|
|
Николай Прокудин. Гусарские страсти эпохи застоя (повесть). Глава 25. <предыдущая> <следующая> Глава 25. Завершение драмы и трагедии Вся в синяках и ссадинах, побитая мужем, мертвецки пьяная Наталья была освобождена из «домашней тюрьмы», под которую Мирон приспособил чулан. Дала показания: муж, любовник, нанятые хулиганы, месть. А самоубийство — из страха перед грозящим неминуемым наказанием. Мирон, уходя в полк, связал жену и пообещал, что перестреляет всех ее любовников. Придя в роту, он начал вызывать тех, кого подозревал: Власьева, Шкребуса, Чекушкина, Ромашкина… Никто из них не явился. Видимо, злость переполнила сознание, мозг устал бороться с яростью, затуманился. И еще страх перед разоблачением… И он выстрелил в себя… Следователь, капитан особого отдела, командир полка, замполит и еще кто-то из дивизии проводили расследования, дознания. Командир полка принял решение: — Разогнать шайку-лейку к чертовой матери! Отправить немедля в Афган. Всех донжуанов — к чертовой бабушке! То есть «за речку»! Первым пострадал ни сном, ни духом ни о чем не ведающий зампотех Пелько. Технарь-«самоделкин», собиратель металлолома, рационализатор и изобретатель отправился на войну спустя неделю. Рота и батальон, провожая героя, пили три дня. Следующим был Игорь Лебедь. Этого «траха-перетраха» отправили в пески еще более далекого гарнизона. На повышение. Еще неделю батальон жил ожиданиями. Наконец, пришло предписание: всех стоящих за штатом офицеров отправить в военкоматы республики. Затем проводили в Афганистан, на войну, еще двоих: «декабриста» Лунева и «белогвардейца» Колчакова. Оба ушли в глубокий запой, и их пришлось вылавливать с помощью патрулей. И таки удалось. Парней отправили в штаб округа. Затем они как-то затерялись… на войне. Взялись за воспитание Ромашкина. Политработники навалились гурьбой и день за днем прессинговали лейтенанта. Дружба со Шмером вышла боком. Уголовника из Никиты сделать все-таки не удалось. Не за что. Откуда у Мишки оказалась граната, так и не узнал никто. Досталось Никите, в основном, за низкую воинскую дисциплину в роте, за недостаточную воспитательную работу, за отсутствие работы с офицерами. И, конечно, за моральный облик! Кое-что пронюхали — про «вертеп», про «грязевые ванны» в шинели, про кутеж в подземном озере, про новогоднее побоище, про «персидский поход»… Но доказать не смогли. — Что мне теперь с вами делать, лейтенант, подскажите? — лицемерно вздыхал замполит полка Бердымурадов. — А какие есть варианты? — осторожно интересовался Ромашкин. — Никаких! Никаких для вас хороших вариантов у меня нет! — Я так и думал почему-то. Что, товарищ подполковник? Уволите из армии? — Нет, будете служить. Но в другом гарнизоне! — Так ведь я давно прошусь! В ДРА! Между прочим, после училища ехал на войну, а кадровики завернули к вам. Готов отправиться в путь-дорогу прямо сейчас. Вот вы нас часто попрекаете службой в тылу, и чтоб восполнить и пробел в биографии, я готов уехать на войну. Тогда ни одна… ни одна сволочь более не сможет ткнуть в глаза отсутствием боевого опыта. Бердымурадов насупился, но хватило ума не принять «сволочь» на свой счет: — Э-э… Полк исчерпал разнарядку на отправку в Афганистан. Думаю, мы с вами расстанемся по-другому. Поедете в пески, в барханы. Варанов танками гонять! — Да ладно вам, товарищ подполковник! Нашли чем испугать! Песками! Вот я сейчас прямо при вас напишу рапорт на фронт. Желаю быть добровольцем! И точка! Никита демонстративно уселся за стол, на трех листка настрочил рапорт — на три адреса: Главное политуправление, Министру обороны и в Политбюро ЦК КПСС. Бердымурадов схватился за сердце. — Прекратите балаган! Зачем в Политбюро?! Не отвлекайте руководство партии своими мелкими проблемами. Что за мания величия?! Почему вашей судьбой должно заниматься руководство страны?! Никчемный вы человек! — Не никчемнее других. От такого же слышу! — Да я тебя в асфальт закатаю! Растопчу! Из партии исключу! Уволю-ю-ю!!! — За что?! Нет, вот за что?! Служу? Служу. На службу хожу? Хожу. Лично ко мне по службе претензии есть? — А пересечение государственной границы?! — Мой сапог ее не пересек. Это слухи! По контрольно-следовой полосе мы не ходили, мы до нее не дошли!.. По пескам чуток поблуждали. Из партии грозите исключить? Так я в нее лишь год, как вступил. Меня воспитывать и учить необходимо. А вы — исключить! Где ваша воспитательная деятельность?! Замполит выпил два стакана минеральной воды, подышал под кондиционером и уже спокойней продолжил: — Действительно, отправите письма в ЦК? Или это фарс? Театр? — Можно попросить три конвертика? — Только два! Письмо в Политбюро ЦК Бердымурадов порвал. Остальные два вернул. Никита постарался красиво подписать конверты. Обычно-то его корявый почерк трудно разобрать. Но — момент такой! — Пойду? Брошу в почтовый ящик? Разрешите идти? — Дайте их сюда! Почтальон отправит. И вот еще что! — на прощание грянул зычно Бердымурадов. — По чужим женам не ходить! Буду судить за аморалку! Судом чести! — Слушаюсь! Эка! За честь своей супруги испугался, что ли, подполковник? Так она страшна, как атомная война! Николай Прокудин. Гусарские страсти эпохи застоя (повесть). Глава 25. <предыдущая> <следующая> |
|
|
|
|