Ожидая первого появления в моей квартире домработницы, я слегка нервничала. Я не успела впитать в себя все морали нового времени и в глубине души была убеждена, что не годится эксплуатировать человека человеком. Несколько лет, проведенных в Западной Европе, не поколебали заложенных с детства взглядов на природу вещей. Однако ничего не поделаешь, перспектива генеральной уборки, да еще всего за 400 рублей выглядела так привлекательно. Отказаться не было никаких сил.

Вообще-то эти страхи возникали у меня не впервые. Прежде, когда мы жили в Амстердаме, нечто подобное я испытывала перед приходом няни. К счастью, она оказалась серьезной пожилой дамой с ярко выраженными авторитарными замашками. С порога няня заявила мне, что пришла ненадолго, завтра она не сможет, и послезавтра тоже. А в выходные работает, к тому же ей необходимо уделять внимание своему родному внуку.

Я робко кивнула и согласилась. "Вот и хорошо", – снисходительно произнесла няня и взялась... за мое воспитание. Под занавес ее не слишком затянувшегося визита я прослушала подробную лекцию о том, насколько неправильно я все делаю. Поиграв с моей дочкой, няня сообщила мне, что у Ксюши изо рта идет запах ацетона. "Это означает повышенный уровень сахара в крови, – нянин указательный палец взмыл в воздух сигнальной ракетой. – Почему-то все дети сейчас от него страдают. Может быть, дело в наших продуктах... Но как бы там ни было! Вот вы кормите ребенка куриным бульоном. А вашей девочке нет еще двух лет, у нее стенки животика тоненькие, как пергамент. У Ксюши тошноты не бывает?".

– «Нет», – пораженно произнесла я.

– Но это до поры до времени.

Я окончательно растерялась:

– А чем кормить?

– Ну... Давайте огурец.

– Я даю огурец. Но через полчаса ребенок снова голоден.

– Давайте картофельное пюре на воде и без соли. Вареные фрукты...

– Почему вареные?

– Да потому что нельзя давать сырые. У меня у самой от сырого яблока изжога. А что тут говорить о маленьких детках.

Я с сомнением взглянула на дочку, деловито мастерящую из конструктора кораблик. Картофельное пюре без соли и на воде... Догадываюсь, в кого полетит эта тарелка. Нет, я не самоубийца.

За широкой няниной спиной во время нашего диалога стоял ее сын Марат, который привез свою мать к нам на машине. Марат делал страшное лицо и отчаянно жестикулировал, что следовало понимать, как: "Не обращайте внимания. Соглашайтесь. Так надо".

Я лицемерно пообещала исправиться. Няня присела рядом с Ксюшей. Марат увлек меня на лестничную площадку. "Все будет нормально, детей она обожает, вы не пожалеете, что пригласили мою маму. За ней ребенок – как за каменной стеной. Она и играть умеет хорошо, и разговаривать, знает много стишков и песенок. Вы, главное, нагружайте ее побольше". С этими словами Марат помчался вниз, прыгая через две ступеньки. Он оказался прав – няня ладила с Ксюшей превосходно. Остальное, в том числе ее трудновыполнимые советы я в дальнейшем просто пропускала мимо ушей...

И вот теперь мне предстояло понять, как следует вести себя с домработницей. В условленное время и ни минутой позже в мою квартиру вошла ослепительной красоты женщина, назвавшая себя по телефону Тамарой. На вид ей было чуть меньше сорока. Ее лицо носило на себе следы тщательного ухода, гладкую кожу явно умасливали кремы дорогущих фирм, о которых я лишь мечтала, но пока не могла себе позволить. В ушах покачивались серьги с драгоценными камнями. Тамара аккуратно поставила на коврик в коридоре пару туфель, стоивших на уровне подержанной иномарки, и повесила на вешалку плащ с украшенной всемирно известным лейблом подкладкой.

"Генеральная уборка? – деловито поинтересовалась она. – Протереть люстры, вымыть окна и полы? Пылесосить нужно? Хорошо. А ванная? Поняла".

Я еле успевала уточнять.

"Один вопрос, – с удовольствием поймав в зеркале свое безупречное отражение, добавила домработница. – Где я могу переодеться?".

"Вот, пожалуйста..." – я открыла дверь в спальню. Прихватив с собой пакет, прекрасная незнакомка, обдав меня ароматом чудесных духов и попутно еще раз поразив горделивой осанкой и изящной походкой, словно созданной для миланского подиума, прошла в комнату.

Через десять минут Тамара предстала передо мной в черных трико, облегающем ее вылепленные безостановочным фитнессом ноги, кроссовках и какой-то спортивного вида кофточке. Серьги и кольца она сняла.

Говорят, есть в мире три вещи, которые можно наблюдать часами. Огонь, вода и чужая работа... Я, однако же, по-прежнему чувствовала себя не в своей тарелке, поэтому предпочла кухню и книгу. Но, уходя, я успела все же заметить, что странная домработница все делает энергично, качественно и фантастически быстро. "Принимайте", – вызвала она меня через каких-нибудь два с половиной часа. Моя квартира сияла клинической чистотой. Давно я ее не видела в таком образе и подобии.

Я достала из кошелька обещанные 400 рублей. Красавица взяла деньги и вновь ушла переодеваться. "Вы не хотите чаю, или кофе?" – спросила я ее через дверь. "Нет, спасибо, – послышался ответ. – У меня совсем нет времени. Мне нужно побывать сегодня еще в пяти квартирах".

Тамара приходила ко мне раз восемь, или десять. А потом исчезла. Приятельница, добывшая для меня телефон этой дамы (язык с превеликим трудом называет ее домработницей), когда я обрушилась на нее с расспросами, рассказала вот что. Тамара еще недавно была женой нового русского. И роскошные наряды вкупе с драгоценностями остались у нее от замужества. Новый русский запутался в темных делах, что привело в какой-то момент к похищению их сына, за которого требовали выкуп. Мальчика удалось спасти, но муж после этого был изгнан. Вернее, Тамара ушла сама, забрав детей и принципиально отказавшись от любой финансовой помощи. "Но ты же пятнадцать лет не работала! Твой университетский диплом уже просто бумажка. Тьфу! Понимаешь? Тьфу! Что ты будешь делать, в твоем-то возрасте! Тебе даже на панель уже поздно!", – кричал ей в ярости бывший супруг. "Я буду мыть полы, – с вызовом бросила ему Тамара. – Это никогда не поздно. И – намного почетнее, чем пользоваться твоими грязными деньгами!". Она выполнила свою угрозу.

Правда, полы ей пришлось мыть недолго. Тамару до безумия полюбил американский скрипач, в чьей квартире она тоже делала уборки, женился и увез в Нью-Йорк.