2.1-ЗАВЕТНЫЙ СРОК (РАДУНИЦА)
Отплясала Свят-седмица, и явилась Радуница.
Наступил детинам срок исполнять отцов зарок.
Днесь к погосту на охрану отправляться бы Демьяну,
Вот по хате он и кружит, то ли чем-то он не дужит,
То ль к подруге на свиданье он боится опозданья,
Али, боязно решиться - ночь глухую отмолиться.
Заглянул он за голбец, прям в запечный теремец:
Гей, Иваша, милый друг, мне ведь как-то недосуг,
Или хвор я головою, или хром одной ногою,
Да признаюсь, при луне, как-то зябко будет мне.
Ты с печи не мог б спешиться, да у батьки помолиться
Только ноченьку одну. Я с торжочка принесу
Для тебя лещей копченных, да орешков подкаленных,
И в довесок ко всему еще пряников возьму.
Ты ж у нас горазд молиться - лбом о землю крепко биться.
(Про себя подумав так : “Ну дурак - он есть дурак.”)
Кудерьней Иван тряхнул, сладко-сладко позевнул:
Не за лакомство старанье, сполню тяти завещанье,
Все кафизмы перечту - душу батеньки почту!
2.2-ПЕРВАЯ НОЧЬ НА КЛАДБИЩЕ
День под вечер коротался.
Багрецами наливался
Над коньком избы закат. Повечерьем в аккурат
Ваня с печки кувыркнулся, в лапотенки приобулся,
Вкрест оборки подвязал, с закутка Псалтырь достал,
Взял за пазуху краюшку и покинул вон избушку.
С ложа Дема быстро встал, словно вовсе не хворал.
Прямиком чрез огород - на девичий хоровод.
За околицей развилка: лева тропка тянет жилку
В полевую глухомань, вправо путь через елань,
По мосточку над ручьищем - вот и старое кладбище.
Льют отзори цвет вишневый. Над могилкою отцовой
Ваня свечку затеплил и Псалтырь свой приоткрыл:
- Благ тот муж (в псалмах речивых), кто на вече нечестивых
Не идет. И свой живот лишь для Господа блюдет…(Пс.1)
Вот над лесом отемнело. С колокольни тяжко, квело
Отзвались колокола, значить, полночь подошла.
Вдруг, какая чертовщина, из земли на три аршина
Огнь пробился, словно дух, а потом опять потух.
Пламя свечное дробится.
Чу, незримые копытца
Сотрясают землю в стук, да и бегают вокруг.
Но Иван (крепка повадка) был неробкого десятка,
Знай псалмы свои читает, имя Божье поминает,
Пред Крестом поклон творит и вокруг себя не зрит.
Тут и ночка пролетела, звездна россыпь побледнела,
И с речной луки потек предрассветный холодок.
Зори вешние взыграли, пойму полымем объяли.
И под первый птичий гимн нечисть сгинула, как дым.
Ваня плюнул им в догонку, и скорей в свою избенку.
2.3-УТРОМ В ХАТЕ (ОЧЕРЕДЬ ЕПИФАНА)
Петухи заполошились - братья тут же пробудились.
Все хозяйство оглядать, корма курушкам задать,
Домовую бокогрейку - печь кормилицу-стряпейку
Растопить сухой щепой, и пузан-горшок с водой
Прям на жарницу поставить, всякой зеленью приправить,
Крепко солью посолить, да бы щейницу сварить.
Тут к еде, как будто зван, появляется Иван.
Ему ложечку вручают, за столешницу сажают:
Ну, ответствуй, молодец, как почивший наш отец?
Вот уж, братцы, ночь стояла - шибко нечисть лютовала!
Льет струею огневой, воет вьюгой полевой,
Вкруг меня копытом било. Ай-яй-яй, как страшно было!
Братовья давай шутить, смехи начали водить,
Хоть над глупым грех смеяться, все ж не могут удержаться.
- Эй, братишечка, Иван, может, был ты малость пьян,
На муравоньке улегся, в дрему сладкую облекся,
Вот и брешешь нам в избе, что привиделось тебе.
Ваня в то не обозлялся, на братьев не обижался,
Миску начисто доскреб и к себе за печку лег.
Снова день обвечерялся. Епифан запричитался:
- Ан, мне спину чем-то гнет, и нутро трясучкой рвет!
Знать, апрельской мокровицей мне продуло поясницу.
Ваня, братец, выручай, мою ночку отчитай.
Я ж на босы твои ножки изошью тебе сапожки.
Будешь в Липовую падь в них коровушек гонять.
- Бог с тобою, Епифаша, отчитаю ночку вашу…
2.4 - ВТОРАЯ НОЧЬ НА КЛАДБИЩЕ
Вон туман над бережком встал лодейным паруском,
Дали сутемень смежала, в пойме цапля прокричала.
Вышел Ваня на погост, встал на свой обычный пост,
Засветил свечой аршинной, отворил Псалтырь старинный.
Глухо бьют колокола - снова полночь подошла.
За последним перезвоном разошлося с тяжким стоном
Чрево зыбкое болот - глуби кажут свой испод.
А оттуда злым накатом, с лаем, ржаньем, лихоматом
Свора нечисти лесной появилася гурьбой.
Взвились вихори лихие, корчат хари бесовские,
Мол, лишь за руку возьмем - сразу в топь уволокем…
Ваня воплям не внимает, только, знай, себе читает:
“Боже всякого творенья, не отринь раба моленье,
Плачу в горести моей без благой Руки твоей,
Гласа ворога смущаюсь, нечистивого пугаюсь…” (Пс. 54)
Дрогнул чертовый шабаш:
- С ним не выпьешь баш на баш!
Как дьячок Псалтырь талдычит, нас совсем, видать, не слышит.
Ну дурак - он есть дурак, не подступишься никак!
На ущербе ночь светлела, пал туман в охлопьях белых.
И от первого луча нечисть дала стрекача -
Вся свалилась в позевоту окаянному болоту.
Ваня липкий пот отер, и скорей в родимый двор.
2.5-ПОСЛЕДНИЙ ЖРЕБИЙ
Травка пышно нагустела, под плетнями заботвела
Сныть, крапива и щавель. Росовейница капель
Щедрой дланью осыпала…Деревенщина срывала
То зеленое снедье, и во щи давай ее.
Савва заглянул голодный - елся овощ самородный,
Потому, как в закромах жито мерилось в горстях.
Опосля и Марк явился - лист березы распустился.
С птичье перышко листок - даст кукушка голосок.
Чащи в дымке изумрудной, воздух в песне перегудной.
И сквозился лес хмельной наливною бирюзой.
Братья в хате утреняли, да Ивана поджидали.
То ль в трех соснах заблудился, или в луже утопился,
Или с лешим покумился, только дюже припозднился.
Вдруг врывается Иван, зельным страхом обуян.
С перебежки истомленный выпил ковш воды холодной:
- Еще хлеще ночь была, кудь аж зА горло брала!
Топи пасти разомкнули и от туда изрыгнули
Вурдалаков легион, те меня со всех сторон
На кладбИще обступили и в трясину волочили.
Две уж ноченьки отбыл - дальше нету моих сил.
Вы хоть батеньку почтите: третью ночь вдвоем отбдите.
Епифан промолвил споро:
- Нет такого уговора!
Бог свидетель и судья: третья ноченька твоя.
Братья снова ни в какую. Сев на лавку угловую,
Призадумался Иван:
“Прав, конечно, Епифан.
Жребий вместе мы рядили, третий кон же мне отбыли -
Чему следует бывать, уж того не миновать”.
2.6-В ИОАННОВОМ СОБОРЕ
В новом каменном соборе очутился Ваня вскоре,
Там Предтечу отыскал и пред ним на пол упал.
- Иоанн, святой Креститель, постник и пустынный житель,
В жизни праведной своей выше всех земных мужей.
Даждь мне силы и терпенье превозмогнуть искушенье,
Чтоб родительский зарок сполнить точно в оный срок.
Та икона, без сомненья, зело дивным вдохновеньем,
Духоносною рукой с неземною лепотой
Древним мастером писалась. Всяко сердце умилялось
Этой горней красотой на досщечечке простой.
Людям - Божье снисхожденье, нам же грешным - в утешенье…
Перед ней Иван излил то, что в сердце накопил.
Иоанн преобразился, с ендовой поворотился,
Горсть водички зачерпнул и в лампадочку плеснул.
И как будто тихим гласом:
Мол, лампадным этим маслом
На челе и на груди Крест пречестный начерти.
Вот тогда ты не преткнешься - на всю ночь обережешься
От луканьки и от пана, и от их царя шайтана…
Сгас лампадный фитилек, Ваня масла взял чуток,
Тем елеем осенился и к иконе приложился.
2.7 - НА ГУЛЯНКЕ
Свечерело на опушке. Балалайка-веселушка
Забренчала в три струны песню летошней весны.
За околичною вешкой собралася на потешки
Вся Полесна молодежь. Тут и пляски и галдеж.
Молодушки здесь и были - темны брови насурмили,
Чтоб понравиться юнцам, залихвастым молодцам.
Все забавы удалые. Сарафаны распашные.
Красны девки стали в круг - голосяночку ведут:
Как по лугу добрый молодец гулял,
Зорьку вешнюю за речку провожал,
А навстречу красна девица идет,
Белой рУчушкой цветочки с пожни рвет.
ПоблизЕхонько сходилися они,
ПонизЕхонько клонились до земли.
Добрый молодец на слово был пригож:
- Ты здорова ль, красна девица живешь?
- Я жива-здорова, мил-сердечный друг,
Только тятя не пускал меня на луг.
Каково ты без меня на свете жил,
К хороводу вечерами выходил?
Как на шелковой муравоньке пестрец,
Отвечал ей добрый парень-молодец:
- О тебе я, красна девица, тужил.
К хороводу без зазнобы не ходил.
Нет мне дела до воркотливых девиц,
До наряженных поющих молодиц.
2.8 - ПОСЛЕДНЯЯ НОЧЬ
По тропинке глухоманной, по чащурке лихоманной
Снова шел Иван на пост, на завещанный погост.
Знать - не ведал он, понятно, возвернется ли обратно.
Для себя добра не ждал, лишь на Бога уповал.
Новый месяц народился, тонким серпиком искрился.
Словно коваль молодой взял брусочек золотой,
И давай его калить и сучить в тугую нить -
Мал-кусочек же остался, словно волос истончался,
И пронзил своим рожком глубь лазури над леском.
Ваня вышел на кладбище. Пялит ночь свои глазища.
Страх с души своей стряхнул и псаломник отомкнул.
Вот и полночь отзвучала, в небесах луна привстала,
А в лесу ни шепотка, нету даже ветерка.
Чередой часы проходят, вкруг могил никто не ходит.
Месяц за реку упал. Ваня Псалтырь дочитал.
И лишь в небе забрезжило - кладь могильную открыло,
И оттуда встал мертвец - в белом саване отец.
- Не пугайся, мое чадо, три ночи читал ты кряду
За благой мой упокой. Всякой козни бесовской
Ты ни чуть не испугался и на кладбище являлся.
То усердное моленье мне явилось во спасенье.
Я за службу за твою подарю узду свою,
Да еще в придачу тут - самобойный плетень-кнут.
На волшебного коня та узда смастерена.
Комонь тот стоит под спудом, под огромным кремень-Дубом:
Крона в небо убегает - сад Ирийский подпирает,
Часты звезды на ветвях, листья тают в облаках,
Ствол немеряной верстой венчан радужной дугой,
А булатные коренья в подземельном углубленьи
Клеть чугунную таят и животинку хранят.
За двенадцатью замками, за семнадцатью крюками,
На восьми стальных цепях, да каленных обручах.
Шерстью дыбистой булан, рвет зубищами аркан,
И уздищами томим, кличет гласом громовым
Вот уж третью тыщу лет: Кто ему откроет свет!
Снимет тяжкие запоры, поведет на косогоры,
И насыпет ларь с гуртом сорочинским яр-пшеном.
Конь тот, жемчугом подбитый, пастся в стаде Святовита,
Где синел раскат-простор у хребта Уральских гор.
Но подземным волкодавом, Змеем-Индриком лукавым
Был опутан мережой и похищен в час ночной.
В клеть кондовую упрятан и булатом запечатан
С той присловицей отец взял берестяный ларец,
Верх вощенный надорвал и уздечечку достал.
Та в руках насечкой разной льется россыпью алмазной,
И искрою огневой разгоняет мрак ночной,
Бечевою серебрится и налобником златится.
Только кто узду имеет, тот жеребчиком владеет,
Потому, что эту прыть больше нечем усмирить.
Комонь тот шальной, крылатый, бьет версту копытной пятой,
Мчится с скоростью лихой - не догонишь и стрелой.
Чтоб найти тот Дуб чудесный, надо влезть на яр отвесный
В день, как грянет над рекой первой майскою грозой.
И смотреть в леса глухие сквозь просветы дождевые,
Где из гущи тучевой вдруг ударит молоньей
В лог перунова десница: зернь-песочек задымится,
И на долги времена запечется от огня.
Тот час в этой же глушице родничок живой родится,
Забурлюкает струей и покинет дрем лесной.
Тот песок, огнем спеченный, молоньею золоченный,
Наречен людской молвой: чудо-стрелкой громовой.
Жар-весеннего светила в той стреле сокрыта сила,
Вещий знак таится тут - он укажет кремень-Дуб.
Это место примечай и к глушице поспешай.
В роднике без промедленья рук соделай омовенье,
Допрежь ту стрелу не тронь - попалит тебя огонь.
Как отыщешь Дуб волшебный, отвори затвор железный,
Громовою стрелкой бей по очелинам дверей.
В миг запоры разойдутся, а оковы раскуются.
И на волю, наконец, выйдет ярый жеребец.
Вострубит ошкуйным ржаньем, всплещет гривы колыханьем,
Тут ничуть не промедляй, да уздой его хватай.
Лишь под ней он усмирится, твоей воле покорится.
Для друзей и на врага будет верный твой слуга.
В басурманских разных царствах, в иноземных государствах -
Белый свет весь обойдешь, даже близко не найдешь
Скакуна такой породы: через степи, скалы, воды…
Унесет на край земли, лишь об этом попроси.
Но храни его до срока пуще собственного ока,
И не вздумай и гадать, чтобы комоня продать.
Ни за злато-самоцветы, ни за пряники-конфеты,
Хоть попросит тебя пан, хоть турецкий царь-Салтан,
Или ведьмы кривоноги, или тать с большой дороги.
Не несет богатств земля, чтоб купить того коня!
То мое благоволенье и мое благословенье!
Низко Ваня поклонился, у отца благословился,
Клал за пазуху узду.
- Ну, теперь и я сойду.
Батя Ване поклонился, в домовину уложился,
Чуть земелька сотряслась, крепь могильная сошлась.
Ваня малость прослезился, на восток перекрестился,
Приложил свои уста к древу честного Креста,
И утоптанной тропой побежал к себе домой.
Новости
Поэзия
