29 августа 823 года от основания Рима Иерусалим пал. Разграбив дочиста Храм, римские воины сожгли его, а на храмовом жертвеннике водрузили римских орлов, принеся им победную жертву.

Нанесённый войной ущерб Иудее не поддавался учёту. Количество убитых исчислялось сотнями тысяч; многие иудеи были угнаны и проданы в рабство. Экономика страны была полностью подорвана. Земли изгнанных из страны иудеев подлежали продаже новым владельцам. Это был конец Иудейского государства...

Весть о падении Иерусалима принёс в Явне спасшийся Храмовый служитель. Он прискакал поздним вечером. В изодранной, обгоревшей белой одежде с голубым иерейским поясом, с закопчёным от сажи окровавленным лицом, он рухнул на землю с загнанной лошади и обезумевшим взглядом обвёл обступивших его учёных академии.

– Храм погиб..., – прохрипел он и лишился чувств.

Когда ему оказали необходимую помощь, и он пришёл в себя, стали известны печальные подробности.

Иоханан бен Заккаи тут же созвал совещание

В небольшом зале для собраний было душно. Учёные академии хранили скорбное молчание и сидели с угасшими лицами. Иоханан бен Заккаи осунулся на глазах и выглядел ещё более старым, но вид его был решительным.

– Отныне все права Иерусалимского Синедриона, управлявшего прежде страной, переходят к Совету в Явне, – объявил он собранию твёрдым, ровным голосом. – Пусть Рим сегодня торжествует. Можно разрушить Иерусалим, сжечь Храм и изгнать наш народ из страны – но день нашего торжества придёт! Теперь на наш Совет возложена прямая ответственность за судьбу нашего народа. Мы лишний раз убедились в тщетности применения военной силы. И наша тактика в противостоянии с чужими народами отныне будет совершенно иной. Среди каждого народа, где бы не находились в изгнании наши соплеменники, должно строится небольшое еврейское государство. И как совокупность разбросанных по всему миру крепостей составляет единую, мощную крепость – так совокупность подобных еврейских государств составит единое всемирное еврейское государство. Мы создадим здесь, в академии, тайное правительство, которое будет управлять рассеянными по миру нашими «крепостями» и направлять их действия. Рука этого правительства будет тяготеть над чужими народами. Опыт Вавилона и жизненная практика сегодняшней иудейской диаспоры доказывают возможность подчинения иноземных правительств и проведения через них нужной нам политики. Систематически и неуклонно наш народ будет добиваться своей цели. И здесь, в академии, мы разработаем и создадим всё необходимое для достижения этой цели.

Приободрившиеся учёные жадно ловили каждое слово Иоханана бен Заккаи. Но тут послышался скептический голос патриарха Гамлиэля, мрачного, с потемневшим от скорби лицом.

– Всё это несбыточные мечты! Невозможно будет преодолеть естественное желание наших соплеменников влиться в общечеловеческий поток духовной жизни чужих народов и раствориться в них.

Иоханан бен Заккаи одобрительно кивнул головой.

– Я ожидал подобного возражения. Мы оградим наш народ непреодолимым барьером от влияния чужих народов кольцом колоссальной эластичности, то есть новыми законами, обязательными для всех евреев. Нарушение их будет наказываться отлучением, и даже смертью. Эти законы будут регулировать каждый шаг еврея в будние дни и праздники, в их делах, молитвах, в отношение к иноверцам и так далее. Ничего не будет происходить в жизни еврея случайно или по его собственному решению. Цель этих законов – сделать жизнь нашего племени в изгнании совершенно отличной от жизни других народов, для которых эти законы будут неведомы. Суть этих законов – отчуждённость и отчудимость на степени религиозного закона, неслиянность с иноверцами – должна будет впитаться в плоть каждого еврея. Эти законы будут повелевать еврею: выйди из народов и знай, что ты один у Бога; верь в свою победу; верь, что всё покорится тебе! А до той поры – живи, гнушайся, единись, и ожидай, ожидай! Вот какова суть значения государства в государстве. Вот каковы суть и значение законов, которые мы с вами должны создать здесь, в Явне.

Зал шумными, одобрительными возгласами встретил слова старого мудреца. Лицо патриарха Гамлиэля прояснилось.

Совещание закончилось глубокой ночью. Никто не хотел расходиться. Обретя почву под ногами, воспрянувшие духом учёные мужи возбуждённо обсуждали выступление Иоханана бен Заккаи и горели желанием немедленно взяться за работу.

Старый мудрец чувствовал себя усталым, совершенно опустошённым. Остановившись у двери своих покоев, он ласково положил руку на плечо провожавшего его Элиезера.

– Сын мой, я включу тебя в основную группу учёных, ибо ты вполне уже обладаешь достаточными знаниями, – сказал он. И с улыбкой добавил, – Кроме того, ты обладаешь незаурядной памятью. Не зря же тебя прозвали алебастровым сосудом, из которого не вытечет ни капли.

Элиезер вспыхнул от радости. Он склонился перед наставником, и тот благословил юношу на ночь.

Молодой богослов вышел в ночной сад. Слова наставника звучали в ушах сладостной музыкой: он, Элиезер, признан самим Иохананом бен Заккаи, мнение которого неоспоримо в среде иудейских учёных!..

От стука отворившегося окна Элиезер вздрогнул. В окне нижнего этажа жилого дома академии показалась девушка. Она села на подоконник, спустила ноги вниз и легко спрыгнула в сад. Сердце юноши взволнованно забилось. Это была Имма Шалом, сестра патриарха Гамлиэля. Они прибыли в академию недавно, и все ученые вышли встретить именитого патриарха. Когда Имма выходила из экипажа, Элиезер зачарованно не сводил с неё глаз. В простом дорожном платье, с пленительной врождённой грациозностью она спускалась по ступенькам экипажа – неприступно красивая, с безупречно правильными чертами лица, с прекрасными чёрными глазами, в которых чувствовалась гордость аристократки и, вместе с тем, чуткость к порывам души, её чёрные волосы тяжёлой волной ниспадали ей на спину и плечи. С того дня Элиезер потерял голову от любви. Никогда не испытывавший прежде подобного чувства, он с упоением погрузился в мир бесконечных мечтаний. В его душе то зарождались надежды и предчувствие неизъяснимого блаженства, то возникали вдруг тревожные сомнения, приводившие молодого богослова в глубокое отчаянье. После приезда Иммы, он видел её лишь несколько раз, издали. И вот сейчас такая неожиданная встреча…

По садовой тропинке Имма направлялась в его сторону. Элиезера скрывали высокие кусты роз, и она не могла его видеть. Её чёрные волосы матово поблескивали в лунном свете; длинное одеяние скрывало движение её ног и, казалось, что она плывёт по воздуху. Став невольным свидетелем её ночной прогулки, Элиезер ощутил неловкость и решил скрыться. Но девушка была уже в двух шагах, и ему ничего не оставалось делать, как только выйти из-за кустов ей навстречу. От неожиданности она испуганно отпрянула, потом улыбнулась.

– Господи, как вы меня напугали!

– Простите, я совсем не хотел этого, – в сильном смущении сказал Элиезер.

Голос Иммы был мелодичный, нежный. Впервые заговорив с ней, он удивился её земной доступности и очень обрадовался этому.

– Вы один из учёных академии? – спросила она.

Элиезер замялся, но, вспомнив недавние слова наставника, сказал.

– Да. Я богослов Элиезер бен Гиркан.

Девушка нахмурилась.

– Значит и вы такой же, как все в этой академии, – разочарованно сказала она и, резко отвернувшись, продолжила свой путь.

В недоумении Элиезер растерянно смотрел ей вслед.