«Нефес, Нефес…странное экзотическое имя. Где-то я его уже встречал…», – Макс напряг мозги, чтобы вспомнить. Так он думал несколько секунд, но в голову ничего не пришло.
– Итак, Нефес! Вы знаете все условия. Вы должны будете отвечать на вопросы посвященных членов нашего сообщества до тех пор, пока вы в состоянии говорить.
– Да… Я знаю и согласна, – она опустила глаза.
Никто и не догадывался, что действительно творилось в ее душе. Она еще раз внимательно оглядела залу, ее взгляд остановился на ванне в центре. Она представила себя в ней, истекающей кровью. Но страха не было, наоборот, ей казалось, что все это – странный, потусторонний спектакль, – он закончится, уйдет в пустой мрак. Очнется после тяжелого бреда, человеческое сознание… – ее сознание, и все начнется сначала. Ей не верилось, что это помещение – последнее, что представится ее взору. И что за ним – лишь небытие. Она не чувствовала, что этот готический зал – ее конечное пристанище. Эти свечи, странные благовония, тяжелый бархатный балдахин, нависающий сверху, словно крышка гроба, – все эти предметы и ощущения станут немыми свидетелями и попутчиками ее медленного угасания. Она уйдет, а они останутся… Ждать следующего, пожелавшего закончить….
Ведущий подозвал помощников. Эти люди были похожи на тени – лица их скрывали маски, фигуры завуалированы под тяжелыми балахонами.
– Вы готовы? – спросил он Нефес.
– Да, наверное… Только страшно…
– Имейте в виду, вы сами вправе все остановить. Мы не убийцы, а лишь исполнители желания. Так что решайте и хорошо подумайте!
Она задумалась… На секунды…, но они показались минутами. Вдруг взгляд ее стал решительным.
– Нет. Сколько можно тянуть? Я согласна.
– Тогда сейчас вам дадут напиток, от которого вам будет легче перенести боль. Вы почти ничего не почувствуете.
– Это хорошо… А то я боюсь боли.
– Вам вскроют вену лишь на одной руке, чтобы вы находились в сознании определенное время. Ну, наверное, догадываетесь почему?
– Думаю, что да…, – Нефес печально улыбнулась. – Чтобы подольше продлить мое последнее интервью…
Макс почувствовал неприятный холод, спускающийся по спине.
– Господи, неужели они это сделают? Остановись, безумная! – крикнул он в голос. Он почувствовал желание выключить плеер, неосознанно надеясь, что если он остановит диск, то это сможет как-то сохранить ей жизнь. Но он продолжал смотреть, и страшный спектакль продолжался.
Люди-тени подвели ее к плоскому выступу на стене. Она оглядела тех, кто пристально следил за ней. Ее лицо ничего не выражало, только усталость. Она вяло улыбнулась. Ей дали выпить в серебряном бокале непонятную смесь.
– Это обезболивающее, – предупредил ведущий.
Она заставила себя выпить залпом. Прошли секунды. Около минуты… Зал затих в ожидании. Лица наблюдавших были напряжены. Одни, выражали неподдельный интерес, другие – жалость, третьи – удивление. Но не было ни одного безразличного лица.
Она пошатнулась…
– Пора, – скомандовал ведущий.
Люди-тени взяли ее беспомощную руку, положили на выступ. Она закрыла глаза. Лезвие ножа сверкнуло в полумраке. Эхо повторило ее тяжелый вздох, и она упала на колени. Красная змейка крови, потекшая с ее запястья, стала доказательством того, что этот «спектакль» исполнялся вживую. Ее подняли, она инстинктивно зажала рану здоровой рукой. На руках одного из ее палачей, Нефес была доставлена в середину залы и помещена в прозрачную ванну. Вода в ней была теплой и проточной.
Макс не верил своим глазам. Тошнота подступила к горлу. Он отошел к открытому окну и набрал полные легкие воздуха.
– Боже милосердный, что же это делается?! Куда мы катимся, господи! Это же СВЯТОТАТСТВО!!! – прошептал он в пустоту.
Но ответа не последовало. Он почувствовал, как засаднило его сердце. Он уже не мог смотреть в экран. Он только слышал безумные голоса безумных людей, совершавших это безумное действо.
– Как вы? – вопрос ведущего показался циничным.
– Рука болит, и голова кружится…, – она ответила не сразу.
-Сейчас боль пройдет! Кровь станет уходить, и вы привыкнете к этому состоянию головокружения. Вы готовы отвечать на вопросы?
– … Да…
«Она еще жива… Да, конечно. Она еще будет жить какое-то время», – непонятная сила заставила Хоруса вернуться на место и продолжать смотреть.
* * *
Вода в ванне, где лежала Нефес, вмиг окрасилась в темно-розовый цвет. Ее голова была наполовину свешана, но плавные стенки ванны создали ей определенный комфорт. К ней подвели микрофон.
– Дамы и господа! – обратился ведущий в зал. – Вот и исполнилось наше с вами святое дело и через некоторое время еще одна душа обретет свой дом. Но это произойдет не сразу, не сейчас. И за это время, Нефес согласилась ответить на все ваши вопросы. Мы совершаем правое дело. У человека всегда присутствует страх перед смертью. И мы будем с ней до конца, мы будем поддерживать ее до последнего вздоха ее, на этой земле. Итак, господа, задавайте свои вопросы, беседуйте с нашей самоотверженной героиней!
Нефес медленно оглядела зал. Люди, лица… Они пришли сюда посмотреть шоу, являющееся лишь очередным развлечением в их праздной жизни. Но ей было все равно. На душе было как-то покойно. Впервые. За столько времени.
Пожилой господин, убеленный красивой сединой – крупный банкир и политик поднялся со своего места. Его можно было часто видеть по телевизору – обычно он обсуждал глобальные вопросы мировой экономики, спорил с президентами, был оппонентом у известных политиков. Теперь его вопрос был адресован никому неизвестной умирающей Нефес.
– Нефес, скажите пожалуйста, какая у вас профессия?
– У меня образование в сфере теории искусства, – она немного замялась.
– Странно, у вас такая интересная творческая профессия, неужели вы не нашли в ней духовной отдушины?
– Это сложный вопрос… Да, я люблю то, чем занималась, но… Понимаете, в моей стране приходится делать выбор между тем, чем ты любишь заниматься и просто выживанием. Я выбрала выживание. Увы, одной эстетикой невозможно прокормиться. Банально звучит, но это насущный вопрос и я не исключение в этом плане. Поверьте, я страдала оттого, что не смогла себя творчески реализовать. Возможно, это была одна из причин… моего депрессивного состояния.
– А почему вы не могли реализоваться творчески?
– Потому, что я не так жила…. А когда все осознала, было уже поздно. Знаете, я совершила много ошибок в жизни, но есть ошибки, которые исправить невозможно. Я всегда стремилась объять необъятное – я не ценила того, что имела, я не имела представления о том, чем мне было предписано заниматься, я пренебрегла советами людей и своим внутренним голосом, а потом … страдала всю жизнь…Но так или иначе, произошло то, что произошло. Честно сказать, я и сама не знаю, откуда у меня было это ощущение ВЕЧНОГО ЖИЗНЕННОГО ДИСКОМФОРТА, перманентного чувства неудовлетворенностью жизнью…. Не знаю… Я была лучше многих, и если бы искренне захотела – может, стала бы успешной. Но, у меня всегда была своя внутренняя духовная жизнь, и она сильно отличалась от окружавшей меня, действительности.
– То есть?
– С детства, я была очень замкнутым ребенком… Жила в своем мире, у меня были иные интересы. Я слушала музыку, которую любила и музыка сильно повлияла на мое становление как личности. Музыка сопровождала меня всю жизнь и рождала фантазии, ставшие моей второй реальностью. Помню, как я увлеклась итальянской музыкой, а потом, буквально помешалась на Италии и мечтала туда уехать. И понимаете, этот дискомфорт…, я его ощущала уже тогда. Я была вечно неудовлетворенна тем, что имею, моя душа и помыслы стремились к чему-то другому. Но я и сама не понимаю, почему я не старалась как-то приблизить свои мечты, я просто фантазировала, ничего не делая! Я жила в своих фантазиях, и мне было легче… Я мечтала о том, что фантазии когда-нибудь станут моей настоящей жизнью. Но лишь мечтала… Проходило время, и определенные события просто сбивали эти детские незрелые мечты. Дело не в мечтах, конечно, а в самом состоянии. Я росла, становилась взрослой. Но и теперь мое внутреннее состояние мало, чем отличается от того, что было 20 лет назад…. Просто поменялись мои фантазии…. И пришло осознание того, что вся моя жизнь – это, по сути, всего лишь иллюзия…
– Вы считаете, что вам не удалось сделать карьеру?
– Вы психолог? – Нефес улыбнулась. – Думаю, что, выражаясь современным языком, я подхожу под категорию «лузеров». Говорят, лучшая карьера женщины – это ее семья. Увы, я и в этом не преуспела. Для меня карьера – это творческая самореализация, а не материальный успех. А что касается профессиональной карьеры…. Я всегда считалась талантливым человеком. Когда я была ребенком, мне прочили большую карьеру в сфере искусства. Когда я стала взрослой, меня считали одаренной и перспективной, но эта одаренность так и осталась, увы, в нереализованном потенциале. Карьера – это не всегда талант. Это характер, прежде всего, а у меня именно его не оказалось… Так что так… И потом… Знаете, я стала задумываться о карьере только в последнее время, как ни странно… Да этого я жила другими ценностями.
– Какими же?
– Я искала удовлетворения в работе, я искала свою стезю. Но искала не там, – она задумчиво опустила глаза. – Я искала материального удовлетворения, высокооплачиваемую работу, престижную позицию. Но эта работа не приносила удовлетворения морального. И в итоге, я была все равно несчастна. А теперь поздно уже что-то менять. А еще… я искала любовь…, – секундная передышка. – Но об этом потом…
Тени от мерцающих свечей на стенах залы рождали замысловатые фигуры и силуэты. Тихо, ненавязчиво играла какая-то этническая музыка. Нефес закрыла глаза. Рана на руке саднила. Медленно, очень медленно утекала в воду ее жизнь.
Одна солидная дама подняла руку, словно находилась в зале аукциона.
– Разрешите представиться. Я профессор искусствоведения и владелица одной известной галереи в Москве. У меня вопрос. Вы кажется, доктор философии?
– Да… Я защитила диссертацию.
– Так почему же вы не занялись наукой?
– В любом деле, а в науке тем более, нужно полное посвящение. Я люблю анализировать и исследовать искусство, но…как я говорила, я выбрала просто зарабатывание денег… Это еще один знак проявления моей слабости. И если честно, я смотрела на моих коллег – этих профессоров и докторов наук… Я не хотела быть, как они. Сухие теоретики, толкователи искусства – глашатаи чужой души, а по сути …, обычные книжные черви. На самом деле, это сложный вопрос. Мне не хотелось изучать то, что они предлагали мне. Но то, что было мне интересным, не было актуальным в моей стране. Замкнутый круг, в который ты загнан не по своей собственной воле. Постоянный внутренний дискомфорт. Дискомфорт от неудовлетворенности жизнью и собой, я его ощущала, когда была ребенком, ощущаю и сейчас. Может это какая-то болезнь…
Нефес задумалась. Дама из престижной московской галереи продолжала.
– Не понимаю вас, девушка! Такое впечатление, что вы ничего в этой жизни не хотите. Это вас не устраивает, от того вы отказываетесь. Просто вам нужно было как следует разобраться в себе и в ваших желаниях. А вы выбрали сразу крайний метод.
– Хм.. Может быть… Да, у меня были желания, планы…, но у меня не хватило силы воли воплотить их в реальность. Хотя, буду честна – я пыталась.
Нефес вовсе не хотелось спорить с этой успешной галеристкой. Ей вообще не хотелось спорить.
– Если бы все было так просто! Если бы было так просто! То, наверное, у людей стало бы меньше проблем. Я искала…, понимаете, искала. Но не всегда поиск ознаменовывается успехом.
– Просто плохо искали. – Женщина была неугомонна.
– Может быть…, может быть, – протянула Нефес. – Знаете, почти все мои работодатели и начальники говорили мне оно и то же. Они упрекали в том, что во мне не было огня…, интереса к жизни, к работе… Они злились и называли это безынициативностью и равнодушием. Но я выполняла работу в требуемых рамках, а душу отдать не могла. И гореть тоже не могла… Дискомфорт, опять этот вечный душевный дискомфорт, который я сама себе не могу объяснить.
– Но было у вас что-нибудь, что могло бы вас увлечь по-настоящему? – поинтересовалась профессорша.
Нефес ответила не сразу.
– Знаете, о чем я действительно жалею… Это о том, что не связала свою жизнь с музыкой. Думаю, на этом поприще я была бы более успешна. Просто музыка для меня все – это часть моей жизни, это мое вдохновение. Но…, только лишь став взрослым, ты осознаешь то, о чем не думаешь в детстве. Уже поздно. Бывают ошибки, которые невозможно исправить. Музыка – она наверное, не дала бы мне умереть… А может быть, это и к лучшему… Не знаю…, – она отвела глаза и отрешенно уставилась на бронзового ангелочка.
* * *
Из-за угла появился человек. Свет, идущий от большой люстры, высветил его фигуру. Все замерли. Перед ними стоял священник. Нефес взглянула на следующего оппонента, и от удивления у нее появился блеск жизни в глазах, но лишь на миг…
– Да, не смотрите на меня так, господа! – провозгласил священник зычным голосом. – Я пришел сюда, имея на то свои основания. Как бы цинично это ни звучало, для повышения своей квалификации. Я знаю – вы люди потерянные, я не вмешиваюсь. И ее душу вряд ли уже спасешь. Но я хочу спасти другие заблудшие души, похожие на нее. И для этого у меня есть свои вопросы к этой женщине.
Для Нефес появление священника в ритуальном зале Dea Scura стало чем-то вроде сюрприза. Она боялась, что он начнет свои проповеди, заставит ее покаяться и спастись, пока не поздно.
Неожиданным это было и для Максимилиана Хоруса, который в этот момент уткнулся в экран телевизора. «Почему же он раньше не остановил все это? На его глазах совершается это дьяволопоклонничество, а он не вмешался», – рассуждал потрясенный Хорус.
Как бы предвидя этот немой вопрос, священник продолжал:
– По условиям организации, разрешение присутствовать в зале ритуалов лиц духовного сана, ограничено некоторыми условиями. Я могу быть лишь наблюдателем. Я могу задавать свои вопросы, но они не должны носить характер проповеди и я не имею права препятствовать действию. Только на этих условиях я был сюда допущен. С вашего позволения, я поговорю с Нефес.
Священник откашлялся.
– Нефес, вы верите в Бога?
– Да…. Наверно….
– А вы знаете, что самоубийство – это грех?! Несмотря на то, что совершаете вы его не своими руками.
– Знаю. Но не думаю, что это грех! – лицо Нефес выразило презрение.
Священник подошел к ней ближе.
– Скажи, дочь моя, как же ты можешь верить в бога и в то же время отрицать греховность самоубийства?
– Я не знаю, отец… Я думаю, что каждый человек имеет право распоряжаться своей жизнью и судьбой. Каждый человек глубоко индивидуален и у каждого своя дорога, но не всегда эта дорога бывает усеяна розами. Для некоторых – это дорога в никуда. Думаю, ваш бог в курсе.
– Неисповедимы пути господни, Нефес, и для каждого из нас бог приготовил свой план. И почему вы говорите о боге так пренебрежительно – «ваш бог», а что он не ваш тоже? – священник посмотрел ей в глаза.
– Отец, я слабею с каждой секундой. Я понимаю всю важность нашего разговора и для меня ваше присутствие здесь даже символично. Не скажу, что я рада, просто… Бог всегда играл большую роль в моей жизни…, для меня, по крайней мере, но… Мои отношения с ним носили характер скорее монолога, нежели диалога. Нефес перевела дыхание. – Это даже хорошо, что вы здесь… Я попробую объяснить вам все, что чувствовала за эти годы.
– А вы уверены, что монолог был ваш? Может наоборот, вы не хотели прислушиваться к нему! – мудрость и тонкий ум всегда были присущи духовным служителям.
Нефес беззвучно засмеялась. Она опустила голову, и было видно, как трясутся ее плечи.
– Вас не проведешь, отец. Но ваши слова слишком патетичны и тривиальны. Никто не знает, кто кого не хотел слушать или понимать. Можете считать, что у меня с ним возникло взаимонепонимание! – она цинично отпарировала.
– Не говорите богохульных вещей, Нефес! Тем более, сейчас… Вы можете быть уверенной в точности, ЧТО ожидает вас за этой гранью?
– Простите отец, просто это больная тема для меня… Я люблю бога…, своей любовью. Но, похоже, что он меня не любит.
– Почему вы так решили?
– За сколько лет моих молитв и обращений к нему, я ни разу не увидела его благословения. Неужели я хуже других, грешней других? Почему он отвернулся от меня? – Нефес повысила голос. Тема была действительно волнующей для нее.
– А почему вы решили, что он отвернулся от вас?
– А если бы не отвернулся, думаете, я лежала бы сейчас, с перерезанным запястьем в этом прозрачном кровавом гробу? – ответила она встречным вопросом. -Понимаете, слова о милосердии и справедливости божьей ранят меня. Особенно, если оглядеться на этот мир! Когда при нелепых обстоятельствах гибнут дети, десятки ни в чем неповинных детей! Люди, обычные люди, что стали лишь трагическими марионетками в руках небесных вершителей судеб, неважно бога или дьявола! Мои страдания – это ничто, по сравнению с глупой, другого слова я и найти не могу, глупой и непонятной несправедливостью событий в жизни других людей! Я просто удивляюсь, что, испытав столько бед, они все еще продолжают верить в него….
– Не дано нам судить о деяниях господних, Нефес! Люди не должны роптать, в противном случае, будет еще хуже! Запомни, господь наш испытывает нас всю жизнь, но он милосерден!
– Боже! Боже, господи всемилостивый! Зачем испытывать меня всю жизнь? Я страдаю от этого! Я обычная заблудившаяся овца, которая искала лишь маленького кусочка счастья для себя! Я не имела права?
У нее защемило душу, и слезы полились из ее усталых глаз.
– Понимаете, всю свою жизнь примеряю на себя роль лишь наблюдателя. Наблюдателя чужой жизни, которая проходит мимо меня! Наблюдателя спектакля под названием жизнь. И не раз, анализировав нашу жизнь, я пришла к выводу, что если бог дает что-то, то с другой стороны отнимает. Дает карьеру – не дает здоровья, дает здоровье – не дает благосостояния, дает благосостояние – не дает любви… Но все, почти все люди так и живут по этой схеме, довольствуясь тем, что дал им бог! А мне он не дал ничего…, или почти, ничего. По крайней мере, из того, о чем я его просила.
– А почему вы думаете, что бог обязан вам все давать? Что за потребительское отношение? – священник засмеялся.
– А как же его слова «Просите, и дано будет вам»? Может, я немного не так трактую библию. О да, там написано о пище духовной, о вере и духе святом… Но, не все же, отец, просветленные высоко-духовные люди, ставящие веру и преданность превыше всего. Я может и грешна в том, что была лишь простой женщиной, мечтавшей о том, о чем мечтают миллионы других женщин на этой земле. Я дитя материального мира и я не могу уйти от этого! То есть, могу, но вы и представить не можете, как это трудно и больно! Как это БОЛЬНО, господи! Совершенствовать дух свой, не отрываясь от материального, – она вздохнула. – Я всю жизнь только и делала, что смотрела на все философски – на все свои падения и неудачи! И это бы ладно, если бы не пожирающая БОЛЬ, которую я не могу больше терпеть!
– Бог разговаривал я тобой, Нефес! Но ты не слышала его! Не видела его знаков! Знаешь, что погубило тебя – это твоя гордыня! Гордыня – вот весь камень преткновения в твоем неудавшемся диалоге с богом! – священник говорил книжными словами.
Нефес не мирилась с его доводами, хотя что-то внутри нее подсказывало, есть какая-то доля истины в его словах. Но рвавшие ее изнутри сомнение и протест, заставили ее закричать:
– Разговаривал со мной!!! Боже, сколько раз просила я тебя дать мне знак по какой дороге мне идти! Сколько лет я молила тебя об этом, лишь дать мне знак! Указать тропинку, и я бы пошла по ней! Но… Ты молчал…, ты всегда молчал… Ты был нем… И я как слепой котенок, тыкалась туда, где светло и тепло. Но в итоге натыкалась на стену! На холодную стену. Время шло, а я не замечала этого. Я жила своими нереализованными мечтами. Но я не скажу, что я только мечтала. Поверьте, я пыталась что-то сделать, я пыталась изменить свою жизнь. И я молилась богу, прося его помочь и благословить меня в этих начинаниях. Но происходило все с точностью до наоборот. Бог – наш отец, но неужели отец может быть таким жестоким? Да, и отец может быть непреклонен, когда считает ошибочной просьбу своих детей. Но я не думаю, что мои жизненные планы и цели были всего лишь эгоцентрическим капризом. И потом, хорошо, я приму этот отказ, но что взамен? Опять все та же пустота и бесполезная просьба указать мне истинную дорогу. А в ответ лишь молчание. И все начинается сначала, замкнутый круг. Знаете, у меня сложилось такое впечатление, что я пытаюсь догнать уходящий поезд. И чем больше я прилагаю усилий, тем быстрее поезд набирает ход. Но я не желаю мириться и бегу, бегу… Но долго ли бежать, на сколько еще хватит мне сил?
Нефес перевела дыхание. Ей становилось все тяжелее дышать и говорить. Потеря крови давала о себе знать.
– Нефес! – священник повысил тон. – Все это печально конечно, но… ЭТО НЕ ПРИЧИНА УМИРАТЬ!!!!
– Отец мой… Вы когда-нибудь задумывались о смысле жизни? В вас когда-нибудь умирала надежда? Не просто умирала, а сгорала, превращаясь в бесполезный пепел. Как многие из нас, я всегда думала, зачем я появилась на этот свет, в чем моя миссия? Ведь для чего-то я ведь рождена на этой земле. Но я не находила ответа! Семья? Дети? Незаурядный талант в чем-то? Миссия быть полезной для своей страны и человечества? – Бред!!! Когда ты не видишь смысла в твоем существовании, ты не видишь смысла ни в чем!!!! Вы испытывали когда-нибудь такое состояние? Нет, более того… Когда у тебя просто пропадает интерес к жизни и ты начинаешь бояться ЖИТЬ, а не умереть… И … неважно, какие причины могут толкнуть тебя сделать это…, они всего лишь причины, … – последние слова Нефес произнесла тихо и задумчиво. – Просто, когда нет больше потребности жить, то никакие благости и радости земные не приносят тебе счастья… Лишь тоска… Убитая любовь…
– Смысл жизни, Нефес в вере в бога и в жизни по законам божьим! А ты пребывала в унынии! А уныние не меньший грех, чем самоубийство. Ты говоришь, что просила его … Но когда ты сама не хочешь быть в стаде и следовать за Пастухом нашим, почему Он должен давать тебе какие-то блага, неважно духовные они или материальные!!!
– Скучно, отец, скучно!!! От ваших слов я страдаю еще больше! Я слышала это миллион раз на проповедях и читала в библии!!! Но тяжело преломить сущность человеческую!!! И давайте закончим на этом!
– Нефес, Нефес, как мне жаль тебя! Гордыня, а не мудрость говорит в тебе! – священник удрученно покачал головой.
– Что есть гордыня, отец мой… стремление к счастью, и это вы называете гордыней? Просить его о любви – это вы называете гордыней? Если уж меня можно обвинить в том, что я не стала успешной не по вине бога, а по своей собственной вине, то любовь – это то, что не зависит от меня, как вы думаете? Вы думаете, я не просила его подарить мне любовь?
* * *
Максимилиан внимательно осматривал ее лицо. Просто лицо женщины, каких миллионы, лицо одной из толпы. Встретившись с ней, он никогда не обратил бы на нее внимание. Ему нравился совершенно иной тип женщин. Но одно привлекло его в ней. Это ее глаза. Точнее, их цвет… Они были чернее ночи и совершенно непрозрачные. Он знал, темный цвет глаз был свойственен большинству южных людей, но ее глаза были неестественно черны. И этот взгляд… Где-то он его видел, он почувствовал дрожь от своей мысли. Но тут же отогнал ее. «Чепуха! Я физически не мог с ней встретиться», – рассуждал Хорус. И все же этот взгляд, невероятно тяжелый, пронзительный, проникающий в самую душу, вызывал в нем какие-то смутные непонятные ассоциации. «Не мудрено, что у нее были проблемы с мужчинами. Кто же выдержит долго на себе этот тяжелый, пронизывающий взгляд ее черных немигающих глаз…», – умозаключил Макс. Но он так же заметил, что ее глаза отразили всю вселенскую грусть, настолько печален был этот взгляд. Даже когда она улыбалась. Он еще не понимал сути ее страданий, но признал, что, только тяжело страдая, можно приобрести такое выражение глаз. «Внутренний дискомфорт от неудовлетворенности жизнью»,– было что-то роднящее в этом ее самоопределении. Макс задумался…
* * *
– Ничто не может быть благословеннее любви к богу и благодатнее его любви к тебе. Но ты этого не видела! Ты хотела лишь любви плотской. Принять с благодарностью все, что дано тебе и видеть в этом великую благодать и счастье –это жизнь в боге. А нежелание мириться с этим – это и есть гордыня, Нефес!
– А как же другие? А как же их счастье?
– А ты назови мне хоть один пример любви, о которой ты мечтаешь? – спросил священник.
– Я знаю много случаев…, – она запнулась, потому что поняла, что не может вспомнить.
– Ты же сама говоришь что, приобретя одно, мы теряем другое. Так думаешь, настолько ли счастливы люди, познавшие любовь и насколько времени им хватило этой самой пресловутой любви?
– Отец, во многом вы правы, но с этим я поспорю. Пусть непродолжительный период, но они были счастливы оттого, что познали любовь. Любовь – это самое прекрасное, что может быть в жизни. И любовь, по сути – божественна. Любовь – это основа жизни и творчества, она движет всеми нашими высокими помыслами, стимулирует наше стремление к красоте и гармонии. И пусть, вы называете ее плотской, но что же такого плохого в любви к человеческому существу? Я сама это только недавно осознала, ЧТО есть любовь к человеческому существу…
Священник опустил голову и задумался. «Любовь к человеческому существу»… Похоже, эта Нефес была крепким орешком. Вспомнив свой жизненный выбор между любовью к эфемерному духу и материальной женщине, ему нечем было ответить этой несчастной.
– Я не буду спорить с тобой, Нефес… Ты в выигрыше, потому, что время на твоей стороне… Точнее его отсутствие. Да успокоится с миром душа твоя, Нефес!
– Надеюсь, вы получили свое удовлетворение от беседы со мной, отец! Будьте всегда в боге и молитесь за меня, пожалуйста! – она была искренна.
– Я обязательно помолюсь за тебя, дочь моя…, – священник направился к своему месту и исчез в мрачных закоулках ритуальной залы.
«Все мы стремимся к любви, в конечном счете. Какая она ни была…», – подумал Макс, сидящий по ту сторону экрана.
* * *
Нефес лежала в своей хрустальной ванне и думала. Думала о жизни, о своей последней любви. Она чувствовала, что постепенно, рассудок ее затуманивается, голова наливается свинцом, а глаза слипаются от наступающего сна. Она осознала, что медленно умирает. Но это ее не пугало, а наоборот, успокаивало… Наконец, она избавится от этой боли, которая сейчас уже начала притупляться, как будто кровоточащая рана подергивается корочкой спекшейся плазмы. Но жизнь еще боролась за свои права. Пока она была жива и могла говорить, чувствовать, мыслить.
Часть 3.
|
«Я под сенью его утопала. Плод его был мне сладок. Как вновь Надо мной его знамя – Любовь! Я, Любовью больна, воскресала».
(«Песнь Песней», часть 3, стих 2) |
– Можно вас спросить?
Тишину нарушила красивая молодая женщина в костюме из белой крашеной кожи. – Я психолог, я бы хотела спросить вас, в продолжение начатой темы… Что для вас означает любовь и какую роль играла она в вашей жизни?
– Похоже, самое сложное и больное осталось на финал, – попыталась сыронизировать Нефес.
– Скажите, вы любили когда-нибудь ?
Нефес печально улыбнулась. Любовь… Что есть любовь в ее жизни? Она никогда не могла определить для себя точно, ЧТО есть любовь… Она помнила себя еще ребенком, грезы которого напоминали продолжение детских сказок о благородных принцах и прекрасных принцессах. Она воображала себя одной из них, и была уверена, что ее принц обязательно ее найдет и увезет в сказочное царство, совсем, как ту Ассоль из «Алых парусов». Но время шло, а корабль все не появлялся…
– Мне кажется, что в первый раз в жизни я полюбила, когда мне было семь лет, и это не шутки. Это, конечно, была не совсем любовь, но что-то детское и чистое. Он учился со мной в одном классе и…, он был самым красивым мальчиком среди всех первоклашек. Забавно, но уже тогда проявилась моя наклонность выбирать объект любви по внешности. Пройдет еще около двадцати пяти лет, чтобы я познала любовь, идущую не от глаз, а от сердца…, ту любовь, что в конечном итоге убьет меня…. Но это уже другое.
Нефес вспомнила синеглазого еврейского мальчишку, который впервые заставил затрепетать ее тогда еще маленькое детское сердечко. Где он сейчас? Как живет? Он уехал в Америку уже давно… Возможно, он стал успешным врачом и обзавелся семьей. Она улыбнулась. Как же это было давно! И зачем она это вспомнила?
– А что для вас значит любовь?
– Всё. Она для меня значила всё. Может быть, я и идеализирую любовь, но она всегда была для меня каким-то таинством, великим божьим даром, который дается, увы, не всем. Я всю жизнь стремилась найти любовь, познать ее. У каждого человека, наверное, свои понятия о любви, мы же все разные, в конце концов… Я всегда была очень романтичным человеком, но этот трагизм в отношении к жизни и ко всем ее проявлениям, заставлял меня крепко страдать. Помню, в первый раз я испытала боль, страдание и чувство бесконечного одиночества в четырнадцать лет и с тех пор, они стали моими вечными спутниками. Это очень долгий разговор и боюсь, мне просто не хватит времени рассказать вам все, что я чувствую и думаю…
* * *
В разговор вмешалась дородная женщина лет пятидесяти. По ее виду и одежде можно было догадаться, что она очень богата и влиятельна. Она оказалась женой известного ученого, онколога, который изобрел свой уникальный метод продления жизни раковым больным, за что был удостоен Нобелевской премии.
– Вот слушаю я вас, женщина, и удивляюсь. В вашем то возрасте быть такой легкомысленной и витать в облаках! Любовь! Вот вы говорите о любви, а похоже, сами не знаете, что это такое. Вы слишком идеализируете любовь, такой любви не существует, уверю вас! Истинная любовь – это взаимопонимание, прежде всего. Я вот прожила с моим мужем душа в душу тридцать два года и, наверное, знаю, что такое настоящая любовь!
– Вы говорите, что я не знаю, что такое любовь… Да, в чем-то вы правы, но как можно знать о вкусе плода не попробовав его хотя бы раз? Я знаю, что такое любовь – уж поверьте мне… Просто я не имела счастье БЫТЬ в любви, – любовь приносила мне лишь боль и страдание.
– Многие женщины так и не выходят замуж, если вы именно это имеете в виду. Но не всем приходит в голову лишать себя жизни из-за этого!
«Эх ты, клуша…», – подумала в сердцах Нефес. «Так и будь благодарна богу, за то, что он сделал твою жизнь, похожей на блинчик с медом. Счастливая, но убогая…», – Нефес вперлась в эту самодовольную толстуху тяжелым неморгающим взглядом. Женщина тем временем продолжала:
– Мой муж всемирно известный ученый. Великий человек, спасший столько людей! Но я его полюбила, когда он был еще простым врачом из периферийной захудалой больницы. Мы вместе прошли этот путь от нищеты и безвестности к мировому триумфу и славе! И в нашей жизни было много – и падения, и предательство! И наша семья была на грани распада, но наше с ним взаимопонимание и стремление сохранить наше счастье, помогли бороться со всеми этими перипетиями. И мне было трудно, и я думала о самоубийстве, но знаете, что еще заставило меня быть крепче и мудрее? Это мои дети! Их у нас пятеро! И внуки есть уже.
– Рада за вас.
– Вам надо было родить для себя, дорогуша! И тогда все эти глупости выветрились бы у вас из головы! Вы и не подозреваете, какой это стимул – дети! Я честно сказать, очень хочу, чтобы вы одумались пока не поздно. Пока можно перетянуть ваше запястье жгутом и остановить кровь! – женщина говорила очень громко и явно старалась произвести впечатление не только на Нефес, но и на всех присутствующих в зале. – Родила бы, и жизнь сразу показалась бы тебе совсем в других красках! – по-свойски проворковала толстушка.
– Вы думаете, вы сделали открытие, посоветовав мне это? – съехидничала Нефес, пусть и дружелюбная, но эта матрона раздражала ее. «Странно», -подумала она, -«еще кто-то может меня раздражать. Значит, я еще не совсем труп».
– Последние пять лет я только и слушала все эти советы доброжелателей «завести себе ребенка». Да, дети – это прекрасно и дети это действительно огромный стимул. Но…, посмотрите на меня! И будьте откровенны. Вы бы доверили свое дитя такому человеку, как я? Я думаю, за это время вы сделали свои выводы обо мне и о моем отношении к этой жизни. Подумайте хорошо! – Нефес приходилось напрягать силы, чтобы говорить громче. – Допустим, я родила бы… И кем бы стал мой ребенок. Я сама не скажу, что состоялась, а плодить еще одну заблудшую, мечущуюся душу? Ведь он впитал бы с моим молоком все мои комплексы, страхи, весь этот негатив, присущий моему мировосприятию, потому что воспитывала бы я его одна! И пусть, неосознанно, но я навязала бы ему все то, чем жила и дышала. И вы думаете, это справедливо по отношению к маленькому человечку, который ни в чем не виноват? Это даже, можно сказать, проявление эгоизма – родить для себя, а там будь, что будет… Я думаю, что не имею морального права на это…
* * *
Макс внимательно слушал этих двух совершенно разных женщин и не мог определиться, кто из них прав. Он вспомнил о своих нежно любимых детях, живущих сейчас с матерью. Он ощутил острую тоску и беспокойство по ним. Дети его становятся взрослыми, как они будут воспринимать поступки своего отца через несколько лет? Его опять обуяло чувство вины перед ними...
* * *
Матрону разозлило то, что кто-то вздумал ей перечить и убеждать в неправоте. Она не привыкла к такому отношению.
– Женщина, я пожила на этом свете побольше вашего, и поверьте, состоялась как личность! Все ваши проблемы оттого, что вы считаете себя умнее других, а на самом деле ваша жизнь была никчемна и поступки просто глупы! Да, вы там доктор наук и прочитали много книжек, но мудрости житейской вам это не принесло! – она патетично произнесла обидные слова.
– Во-первых, я не доктор наук, а всего лишь кандидат, и мои знания тут не причем, – тихо проговорила Нефес.– Послушайте, зачем вы обижаете меня, превращая в оружие против меня мою откровенность с вами! Зачем же вы, состоявшаяся личность, пришли сюда? Пришли посмотреть на мою трагедию, на мой конец…
– Я… хотела понять…
– Да не понять, а продемонстрировать свое преимущество! –Нефес перебила ее. – И еще раз утвердиться в своих собственных глазах! Ублажить ваше больное самолюбие, посмаковать вашу жизненную состоятельность – конечно, вы на коне, а я прибита к земле и истекаю кровью… Жестоко… Но наслаждайтесь! Вы заплатили за это деньги!!!
В спор вмешалась красивая психолог.
– Господа, давайте будем уважать друг друга и уважать чувства Нефес. – Вы, дама, сели бы на место, потому, что вы увели разговор совсем в другую сторону!
Обиженная раскрасневшаяся матрона, пыхтя что-то, уселась на свой стул.
– Могли бы вы рассказать нам о вашей любви, Нефес? – обратилась психолог к лежащей в ванне, женщине.
– Не знаю, что рассказать… Можно сказать, у меня было все …, и нечего.
Нефес сделала паузу. Сознание начинало засыпать, силы покидали ее. Чем больше ее кровь уходила в теплую воду, тем покойнее и светлее становилось на душе. Рана затягивалась, но при упоминании слова «любовь» слабые отголоски тупой боли все еще бередили ее уставшее сердце.
– Любовь – это дар, такой же, как талант к музыке, или поэзии, или живописи. Он дается не всем, а лишь избранным. Но все мы ждем этого чувства с самого детства, как некоего таинства, божественного откровения. Весь наш мир, его духовное начало, вращается вокруг этих шести букв. Познав ее, мы разочаровываемся, но проходит время, и мы опять проваливаемся в этот сладкий омут. Человек рождается, растет, но уже с детства в нем зарождается подсознательное стремление к любви, к теплу, к родному человеческому существу. Ребенок бесконечно привязан к своим родителям, он собственник, ревнитель, он сильно страдает, если испытывает недостаток внимания и любви с их стороны. Любовь ребенка к родителям, это своего рода предтеча нашего вечного стремления и поиска СВОЕГО родного существа, как духом, так и телом, своей второй половинки. Я не психолог и не сексолог, но я так понимаю любовь… Трагедия в том, что мы все ищем любви, но дается она не каждому. И это действительно боль и беда, потому что мы можем преодолеть все проблемы, если мы находимся в любви. А так… Лишь одиночество… Одиночество и тоска, накрывающие тебя, словно темное тяжелое покрывало… А там, где начинается одиночество не физическое, а духовное, умирает надежда… и жизнь.
Нефес тяжело дышала. Несмотря на то, что ей было трудно говорить, она хотела высказаться.
– И вы все-таки придаете любви больше духовный смысл? – спросила психолог, оторвавшись от своего блокнотика, в котором она делала заметки все это время.
Нефес внимательно посмотрела на нее, затем отвела глаза.
– Я никогда не была сторонницей платонической любви, ее физическая сторона играла для меня столь же важную роль. Если помните, у Паоло Коэльо есть роман, возведший секс в сакральное таинство и я где-то с ним согласна, но… Поиски любви в моей жизни были связаны лишь с болью и страданием; сам этот факт толкал меня идеализировать, одухотворять и возвышать любовь. Знаете, я не жалуюсь. «В страданьях ты совершенствуешь дух свой», – странно звучит из уст отчаявшейся самоубийцы…, но это правда. – она тихо засмеялась.
– Но все-таки, были же реальные люди в вашей жизни, которых вы любили?
– Были. Конечно были. Есть такие люди, которые постоянно должны испытывать чувство любви: пусть нереальной, пусть безответной, но они не могут жить, если их сердце не болит и не страдает по ком-то, а душа не тянется к кому-то. Так я одна из них. Только любовь заставляет меня гореть по-настоящему, испытывать внутреннюю дрожь при одной лишь мысли о любимом… Чувство любви заставляет страдать, болеть, но в то же время, творить, думать, жить и … умирать. Она немного помолчала.
– Но я имела одну слабость, – я всегда любила глазами, а потом уже сердцем… И никогда наоборот, до тех пор пока…, – она запнулась. – И поэтому большинство объектов моих чувств были не всегда достойные люди. – Нефес отрицательно покачала головой.
– Нет, я хотела сказать, что они были внешне привлекательны, даже красивы, но не всегда духовно наполненные. Но у меня есть свойство относиться ко всему очень искренне и серьезно и поэтому я наделяла свои объекты любви чертами, не присущими им и видела в них только хорошее. К сожалению, эти люди приносили мне боль, они разочаровывали меня, и я сильно страдала от этого. Я не знаю, почему, но почти всегда любовь к кому-нибудь в итоге приносила мне горькое разочарование.
– У вас были взаимные чувства?
Нефес слабо улыбнулась.
– У меня такое чувство, что я пришла к вам на прием.
– О, простите, если я излишне прямолинейна. Профессиональная тактика! – психолог старалась быть непринужденной.
– Нет, все нормально. Вы очень корректны.
Наступила пауза. Зал погрузился в тяжелую тишину. Люди, следящие за ритуалом пытались вести себя как обычно, но каждый человек, сидящий в зале чувствовал, как всемогущая Смерть уже взвила на своих черных крылах к самому куполу залы и наблюдала за кучкой беспомощных людишек, наивно рассуждавших о высоких материях… Она ждала. Ждала еще одну заблудшую душу, что вынуждена была подчиниться, и отдаться в ее власть…
Секунды по каплям высасывали из Нефес жизнь. Все ее надежды и чаяния, разочарования и падения, уходили с кровью в теплую воду. Но она держалась. Она все еще жила.
– Вы спросили о взаимных чувствах… Я отвечу – никогда! Было все – пренебрежение, предательство, обиды, боль, но не было взаимности. Кто-то ценил меня как друга, кто-то видел только физическую близость со мной, а кто-то просто использовал, надругавшись над моими чувствами и оставив мне лишь горе и слезы. Все было…, – и грязь, и подлость, и смерть неродившегося ребенка, что легла печатью несмываемого греха на мою душу и тело.
Нефес отвернулась, скривив лицо. Было видно, что неприятные и тяжелые воспоминания застали ее врасплох. Несколько секунд спустя она продолжила:
– Но я, как птица – феникс всегда возрождалась из пепла, я падала, отряхивалась и шла дальше, все еще неся в своем сердце огонек надежды. Но с каждым разом, падать было все больнее, а вставать тяжелее. Лучик моей надежды становился все слабее и тоньше. По всем законам природы, он должен был погаснуть. Похоже, так и произошло.
– Создается впечатление, что вы по жизни любили одних подонков! – заметила психолог.
– Я так не думаю… Они были просто обычные люди, со своими недостатками. Просто обычные люди…
– Нефес, а есть ли среди этих мужчин хоть один, не принесший вам боли, я имею в виду, страданий и обид.
– Был человек, к которому я испытываю большое уважение. Любовь к нему ушла, после того, как он покинул нашу страну и исчез из моей жизни. Это умнейший человек, ученый и политик, прекрасный отец и муж…Я любила его совершенно безответно, но была счастлива. Любовь окрыляла меня, – взгляд Нефес вдруг стал мягким и влажным. – Я была счастлива оттого, что находилась рядом с ним, просто от возможности каждый день видеть его. Мы работали вместе.
– Он был красивым мужчиной?
Она улыбнулась.
– Да. Я же сказала, я всегда сначала любила глазами. Когда я в первый раз увидела его, то сразу поняла, что он будет следующим, кто поселится в моем сердце. Он очень привлекателен внешне, но его внутренняя суть тоже импонировала мне – это случилось намного позже, когда я узнала его человеческие свойства. Я хочу сказать…, – Нефес перевела дыхание.
– Я хочу сказать, что как человек творческий, я преклоняюсь перед талантом, неординарным умом, глубиной души. И неважно чем человек занимается – музыкой, живописью или научными исследованиями.
– Но вы же говорили, что в выборе объекта любви вы, в первую очередь, смотрите на его привлекательность!– спросила психолог тоном строгого врача.
– Смотрела. Я же не говорила, что, преклоняясь перед талантом человека, я влюблялась в него. Я уважала таких людей как интересных, глубоких личностей, мне хотелось просто общаться с ними. Это были разные вещи и категории для меня. В объектах своей любви я видела больше внешнюю сторону. Но никогда не думала, что духовное богатство, неординарность человеческой натуры, талант может подвигнуть меня испытать сильное, настоящее, испепеляющее чувство любви. До тех пор пока… Я опять отвлеклась, – она запнулась.
Нефес дернулась и положила отекшую руку на бортик ванны. На ее стенках остался алый след от кровоточащего запястья.
– Вы не договорили о своем женатом возлюбленном…
– Он был очень умным и глубоким человеком. Мы никогда не общались близко. Ему по статусу было положено держать субординацию. Но этот человек сумел увидеть мое нутро, распознать мою сущность. Как-то он сказал мне: «Вы смотрите на этот мир и на все, что в нем происходит через темные стекла, Нефес. Поменяйте ваши мрачные черные стеклышки на цветные, и тогда мир откроется вам совсем с иной стороны». Я была просто шокирована этими его словами, он же абсолютно не знал меня, а настолько точно распознал мою душу. Сейчас он живет в другой стране, мы не общаемся, но теплые воспоминания о нем до сих пор живут в моем сердце.
* * *
– Спасибо за рассказ, Нефес. Но это было ваше прошлое, а какое ваше настоящее? Вы любите кого-нибудь? Я как профессиональный психолог догадываюсь, что вы что-то не договариваете. Однозначно, имеется очень сильная причина, толкнувшая вас сделать этот отчаянный шаг.
Нефес изменилась в лице. Ее задели за живое. Она внимательно посмотрела на эту уверенную в себе блондинку. Умиротворенность исчезла из ее глаз – теперь они выражали беспросветную печаль.
– Вас так интересует, что СЕЙЧАС у меня на сердце? Но это очень личное и слишком больно. Я понимаю, я подписывала контракт и обязана отвечать на любой вопрос, но… Может быть вы меня пожалеете? ? ? …
Часть 4.
|
«О, сестры! Я вас заклинаю, Коль встретится вам милый мой, Скажите, молю вас судьбой, Любовью больна я и... таю...»
(«Песнь Песней», часть 5, стих 9) |
«Лиссер говорил, что она в своем повествовании упоминает меня. Неужели это самое «слишком личное и слишком больное»…Я?!!!», – Хорусу стало не по себе. Какое-то внутреннее чувство подсказывало ему, что Нефес не просто отчаявшаяся сумасшедшая поклонница, решившая умереть по причине неразделенной любви к кумиру. Что-то очень трагическое и глубокое таилось в ее образе и жизнеописании. Узнавши ее ближе Макс понял, что не испытывает больше к ней неприязни и отчуждения, что овладели им в самом начале просмотра видеозаписи. Он начинал ее понимать…
* * *
Нефес опустила голову. Ее снимают на камеру, через некоторое время ее не станет, но ОН живет. А вдруг кассета попадет к нему, и он посмотрит ее?! Она не хотела, чтобы он видел ее падение. И она не хотела причинить ему вред: «Что будет твориться у него на душе, когда он услышит все это? Нет, я не должна говорить о нем, я должна унести все это с собой, всю мою радость, боль, все мои воспоминания и мысли о нем. Я слишком его люблю, чтобы нанести ему вред». Она закрыла глаза и попробовала молиться: «Прими, Господи мою последнюю молитву! Не откажи мне в своей милости! Заклинаю тебя, господь, не дай последней моей боли душевной быть пролитой на суд людской, стать предметом их порицаний, иронии и шуток! Пусть никто не спросит меня о нем,– о самом прекрасном и трагичном, что было в жизни моей! Молю тебя, господи об этом!»
Ее молитвы прервал женский голос, обращавшийся к ней.
Молодая девушка, с красивыми длинными волосами встала со своего места.
– Здравствуйте! Я штатный журналист женского журнала «Метрополитен». У меня к вам вопрос, Нефес! Я не знаю, о том ли веду речь, но я хочу спросить вас о Максимилиане Хорусе.
При упоминании его имени, у Нефес перехватило дух. Бог не сжалился над ней и на этот раз. У нее не было времени и сил собраться, подумать. Она не знала, как реагировать.
– А что …, Максимилиан Хор.., кажется, он какой-то музыкант…, – Нефес была растеряна и плохо притворялась.
– Извините, Нефес, я понимаю, что это очень личное…,– но все журналисты – сволочи и я не исключение, – пыталась оправдаться девушка. – Просто я имела наглость прочитать ваш виртуальный дневник.
– Ах… мой виртуальный дневник…., – Нефес закрыла руками лицо: «Почему я не уничтожила его?!!»
– Я заинтересовалась вами, прочитав ваше ревю о нем в одном журнале. Мне очень понравился ваш стиль изложения и то, как вы воспринимаете его творчество. Дело в том, что я сама большая поклонница группы Current Priorities и мне захотелось пообщаться с вами. Вы имели неосторожность указать свой контактный электронный почтовый ящик, Нефес. По нему я и нашла ваш дневник, если вам интересно это знать.
Казалось, она не слышала слов журналистки. Так, закрывши лицо руками, лежала Нефес не шелохнувшись, словно застыла. Мысли путались у нее в голове, – она вспоминала о том, как, не имея больше сил держать всю эту боль в себе, она завела себе виртуальный дневник, – новомодное увлечение всех пользователей мировой сети. В нем она описывала свои переживания и мысли. Она помнила свою первую робкую запись, первые комментарии совершенно незнакомых людей, их поддержку и советы. Позже, привычка делась записи в дневнике, переросла в потребность и она не могла уже остановиться. Излив себя и оставив частицу своей боли в недрах виртуальной паутины, Нефес чувствовала какое-то облегчение. Казалось, что эта изъедающая всю ее душу, тоска немного отпускала ее. Но на время.
Тем временем гламурная корреспондент гламурного журнала продолжала:
-Хотя вы изменили свое имя и ни разу не упоминали имя Макса Хоруса в своих записях, человеку, знакомому с этой группой легко обо всем догадаться – весь ваш блог, Нефес, украшен его фотографиями и цитатами из его песен.
– Вы прямо как детектив, целое расследование провели, – устало сказала она. – Собственно, что вы хотите от меня услышать? Вы же все прочли уже в дневнике!
– Не обижайтесь на меня, пожалуйста, но ваши записи и эта история потрясли меня до глубины души. Она такая прекрасная и в то же время, очень трагичная. Я хотела написать статью в моем журнале, но я не имела права делать это, не спросив вас. Конечно же, я буду соблюдать все обязательства по отношению к Dea Scura и изменю все имена, завуалирую события и место действия. За это можете не беспокоиться. Собственно, поэтому я здесь…
Возвращаясь к вашему дневнику, ваши записи имели характер… как сказать… стихов в прозе – вы не указывали деталей, я понимаю, в данной ситуации это не имело значения. Вы выражали свои чувства, и я вас понимаю… Еще раз прошу, не злитесь на меня, пожалуйста!
Нефес чувствовала себя усталой и разбитой. Саднило сердце, болела душа. Она готовилась к этому дню и даже пыталась представить себя спокойной. Она пыталась отбросить все мысли о нем и в какой-то момент, ей это удалось. Но эта девушка вызвала боль из самых глубин, разбередила засыпающее сознание. Боль печальных воспоминаний тяжелой ношей обрушилась на нее, казалось, вся эта мучительная безысходная тоска, с новой силой разверзла кровоточащую рану стальными щипцами, сделав ее больше, глубже… Нефес ощутила знакомую тяжесть и жжение в области груди.
– Я не обижаюсь на вас… В конце концов – это была моя вина, что я сделала свой дневник доступным всем. Просто немногие люди читали его, а читавшие не догадывались о ком и о чем идет речь… Но, видимо, я плохо маскировалась. Глупое, глупое это дело – заводить дневник в сети… Что ж, спрашивайте, а я постараюсь ответить на все ваши вопросы. В любом случае, мне нечего больше терять, лишь остается надеяться, что Он никогда не увидит этого видео.
* * *
Девушка – журналист выглядела смущенной и немного подавленной. Сквозь тяжелеющие веки, смотрела Нефес на нее исподлобья, словно раненная собака. Но в ее сердце не было никакой злости, только неприятное чувство поражения. Поражения и смертельной усталости.
– Нефес, расскажите все сначала, прошу вас. Вы знаете, о чем я, – проговорила журналистка тихим голосом.
Нефес напрягла последние силы, чтобы собраться. Собраться с духом и начать.
– Был период в моей жизни, когда я увидела перед собой ясную цель. Признаюсь, подобное состояние я испытывала крайне редко. Мне нужно было закончить свою диссертацию и получить степень доктора философии, защита которой затянулась на долгие годы. Но мною двигала не увлеченность наукой как таковой, а перспектива найти хорошую работу. Тогда я превратилась в робота. Я забыла обо всем, забыла романтизм и сентиментальность, присущие моей натуре, я упорно стремилась лишь к своей намеченной цели. Сердце мое молчало, и в нем никого и ничего не было. Оно было пустым, но здоровым. Я забыла, что такое любовь, что какое мужчина, что такое его ласки и тело. Я перестала чувствовать себя женщиной, и меня это устраивало. Знаете, ощущение спокойствия, почти счастья… Удовлетворение просто от своего физического существования на этой земле. Просыпаешься, ешь, идешь, добиваешься чего-то, потом опять ешь и засыпаешь. Робот…, не человек… Не женщина.
Нефес тяжело дышала и говорила все тише и тише. – Но, как я говорила ранее, есть единственное земное благо, от которого я не могу отказаться – это музыка. С каждой зарплатой я покупала по несколько штук музыкальных дисков, пополняя мою огромную домашнюю коллекцию. Я слушала очень много различной музыки от фолка до классики, от поп до рок. Но я никогда не была привязана к творчеству какой-либо группы. Я никогда не была ничьим фаном.
Current Priorities … Все началось тогда, когда я приобрела полное собрание их альбомов и песен. Просто так, для пополнения своей коллекции. Этакий трофей, знаете ли … Безобидное увлечение, переросшее в болезнь …, сумасшествие. Их песни повергли меня в шок, а я искушенный меломан и меня мало, чем удивишь. Но им это удалось. Непонятная, красивая тонкая музыка, мрачные и чувственные тексты. Словно в унисон этим странным аккордам и звукам, завибрировали мои самые потайные душевные струны. Я была потрясена и счастлива. Да, я испытывала настоящее счастье, слушая их. Им удалось самое главное – они пробудили меня от этого сомнамбулического состояния. Они заставили меня вновь испытывать духовный голод и стремление насытить его. Они заставили меня думать, созидать, видеть прекрасное и в то же время, испытывать непонятную тоску и печаль. Они заставляли меня парить в облаках и быть прибитой к земле, изнывая от боли, что давала мне их музыка. Они дали мне бурю эмоций и переживаний. Слушая их песни, я плакала от переизбытка чувств. Нет, не просто плакала, а ревела в три ручья! Словно магическая чакра открылась во мне, позволив вибрирующему чистому энергетическому потоку, излиться на меня, проникнуть в меня! Скажите, вы не плакали, слушая какую-нибудь музыку? Никогда не думала, что музыка способна сотворить такое с человеком. Сама того не замечая, я пополнила многомиллионные ряды любителей группы Current Priorities.
– По моему, здесь нет ничего плохого! – вмешался молодой человек.
Нефес узнала в нем ди-джея популярного музыкального канала.
– Я не фан этой группы, но очень их уважаю! – продолжил поп-ведущий.
– Конечно, в этом нет ничего плохого, ровно до того момента, пока твое увлечение не становится синдромом идолопоклонничества, маниакального помешательства на своем кумире.
– А вы считаете, что были маниакально помешаны? – поинтересовалась журналистка с «Метрополитен».
– Нет, конечно, надеюсь... Я просто очень романтичный человек и жила своими фантазиями. И я очень любила музыку. Но для других я могла казаться маниакально помешанной. В этом то и дело. Но этот факт волнует меня менее всего. Я могу объяснить свое состояние.
– А причем тут Макс Хорус? А то я не читал вашего дневника! – недоумевал ди-джей.
– Имейте немного терпения, молодой человек и я вам все расскажу, если успею…
Нефес продолжала.
– Я не знаю, как объяснить, ЧТО случилось со мной в тот период, когда далекая эфемерная музыкальная группа вдруг ворвалась в мою жизнь и стала ее частью. Частью твоего существования, твоего внутреннего мира, его отображением. Они словно яд замедленного действия, что отравляет постепенно твой организм или душу и нет никакого противоядия, это неизлечимо. Я была безгранично влюблена в их музыку, их песни. Песни, перевернувшие весь мой мир. А Макс Хорус … Он всего лишь стоял за всем этим. Скромная такая миссия…
Нефес удивилась сама себе: будучи в двух шагах от смерти, она еще могла шутить. Она замолчала. Замедленный пульс стучал в висках, ее начинало тошнить.
* * *
В зримой реальности, в параллельном мире, под названием БЫТИЕ, Максимилиан Хорус сидел, впершись в монитор DVD – проигрывателя и внимательно слушал. «Господи, сколько раз приходилось мне слышать это! Одно и то же. Вот уже четверть века. Неужели их всех так трогает то, что я делаю?! Надо же, а я не могу избавиться от чувства сомнения в правильности своего пути. Я всегда сомневался в себе», – его мысли текли непроизвольно. «Нефес, спасибо тебе, но это не причина умирать! Или… есть что-то еще?».
* * *
– Любовь к этому человеку подкралась незаметно. Я ничего не чувствовала вначале, я всего лишь видела в нем талантливейшего музыканта, неординарного человека. Я стала интересоваться им и уделяла ему больше внимания, чем другим членам группы. И чем больше я узнавала о нем, тем больше я испытывала глубокое уважение к нему и неподдельное восхищение им. Я видела в нем настоящего художника. Художника с большой буквы! Талант, пред которым я могла пасть на колени и склонить голову. Я была им ОЧЕНЬ УВЛЕЧЕНА! Но лишь увлечена поначалу… Он никогда не был для меня секс – символом и я не замечала каких-то его внешних достоинств или физической привлекательности. Его внутренняя суть привлекала меня, его душа… Мне казалось, что я знаю его мятежную душу, потому что читала его стихи и прислушивалась к каждой нотке его мелодий. Иногда творчество может очень много рассказать. Я видела некую схожесть его мировосприятия со своим отношением к жизни. Пусть это звучит смешно, но мне казалось, что вся его сущность – это навсегда потерянная и недосягаемая часть меня самой, моей души, моего мироощущения… Мир через темные стекла. Тяжелая депрессия, возвышение чувственной плотской любви, мазохистское наслаждение болью… Эти пороки, с точки зрения норм морали, были одухотворены и романтизированы гением Максимилиана Хоруса. Все это так близко мне. Макс Хорус озвучил мои мысли, отразил в своей музыке мой мир, мои вечные поиски идеальной возвышенной любви.
Я думала о нем все больше и больше. Было очень приятно, опять, после сколького времени душевной пустоты, испытывать это знакомое покалывание в сердце – признак зарождающегося чувства. Но в начале бывает эйфория. Блаженность… Состояние радости и парения. Вам всем известно это чувство. Но чем больше разгорался в моей душе этот огонь, тем меньше места оставалось для радости. Я перешагнула грань между увлечением в шутку и серьезной привязанностью, я потеряла контроль, я позволила иллюзорному чувству войти в мое сердце слишком глубоко. Конечно, в тот момент оно было совершенно свободным, а моя натура требовала любви, что принесет мне очередное страдание, и в то же время, какое-то мазохистское наслаждение от своих мук. Но объект моих страданий и вожделений был слишком далек и нереален. Я осознавала это. Я не желала мириться с тем, что этот человек, сам того не зная, украл мою душу, украл мое сердце. Именно сердце, ибо этим органом, а не глазами познала я любовь к нему. Со мною никогда не случалось ничего подобного, я не знала ТАКОЙ любви. И я не хотела быть посмешищем для нормальных людей, очередной чувствительной дурой, влюбленной в виртуальную знаменитость. Всегда смеясь и потешаясь над подобными женщинами раньше, я угодила в эту же ловушку. Но было уже поздно, я погрязла в этом, на первый взгляд наивном, но таком всепоглощающем чувстве.
Любовь… Любовь к недосягаемому, почти нереальному для меня существу, подобному жителю поднебесного Олимпа! Испытать человеческую любовь по сути, лишь к бесплотному образу, сотканному из твоих иллюзий, фантазий, эмоций, впечатлений, нереализованных мечтаний. Но разве может наше сердце выбирать?! Оно просто любит, не отличая человека ни по его статусу, ни по географическим, социальным, национальным, и другим понятиям. Смейтесь надо мной! И вы можете спорить, говоря, что это не любовь, а бредни несостоявшейся женщины!
– Ваша любовь к нему – это действительно иллюзия, Нефес! Беда таких женщин как вы в том, что вы слишком идеализируете ваш объект поклонения, не зная его человеческих недостатков, которыми он, кстати, обладает в избытке.
Нефес улыбнулась.
– Я тоже читала журналы и газеты и знаю о его недостатках. Знаете, его могут упрекать во всех смертных грехах. Может, он и грешен с точки зрения общепринятой морали и навязанных обществом, стереотипов. Но «кто из нас не без греха, пусть первым бросит камень», – сказал Иисус. И кто мы такие чтобы судить… Может и есть какая-то доля идеализации, но все же, я думаю… Я не вижу в нем бога, а вижу человеческое существо, глубокое, трогательное, трагичное … Да, я согласна с вами в том, что он заполнил собой весь этот вакуум, который был до него в моем сердце. На него излила я свою вечную потребность любить, материализовала эфемерный идеал… Но этого не становится легче, а наоборот, еще больнее… Больнее от осознания того, что твоя любовь обречена на смерть.
* * *
Макс закурил сигарету. Все услышанное потрясло его. Ему было некомфортно и тяжело осознавать, что он явился объектом трагической любви какой-то женщины, повлекший за собой ее смерть. Возмущение и протест опять овладели им. «Я не виноват, в том, что она наложила на себя руки!!! Бред сивой кобылы!!!», – неустанно повторяло его сознание.
Нефес… Он вдруг вспомнил, где он встречал это имя. Он вскочил и стал судорожно рыться в своем столе. Где-то была последняя распечатка глупых поздравлений с днем рождения от армии его фанов. У него накопилось множество их посланий, но чувство воспитанности и порядочности не позволяло ему цинично избавиться от этой груды никчемной бумаги. Он никогда не читал их писем, даже не испытывал никакого интереса, но всегда тактично благодарил всех поклонников через свой официальный веб-сайт. И на этот раз, получив очередную порцию воздыханий, благодарностей и поздравлений от своих поклонников, он всего лишь пробежался глазами по длинной ленте нескончаемого потока приторных и слезливых слов, направленных в его адрес. «Кажется, какое-то из писем было подписано, похожим на прозвище из фантастических комиксов, этим странным именем – Нефес!» – он искал взглядом одно из тысячи посланий.
– Да! Нашел…, – ее письмо было длинным и эмоциональным. Он прочитал его, обычное, пусть и красивое признание в любви, на которое он тогда не обратил никакого внимания. Одна только фраза из ее письма заставила его содрогнуться. Письмо заканчивалось словами:
« …. Дорогой Макс.
Ты дал мне все – и любовь, и счастье, и боль, и смерть … Я желаю тебе быть счастливым настолько, насколько несчастна я. Думаю, в этом случае у тебя будет избыток счастья.
С любовью, Нефес.»
Прочитав эти слова, Макс ощутил себя еще более подавленным. Холод разлился по его спине, письмо напоминало послание с того света. У него не осталось никаких сомнений в том, что женщина на видео и та, что написала ему эти строки – одно и то же лицо. «А все-таки, она эгоцентрик… была…», – пронеслось у него в голове.
* * *
Она тяжело дышала. Грудь стискивала почти физическая боль, ей не хватало воздуха. Теперь она хваталась за жизнь, пытаясь продлить свои последние минуты, ей самой уже хотелось все рассказать, опять излить эту нестерпимую душевную муку, в надежде на временное облегчение. Она не хотела умирать в безысходной тоске.
– Любовь к недосягаемому… Любовь – идеал… Вы можете обвинять меня в излишней романтичности и чувствительности, но вспомните! Вспомните мировую культуру! Если бы это чувство было лишь пустой тратой времени, бредом отчаивавшегося неудачника, то воспевалось бы оно так ярко и глубоко в произведениях лучших мировых классиков литературы? Достаточно вспомнить «Письмо незнакомки» Цвейга, «Гранатовый Браслет» Куприна, «Собор Парижской Богоматери» Гюго… Для Квазимодо, девушка Эсмеральда тоже была недосягаемым идеалом, но он любил ее страстно, самозабвенно, хотя осознавал, пропасть стоящую между ними. И везде это была трагедия, где смерть оставалась неизменной героиней финала, если вы не отождествляете любовь со смертью. Лучшие умы человечества – гении кисти, музыки и слога веками поэтизировали такую любовь, черпая в ней вечное вдохновение. Вы можете смеяться надо мной, и говорить, что я живу в мире иллюзий, взятых из разных книжек. Но моя любовь к Максу не была только платонической, я познала и другую сторону этой любви.
Нефес остановилась. Крупные слезы покатились из ее глаз, воспоминания нахлынули на нее, накрывая душу большим белым саваном высокой тоски. Она вспомнила строки из своего дневника.
«Но потом, эйфория потихоньку угасает, уступая место маленькому, грызущему твое нутро червячку сомнений, который очень медленно, но верно поедает твой неустойчивый и зыбкий покой. И эта боль, такая знакомая до той самой тошнотворной, но как бы ставшей частью тебя, глубокой печали, начинает свое роковое приближение. Точь в точь как, сначала еле уловимый далекий гудок приближающегося поезда, становится все громче и громче, явственно чувствительней и неотвратимей. Тоска пробирается все глубже и глубже в твою душу и найдя там свое законное место, поселяется на неопределенный но столь мучительный промежуток времени. Ее Величество Боль! Но ты пока еще терпишь, стараясь убедить себя праведностью правильных мыслей, думая, что если ты так думаешь, ты сможешь убежать куда-нибудь в никуда от этой становящейся навязчивой горькой идеей, мысли о нем... Ну почему? Почему сердце твое, выбирая объект на любовь, останавливается на самой верхней планке нереальности ?! Что это за добровольное бремя, похожее на мучения мазохиста – неудачника, которое ты, будешь нести какое-то время с пафосом особого трагизма».
* * *
Зрители действа внимательно слушали эту странную историю любви поклонника к своему кумиру. Они старались понять, другие не скрывали иронической насмешки. Девушка из Метрополитена нарушила тишину.
– Я понимаю ваши чувства, вы не представляете, как я вас понимаю, но… Ведь у него своя жизнь и в ней есть женщины. Он живой человек, также ищущий любви. И рано или поздно, он найдет ее. Почему этот факт не остановил вас?
– Да, я знаю, что у него много женщин. Многие, очень многие хотели бы быть рядом с ним. И я искренне страдала, узнавая о его романах… Но любовь… Я всегда желала ему любви, той, что он бесплодно искал в течение стольких лет, той, что была им так возвышенно и трагически воспета. Но истинная любовь и счастье в его жизни ознаменуют собой начало конца карьеры Максимилиана Хоруса, потому что именно боль дает ему вдохновение, впрочем, как и нам всем... Он ненасытен… Ненасытен до чувственной любви, но эта ненасытность рождает творчество, переворачивающее души и жизни людей. Жестоко. Но это правда. За все в этой жизни нужно платить, и за любовь тоже. Только каждый платит свою цену.
– Возможно, вы правы. Но расскажите о вашей встрече с ним, пожалуйста!
– Моя встреча с ним…
Ее мысли унеслись в прошлое почти годичной давности, в один прибалтийский город, где холодный ветер, дувший со стороны северного моря, оставил соленый привкус на ее губах, и глубокую рану в сердце…
– Я чувствовала тоску, невыразимую тоску по человеку, которого никогда не видела живьем, которого, по сути, абсолютно не знала. Я пыталась бороться, сопротивляться, но не могла остановить свою болезнь. Я ругала себя, сознательно унижая, занималась самобичеванием, предпринимала попытки выкинуть все это из головы. Я кричала в пустоту, что все это ТЩЕННО, ГЛУПО, СМЕШНО… Все эти слезы и убитые нервы – все это ТЩЕННО и бесполезно. Он меня даже не знает, не догадывается о моем существовании! Но я не могла убежать от этого наваждения, от мыслей и мечтаний о нем… Глупо…глупо… глупо … По ночам я просыпалась с одной только мыслью, избавиться от этой муки, от этого бесполезного страдания. Но желание ВИДЕТЬ ЕГО становилось все сильнее и навязчивее. Это желание обернулось в настоящую манию. Снедаемая болью и тоской, я балансировала на грани жизни и смерти. Я должна была его увидеть.
Нефес замолчала, чтобы перевести дух. Каждую фразу она произносила с тяжелым придыханием. Каждое слово давалось ей уже с усилием.
– И однажды удача, что никогда не была на моей стороне, вдруг решила мне улыбнуться. В тот год группа проводила мировое турне в поддержку своего нового диска. Они давали концерт в одной из стран Балтии. Я даже не стала раздумывать, я собрала все свои сбережения и купила билет на концерт. Я оплатила перелет до города, где они будут выступать и забронировала номер в дешевой гостинице. От сознания того, что я побываю на концерте любимой группы, моя боль отступила ненадолго. Вечером я пошла на концерт. Но я приобрела не самый дорогой билет, и мое место не было удачным. Десятки тысяч лиц, поток людей, заполнивших огромный стадион. Их не остановила даже плохая погода: моросил дождь, было зябко и холодно. Я чувствовала себя потерянной и одинокой, словно улитка, лишившаяся своего панциря. Но я преодолела себя, и слилась с этой бесконечной людской массой. Весь концерт я просидела, как заколдованная, я не могу передать эмоции, поглотившие меня в тот момент. Он вышел на сцену. Я увидела его… Живого.… Но было слишком далеко от сцены, я не могла разглядеть его лицо. С самого начала шоу до его конца, мои глаза были прикованы к нему. Я ловила каждое его движение, взгляд, поворот головы … Публика бесновалась. Толпа начинала скандировать его имя, каждый раз, когда он исполнял свой сольный номер. Женские возгласы, истеричные крики… «Макс, Макс …». Я была не одна, кто пришел сюда только ради него. Мне показалось даже, что толпа реагирует на него больше, чем на Эдварда, – сексуального харизматичного фронтмена группы. Это было чудо. Таинство, где единственной повелительницей вечера стала музыка! Его музыка – завораживающие песни группы Current Priorities.
Но радужный фейерверк быстро закончился. Словно один миг, пролетело это волшебство. Я вернулась в гостиницу. Моя душа все ее пребывала там, на стадионе, среди этой бушующей толпы, среди неповторимой магии света, музыки и еще чего-то, того, что невозможно передать словами. Вечер завершился, но я не желала мириться с этим. Я не могла сидеть в своем номере, осознавая, что он где-то рядом, где-то близко. По натуре я очень робкий человек, мне трудно бывает преодолеть какие-то внутренние барьеры и начать делать вещи не свойственные мне. Но видимо, сильное чувство и желание могут подвигнуть тебя преломить свою природу.
Я знала, в каком отеле они остановились, – фан-разведка всегда хорошо работает. Было около полуночи. Шел неприятный дождь, но какая-то потусторонняя сила буквально выкинула меня на улицу. Я оправилась в тот самый отель…
* * *
– К моему счастью возле отеля не оказалось ни одного надоедливого фана. Возможно, встретившись с толпой поклонников и ощутивши свою сопричастность с ними, я испытала бы внутренний протест и ушла. Но я была совершенно одна. Может быть, плохая погода отворотила этих сумасшедших, что были готовы дежурить возле входа всю ночь напролет. Я обратилась к швейцару с вопросом о группе, которая должна была здесь остановится. Он отрицательно покачал головой, что совершенно очевидно – другой реакции от него я не ожидала…
Я была растеряна, моя одежда промокла насквозь, и я абсолютно не знала, что мне делать. По инерции, я продолжала стоять и дрогнуть возле входа отеля, кляня себя и свою судьбу. Я уже собралась возвращаться обратно, как к отелю подъехал черный микроавтобус. Из него вышли несколько человек, но я сразу узнала ЕГО. Его поддерживали за локти – было видно, что он в сильном подпитии. Я замерла, – еще пара шагов и он скроется за дверьми отеля. Мое сердце бешено стучало, а мозг отказывался работать. Я ощутила реальный страх и испытала огромный соблазн убежать. Но… Я преодолела себя, почти перепрыгнула через свою голову, я собралась духом и окликнула его.
Взгляд Нефес стал сосредоточенным, она находилась в трансе своих воспоминаний. Глаза ее были влажны и печальны, безысходная тоска – это все, что можно прочитать в них. Она продолжала, воспроизводя по минутам событие годичной давности, обратившееся смертным приговором, который она вынесет сама себе.
– Он остановился. Огляделся. Я подошла к нему. Так близко, что почувствовала запах его парфюма. Я подняла голову и увидела перед собой его лицо. Лицо, до сего момента, бывшее для меня лишь цифровым образом, нежно, печально, задумчиво глядящим с десятков изображений формата jpg… Теперь этот образ обрел плоть, стал живым, мне лишь стоило протянуть руку, чтобы дотронуться до него … Я не решилась посмотреть в его глаза. Меня охватила внутренняя дрожь от волнения, страха и … желания. Да… Желания остаться с ним навсегда.
Она плакала.
– Ведь… самая несбыточная мечта всегда рождает надежду. Мы всегда надеемся, а посему и живем….
Я посмотрела в его глаза… Его взгляд был немного рассеян. Глаза, заглянуть в которые я мечтала столько времени… Расширенные зрачки выдавали слабое зрение, но придавали его взгляду еще большую глубину и … трогательность, уязвимость… Ни тени порока или цинизма … лишь свет… завораживающий, чарующий, манящий… Я поняла, что умерла …
Он улыбался. Казалось, он не смотрел на меня. «Вам нужен автограф?», – спросил он. Этот голос… Боже…, как хорошо знала я этот тембр – низкий, глубокий, грудной … Этот голос я узнаю из миллиона никчемных и пустых человеческих голосов. Мой разум меня не слушался. Пребывая в каком-то ступоре, не веря, что это происходит со мной наяву, я принялась лопотать о том, что приехала на концерт издалека, что я так люблю их музыку, что она стала всем в моей жизни, и прочую сентиментальную чушь … Он посмотрел на меня. Видимо ожидал, что я протяну ему бумажку для подписи. Но я даже не подумала брать у него автограф, я не нуждалась в этом. Мною двигало одно лишь желание – ВИДЕТЬ его. Минутная заминка заставила его смущенно, но недоуменно засмеяться. Было видно, что ему не терпелось избавиться от меня. Я почувствовала себя дурой и не знала, как мне выйти из этой ситуации. Вдруг чувство тоскливого отчаяния охватило меня, я осознала, что через несколько секунд этот человек навсегда исчезнет из моей жизни. Волна удушающей боли накрыла мою душу, и в порыве чувств я схватила его руку и поцеловала ее. Его спутники перестали болтать, и удивленно уставились на меня. Я ощутила на губах тепло его кожи …Живого тела… У меня закружилась голова, я потеряла равновесие и чуть было не упала. Мужчины, стоявшие рядом успели удержать меня, но затем стали откидывать плоские шуточки в мой адрес.
Его лицо вдруг стало серьезным, он внимательно посмотрел на меня. – Пауза. Нефес подняла голову, затем прислонила ее к краю ванны. Она смотрела на бархатный балдахин, висящий сверху и напоминающий крышку гроба. Ее грудь судорожно вздымалась, она еле сдерживала поток рыданий.
– Как вы думаете, что было дальше? Вы правы. Он пригласил меня в отель. Будете ли вы судить меня, не знаю… Но поставьте себя на мое место, испытайте то, что чувствовала в тот момент я. Я никогда не ставила себе целью провести с ним ночь, я не относилась к числу этих сумасшедших фанаток, называемых «группи», для которых секс с их идолом стал смыслом жизни. Я не смела даже думать о такой возможности. Да, у меня тоже были эротические фантазии, связанные с ним, но это были лишь фантазии. Пределом моих желаний было лишь увидеть его, заглянуть в его глаза… Я всегда считала себя гордым человеком, но иногда мы говорим нашей гордости «прости»…
Она замолкла. Продолжала тяжело дышать.
– Надежда… Мы все надеемся на чудо… Даже тогда, когда нет никаких шансов. Он предложил мне выпить с ним в баре отеля. Мы пробыли там недолго, но за это время он принял довольно много водки. На меня алкоголь не подействовал, слишком велико было мое возбуждение и стресс. Я просто сидела рядом с ним, и казалось, что все ангелы небесные воспели гимны во имя моего счастья. Я была счастлива, счастлива по-настоящему. Мне было так легко и приятно, словно никогда и не существовало моей боли, моей тоски. Казалось, что самые смелые фантазии вдруг обернулись прекрасным настоящим. И я принимала это как милость божью, излитую на меня за мои многолетние страдания и метания. Я очутилась совершенно в ином мире, никак не связанным с реальностью – этот мир назывался миром Макса Хоруса. Тогда мне казалось, что я останусь в нем навсегда …
Он почти не разговаривал со мной, больше шутил с барменом. Я сидела рядом. У меня не было никаких желаний, целей, мыслей, кроме одного – находиться целую вечность рядом и чувствовать его тепло. Я чувствовала его энергетику, вы не поверите, но он обладает каким-то потусторонним даром притягивать к себе людей, словно магнит… Познав его притягательность и магнетизм, ты стремишься находиться с ним как можно дольше и быть ближе к нему, чтобы чувствовать … Чувствовать его…Это невозможно передать словами, нужно только испытать.
Нефес отвернулась. Было видно, как грудь ее вздымается в нагрянувшем приступе плача. Слезы лились из ее глаз, крупные … прозрачные …горячие…
– Это не пустые слова … Будучи еще дома, в полном одиночестве, лишь наедине со своими мечтами о нем, я могла часами проводить возле компьютера, рассматривая его постеры. Я чувствовала этот магнетизм сквозь монитор компьютера, эту непонятную притягивающую энергию, исходившую от его изображений. Я бесконечно удивлялась духовной силе и состоятельности этого человека…
Нефес смотрела куда-то в неопределенность. Взгляд ее был неподвижен, глаза затуманились черной поволокой. Печаль …печаль …печаль … Лишь она в этих глазах…
– Не спрашивая особо, он повел меня в свой номер. Боже, сколько я читала этих историй о девушках, которых презрительно называют «тур-эскорт», что десятками проходили через его постель. Я знала, на что я иду… Но я не могла сопротивляться, я не могла и не хотела … Слишком трудно сказать «нет» мечте. Мечте, что была взлелеяна тобой в течение стольких одиноких дней и ночей. Мечте, что приходила к тебе в размытых образах твоих беспокойных снов. Мечте, что болью и тоской отдавалась в твоем сердце, когда наставало временное пробуждение от этого болезненного наваждения …
Но в тот момент, он перестал быть для меня лишь бесплотной мечтой, он стал реальным мужчиной, имеющим плоть и кровь… Мужчиной, которого я любила всем сердцем и желала всем телом….
Она опять замолкла. Закрыла глаза. Ее мысли и душа перенеслись в тот холодный северный город, ставший верхней точкой ее жизненного отсчета, собравшей воедино все чувства: боль, радость, печаль, счастье, …желание жить, желание умереть…
– На ватных ногах я зашла в номер. Я не могла ни о чем думать. Просторный номер был гламурен и роскошен. Но я не обращала внимания на все это великолепие, я думала о другом …Единственное, что бросилось мне в глаза – это огромный рояль красного дерева. Я уставилась на величественный инструмент, словно ожидая чего-то … Уловив мои мысли, он улыбнулся и сказал заискивающе: «Okay». Затем, скинул с себя верхнюю одежду и уселся за рояль. Я не смела шелохнуться и боялась дышать.
* * *
….Он закончил своей знаменитой песней «Sermon»4. Сильный его голос,– каждый раз заставлявший меня забываться в неописуемых эмоциях, заоблачных мечтах, теперь звучал рядом, – красиво, зычно, отдаваясь эхом в голых стенах холла номера. Слова песни, давно уже повергшие всех в шок, от такой невиданной их дерзости и поистине божественного размаха, сейчас в тишине спящего балтийского города, звучали совсем иначе, приобретя иной смысл. Это было обращение кумира к поклоннику, замиравшему в тихом восторге, боясь даже собственного дыхания – лишь бы не спугнуть это очарование, этот момент, что станет через несколько минут, уже сладко-болезненным твоим прошлым. «Can you make a sacrifice yourself in name of my love?»5, – пропевши эти слова, он поднимал глаза и украдкой смотрел на меня, улыбаясь... Я почувствовала, что ком подходит к моему горлу. Тихие рыдания, берущие начало где-то в глубине души, пробивались наружу, словно вулкан, что рвется из-под толщи земной коры. Не сумев сдержать приступы слез, я отвернулась к окну. Глотая нахлынувшие соленые потоки, я испытывала физическую боль от тщетной попытки остановить их…
Я не заметила, как он встал и подошел ко мне. – Не плачь, – голос его, низкий, глубокий, тихо прозвучал мне в самое ухо, – Все пройдет… Истинно только то, что ты чувствуешь сейчас, в этот момент. Он коснулся губами моей шеи,– я не заметила, как повернулась к нему лицом, глаза мои были закрыты… Я не решалась посмотреть на него… Я почувствовала его губы, нежно приближающиеся к моим….Реальность перемешалась с фантазией, мечта обрела его запах, его тепло, его плоть…
* * *
Она говорила…, тяжело дыша, бесполезно сдерживая слезы, что лились нескончаемым потоком по щекам, кровавыми полосами растекшиеся по ее душе. Зал замер в тишине. Все сидящие слушали этот длинный бесконечный рассказ, мысленно представляя все услышанное, и каждому сознание рисовало свои образы. Перед глазами молодой журналистки возникли строчки из дневника Нефес – печального хранителя ее душевных тайн…
«….Сквозь дымку затуманенного сознания моего, проявлялись нечеткие слова – а не сон ли это… неужели?! Ты.. ты .. ты – отдавалось в висках, в такт биению сердца… Нет в этом мире никого и ничего, кроме имени твоего, космоса твоего, вселенной твоей. Руки твои, что касаются меня, ласкают тело мое одинокое, озябшее. Губы твои, что ищут ненасытно поцелуев моих и умираю я, отвечая их влаге. Словно жаждущий напиться прильну я к источнику твоему, вожделенному, святому… И ищу в темноте я их – мягких, нежных, зовущих…Омываю я слезами своими тело твое, словно грешница омывала тело богочеловека, осыпаю я шею твою поцелуями горячими, страстными, чувствуя пульсирующую вену и как вампир, готовая впиться и испить кровь твою, соединяясь с тобой навеки. Отдаю я тебе любовь свою и жизнь во имя одного лишь мига счастья…
...Словно одичавший зверь рвешься ты в меня, унося дух и тело мое в зазеркалье реальности, подчиняя и прибивая меня, как рабыню к плоти своей, терзая меня в сладком диком оглушающем ритме. И смешались в сознании моем небо с землею, вода с огнем, камни с песком…, как могут смешаться и слиться воедино луна с солнцем, я и ты – искавшие друг друга вечность, сплелись мы в этом бешенном танце любви…И впадала я в тебя, как обреченно впадает река в бездну величественного океана. И стала я тобой, а ты мной. После этой борьбы и великой тайны единения со мной, затихаешь ты на груди моей, словно усталый младенец, прижавшийся к своей матери. И дышу и живу в унисон пульсу, дыханию твоему, ощущаю плоть твою в себе, наслаждаюсь ароматом любви твоей, излитой на меня…
...Держишь ты голову мою в руках своих, не отпускают уста твои губ моих усталых, но ненасытных до тебя, никогда ненасытных до тебя... И парили мы над землею в эйфории этого благодатного акта, как герои картин Шагала. И замирали мы утомленные, но желающие друг друга еще и еще, как немые скульптуры Родена… И отдавал ты мне себя без остатка, вдохновенно, страстно, истинно, как отдавала я себя во власть твою – сначала сердце, затем и тело свое …И взял ты душу мою не оставив мне даже саму себя. Знаю, теперь суждено завянуть мне, словно цветку без влаги, без благословенного источника твоего …, суждено умереть мне, познавшей тебя, но вкусившей нежнейший яд твой…»
* * *
– Меня подменили…, это была не я… Прежняя та, умерла несколько минут назад.
Осенняя погода разродилась сильным дождем. Дождь бил по стеклам, по навесу огромного окна. Он бил по высохшим листьям на деревьях…, он бил и в моем сердце. Мозг мой не мог сосредоточиться и вместить в себя адекватные мысли. Он, словно заевший видеоплейер еще и еще раз проигрывал события, произошедшие сегодня вечером. Наверное существует ментальный оргазм, – это когда испытываешь наслаждение только лишь от сознания того, что ты занимался любовью с человеком, которого очень любишь… И не важно, что будет потом…Сейчас существует только этот миг, этот дождь за окном, существует его тепло, его дыхание, его запах, его рука, обнявшая тебя…ЕГО МАГНИТ…Ты ощущаешь этот поток магнетизма, убивающего гнетущего, стягивающего невиданными и невидимыми путами твою душу и тело…Затаившаяся опасность, шелковая смерть… ПУСТЬ ЗАВТРА Я УМРУ! Зато сегодня, я живу и счастлива.
Она остановилась. Устала. Время неумолимо приближало финал. Несколько секунд спустя, ее голос, похожий уже на полушепот дрожал, продолжая эту исповедь.
– Я не сомкнула своих глаз. Так, до первых проблесков рассвета, пролежала я не шелохнувшись, боясь разбудить его. Мне нужно было уходить, ведь через три часа я должна улететь домой. Он крепко спал. Собравшись, я долго смотрела на него. Я находилась в каком-то сладостном ступоре, я не верила, что это утро ознаменует собой конец моим красивым иллюзиям. Тогда мне казалось, что мы обязательно встретимся еще, чтобы потом, никогда больше не расставаться. Глупая, наивная дурочка… Я склонилась над ним, провела ладонью по линии, что соединяет шею и подбородок. Не в силах удержать себя я стала покрывать поцелуями его шею, щеки, губы. Я целовала каждую милую родинку на его лице, шее, груди… Я уткнулась лицом в его волосы, вдыхая в себя их запах, неосознанно стараясь запомнить его…
Он не проснулся. Лишь отвернулся, свернувшись в клубочек, как капризный котенок… Нефес улыбнулась. – Все еще надеясь на что-то, я оставила на ночном столике листочек со своими контактными адресами и телефонами. Я верила, что он даст о себе знать… Осторожно, закрыла я за собой дверь его номера.
* * *
Словно завороженный, смотрел Максимилиан Хорус в экран телевизора. Он пытался вспомнить…, вспомнить описанные ею, события. «Да разве их всех упомнишь…», – задавал он себе вопрос.
Прибалтика, осень…, моросящий дождь… Сознание его начало воспроизводить смутные видения, сумрачные ассоциации, что возникли у него, когда он увидел этот черный неподвижный взгляд. Он вспомнил, что в одном из городов Балтии, после концерта его затащили в какой-то бар. Поклонники, фотографы, журналисты, женщины составили всю эту развеселую когорту, сопровождавшую его в тот вечер. Танцы, фотовспышки, умиляющиеся лица фанаток, стремящихся прикоснуться, прибиться к нему, непомерное количество алкоголя – все это так надоело и стало таким обыденным для него, набором мероприятий в программе досуга после концерта. Тяжело вспоминал он, как его, смертельно пьяного и усталого, окликнула какая-то девушка возле отеля, напоминавшая щенка попавшего под дождь. Черты лица ее были размыты, только эти печальные черные глаза…, вот откуда возникло у него ощущение вначале, что он их где-то видел. Дальше – провал. Он вспомнил бар отеля, чужую женщину, сидящую рядом с ним. Да… Он сам ее пригласил… Он припоминал так же свою «фортепьянную сессию» на пьяную голову, помнил, что что-то играл и даже пел… «Оказывается, хорошо пел…», – печально улыбнулся он сам себе. Он почти не помнил ночь, проведенную с ней, – только ее дыхание рядом с собой…Смутные звуки и запахи, пробивавшие его затуманенное сознание. Медленно, в памяти его, всплыли неясные ощущения той ночи – ее объятия, словно боялась она выпустить его из своих рук, ее соленые поцелуи. Этот странный солоноватый вкус ее губ, ее поцелуев… Ему казалось, что это капли пота на ее лице, а оказалось, слезы…
Наутро, проснувшись с тяжелой головой, он даже не заметил, что ее уже не было. Его память, отравленная алкоголем, рисовала нечеткие картинки вчерашнего вечера, но эти воспоминания быстро выветрились из его головы. Он видел на столике маленький листок бумаги, оставленный ею, но ему не пришло в голову взять листок с собой, – он не придал этому никакого значения. Все просто, обыденно. Очередная поклонница, угодившая в его постель, еще одна пьяная ночь – все это пустая суета…, издержки профессии. Перед его глазами будут мелькать еще десяток городов, назначенных в тур–листе. Новые лица, сотни незнакомых людей…, новые женщины и интрижки, веселые вечеринки и безумные ночи... Вчерашнее приключение уйдет в прошлое, останется в том сумрачном холодном городе с опавшей листвой и пронизывающим дождем, смоется солеными каплями северного моря, что напоминают на вкус чьи-то слезы, упавшие на землю и исчезнувшие в черной холодной пыли….
* * *
– Глупая, глупая… – горько протянула она. – В тот же день я была уже дома. Весь свой полет, я пребывала в странном восторженном состоянии. Я все еще парила, не только телом, но и душой. Мне казалось, что выпрыгни тогда я из самолета, я не полетела бы камнем вниз, а планировала вместе с ним на невидимых крыльях. Да…, я чувствовала крылья, выросшие у меня за спиной. Я была уверена, что отныне жизнь моя изменится, станет совсем другой, ведь в ней появился он, моя самая прекрасная любовь, моя материализовавшаяся мечта. Он пел только для меня, для меня одной. Взгляд его был таким теплым, искренним, светлым. Он улыбался только мне, заискивающе, чарующе. А это что-то значило. Нам так хорошо было вместе, я чувствовала это… , я ощущала то ответное чувство, что исходило из каждого его движения, взгляда, каждого его поцелуя… Я слишком его любила, чтобы быть просто тривиальным звеном в этой бесконечной цепи его женщин, и он должен был почувствовать мое искреннее отношение, мою огромную любовь к нему.
Иллюзия… Проходили недели, месяцы… Я каждый день проверяла свою почту, надеясь на заветное письмо от него. Я не расставалась со своим телефоном, даже ложась спать, боясь пропустить его долгожданный звонок…
Таяло мое состояние эйфории и радости, как тает последний снег на земле, разогретой весенним солнцем… А я еще верила, я все еще надеялась… Но надежда угасала с каждым днем, проведенным в бесполезных ожиданиях. Мой ящик был пуст, мой телефон молчал… Боль…, тоска…, одиночество… Эти три черные феи, что сопровождали меня всю жизнь, вновь дали знать о себе. Сомнение, смятение, разочарование – печальные слова, только они могли описать мое состояние. Есть еще одно страшное слово, что определяет крайнюю степень лишения надежды. Это слово – ОТЧАЯНИЕ. Отчаяние перерастает в другую свою ипостась – в БЕЗЫСХОДНОСТЬ. Сначала я еще как-то держалась. Старалась не думать, старалась забыть. Но как могла я забыть это?!! Это было выше моих сил. Боль… Ее Величество Боль вновь предъявила свои законные права на меня. Она сильнее и сильнее разгоралась во мне, сжигая мою душу, терзая сердце…
Мир перестал существовать для меня. Я забыла друзей, родственников, я работала так, чтобы просто не остаться без работы… Я игнорировала других мужчин. Все мои желания, вся моя радость и печаль сосредоточились в одном только имени – Максимилиан Хорус! Словно священную шаманскую мантру, произносила я это имя. Отныне настоящее и будущее прекратили существовать для меня, – я жила только своими воспоминаниями и своею болью! Со мной работали психологи, меня отправляли на курорты, знакомили с другими мужчинами, но все было бесполезно! Ничего не помогало… Максимилиан Хорус! Он был в моей голове, он был в моем сердце, он был во мне. Мое тело помнило еще его руки, я все еще осязала еле ощутимый запах его волос, ЕГО запах… Больно, БОЛЬНО! Вы не можете представить себе, как это больно!!!
И когда отчаянье достигало своего апогея, этой наивысшей точки БОЛИ и ТОСКИ, когда я не в силах была бороться с болезнью, я напивалась водки, приносившей лишь временное облегчение, а потом лишь пустота… тоска… одиночество…
Чтобы утолить хоть как-то эту тоску по нему, чтобы вернуть подобие впечатлений той волшебной ночи, я искала в толпе мужчин, похожих на него внешне, соблазняла их, и занималась с ними любовью. Будучи с ними, я представляла его, и мне становилось немного легче… Но лишь чуть-чуть… А утрами, я плевала на свое отражение в зеркале, меня рвало от отвращения к самой себе, от того, что я так низко пала… Все мои ничтожные клоны были мне противны, я убегала от них, словно от чумы и старалась никогда не видеться с ними больше. Никто, никто не может его заменить, никто! Я скучала по нему… Боже, КАК Я СКУЧАЮ ПО НЕМУ!!!!
Ее волосы стали мокрыми от слез, слиплись на лице, а они все лились, лились бесконечно, обжигая ее лицо горячими струями…
– Нефес, а может быть, вам нужно было искать не внешнее, а внутреннее сходство с вашим идеалом! – осторожно перебила ее психолог.
Она подняла на нее раскрасневшиеся тяжелые глаза, ее обескровленные губы, наподобие улыбки, скривила гримаса.
– Искать внутреннее сходство с Максом Хорусом?! Вы шутите… Если бы вы знали этого человека, так как знаю его я, то вы бы не решились высказать мне подобное. Таких людей больше нет! И не будет…
Психолог задумалась. «Она серьезно больна. Если бы я узнала ее раньше, может быть, помогла бы ей. Хотя в данной ситуации это действительно трудно, почти невозможно», – вынесла она вердикт.
* * *
«Тик –так, тик –так» – говорило жестокое время, время – бог, время – доктор, время – палач... «Кап-кап, кап-кап», – пела кровь, ее кровь, что уходила из тела. Кровь, дающая жизнь, заставляющая работать сердце, священная человеческая кровь…
Она умирала… медленно, тяжко, безнадежно… душой…
Вдруг из зала донесся чей-то возглас:
-Остановись Нефес! Ни один мужчина на свете не стоит того, чтобы из за него умирали!
Она вздрогнула. Посмотрела в сторону. Мучительно, тяжело дыша… Кто-то повернул стальной клинок, вонзенный в ее грудь, вызывая приступ нестерпимой боли.
– Умирать из за мужчины … Умирать… Не стоит конечно, но… вы наверное не поняли меня, всего того, что я пыталась до вас донести. Бессмысленные слова, они пусты!!! Испытайте то, что испытала я, неужели вся моя бесцветная жизнь не убедила вас в том, что судьбы человеческие разные, чувства разные, люди разные! Всю жизнь я искала любви, счастья, а обретя его – потеряла! Все лучшее, что могло со мной случиться, уже случилось. Я не хочу ничего иного, мне нечего больше ждать, некуда стремиться, не на что надеяться!!! Как я могу дышать, как я могу жить дальше с этим грузом?!! Вся моя жизнь напоминала один тяжелый стон, стон отчаянья, бессмысленной борьбы за счастье, одно сплошное иллюзорное ожидание чего-то большого и светлого, что несомненно случится когда-нибудь… И вдруг эта вспышка – мечта, что постучалась к тебе.
Но я была обманута… Все оказалось лишь красивым фантомом! Но это было! И был рай! И как я могу жить дальше, вкусив этот рай, испытав то, что не нужно было мне испытывать, а потом быть брошенной опять в бездну пустой и глупой реальности! Познав его, как я могу жить в этой бесконечной тоске, чувствуя себя счастливой вспоминая только единственный день в моей жизни, ставшим прошлым, увы, безвозвратно ушедшим! Что остается мне? Бесплодные поиски ДРУГОЙ любви? ДРУГОГО счастья?!! Как вы не можете понять, что я уже обречена сравнивать остальных мужчин с ним, смотреть на них сквозь дымку призрачно-сладких воспоминаний о нем! Я поставила себе конечную планку, которую уже никому не удастся перешагнуть! Что впереди? Лишь пустота и одиночество, каждый новый день, – точное повторение предыдущего… И приближение старости, потерянных мечтаний, бесполезных чаяний… Вы чувствовали, каково это просыпаться каждый день с невыносимой болью в груди, проклиная проблеск утреннего рассвета за окном! Каково это жить с изъедающей и терзающей твое нутро тоской по человеку, необратимо исчезнувшему из твоей жизни!!! Все еще помня его, желая его безумно, отчаянно, болезненно, невыносимо!!!
Нефес вскинула голову вверх, закатив глаза. Осипшим и севшим голосом, орала она во все горло, мускулы ее дергались, словно билась в предсмертной агонии ее угасающая плоть…
– Господи! Боже всемогущий! Не от потери крови умираю я, а от тоски! Тоски, что сожгла мою несчастную душу! Не могу я больше терпеть, не могу!!!! Боже, как больно… Больно мне, господи, уйми мне эту боль!!!!
Она закрыла лицо маленькими ладошками, было видно, как тяжелые рыдания сотрясают ее тело, разрывая в кровь ее душу…
Тишина. Зал ритуалов Dea Scura погрузился в ужасающее замогильное молчание. Мрачно горели свечи на стенах, – тени от них вырисовывали непонятные образы, странных существ, то ли ангелов, то ли демонов. Люди вокруг постамента сидели, и в ужасе смотрели на корчившееся в муках душевных, беспомощное, потерянное, запутавшееся в себе и в мире, человеческое существо...
Вдруг она замолчала. Сникла…, как тряпичная кукла, брошенная на землю… Лишь слабое дыхание выдавало жизнь, еще теплившуюся в ней. В голове ее всплывали последние строки, которые она занесла в свой дневник.
«…Деревья умирают, скидывая с себя золотой подвенечный наряд…Но умирают, чтобы опять воскреснуть. А воскресну ли я...? Дождь за окном плачет вместе со мной. Глаза мои слепы и ничего не видят, душа моя – пепел… черный, потухший… Любовь моя далекая, ставшая холодной звездой в ночном небе, – не добраться мне до тебя, не добраться... Позволил ты видеть лишь твой мерцающий свет… Далекий… ледяной…недосягаемый… Держала я огонь твой в руках своих, но не уберегла… Парила я, счастливая, над землею на невидимых крыльях, но крылья мои оказались бумажными и упала я, разбившись о голые камни… Познала я небо поцелуев твоих, но стали они ядом, что убивает меня. Просыпаюсь, залитая соленой водой по ночам, где сны – воспоминания о тебе приковали меня прозрачными цепями к образу твоему, плоти твоей, что стали сладостной моей тоскою…, нескончаемой болью… И задыхаюсь я в муках, желая тебя бесполезно, безнадежно! Тоскуя по тебе, любовь моя, бесконечно! Где ты? С кем ты? Кому отдаешь свои ласки небесные? Кого целуешь ты крепко, жадно, словно пьет воду замученный жаждою путник! Не меня… Не меня… Кому отдаешь ты душу и сердце свое, словно заблудившийся странник, нашедший свое пристанище! Не мне… Не мне… И не хочу принимать и понимать, что НЕТ тебя отныне в моей жизни… И никогда не будет более… Лишь одно могу понять и принять – смерть принесет мне покой и облегчение…. ».
* * *
Потрясенная всем происходящим здесь, молодая журналистка решилась таки задать свой последний вопрос. Она обладала хорошей университетской закалкой. Ее учили отбрасывать эмоции и стыд во время работы. Учили проникать людям в душу, несмотря на то, что это может принести им боль. Сейчас она чувствовала себя на работе, где главной ее целью являлось написать хороший добротный материал, что станет сенсацией. Материал, изобилующий горячими фактами и неподдельными переживаниями.
– Нефес, если допустить, что он увидит эту кассету с записью, каковы были бы ваши слова, обращенные к нему?
Прошли долгие секунды, прежде чем она ответила. Она пошевелила головой. У нее не было больше сил… говорить… дышать… страдать…. Ее голос звучал тихо… почти шепот …
– Я бы очень не хотела, чтобы эта запись попала к нему. И я надеюсь, что он никогда ее не увидит. Я понимаю, как нелепо выгляжу, вовлекая его имя в эти события, касающиеся, по сути, только меня одну. Он не заслуживает нести на себе это бремя переживаний, что обрушится на него из за меня… Он вообще здесь не при чем… Но если он увидит это видео, то я скажу ему:
… Макс! Ты, знаешь, я ни о чем не жалею… Ты действительно дал мне так много, ты просто не представляешь, сколько ты мне дал… Не вини себя ни в коем случае, здесь нет никакой твоей вины! Это моя жизнь и это мое решение. Ты не причина моего ухода, лишь последняя капля в море, финальный посыл, который подвел меня к этому краю. Я думала об этом очень давно, еще задолго до того, как узнала тебя… Ты дал мне счастье, Макс, пусть короткое, пусть призрачное, но это было счастье, о котором я мечтала всю мою жизнь! И это даже лучше, знаешь, я уношу с собой только прекрасные волшебные воспоминания о тебе! Они не омрачены этим бытом, реальностью, что разъедает, словно эрозия наш хрупкий духовный мир. Ты остался самым светлым пятном в моей бесполезной жизни, моей последней, настоящей самой прекрасной любовью! И, похоже, что я зря грешила на Бога, говоря, что он нем и жесток! Он подарил мне тебя, он подарил мне любовь, он исполнил мою просьбу! Я все еще люблю тебя, и счастлива осознавать это! Я желаю тебе всем сердцем быть в любви, быть счастливым в этой жизни, ты стоишь этого Макс, ты стоишь всего этого! А я… Ведь должен же быть кто-то несчастен – это закон… Кто знает, может, страдая в этом мире, мы обретаем более высокий духовный статус там, в мире ином…
… Если они простят меня, Макс, если они простят мне мою самовольную смерть, я попрошу их сделать меня твоим ангелом! Я незримо всегда буду с тобой, буду охранять и оберегать тебя от всех бед! Я буду стоять за тобой, невидимым хранителем, до самого последнего вздоха твоего на этой грешной земле! Но я никогда не причиню тебе вреда, Макс, никогда! Обещаю тебе… Прощай, любовь моя, и до встречи …
Нефес закрыла глаза. Медленно дышала она, ее грудь почти не вздымалась. Она чувствовала на своем лице ледяное дыхание той, в объятья которой она так стремилась…
– А сейчас… Простите… Я так устала. Я устала говорить, устала… жить… Я хочу спать, всего лишь… поспать… Дайте мне поспать... пожалуйста ...
Ее голова безвольно свесилась, тело обмякло...
Зал всполошился. Кто-то старался позвать ее.
– Нефес, Нефес!!! Вы слышите нас?!
Но она не реагировала. Она молчала. Казалось, что она действительно заснула... К ней подошел человек, по всей видимости, врач. Он проверил ее пульс, посмотрел зрачки. Он повернулся к залу и громогласно объявил:
– Она отошла, господа! Все кончено!
* * *
По ритуальному залу секты Dea Scura эхом пронесся нестройный охающий хор голосов. Словно тяжелый стон унесся он к полукруглому куполу помещения. Люди встали со своих мест. Кто-то упал в обморок, кто-то истерично зарыдал, испытав очевидно острое, но неглубокое чувство жалости, как испытывают боль видя смерть несчастного животного. А кто-то побежал к постаменту и стал разглядывать тело женщины, что стало добычей таинственного явления, веками навевавшего животный страх всему человечеству. Люди разглядывали ее словно музейный экспонат, боясь упустить какую-нибудь деталь. Известный художник вытащил папку и стал делать зарисовки…
Вдруг, с высоты, из недр тяжелого бардового балдахина на Нефес посыпался снег из алых лепестков роз… Розовый снег обваливал ее тело, накапливался мягким ароматным слоем в ванне, где она лежала… Облеплял ее голову… Он падал, покрывая красным ковром мраморные полы ритуальной залы. Он кружился поднимаемый, непонятно откуда взявшимся ветерком, в странном магическом вихре... Он заполнял воздух нежным благоуханием, накрывая зал прозрачной ажурной вуалью, сотканной из тысяч лепестков роз цвета человеческой крови…
Люди стояли потрясенные и завороженные этим бросающим в дрожь, но красивым зрелищем, явившим собой финал печального «спектакля одного актера». Но игра стоила свеч – деньги не были брошены на ветер.
Постепенно люди стали расходиться, зал пустел. Вскоре, возле ванны с Нефес никого не осталось. Снег из лепестков роз продолжал медленно падать на нее, словно утешая и обласкивая бархатными прикосновениями ее остывающее тело.
Тихо звучала печальная заупокойная этническая музыка… Медленно скользил кадр по бездыханной плоти.
… Ее голова свесилась на бок. Непосвященный увидел бы просто спокойный сон романтичной девушки, принимающей ванну в великолепно убранном зале. Ее мокрые волосы слиплись на лбу. Дрожащие капли не успевших упасть слез, маленькими хрусталиками застыли на ее ресницах. Ее глаза были плотно закрыты, – говорят, молодые умирают с открытыми глазами, те, что не успели напиться жизни... А что, если наоборот…? Бледное лицо ее выражало спокойствие, как будто и не было никогда всех этих странных драматических событий, сокрушивших ее жизнь. Обескровленные губы ее были подернуты едва заметной улыбкой… Наверное, она действительно освободилась…
Шея, плечи, грудь…, что могла бы вскормить не одно дитя, плавные линии рук, бедер, округлый живот, – тело молодой здоровой женщины, тело что могло стать любимым и желанным для кого-то…, но так и не ставшим…. Пройдет еще немного времени и первые черты тления омрачат эту красивую картину… Это всего лишь плоть, одиноко лежащая в ванне бездушная, пустая… Биологическая масса, что исчезнет на веки, растворившись в холодной могиле, припорошенной пылью и сухими листьями…
* * *
Он не заметил, как густые синие сумерки окутали комнаты особняка. Дом погрузился в темноту. Лишь голубое мерцающее свечение экрана освещало просторную комнату, и сидящего на полу, мужчину, взгляд которого был прикован к светящемуся квадрату. Кадр застыл на взятом крупным планом, невероятно бледном лице неизвестной спящей девушки, голова которой была усеяна розовыми лепестками…
Макс был в ступоре. Он не мог думать, он не мог говорить, он не мог шевелиться. Опустошенным взглядом уставился он в экран ДВД – проигрывателя, глаза его начали слезиться от напряжения, но он не мог даже моргнуть…
Вдруг резкий порыв ветра с шумом и грохотом распахнул окна комнаты. Ветер раскидал бумаги, – его черновые стихи, ноты, книги и журналы! Массивные шторы развевались, создавая тяжелый хлопающий звук. Погода, что с утра была солнечной и ласковой, моментально переменилась; устрашающий грохот нагрянувшего и сотрясавшего вечернее небо, грома отдавался ужасным эхом в темных комнатах особняка. Сумеречный отсвет уходящего дня и первые проблески печальной луны, отражались на стенах холла, где сидел Макс, рождая непонятные образы. Он случайно взглянул на стену, – в черно-белом сплетении силуэтов тени и света, прямо на него смотрели черные неподвижные глаза… Ее глаза…
Холодный пот прошиб его тело, ледяной страх опутал тяжелыми цепями всю его душу. Он почувствовал, что в комнате кто-то был… Он не мог отвести глаз от этого загробного взгляда на стене. Его словно парализовало… Но никого не было в доме. Это всего лишь отражение, тень, проекция бесновавшихся от сильного ветра, деревьев, силуэты их разросшихся ветвей за окном, освещаемых лунным светом. Кошмарный плод его воображения. Он осознал это…
Непонятная злоба, возникшая из самых недр его души, отрезвила его. Вскочив на ноги, он с силою швырнул массивный стеклянный бокал с недопитым пивом в экран телевизора. Стекло со звенящим треском разбилось о монитор, янтарная жидкость разлилась по полу. В исступлении закричал он:
– Ах ты, языческая стерва!!! И чего ты добилась всем этим?!! Тварь!!! Я понял, ты осуществила свое намерение, Нефес, я узнал тебя и теперь уже никогда не забуду!!!! Теперь до конца дней мне будет мерещиться твой жуткий неподвижный черный взгляд!!! Будь ты проклята, сука!!! Тебе удалось испортить мне жизнь!!!
Приступ острой тошноты заставил его броситься в уборную. Скрючившись над раковиной, он почувствовал, как сильная физическая боль стискивает его виски, сковывает грудь железными прутьями. Его тело билось в конвульсиях от тяжелой рвоты и нахлынувшего глубокого рыдания. Рыдания от отчаяния, боли, отвращения к себе, и жалости… Жалости к этой чертовой Нефес, вся жизнь которой напоминала длинный, заунывный и надрывно звучащий аккорд ля-минор, погребенного под обломками ее иллюзий, сломанного фортепьяно. Ее жизнь, что ляжет отныне тяжелой печатью на его сердце. Так он думал.
«Ну почему я постоянно должен испытывать это бесконечное чувство вины?!!! За свою жизнь, за свои поступки, за свои грехи… Господи, когда же эта тяжесть, что долгие годы терзала мою душу, наконец, оставит меня! Я устал носить это в себе! Но она не уходит, а только усугубляется! За что, господи! Почему ты так испытываешь меня?!!!», – мысли болезненно стучали у него в голове.
… Он взял себя в руки. Умылся. Шатающейся походкой подошел он к распахнутому окну. Ветер на улице сотрясал ветви деревьев, громкий шелест листьев, то угасающий, то усиливающийся – напоминал отрешенно – пасмурное состояние фильмов Андрея Тарковского. Убаюкивающее шелестение листьев и травы, постепенно успокоило его. Он смотрел на пустынный город, обволоченный синим покрывалом наступившего вечера. Повсюду стоял чудесный приятный запах дождя и мокрой пыли. Его страх и боль начинали проходить.
Вдруг ему показалось, что в шорохе листьев и в шуме ветра, он различает слова… Словно тихий, ненавязчивый голос шептал ему: «Я здесь… Я с тобой …Не бойся меня… Люблю…». Но чувства страха больше не возникло… Наоборот, легкий порыв ласкового ветерка, дувшего на него словно дыхание ангела, освежил его лицо, облегчил его сердце…
Он вспомнил ее последние слова: «…Если они простят меня, Макс, если они простят мне мою самовольную смерть, я попрошу их сделать меня твоим ангелом…».
«Ее простили… Ей разрешили…», – он задумался. Мелкие капельки начинающегося теплого дождя, серебристым песком осели на его платиновых кудрях…
* * *
Около полугода прошло с тех событий. Жизнь текла своим чередом. Постепенно, воспоминания о девушке Нефес, становились все более туманными, блеклыми и далекими. Таяли они в памяти Максимилиана Хоруса, словно исчезает прозрачный иней на нежном лепестке розы, поцелованным первым проблеском солнечного света …
Видеозапись так и не появилась в сети. Поговаривали, что секта Dea Scura сама позаботилась обо всем, выяснив отношения со структурами безопасности и порядка.
Макс работал, жил…, учился быть счастливым. Он стал еще более замкнутым в себе, но что-то новое открылось в нем, странная теплота и покой наполнили его мятежную душу.
Нефес сдержала свое обещание, она никогда не причиняла ему вреда. Не беспокоила его сердце, даже воспоминаниями о себе… Только иногда, оставаясь в одиночестве, он слышал в тишине еле уловимый ухающий звук взмаха громадных крыльев взметнувшегося вверх, темного ангела…
Год спустя после успешно завершенного мирового турне, группа Current Priorities выпустила новый сингл – песню “An Angel Behind Me”6, исполненную самим Максом Хорусом. С появлением песни, критики и поклонники с удовлетворением отметили приятный факт того, что группа еще не сказала своего последнего слова в истории мировой музыки. Он исполнял эту песню на различных фестивалях и концертах, и публика воодушевленно и тепло встречала ее. Но, каждый раз, подойдя к микрофону, он невольно искал в толпе тяжелый неподвижный взгляд черных печальных глаз…
Эпилог
Где-то в параллельном мире или в другой вселенной, а может на вершинах Памирских гор, или в благодатных равнинах устья реки Сырдарья, разгорался большой шаманский костер. Высокие оранжевые пики его обжигающих щупалец, доставали до неба, даря ему миллионы искорок, улетающих в черную бездну. В такт пению диких завораживающих голосов и биению бубна, вокруг полыхающего монстра, в немыслимом танце двигались фигуры. Острые горячие языки пламени ласкали их тела и одежды.
И она была среди них. Танцевала она в отрешенном трансе, запрокинув голову вверх и устремивши взор свой в бездонное звездное небо. Ладони и ступни ее были разрисованы хною, – сложный и странный орнамент украшал щиколотки и запястья. Развевались на ветру ее тяжелые волосы цвета смолы. Платье дервиша, шелковое и широкое билось о ее тело, что вибрировало в зверском ритме невиданного танца. И взметалась она к небу на своих черных крыльях в блаженном восторге, где не было ни боли, ни отчаяния, ни страданий. Уносилась она прочь от холодной и жестокой планеты голубого цвета, оставив на ней свои высохшие слезы…
Максимилиан Хорус! Кто ты?! Одна лишь песчинка в мириадах звездных частиц, что, рассыпаясь бриллиантовыми искрами, парят в недрах бескрайней и пустынной вселенной! Маленький алмаз, познавший божественную гармонию, один среди тысяч! Дитя, что было сотворено согласно высшим законам космоса! Обласканное дитя, помазанное богом, и обреченное творить и страдать, по образу и подобию Его…
Было ли это…, не было ли. Или это лишь стон моей больной усталой души, плод печальных безграничных фантазий моих, отразивших одинокий, мрачный, но все-таки, прекрасный мой мир!
Стоя на краю неизведанного, смотрела я на звездное небо и легкий ласковый ветер обдувал мое лицо, даря облегчение и чувство радости… Но почему вдруг так засаднило сердце? Словно за тысячи километров, послышалась мне печальная прекрасная мелодия, принесенная порывом ветра. И глубокий бархатный голос его, звучал, нежно, чувственно, вдохновенно…
|
«Позади меня ангел крыла расправляет, Так легко мне дышать в его темной тени! Смерть лишь хрупкую плоть отнимает, Дух - он свободен и полон любви…» |